Тридцать
Лондон, 2017 год
Я принимаю душ и одеваюсь во все чистое. Я выпила пару таблеток парацетамола, и мне уже должно было стать лучше, но почему-то пока так же плохо. Мой агент собирается меня бросить. Он даже не ответил на мое письмо, за него ответила помощница, и только чтобы сообщить, что Тони очень занят, но может принять меня через час. Это значит, что я даже не успею подготовиться. Какое неожиданное вторжение реальности в выдуманную счастливую жизнь, которую я пытаюсь создать вокруг себя. У меня больше не осталось механизмов, чтобы подавить или хотя бы уменьшить навалившуюся тревогу. А я ведь только начала жить той жизнью, о которой мечтала! Нельзя так просто взять и все потерять.
– Агент, наверное, просто хочет пообщаться, как и сказано в письме. Мне кажется, ты слишком много додумываешь, – утешает Джек, пока я пытаюсь хоть как-то накраситься.
Обычно я не трачу время на полный макияж, когда не нужно работать. У меня это не очень хорошо получается. Дрожащими пальцами я нащупываю помаду в глубине сумки и стараюсь немножко успокоиться, чтобы получилось накрасить ею губы, но вдруг с опозданием замечаю, что ярко-красная помада вовсе не моя. Это ее помада – женщины, которая оставила тут этот тюбик в мое отсутствие. Я успела накрасить только нижнюю губу, и я так растеряна и измотана, что в какой-то момент всерьез раздумываю, не оставить ли все как есть.
– Это просто какая-то глупая статья, завтра никто о ней не вспомнит, и я уверен, что твоему агенту наплевать, есть ли у тебя любовник, – добавляет Джек.
Я поворачиваюсь к нему:
– Но мы не любовники.
– Мне можешь не рассказывать.
Он сидит на половине Бена, подняв ноги на кровать. Я не сделала ничего плохого, почему же я чувствую себя такой виноватой?
– И все-таки я не понимаю, как Дженнифер Джонс могла сделать эти снимки, – говорю я, крася верхнюю губу и глядя в зеркало.
На секунду мне кажется, что из зеркала смотрит лицо Алисии. Мысль, что у нее роман с моим мужем и что они вдвоем пытаются меня подставить, все еще кажется притянутой за уши, но, может быть, я слишком рано от нее отказалась: в мире случаются и более невероятные вещи. Бен красивый и обаятельный, веселый и остроумный – по крайней мере, таким он показывает себя остальному миру. Никто и не поверит, каким становится Бен за закрытой дверью. Стоит мне представить их вместе, я снова чувствую прилив ненависти, которая росла во мне все эти годы. Алисия изводила меня с самой школы.
– Ты близко знаком с Алисией? – спрашиваю я.
– Не очень, – отвечает Джек и начинает смеяться. – Вряд ли она сфотографировала нас тайком на свой «Айфон», а потом продала снимки журналистам, если ты об этом.
– Я не это имела в виду, – говорю я и тут же думаю, что в этом что-то есть. Будем мыслить логически. – На съемки не пускали посторонних, так что сфотографировать нашу постельную сцену мог только кто-то из съемочной группы. В баре, наверное, такая возможность была у многих, но откуда фотография из гримерки?
– Дженнифер Джонс ждала тебя в гримерке тем утром, когда брала у тебя интервью.
– И что?
– И, наверное, пока ждала, успела спрятать там камеру.
– Серьезно? Звучит невероятно. Она журналистка, а не Джеймс Бонд. Это вообще законно?
– Ты еще поймешь, что в наши дни ради сенсации люди готовы на что угодно, даже на вранье и неэтичные поступки.
Мы спускаемся на первый этаж, и я захожу на кухню выпить воды. Ехать с похмелья в город на встречу с агентом – не самая удачная идея, но я очень хочу наконец поставить точку во всей этой непонятной истории. Мне на глаза попадается мусорка, стоящая в углу кухни, и я сразу вспоминаю, что находится внутри: пустые бутылки от жидкости для розжига, которые, как думает полиция, купила я. Я чувствую, как снова накатывает дурнота.
– Секунду, я вынесу мусор. Кажется, он начинает пованивать.
Джек заходит на кухню:
– Давай я вынесу.
– Нет, спасибо, не надо. Подожди в гостиной, я сейчас вернусь.
Вернувшись, я вижу, что Джек разглядывает что-то, что держит в руке.
– Это что за страшный парнишка? – спрашивает он, поворачивая ко мне черно-белую детскую фотографию моего мужа в рамочке.
– Бен в детстве. Единственная фотография, которую я смогла отыскать.
– Очень странно.
– Ага. Я искала везде, у нас была куча…
– Нет, странно, что он тут настолько на себя не похож.
Точно, я и забыла, что Джек видел моего мужа: они познакомились в прошлом году на вечеринке. Бен увязался со мной в приступе ревности и подозрительности, и я ужасно рассердилась. Сначала, когда мы только начали встречаться, мне льстило его желание владеть мной безраздельно. Но с течением времени это чувство переросло в возмущение. У меня есть дурная привычка – любить тех, кто меня унижает, и надеяться, что они помогут мне подняться. Они никогда не помогают. Наоборот, я падаю все глубже и быстрее.
Помню, как Джек и Бен беседовали в уголке тогда на вечеринке. Со стороны можно было подумать, что они закадычные друзья. Помню, это показалось мне странным. Это воспоминание портит мне настроение. Почему-то мне было бы приятнее, если бы Джек и Бен в моей жизни не пересекались. Словно сам факт их встречи пачкает мое будущее моим же прошлым. В моем подсознании появляется след, будто пометка, оставленная острым карандашом. Впрочем, ее будет просто стереть.
