Леандра стояла на передней палубе катамарана, терзаясь страхом и раскаянием. В который раз она поразилась тому, как точно богозаклинание предсказало накануне её нынешние чувства. Наверняка этот кошмар будет длиться до тех пор, пока не выяснится, спасла она своего отца или убила его.

Даже странно, что несмотря на антилюбовное заклятие, наложенное на мозг, Леандра чувствовала себя настолько ужасно. Наверное, если бы она способна была сейчас любить, то умерла бы от разрыва сердца.

Однако что ещё ей оставалось делать? Тетродотоксин хотя бы оставлял отцу шанс. Просто чудо, что она не попыталась убить мать. Впрочем, кто знает, не придётся ли вскоре об этом пожалеть.

Луны уже зашли, оставив звёзды в одиночестве. На востоке теплился первый проблеск зари. До Скважины было рукой подать. Как только её люди окажутся в безопасности, Леандра начнёт искать способ связаться с императрицей. Дура она была, что встряла в конфликт Вивиан и Никодимуса, её предназначение – менять ход событий в мире, а не править им. Может быть, это окажется ей не по зубам, но если даже не попытаться, то в чём тогда смысл её жизни?

– Леа!

Негромкий оклик вырвал Леандру из задумчивости. Она обернулась. Дрюн был всё ещё в мужском обличии, однако надел чешуйные доспехи и вооружился двумя мечами.

– Да? Что это у тебя?

Бог держал какой-то длинный предмет, завернутый в тряпку.

Даже в тусклом свете звёзд Леандра отчётливо видела его лицо. На коже Дрюна не было пор, радужки глаз окрашены равномерно, юношеская бородка – идеально симметрична. В некотором смысле он и был идеалом, являясь воплощением идей. И в то же самое время Дрюн был несовершенен в своей безупречности. Впрочем, совершенный или нет, он был её приближённым, а только это и имело значение.

Словно прочитав мысли, бог улыбнулся. Идеальная белозубая улыбка на правильном смуглом лице. Вспомнив о некоторых его особенностях, Леандра засмеялась.

– Ну? Так в чём дело, Дрюн?

– Хотел убедиться, что у тебя всё в порядке.

– У меня всё в порядке.

– Но теперь я понял, что давно не слышал твоего смеха. Совершенно ясно, я должен был прийти сюда и услышать твой смех.

– Совершенно ясно. Ну и как? Ясно услышал?

Он только молча посмотрел на неё, одарив своей загадочной улыбкой. Леандра закатила глаза.

– Ой, не надо, а?

– Знаешь, почему меня назвали Дрюном?

– Бьюсь об заклад, твоё имечко связано со всеми этими мужскими борцовскими глупостями.

– Женщины, знаешь ли, тоже принимают участие в боях.

– Разумеется. Но так ли они глупы при этом, как мужчины?

– Вероятно, нет.

– Ну и что же значит «Дрюн»? «Разящий кулак»? «Железные мускулы»? О, я догадалась! «Стальные яйца»!

– Последнее мне бы подошло. По крайней мере в то время, когда они у меня есть.

– Так раскрой же мне тайну своего имени. А заодно объясни, по какой такой таинственной причине ты затеял весь этот разговор.

– «Дрюном» древние лотоссцы называли Северную звезду. Неплохо для практически неуязвимого бога рукопашной борьбы обладать именем, означающим «постоянный» и «недвижимый».

– И ещё – ирония судьбы для того, кто постоянно меняет пол, да? – она указала на бородку Дрюна, а затем плавно повела рукой, изображая женскую фигуру.

– Ирония, парадокс, называй как хочешь, однако это стало моим спасением. Если бы все мои воплощения были связаны лишь с постоянством, силой и рукопашной борьбой, то… В общем, сомневаюсь, что я бы тебе приглянулся.

– А кто сказал, что ты мне приглянулся?

– Ты сама, когда прошлый раз заверяла меня в своей дружбе. Помнишь, там, в Плавучем Городе, во время приступа болезни?

– Ах, ну да, – Леандра вздохнула. – Подчас я бываю изрядной стервой.

Бог пожал плечами: мол, что с тобой поделаешь.

– Слушай, Дрюн, ты – хороший товарищ. Если бы в тебе не было ничего, кроме мышц и агрессии, ты был бы обычным дуболомом. Имелись такие в моём окружении. Боги войны, интересующиеся только властью и убийством. Слишком много ратных ипостасей и прочих разрушительных умений. Твои же достоинства, друг мой, в уравновешенности и гибкости.

– Не знал, что госпожа так ценит мои… достоинства, – Дрюн прижал нижние руки к сердцу.

– В последнее время ты усердно мне их демонстрируешь. Итак, моя постоянно изменяющаяся Северная Звезда, к чему весь этот разговор?

– Мы ведь уже выяснили: я хотел услышать твой ясный смех.

– Ясненько. Как и то, что имеется некая подоплёка.

