Мёртвое тело обретает особый вес. Его словно тянет к земле. Сопротивляясь живым рукам, которые поднимают и держат на весу, труп валится и сползает. Тела, живое и мёртвое, как будто сплетаются в неуклюжем танце, уже не раз виденном Франческой. Поэтому, едва взглянув на Никодимуса, несущего Леандру по каменистому берегу озера, она поняла: дочь мертва.

Перед Никодимусом и Леандрой лежали развалины, которыми стал Плавучий Дворец. Муж держал дочь под мышки. Её голова и руки вяло качались, когда он выбирался на берег. Его сандалия скользнула по камням, и Никодимус упал. На его лице отразилась мука, не имевшая ничего общего с ударом об острые камни.

Франческа вышла из воды в сотне футов от них и с возрастающей паникой поспешила по скалистому берегу к мужу и дочери. Но увидев их вблизи, застыла как вкопанная. Собственное тело показалось ей темницей, сердце – дырой. Дрюн взяла её за руку. Богиня уже помогла Франческе не утонуть в водовороте, но потом какое-то бревно оттолкнуло их друг от друга. Дрюн вылезла из воды неподалёку.

Горячая рука богини вновь толкнула Франческу к жизни. Вернулись рефлексы целительницы, выработанные долгими годами практики. Она встряхнулась и побежала, то и дело поскальзываясь и хватаясь за камни, чтобы не упасть. Никодимус, выбравшись из-под тела дочери, баюкал её голову на коленях и что-то ласково шептал.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Франческа до них добралась. Умом она понимала, что дочь мертва, но что-то заставило её опуститься на колени, начать нащупывать пульс, проверять, есть ли дыхание. Разумеется, ни того, ни другого не было. Отпихнув Никодимуса, она принялась делать непрямой массаж сердца. Изо рта Леандры вылилось немного воды. Франческа запрокинула голову дочери и вдохнула воздух ей в лёгкие, потом опять надавила на грудную клетку. Краем глаза она видела Никодимуса и Дрюн, стоящих рядом.

Время ужасно растянулось, каждый миг превратился в век. Франческа вдувала воздух в лёгкие дочери, с силой надавливала ей на грудь. Почувствовала, как треснуло одно из рёбер. И тут воля к жизни покинула бывшую драконицу, словно вылилось вино из перевёрнутой бутылки.

В следующий момент она, всхлипывая, очутилась в объятиях Никодимуса. Франческа крепко обняла мужа, крепко прижав его к себе.

Снова и снова содрогалась в лихорадочных пароксизмах горя, пока от неё самой, казалось, не осталось ничего, кроме воспоминаний. Отстранившись от мужа, Франческа вытерла лицо и глубоко вздохнула.

Никодимус закрыл Леандре глаза, пригладил волосы, расправил одежду. В кулаке у неё оказался зажат обрывок серебряной цепочки, с которой свисал треснувший изумруд. Он положил осколки на ладонь, смотрел на них некоторое время, окаменев от печали, потом нахмурился.

Никодимус напряг мускулы предплечья, создавая сложный параграф на нуминусе, подбросил его в воздух, где он и повис, медленно вращаясь. Франческа распознала комплексное управляющее заклятие, координирующее действия нескольких субзаклинаний. Непростая вещь. Такое никогда не удавалось Никодимусу из-за его какографии. Очевидно, несмотря на трещины, изумруд сохранил свою мощь.

Никодимус уронил самоцвет на колени Леандре и вновь воспроизвёл нуминусное заклинание. Это было немыслимо!

– Но это же невозможно! – Франческа не верила своим глазам.

– Невозможно, – согласился он, быстро написал два магнусовых субзаклинания и отредактировал их, встроив в управляющий нуминусный текст.

Франческа не смогла с ходу разобраться, что получилось в итоге из этого гибрида, однако это теперь было неважно.

– Да, такое должно было быть мне не по зубам.

