Тридцать восемь

Это последнее, что я слышу, перед тем как встать и выйти из фойе здания, где он когда-то работал. Мальчик, сообщивший мне новости, все еще что-то говорит, но я его больше не слышу. Слишком громко звучат слова у меня в голове, заглушая все и всех вокруг. Они задают вопросы, которые приводят меня в ужас, потому что я уже совсем не уверена, что знаю ответы. Как так получилось, что мой муж потерял работу два года назад, а я даже не знала? Что он делал все это время? Куда он ходил, когда говорил, что идет на работу? Откуда он брал деньги?

Нужно было спросить, за что его уволили. Что значит «злостно неправомерное поведение»?

Я начинаю думать, что совершенно не знала человека, за которого вышла замуж.

Может быть, я и себя знаю хуже, чем мне кажется.

Я не помню, чтобы я все это делала, но мне уже не кажется, что это достаточно веское доказательство. Я так растеряна и одинока, как никогда в жизни. Кому мне довериться, если я не могу верить себе самой? Когда жизнь поставит передо мной самое последнее зеркало, надеюсь, я еще буду способна туда взглянуть.

Мой телефон издает сигнал. Я смотрю на экран и вижу имя Джека.

«Ко скольки ты сегодня приедешь на вечеринку? Я уже скучаю! Целую».

Я совсем забыла про вечеринку.

Я не смогу туда пойти. Я никуда пойти не смогу.

Я хватаюсь за эту мысль и осознаю, что это абсолютная правда. Мне нельзя ехать домой сейчас, когда там кишмя кишит полиция. Если они действительно нашли… что-то, то вдруг они решат меня арестовать? И не важно, что я не сделала ничего плохого. Важно, как это будет выглядеть со стороны. Злые сплетни – как пиявки: они липнут. Неловко, как ржавый шарнир, я колеблюсь между вариантами и делаю вывод, что их всего два. Я могу убежать и спрятаться, доказав себе самой и всем вокруг, что я виновата в преступлении, которого не помню, – или могу продолжать жить так, будто ничего не происходит. Если я не появлюсь на вечеринке, мое отсутствие заметят. Не в сентиментальном смысле, нет: у этого поступка будут последствия.

Мне просто нужно вести себя нормально.

Оказываясь перед двумя вариантами – утонуть или выплыть, – я выбираю жизнь. Всегда. Каждый раз. Если придется, я научусь дышать под водой.

Я говорю себе это, входя в универмаг и поднимаясь на эскалаторе в отдел женской одежды. Я повторяю это снова, выбирая черное платье размера XS и отправляясь с ним в примерочную. И еще раз, когда прошу консультанта снять бирки, потому что хочу надеть платье сейчас. И не обращаю внимания на ее удивленное лицо, когда, совершив покупку, я передаю ей одежду, в которой пришла, и прошу ее выбросить.

Если сплетать вместе правду и ложь, они становятся очень похожи друг на друга.

Спустившись на первый этаж универмага, я захожу в свой любимый косметический отдел и оплачиваю макияж.

– Посмотрите, пожалуйста, вверх, – говорит женщина, подводя мне глаза черным лайнером. – Вы знаете, вы очень похожи на девушку из того сериала… вам никто не говорил?

– Все время говорят, – отвечаю я, приказывая своему лицу улыбнуться. – Хотела бы я ею быть.

– Кто бы не хотел! Посмотрите вниз.

Я смотрю на свои ноги и обращаю внимание на кроссовки. Они не очень-то подходят к моему остальному наряду, поэтому, закончив с косметикой, я спешу в обувной отдел. Начинает просыпаться паранойя: я боюсь, что теперь, когда я разодета, как моя киношная версия, меня могут узнать. Я смотрю на бесконечные ряды обуви и замечаю на полке красные туфли, затмевающие все вокруг своим сиянием. Они напоминают мне ту пару туфель, которую я когда-то надевала для роли в школьной пьесе. Я почти уверена, что они не сочетаются с черным платьем, но все равно меряю одну туфлю, стоя перед зеркалом, как фламинго. Безупречно!

Ожидая, пока сотрудница магазина принесет мне мои новые туфли, я наблюдаю за толпами покупателей. Каждый из них надеется установить свой новый потребительский рекорд. Я уверена, что люди уже начинают меня разглядывать. Кто знает, многие ли из них уже прочли в Интернете статью Дженнифер Джонс? А вдруг, что еще хуже, сплетни о Бене и о том, в чем он меня обвиняет, уже пошли в народ? К тому времени, как сотрудница наконец возвращается, уже успевает собраться очередь. Ожидающие синхронно закатывают глаза, слышен сдержанный ропот. Женщина извиняется за задержку и уходит обратно на склад раньше, чем я успеваю снять крышку с коробки.

Я надеваю только что купленные красные туфли и снова смотрюсь в зеркало. Что-то в моей новой обуви пробуждает во мне необъяснимое чувство комфорта, и я снова вспоминаю Бена. Он знал, как я люблю туфли, и покупал мне пару дизайнерской обуви на каждый день рожденья и Рождество, когда мы были вместе. Я и сама могла себе позволить такую покупку, но не могла решиться потратить деньги на себя. Бен всегда выбирал именно те туфли, о которых я втайне мечтала, – он так хорошо меня знал. Это было очень мило и заботливо с его стороны, и он так любил смотреть, как я разворачиваю подарок. Все браки разные, и ни один не идеален. У нас бывали и хорошие моменты.

Я возвращаюсь в настоящее и вижу огромную очередь покупателей, змейкой тянущуюся к кассам. Снова я ощущаю на себе чужие взгляды. Они тяжестью ложатся мне на грудь, мешают дышать. Я в последний раз смотрю на свое отражение и проглатываю страх, словно таблетку. Я решаю сделать кое-что, чего не делала никогда в жизни, – уйти из магазина, не заплатив. Уйти и оставить здесь мои кроссовки и мою прошлую версию. Меня вот-вот обвинят в убийстве. Небольшая кража вряд ли сильно ухудшит мое положение. Я панически боюсь полиции и того, что готовит мне будущее, но женщина, которая сейчас взглянула на меня из зеркала, не боится никого и ничего.

Мне нужно просто отныне быть ею и не забывать об этом.