Пятьдесят шесть

На встречу на Харли-стрит Мегги приезжает заранее.

Нужно благодарить Эйми за то, что сегодня у Мегги столько дел и так мало времени. И уж точно она не настроена слушать новые оправдания и новое вранье так называемого доктора, уверяющего, что им нужно отложить операцию. Это ее тело. Она имеет право делать с ним все, что хочет. Она ни у кого не просит денег на самосовершенствование, так почему ей нужно спрашивать разрешения?

Мегги кажется, что вся страна погрязла в бюрократии, свихнулась на всех этих балансах и проверках, а дела не делаются. Она недовольно цокает языком и качает головой, и только встретившись с взглядом женщины, тоже сидящей в приемной, понимает, что бормочет вслух. Мегги гордо поднимает голову и смотрит на женщину в упор, пока та не опускает взгляд. Тогда она возвращается к своему журналу и притворяется, что читает. Следующий, кто сегодня неправильно посмотрит на Мегги, точно об этом пожалеет.

В клинике все белое. Стены, пол, странного вида современные кресла в приемной, сотрудники, пациенты и длинные счета, которые приходят после каждого посещения. Все белое. Стерильное. Клиника слишком белая и слишком тихая. Здесь не играет музыка, и только администратор монотонно щелкает на клавиатуре своими изящными ручками. От этого звука можно сойти с ума. Мегги всегда казалось, что с музыкой лучше. Она помогает отвлечься от настоящего, забыть о прошлом и погрузиться в мечты о прекрасном будущем. Здесь слушать нечего, и чтобы убить время, она принимается разглядывать других пациентов, ожидающих приема, и гадает, зачем они здесь, что они хотят сделать. Все эти люди кажутся Мегги очень интересными. Она разглядывает их лица и тела и пытается угадать: пластическая операция на носу, подтяжка живота, пересадка волос?.. Сегодня возможно практически все, человек может полностью себя изменить. Начать с самого начала.

– Врач готов вас принять, – говорит администратор через четырнадцать минут после назначенного времени.

«Врач. Тоже мне, врач», – думает Мегги.

Когда она поднимается с неудобного белого кресла, ее коленки издают хрустящий звук. Этой клинике стоило бы потратиться на белые подушки. Мегги замечает, что администратор тоже проделывала с собой разные манипуляции. Ее абсолютно гладкий лоб так и кричит о ботоксе, а вот подтяжка лица удачная, аккуратная, кожу на щеках не перетянули. И только кожа на шее выдает ее возраст. Мегги интересно, положена ли администратору какая-нибудь скидка для сотрудников, но она решает, что спрашивать было бы грубо. Поэтому она просто улыбается, говорит «спасибо» и идет по белому коридору в кабинет номер три.

Врач улыбается, когда она входит в кабинет. Он так натренировался, что улыбка кажется почти искренней.

– Добрый день. Как ваши дела? – спрашивает он, как будто ему не все равно.

Он моложе Мегги и уже достиг в жизни гораздо большего, чем она может надеяться когда-нибудь достичь. Загар у него естественный, куда естественнее его напускного интереса к делам Мегги, а его мягкие светлые волосы выглядят так, словно их только что уложили феном. Фотографии улыбающейся жены и двух безупречного вида детей украшают его стол и завершают картину успешной жизни.

Мегги знает, что у врача куча дел. Она видела, сколько народу сидит в приемной в надежде стать лучше. И у Мегги тоже куча дел. Она, может, и не врач, но ей тоже нужно устроить и поправить некоторые вещи, и довольно важные, поэтому она решает, что не стоит тратить ее и его драгоценное время на бессмысленную вежливую болтовню.

– Почему вы снова отложили мою операцию?

Она подается на стуле вперед так далеко, как только может, не падая, как будто услышит ответ врача раньше, если ее уши будут ближе к его рту.

