Никодимус наблюдал, как одна волна его метазаклинания, подобно лавине праязыка, катится вниз по склону Ялаваты, а вторая, подхваченная ветром, взлетает к небу.

Какография не позволяла ему писать обычные заклинания, зато он был мастером метазаклинаниий, вернее, метачароломок, которые побуждали магический язык становиться более хаотичным и интуитивным.

Метазаклинание встраивалось в каждого человека или божество, которого касалось, укрепляя связь между человечеством и интуитивным магическим языком. Что в свою очередь поддерживало систему каменных ковчегов, преобразующих молитвы в божественный текст. На протяжении пятидесяти дней «заражённые» люди и боги будут, сами того не сознавая, воспроизводить метазаклинание Никодимуса, и оно, подобно поветрию, распространится по архипелагу.

Почувствовав себя выжатым как лимон, Никодимус присел на скамейку. Из павильона, притулившегося на восточном склоне Ялаваты, открывался вид на залив Стоячих островов и океан.

Сам павильон был трёхэтажной шестиугольной башенкой не более двадцати шагов в поперечнике. Никодимус находился на верхнем этаже: шесть тонких столбиков да покрытая изящной резьбой деревянная крыша. Первые два этажа были каменными. Тридцать священников, постоянно сменяя друг друга, непрерывно размышляли там об Араксе – одном из воплощений Тримурил. Павильон был священным местом для Облачного народа, здесь же обычно принимали пилигримов из Плавучего Города.

Добравшись сюда, Никодимус обнаружил, что имперская атака удвоила обычное количество паломников. Они выстроились у стен, приветствуя его молитвой. Никодимус посоветовал им помолиться лучше за него, а не ему, но те, скорее всего, не повиновались, и следовало ожидать, что полумёртвый бог Никодимуса скоро будет воплощён вновь.

Порыв ветра растрепал волосы. Пытаясь собрать их в хвост, он задумался о новых серебряных прядях, наверняка появившихся в них за последние два дня. Старение всегда немного удивляло. В глубине души Никодимус не смирился с тем, что он уже не двадцатипятилетний парень, только вступивший на тропу зрелости. Другое дело, что в двадцать пять он был жалок и никчемен. Почему же сердце так цепляется за те времена?

Посмотрев вниз, Никодимус увидел гидромантов и двух богов войны, занявших оборонительные позиции.

Новый порыв ветра запел меж столбов. Внезапно навалившаяся неуверенность в отношении дочери заставила Никодимуса перевести взгляд на Шандралу. Не ошибся ли он? Вспомнились Рори и сэр Клод. Ему требовалось больше времени, чтобы разобраться, кто такая Леандра на самом деле. Если бы только существовал какой-либо способ удержать Империю. Никодимус машинально поскрёб келоидный рубец. Интересно, отразилось ли это движение на изумруде или самой Вивиан?

Он двинулся к лестнице. Ветер ударил ему в лицо. Опять в голову пришла идея помолиться иксонскому божеству ветра. И тут в его разум ворвалась новая мысль, пригвоздив Никодимуса к месту.

– Тримурил, – позвал он. – Тримурил! Тримурил! – закричал Никодимус, возвращаясь к перилам, и повернулся к западу, откуда дул ветер. – Богиня! Тримурил!

– Здесь я, здесь, что случилось? – недовольно проскрипела Праматерь-Паучиха ему в ухо.

– Хвала небесам, ты меня услышала!

– Неужто ты думал, что я не приглядываю за павильоном, посвящённом Праматери-Паучихе?

– В иксонском пантеоне есть бог ветра? Кто-нибудь, кому молятся моряки и купцы, чтобы их корабли плыли быстрее?

– Есть. Божественная совокупность Ватаяна. А в чём, собственно, дело?

– Мы должны объявить горожанам, что не надо молиться богам, которые должны защищать их от пушек.

– Но…

– Ненадолго. Я понял, кому надо возносить молитвы.

– Тогда тебе лучше всё мне объяснить. Потому что твоя сводная сестра собирается нанести нам ещё один визит.

Никодимус посмотрел на залив. С севера приближался тёмный строй военных галер. Белые воздушные корабли надвигались на Шандралу с невероятной скоростью.

Леандра судорожно хватала ртом воздух. Мир был слишком тёмен и в то же время – ослепительно ярок. Сердце трепыхалось, будто отрастило стрекозиные крылья. Всё тело кричало: «Дышать!». Хотелось вобрать в грудь всё небо без остатка.

Она голая лежала на полу. Рядом что-то говорил такой же голый Дрюн, но она не могла разобрать ни слова, слыша только собственное дыхание, каждый вдох и выдох был настоящим наслаждением. Леандра закрыла глаза. Мир вертелся волчком, конечности покалывало. Вернулось ощущение тяжести тела и жаркого воздуха, прорезался голос Дрюна, бормочущего, словно в молитве:

– Леа, Леа, Леа…

Наконец, она пришла в себя и попыталась сесть. Лицо Дрюна перекосилось то ли от боли, то ли от облегчения. Возможно, от того и другого. Но почти сразу самообладание взяло в нём верх. Он помог ей сесть. Леандра заметила гримуар у его колена.