– Верно, – ответила она, и они одновременно посмотрели на дочь. – Леандра избавила тебя от какографии?

– Более того, она всех на свете избавила от какографии.

Франческа подняла глаза и увидела истинное воплощение Тримурил, стоящее в нескольких шагах от них. Хаос водоворота никак не отразился на облике богини: невысокий шестирукий андрогин с бритой головой, небольшим животиком и сладкой улыбкой, приведшей Никодимуса в ярость.

– Предательница! – рявкнул он, вскакивая на ноги и бросаясь на богиню.

Та легко отпрыгнула на большой валун в семи футах и застыла, даже не пошатнувшись. Никодимус же оступился, в очередной раз упал и кое-как поднялся, помогая себе руками.

– Игра кончилась, – проскрипела ему в ухо Праматерь-Паучиха, а воплощение Тримурил поклонилось.

– Игра?! – взревел Никодимус, осторожно приближаясь к богине. – Ты сдала нас Империи!

– Ну, что ты! – захихикал паучий голосок. – Я вовсе не предавала вас имперцам.

– Неужели ты думаешь, мы поверим, что ты не знала о заговоре Святого Регента и императрицы? – настал черёд Франчески смеяться.

– Я не продавала вас Империи, – улыбка Тримурил не дрогнула. – Я всего-навсего ошибочно полагала, что предаю вас.

– Надеюсь, ты нас извинишь, если наше мнение о тебе не слишком изменится от этого уточнения? – глаза Франчески яростно сверкнули.

– Извиню. Но мне требуется не прощение, а помощь в исполнении планов вашей дочери.

– Пылающая преисподняя! – взвыл Никодимус. – О чём ты?

– Я считала, что продаю вашу семью Империи. Баш на баш: мы им отдаём вас, а они оставляют нас в покое. Ждать подкрепление из Лорна и Драла было рискованно. Какой смысл сохранять Лигу, если нас, богов, ждало развоплощение? Вот мы и договорились отдать вас имперцам.

– Могли бы и с нами обсудить, – проворчала Франческа.

– Смысл? Вы бы лишь удвоили усилия по вывозу Леандры из города, но в конечном итоге ситуация бы не изменилась. Ты ценила её превыше Лиги. Как бы там ни было, мы со Святым Регентом считали себя очень умными и хитрыми. Были уверены, что умело скрываем нашу двойную игру, которая требовала определённого времени. У нас не было контактов с императрицей. Что ещё хуже, мы не знали, сумеем ли захватить Леандру. В конце концов, она – Лос Возрождённая. Такую не огреешь палкой по затылку и не сунешь в мешок. Тут-то нас и выручила магистра Эллен Д'Вейлин.

– Эллен! – вскричала Франческа, между тем вспоминая заговорщицкий взгляд, которым в тронном зале обменялись её ученица и дочь непосредственно перед тем как… Леандра освободилась. – Где Эллен?

Одной из рук Тримурил указала на склон кратера. Они стояли почти под самым зевом туннеля, соединявшего Шандралу и Плавучий Город.

– Магистра Д'Вейлин там, вместе с выжившими, – проскрипел паучий голос Тримурил. – Вы четверо последними покинули дворец. Остальные успели спастись от наводнения. Ну, почти все. Несколько человек всё же утонули.

Франческа прищурилась, вглядываясь в толпу, даже сейчас разделившуюся на имперцев и жителей Шандралу.

– Магистра Д'Вейлин, – продолжила Тримурил, – по собственной инициативе пришла к нам и объявила, что стала личной целительницей Леандры и может помочь нам организовать бескровный захват вашей семьи. Сначала мы отнеслись к её сообщению скептически. Тогда Эллен рассказала о своих переговорах с отцами города. Они боялись Леандру, поскольку видели в ней Лос, а сама Эллен, став свидетельницей отравления ею собственного отца, поняла, насколько та опасна. Ещё добавила, что предана тебе, Франческа, но твой разум затуманен животной любовью к дочери. Именно Эллен свела нас с имперцами и спланировала операцию… Точнее, мы так думали.