Он едва заметно отклоняется назад, но не отводит взгляда. У него синие глаза и удивительно мудрый для такого молодого человека взгляд.

– В случае такого резкого снижения веса, какое пережили вы после установки желудочного бандажа, более чем нормально, что кожа на груди несколько провисла…

– Да, но я не хочу выглядеть нормально, я хочу выглядеть вот так, – Мегги достает из кармана смятую вырезку из журнала и кладет на стол.

Врач смотрит вскользь на глянцевую фотографию кинозвезды, чье лицо кажется ему смутно знакомым, и продолжает говорить:

– Операция, о которой вы просите, относительно неинвазивна, и я бы с радостью вам ее назначил, но помните, когда вы приходили в прошлый раз, мы проводили сканирование? – Он продолжает, не дожидаясь ответа: – Помните, как мы обнаружили образование, и я взял биопсию?

Мегги все помнит, она не слабоумная. Именно так, наверное, чувствуешь себя, если проткнуть тело мебельным степлером: сначала резкая колющая боль, а затем – тупая ноющая на целый день.

– С памятью у меня все в порядке, спасибо. – Она сердится на врача больше прежнего, но старается быть вежливой. Ей нужна помощь этого человека, чтобы стать тем, кем она хочет. – Вы говорили, что биопсия – это просто предосторожность, и волноваться не о чем.

Доктор опускает взгляд, как будто забыл свою роль и ожидает найти шпаргалку в своих ладонях. Его большие пальцы крутятся один вокруг другого в каком-то гипнотическом танце.

Мегги еле сдерживается, чтобы не цокнуть языком. «Он снова не сделает мне операцию», – думает она и чувствует, как внутри закипает злость. Ей никогда толком не удавалось контролировать свою злость. Если уж она на кого-то рассердится, то буквально на всю жизнь. Мегги знает, что так себя вести плохо и глупо, но ничего не может с собой поделать. Она унаследовала тяжелый характер от отца, а тот – от своего отца, такой вот наследственный дефект. Она выпрямляется на стуле и тщетно старается сохранять спокойствие.

– Если вы отказываетесь делать операцию, я найду другого врача, который…

– Мне очень жаль, но мы нашли опухоль.

Комната со всем, что в ней находится, погружается в полную тишину, как будто слова врача создали вакуум и засосали все, что Мегги могла бы сказать в ответ, без остатка.

– Ясно, – говорит она. – Так удалите ее, когда будете делать операцию.

– Боюсь, это невозможно. У вас рак груди, – его голос звучит так ласково, что ей кажется, она сейчас заплачет.

– Я не понимаю, – шепчет она.

– Результаты биопсии подтвердили, что образование злокачественное. Судя по тому, что видно на снимках, рак уже дал метастазы, но есть методы лечения, которые можно попробовать, – что-то по страховке, что-то в частном порядке.

– Я не понимаю, – снова произносит Мегги.

– Я написал вашему терапевту. Советую вам посетить его как можно скорее.

– Я не понимаю! Как это может происходить со мной? – Мегги говорит громче, чем раньше, ее голос слегка дрожит, как будто что-то в ней только что сломалось.

Слезы наполняют ее глаза, и она позволяет им бежать по щекам. Никто не видел ее плачущей уже более тридцати лет, но сейчас это ее не волнует. Сейчас ее ничего не волнует.

Врач кивает. Она видит, что он раздумывает над формулировкой, пытается составить слова в аккуратную фразу, прежде чем выпустить их изо рта.

– К сожалению, это нормально. Это случается гораздо чаще, чем кажется.

Мегги ненавидит это слово – нормально. Вот бы он перестал его употреблять.

– Сколько мне осталось?

– Ваш терапевт сможет…

Мегги наклоняется через стол:

– Сколько. У меня. Времени?

Врач отводит взгляд, качает головой и снова смотрит на Мегги.

– Ни один врач вам не скажет этого точно, но, судя по тому, что я видел, совсем немного. Мне очень жаль.