– Как?

– Ты не дышала, – сказал он, утирая слёзы тыльной стороной ладони. – Я пытался привести тебя в чувство, даже отвесил пощечину, вспомнив, что так делал Холокаи. Всё было бесполезно. Мы скатились с кровати, тут-то я и увидел книгу.

– Но ты же не чарослов и нуминуса не знаешь.

– Твой приступ каким-то образом приобщил меня к нуминусу. Я увидел заклинание, понял, как оно работает, и наложил его на тебя.

– Бред. Я не притрагивалась к нуминусному тексту. И во мне сейчас нет ни единого предложения на этом языке.

– Леа, я не знаю, что произошло, и знать не хочу.

Остро ощутив наготу, Леандра принялась разыскивать одежду среди смятых простыней.

– Леа, с антилюбовным заклятием…

Она взглянула на Дрюна. Тот продолжал сидеть на полу, одновременно прекрасный и жалкий в своей наготе.

– Да, теперь я чувствую иначе, однако я всё помню, – она коротко пожала его руку, поднялась и натянула лангот.

Дрюн тоже начал одеваться. Что-то в простых движениях его плеча навело её на мысли о себе. Живо вспомнилось, как она была городом и всем этим разнообразием существ, предметов и явлений: ветром, подрастающим ребёнком, стайкой разноцветных попугаев. В тот миг, когда она окончательно отдалась на волю распада сознания… стало…

– Ты в порядке?

– Да, разумеется, – Леандра моргнула.

– Мне показалось, что ты снова намереваешься перестать дышать.

– Нет, – качнула она головой, – тут что-то другое.

Натянув рубаху, Леандра вдруг поняла, что совершенно забыла о пророческом богозаклинании. Едва очнувшись, она ощутила в душе комок страха и решила, что так сказывается близость смерти. Теперь до неё дошло, что все до единой её будущие «я» пребывают в ужасе.

– Дрюн! Имперский шпион! Я же была…

Комната наполнилась рёвом пушечных выстрелов. Дрюн бросился к окну, Леандра – за ним.

Имперский флот выстроился боевым порядком за гаванью. От двух галер протянулся шлейф белого дыма. Миг спустя над городом прокатился ответный рокот, мелькнули два тёмных предмета, и воздух на полпути между гаванью и вражеским флотом взорвался чёрными клубами.

– Это противопушечные божества! – захохотал Дрюн. – Они бросают что-то, останавливая имперские ядра.

Пока он говорил, валун размером со слонёнка пронёсся над их головами и, описав дугу над гаванью, рухнул у самого носа военной галеры, подняв тучу брызг.

– Ага! Уж на сей раз мы дадим вам жару! – торжествующе завопил Дрюн.

– Дрюн, я видела… Это ловушка.

Паруса на одной из галер надулись, и она с умопомрачительной скоростью поплыла вперёд. На носу стояли люди, среди которых выделялась высокая женщина с чёрными волосами. В её воздетой руке сиял зелёный огонь.

– Императрица, – прошептал Дрюн.

Несколько валунов вылетели из города навстречу галере, со стороны кораблей к ним рванулись клубы дыма, и небо над гаванью опять взорвалось. Посыпался щебень. Империя отразила атаку города.

– Это не она, – сказала Леандра и высунулась в окно, пытаясь заглянуть за угол, в сад, где недавно видела мать.

Дрюн начал, было, переспрашивать, когда высокая женщина вновь взмахнула кулаком. Здание в Баньяновом квартале тотчас охватил огонь. Дрюн инстинктивно присел.

– Крыша! – закричала Леандра, внезапно сообразив, куда направится мать. – Побежали!

Она выскочила из комнаты. Везде носились слуги, мелькнула чёрная мантия Эллен. Леандра взбежала по лестнице на крышу поместья, огляделась. Вокруг были только белые стены, залитые солнечным светом.

– Проклятье! – возопила она.

– Ты о чём, Леа? – спросил Дрюн. – Что происходит?

Раздался новый грохот пушечного выстрела, уже с запада. Леандра обернулась к горе Ялавата. Над павильоном Неба кружили воздушные корабли. Вот один из них испустил струю дыма, в которой исчез угол здания. С земли взметнулся огонь, охватив корабль. Видимо, ответ кого-то из богов войны Никодимуса. Леандра обшаривала взглядом небо, ища силуэт матери.

– Во имя Создателя! Леа, что происходит? – крикнул Дрюн.

– Ловушка. И если моя мать уже улетела, мы…

И тут на крышу вышла Франческа, по счастью – в человеческом облике. При виде матери Леандру посетила идея.

– Дрюн, стань Никой.

– Зачем…

– Быстро! – рявкнула она, схватила его за руку и потянула к матери. – Франческа!

Та бежала к западному краю крыши, но, услышав голос дочери, задержалась и оглянулась.

– Это ловушка! – заорала Леандра.

– Там, наверху, твой отец!