– Что думает госпожа о последствиях антилюбовного заклятия? – Дрюн больше не улыбался.

– Вот ты о чём. Считаешь, оно сделало меня безжалостной?

– Сделало? Ты родилась такой, что по сравнению с тобой даже оголодавший крокодил покажется сердобольным.

– Ой, Дрюн, совершенно незачем прибегать к столь грубой лести.

– Совершенно незачем.

– Короче, ты полагаешь, что антилюбовное заклятие сделало меня ещё более безжалостной и бессердечной?

– Не успело зайти солнце, а мы уже убили твоего бывшего любовника, отравили твоего отца и заодно прикончили лорнского рыцаря.

– Та ещё ночка выдалась, дел невпроворот, – Леандра подняла глаза на звёздное небо.

– Одно могу сказать, – заговорил Дрюн более мягким голосом, – мне ясно, что тебе… жаль.

– Ясно.

– Что же ты всё-таки утратила, Леа?

– Способность любить.

– Нет, не только.

– Ещё я выздоровела. Против этого ты, надеюсь, не возражаешь?

– Как можно возражать против такого?

– Кто тебя знает.

– Разумеется, я не возражаю. – Ветер трепал короткие чёрные кудри Дрюна.

– Однако?..

– Нет ли чего-нибудь, чему научил тебя твой недуг?

Леандра нахмурилась. Об этом она ещё не думала.

– Наверное, научил примечать то, с чем следует бороться. Может статься, будь я здорова, несправедливость мироустройства волновала бы меня куда меньше.

– Ты не такая, как другие, стоящие у власти. Ты отличаешься даже от своих родителей. Я предан тебе в силу того, что тебя мало заботят условности.

– И здесь ничего не изменится только потому, что я излечилась.

– Рад слышать.

– Дрюн, хватит ходить вокруг да около. Выкладывай всё начистоту.

– Я кое-что узнал, но хотел бы рассказать тебе это, минуя антилюбовное заклятие, наложенное на твой разум, – он приподнял завернутый в тряпку предмет.

– Что это?

– Ты не могла бы снять заклятие?

– Поблизости нет ни единого чарослова, пишущего на нуминусе. Сама же я не умею.

– А как насчёт того, чтобы сломать его? Твоя способность к какографии усилилась.

– Тогда я утрачу заклятие навсегда.

– То есть ты его не снимешь?

– Да зачем это тебе?

– Это касается… Касается Холокаи.

– Послушай, я не желаю, чтобы вы оба сейчас вцепились друг другу в глотки, – она умолкла, видя, как посуровело его лицо. – Так что это?

– Это не «что-то». Хотел бы я, чтобы оно было просто «чем-то». Мне нужно тебе рассказать, но… я просто не хочу одерживать верх подобным образом.

– Одерживать верх?

– Завоёвывать твоё уважение.

– Я и так тебя уважаю.

– Но Кая ты ценишь выше.

Леандра пристально взглянула в лицо бога, у его рта залегли резкие складки.

– Дрюн, что случилось?

Он молча смотрел на неё в ответ. Юноша, ставший победителем на арене. Потом склонился к ней, глаза нервно забегали, и всё вдруг изменилось. На мгновенье за завесой божественной совокупности Леандра увидела молодого мужчину, борющегося с нравственными проблемами, о которых он прежде не имел представления.

Дрюн взял её за руку. Информационный поток захлестнул мозг Леандры. Перед ней стоял уже не юный бог, а изысканная живая эпическая поэма. Настоящий шедевр.

Но ещё больше потрясло её то, что всего несколькими случайными фразами она могла сломать фабулу этого текста, разодрать его на субзаклинания и присвоить. И тут она поняла, что Дрюн что-то ей говорит.

– Повтори, – попросила она, немного задыхаясь.

– Ты точно не хочешь снять антилюбовное заклятие?

Леандра моргнула, подстраиваясь под двойное видение бога.

– Дрюн, выкладывай.

Он вздохнул и взглянул на небо.

– Леа, тебя не удивило, что для Франчески не стал сюрпризом твой рассказ о нашем обществе и беглых имперских богах?

– Я нашла это любопытным.

– А ты обратила внимание на то, что твоя мать схватила Холокаи перед тем, как мы вышли?

– Да, на какой-то миг.

– Она находилась достаточно близко, чтобы что-нибудь ему прошептать.

– Одно-два слова, не больше.

– Я только что подслушал, как Холокаи приказал лейтенанту Пелеки вести катамаран к Скважине, а сам намеревается проверить, не следят ли за нами.

– Разумная предосторожность.

– Наверное. Правда, он сказал Пелеки, что не стоит напрягать тебя, докладывая о его отлучке. Пелеки должен пудрить тебе мозги, чтобы ты не заметила отсутствия Холокаи. Он приказал лейтенанту признаться в том, что нашей акулы нет на борту, только в самом крайнем случае.