– Думали? – тупо переспросил Никодимус.

– Да, – кивнула Тримурил. – Вам-то уже должно быть ясно, что весь план, от и до, принадлежал самой Леандре.

Франческа опустила глаза на труп дочери. Мёртвая Леандра казалась такой маленькой, такой хрупкой и слабой.

– Чтобы изменить мир, вашей дочери требовался изумруд Арахеста, причём не где-нибудь, а в Плавучем Городе. И она ловко надула всех нас.

– Изменить мир? – эхом повторила Франческа.

– О, да! Это её рук дело. Видимо, она недаром упомянула о том, что в прошлой жизни разрушила цивилизацию Древнего континента, а в этой – положит конец нашей. Она сделала так, чтобы все до одного, абсолютно все стали чарословами.

– Что-что?! – вскричал Никодимус.

– Она изменила природу магического языка таким образом, что он стал составной частью человеческой природы. Отныне все люди будут учиться чарословию безо всяких осознанных усилий, подобно тому, как маленькие дети учатся говорить.

– То есть она не излечила меня от какографии? – спросил Никодимус. – Она изменила сам язык?

– Да. Такой болезни, как какография, больше не существует. Как не существует и магически неграмотных. Бьюсь об заклад, ты больше не сможешь вносить ошибки в праязык.

Лицо Никодимуса сделалось отрешённым. Он сел на корточки, пошарил среди камней и поймал маленького чёрного жука. Злополучное насекомое поползло по его ладони, но отнюдь не покрылось жуткими раковыми опухолями. Жук с треском раскрыл жёсткие глянцевитые надкрылья и улетел, гудя крошечными крылышками. Никодимус улыбнулся.

И тут Франческа всё поняла, глаза защипало от слёз. Ей казалось, она не издала при этом ни звука, но обнаружила, что Никодимус и Дрюн вопросительно смотрят на неё.

– Леа нашла свой третий путь, – Франческа вытерла слёзы. – Пока мы выбирали Империю или Лигу, она заставила нас пойти по иной дороге. Имперские чарословы больше не смогут эксплуатировать неграмотных, а в Лиге не будут плодиться антиимперские неодемоны, – она засмеялась. – Нет больше ни Империи, ни Лиги.

Вновь затуманившимися от слёз глазами Франческа смотрела на дочь и улыбалась, одновременно счастливая и скорбная.

– Да, в общем и целом такова именно теперь суть вещей, – тоненько пискнула Праматерь-Паучиха. – Но ты ошибаешься, утверждая, что больше нет Лиги и Империи. Напротив, у нас появились миллионы новых чарословов, истово преданных той или другой стороне… А следовательно, игра только начинается.

– Меня уже тошнит от твоих игр, – резко сказал Никодимус.

– Нет-нет, на этот раз игра вовсе не моя! – Тримурил даже захлопала в ладоши от удовольствия. – Это игра Леандры. И играть ты будешь не для меня. Думаю, ты вообще никогда ничего не будешь делать для меня.

– Разве что это причинит тебе невыносимые страдания, – проворчал Никодимус. – Тут уж я бы расстарался.

– Безусловно, – согласилась Праматерь-Паучиха. – Но это игра Леандры. Твоя дочь в одно мгновение разрушила устои нашего мира. Теперь нам предстоит создать новые, пока всё не потонуло в хаосе. И хотя мне претит беспокоить тебя в сей скорбный час, архипелагу требуется ведущий в этой игре.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Никодимус.