– Это ловушка, – Леандра схватила мать за руку. – На одном из тех кораблей императрица! Ждёт, что ты взлетишь, чтобы наложить противодраконье заклятие.

– Вивиан на галере, – Франческа показала на гавань. – Мы видели изумруд, с помощью которого она взорвала дом.

– Это не она, это пиромантский шпион. Я знаю, сама только что была им во время приступа.

– Кем ты была?

– Я едва не умерла. Моё сознание расширилось, и я стала городом. Кроме всего прочего, я была шпионом, накладывающим зажигательный текст на то здание. Он же его и подпалил, чтобы мы приняли женщину на корабле за Вивиан, метнувшую заклинание. Но это не она. Просто какая-то черноволосая дылда.

– Да нет, чепуха какая-то, – Франческа помотала головой.

Со стороны Ялаваты донёсся пушечный грохот.

– Там Нико! – Франческа попыталась вырвать руку.

Галеры отступили в залив, завязалась редкая перестрелка с городскими богами войны.

– Нет! – ещё громче завопила Леандра. – Под павильоном подвал, и у отца – два бога войны. Гляди! – она ткнула пальцем в огненные сполохи над горой, распугавшие воздушные корабли. – Папа способен сражаться без тебя.

– Ты! – лицо Франчески исказилось от гнева. – Ты бессердечная…

– Сейчас это тут ни при чём. Пойми, это не настоящая атака. Это капкан, чтобы подманить тебя поближе к императрице, которая находится на воздушном корабле.

С вулкана донёсся грохот: три иерофантских корабля выстрелили разом. Полпавильона рухнуло, по склону покатилась лавина обломков. Леандру передёрнуло от страха. Завизжав, Франческа вырвала ладонь из хватки дочери.

– Нет! – крикнула Леандра, но мать уже неслась к краю крыши.

Её тело, меняя форму, полыхнуло костром алого текста. Внутри Леандры словно лопнула какая-то струна. Оглянувшись, она увидела Дрюна в облике Ники. Богиня смотрела на неё расширившимися тёмными глазами. Покрепче вцепившись в её руку, Леандра потянула Нику за собой.

Драконица уже развернула золотистые крылья, мощные задние лапы оттолкнулись от крыши, поднимая её в небо. На миг Леандра испугалась, что мать ускользнёт, но та взмахнула длинным хвостом.

Леандра метнулась, ухватившись за материнский хвост, не выпуская ладони Дрюн. Её разум обратился к алой прозе, замечательно ловко редактируя текст драконицы, оставляя ровно столько, чтобы сохранился лишь надёжный, осязаемый конструкт.

Она пыталась не повредить драконий текст, защитить его, но мир обрушился пламенем алого языка. На краткое мгновенье Леандре показалось, что сейчас умрут и она, и мать, услышала вечную тишину, которая следовала за ними.

Очнулась, лёжа на спине. Сесть не получалось, окружающее бешено вращалось. Дрюн была рядом. Наконец, к Леандре вернулось чувство равновесия.

Коленопреклонённая Франческа, вновь в человечьем обличии, стояла на краю крыши, прижимая ладонь к груди, словно от боли. Леандра подошла к ней, прикрыла обрывками одежды, но мать, похоже, даже не заметила.

– С тобой всё в порядке, – сказала Леандра. – Всё в полном порядке.

Франческа подняла взгляд, полный тоски по той, кем она больше никогда не станет. Она больше никогда не будет драконом. Леандра поняла это по материнским глазам. Впрочем, мать смотрела куда-то мимо неё, в небо.

Проследив за её взглядом, Леандра увидела воздушный корабль, летящий прямо к ним. Откуда-то из города в него метнули камнем, вынуждая лётчика вильнуть в сторону. Видимо, это и был корабль императрицы.

Вивиан, должно быть, заметила перевоплощение Франчески и ждала, когда драконица атакует. Поняв, что та не заглотила приманку, императрица решила рискнуть сама.

Воздушный корабль нырнул в пике, уворачиваясь от очередного валуна, и на огромной скорости сделал «бочку». Мелькнула фигурка в чёрном.

Мать в объятиях Леандры удивлённо закричала и отвернулась, прикрывая глаза, хотя сама Леандра не видела ровным счётом ничего. Валун сбил форштевень корабля, отлетевший куда-то к востоку. Иерофанты с трудом вышли из пике, едва не свалившись на город. Корабль начал взлетать. Горожане внизу радостно завопили. Галеры спешно покидали гавань. Воздушные суда, парившие над вулканом, улетали на север. Франческа застонала.

– Что случилось? Что с тобой?

– Заклинание Вивиан, она действительно была на «Королевской пике», она ослепила меня.

Взгляд матери беспорядочно метался вокруг. Леандра прикрыла ей глаза рукой и сказала:

– Имперцы убрались. Мы спасены, галеры и воздушные суда отходят.

– Никодимус жив?

– Не знаю, – Леандра посмотрела на разрушенный павильон Неба.

– Я всё ещё драконица?

– Нет, – она заставила себя твёрдо взглянуть в лицо матери.

Лицо Франчески, познавшей драконью мощь и грацию, обратилось маской страдания.