Джек ставит жутковатый снимок на место и идет за мной из гостиной в коридор. Я открываю входную дверь, совершенно не ожидая никого увидеть с той стороны, но они там, и как раз собирались звонить в звонок.
– Так-так-так! Надо же, вы оба здесь, – инспектор Крофт приветствует нас широкой улыбкой. Рядом с ней стоит Уэйкли, а за их спиной я замечаю два огромных полицейских фургона, припаркованных неподалеку.
– Наверное, я пойду, – говорит Джек.
В его голосе слышано разочарование, как будто он ожидал найти за дверью кого-то другого.
– Увидимся, – добавляет он, и я хмурюсь, недоумевая, зачем он это говорит, особенно в присутствии полиции. – На вечеринке в честь окончания съемок, – поясняет он, заметив растерянность на моем лице. Я киваю. Я и забыла, что вечеринка сегодня.
– Вечеринка! Как классно, какая у вас, суперзвезд, интересная жизнь. Можно нам войти? – спрашивает Крофт, делая шаг к двери.
Я преграждаю ей путь.
– Нет. Извините. Я как раз ухожу.
– Мы совсем ненадолго. Я просто хотела вам рассказать новости про вашего сталкера.
Это уже интересно, но сегодня я никак не могу опоздать на встречу с агентом.
– И какие новости? – спрашиваю я, держа входную дверь наполовину закрытой.
Она снова улыбается.
– Ну, хорошо. Во-первых, я хотела вам показать видеозапись, которую мы получили. Это тот день, когда вы заявили о пропаже Бена. – Она достает свой верный «Айпад» и проводит пальцем по экрану. – Вот запись с камер наблюдения в вашем банке. Именно в это время с вашего счета были сняты все деньги, а счет был закрыт.
Я смотрю на экран и вижу, как женщина, со спины в точности похожая на меня, подходит к стойке.
– Я же говорила вам, что она одевается, как я…
– В качестве удостоверения личности она предъявила ваш паспорт.
Я теряюсь.
– Наверное, он поддельный… Я…
– Мы занялись мейлами, которые вам, по вашим словам, присылала женщина по имени Мегги О’Нил. Проследили айпи адрес и выяснили, что вы их сами себе отправили. С собственного ноутбука.
Сперва я теряю дар речи. Это просто смешно. Естественно, я не посылала сама себе письма, зачем мне это?
– Вы ошибаетесь, – отвечаю я и слышу, как дрожит мой голос.
– Мы определили айпи адрес. Ошибки быть не может.
– Ничего не понимаю.
– У вас не пропадал паспорт?
Я думаю над вопросом и вспоминаю, что из ящика, где мы храним документы, действительно, исчез не только паспорт Бена.
– Пропал!
Она вздыхает.
– У кого-нибудь еще есть ключи от вашего дома?
– Нет. Погодите. Да, у нас была уборщица.
– Была?
– Она сдала свой ключ, но могла, наверное, сделать дубликат.
– Почему вы ее уволили?
– Я ее не увольняла… Просто мы перестали пользоваться ее услугами.
Потому что я не люблю вторжений в свое личное пространство и мне не понравилось, что чужой человек ходит по нашему дому и трогает мои вещи.
Инспектор Крофт так долго на меня смотрит, что я заливаюсь краской, но я уже научилась ничего не говорить, когда можно промолчать.
– Вы думаете, что женщина, которая вас преследует, – это ваша бывшая уборщица? – спрашивает она.
Это кажется маловероятным, но я всерьез задумываюсь над такой возможностью. Мария была ненамного старше меня и того же роста. Цвет волос она меняла чаще, чем другие меняют постельное белье, но у нее был доступ к моей одежде и паспорту. Пожалуй, со спины мы можем выглядеть похоже. Но это не может быть она: она всегда казалась такой… доброй.
– Еще мы проверили историю поисковых запросов на вашем ноутбуке, – продолжает инспектор Крофт, не дожидаясь моего ответа. – Кто-то, и по всей вероятности, вы, искал адвоката по разводам. Или вы думаете, что это тоже была ваша уборщица? Может, у нее нет дома Интернета?
Это была я. Но я никому из них не звонила. Я просто была расстроена. Как она смеет влезать в мои личные дела? Я добросовестно отдала им свой ноутбук, а она снова все оборачивает против меня.
– У вас есть оружие, миссис Синклер?
Я молчу.
– Согласно нашей информации, да. Как вы думаете, в том, что вы про это забыли, может быть виновата амнезия, о которой говорил ваш муж?
Нет. Я помню все. И всегда помнила.
– Владеть зарегистрированным оружием – не преступление.
– Вы правы, не преступление. Разрешите, я на него посмотрю?
Я выдерживаю ее взгляд.
– Если бы у вас были против меня серьезные улики, вы бы давно меня арестовали.
Она улыбается и делает шаг в мою сторону:
– Непременно.
– Вы когда-нибудь слышали о презумпции невиновности?
– Конечно, слышала. Еще я слышала про Бога и Деда Мороза, но в них тоже не верю. Если это удобно, мы бы хотели еще раз осмотреть дом, – говорит она и смотрит через плечо на два полицейских фургона.
Сквозь открытые боковые двери я вижу в каждом из них по несколько полицейских.
– Нет, это неудобно, и разве вам не нужен ордер, чтобы обыскивать мой дом?
– Только если вы откажетесь нас впустить.
– Тогда он вам понадобится.