– Там, за туннелем, лежит город, полный испуганных, раненых и голодных существ, внезапно обнаруживших, что способны на такое, о чём прежде и не мечтали. Они стали чарословами и больше не нуждаются в богах. Поняв это, они прекратят молиться, и со временем все королевства лиги столкнутся с толпами отчаявшихся божеств. А прямо сейчас обитатели Шандралу испытывают жгучую ненависть к имперцам, взорвавшим их дома и убившим родных и близких. В общем, Вивиан, пусть даже и окружённой стражниками, не позавидуешь, – Тримурил махнула в сторону туннеля. – При обычных обстоятельствах судьба императрицы меня вряд ли бы озаботила, но в её землях, гибнущих от неурожаев, появились миллионы чарословов. Они ждут свою правительницу, надеясь на то, что она наведёт порядок и обеспечит им безопасность. Смута в Империи угрожает Иксосу. Таким образом, я хотела бы, приватно побеседовав с Вивиан, как можно быстрее переправить её обратно в Империю.

– А мы тебе зачем? – спросила Франческа.

– В Шандралу кое-кто уже заявляет, что Альцион-Никодимус, милостью Создателя, совершил великое чудо, превратив их в чарословов. Другие полагают, что это драконица Франческа распространила свою магическую защиту на весь город. Третьи шепчутся, что госпожа Леандра вовсе не реинкарнация демона, как утверждают клеветники, а пророчица самого Создателя, принёсшая его дар всем добродетельным жителям Шандралу в час жестокой нужды.

– Хочешь сделать из нас своих марионеток? – кисло спросил Никодимус, тоном давая понять, что лучше уж он остаток жизни проведёт сидя на муравейнике.

– Можно и так сказать, – ответила Тримурил. – Людям нужен вождь, способный предотвратить кровопролитие. Они охотно пойдут за вашей семьёй.

Франческа посмотрела на мужа. Тот сжал челюсти. Видно было, как злость на Тримурил борется в его душе с благоразумием.

– Почему мы, а не регент? – поинтересовалась она у богини.

– Святой Регент нас покинул. Когда началось светопреставление, он свалился в воду и не выплыл.

– Мне жаль слышать это, – сказала Франческа, сильно покривив душой.

Никодимус промолчал. Каменное воплощение Тримурил кивнуло, а голос Праматери-Паучихи проскрипел:

– Надеюсь, вы меня простите, но я не могла не подслушать умирающую Леандру. Насколько я поняла, она хотела, чтобы вы сыграли в её игру и помогли людям Иксоса. Напомните мне её последние слова.

– «Заставьте их всё переписать заново», – севшим голосом произнёс Никодимус.

Он посмотрел на Франческу. Так согласно кивнула, и он перевёл взгляд на Тримурил.

– Хорошо, мы сделаем всё, что сможем, но тебе, как и моей сестре, придётся дать нам кое-какие гарантии.

– Архипелаг в неоплатном долгу перед вами, – богиня низко поклонилась. – Клянусь Создателем, я выполню всё, что вы пожелаете. Однако прошу вас, поговорим об этом позже. Пока мы тут беседуем, в городе нарастает беспокойство, если упустим время, порядок будет уже не восстановить. Отправить с вами гидромантов и красноплащников? Вы можете подняться в туннель и попробовать договориться с императрицей.

– Позволь нам ещё чуть-чуть побыть с дочерью, – кротко попросила Франческа.

– Конечно, – Тримурил вновь поклонилась и двинулась вверх по склону.

Франческа посмотрела на Леандру. Погладила дочь по холодной щеке, краем глаза увидев Дрюн. На лице богини застыла маска боли. Она тоже любила Леандру. От этого Франческе стало ещё горше и в то же время – проще.

Никодимус опустился на колени и взял жену за руку. Измученная Франческа прильнула к нему, с признательностью ощущая его объятия, и разрыдалась, думая о неудавшейся жизни дочери, обо всём, с чем та боролась и что любила.

С тоской вспомнила боль, которую та познала с самого рождения. А затем, с благодарностью, изумление, которое почувствовала, увидев, как изменилась Леандра.