Леандра внутренне напряглась, вспоминая, что час назад происходило с её будущими «я». Вроде бы ничего особенного. Вероятно, некоторое усиление нынешнего страдания, усугублённого раскаянием и тревогой.

– И что на это ответил Пелеки?

– Согласился, разумеется. Он же поклоняется Холокаи.

– Кай ещё на борту? Или уже смылся?

– Пока нет.

– Почему?

– Ищет вот это, – верхней рукой Дрюн развернул сверток, который держал в нижних руках.

Сначала Леандре показалось, что это обычное весло, но затем она увидела акульи зубы.

– Я его стащил. Холокаи не покинет катамаран, пока не передаст Пелеки леймако. Без этой штуки лейтенант не сможет должным образом командовать кораблём.

По спине у Леандры пробежал холодок. Холокаи никогда ничего от неё не скрывал.

– Ты думаешь, он… – она оборвала себя на полуслове.

Какие бы сомнения не закрались в душу насчёт её зубастого капитана, они не предназначались для оборотня и бывшего наперсника.

– Спасибо, Дрюн, – она пожала его руку. – Спасибо. Теперь мне совершенно ясно, на чьей ты стороне. Мне очень повезло, что ты у меня есть.

Его тёмно-карие глаза особенно пристально взглянули на неё. Внезапно Леандра поняла, что их разделяет не больше дюйма, ощутила тепло его тела. И почувствовала укол совести за то, что ведёт задушевные беседы с одним из членов своей команды, подозревая другого.

Она выпустила руку Дрюна. Восприятие перестало двоиться, текст исчез, остался только юный бог. Леандра распрямила плечи.

– Будь добр, передай капитану Холокаи, что я жду его в своей каюте.

– Я должен буду проводить капитана?

– Спасибо, не стоит.

Дрюн поклонился и направился на корму. Леандра спустилась в каюту, маленькую, с низким потолком и узким горизонтальным иллюминатором, в который днём между двумя корпусами проникала полоска аквамаринового света. Теперь там была только чернота ночи.

Её тюфяк был разложен, она убрала его и выдвинула низкий столик. Изящный образчик корабельной мебели: бамбуковые ножки, полированная столешница из твёрдой древесины, немного, правда, поцарапанная во время штормовой качки. Леандра зажгла масляную лампу и села перед столом на подушку.

Катамаран переваливался с волны на волну, Леандра облокотилась о стол. Рука выглядела какой-то чужой. Всё менялось так быстро: заклинания изменяли её мысли, эмоции, положение во времени. Но она – это все ещё она, верно?

Леандра решила довериться Холокаи. Наверняка у него есть разумное объяснение, может быть даже – совершенно очевидное. Она положила леймако на стол.

Снаружи доносился плеск воды, перекрикивались матросы. Затем послышались тяжёлые шаги, и кто-то поскрёбся в дверь.

– Входи, Кай.

Створка отъехала в сторону, и в проёме возник широкий силуэт Холокаи. Бог пригнулся, входя в каюту.

– Привет, Леа. Четырёхрукий сказал, что ты хочешь… – он умолк, увидев леймако, чуть ли не перестал дышать.

Их глаза встретились. И тут она всё поняла. О, Создатель, она поняла.

Кай стоял слишком напряжённо, его губы сжались в нитку. Она поняла, одновременно испытав ужас и облегчение.

– Кай, ты случайно не это ищешь?

Он не пошевелился.

– Мне его передал Дрюн.

– Если муравей опять затеял одну из своих игр…

– …то ты превратишь его в кровавое месиво, – небрежно оборвала она. – А я посмотрю.

Леандру удивляло, что с тех пор, как она отравила отца, у неё не появилось новых сильных эмоций, лишь всё та же смесь ужаса и раскаяния.

– Ты не должна доверять этому четырёхлапому жуку. Подумай об этом, Леа. Мы даже не знаем толком, кто он такой. Не знаем, каким неодемоном он был до того, как переметнулся к нам. Неодемоны сами собой не обращаются. С ним что-то нечисто.

– Хорошо, Кай, буду держать ухо востро. Скажи, зачем тебе леймако?

– Я хотел передать командование Пелеки, а сам отправиться проверить, не следит ли кто за нами и нет ли засады.

– Почему же мне не сказал?

– Решил, что хватит с тебя забот на эту ночь. Нечего ещё и обо мне беспокоиться.

– Мы давно плаваем вместе, и я всегда настаивала на том, что должна знать, где тебя носит.

– Это особенная ночь.

– Почему?

– Ты много пережила.

– И всё?

– Да. Извини, если что. Больше такого не повторится.

– Ты ничего не хочешь мне рассказать?

– Да нет, ничего.

– Тогда ладно. Забирай свою штуковину.

Леандра чувствовала себя разочарованной как никогда. Холокаи в растерянности замер. Затем шагнул к столу и взял леймако.

– Хорошо, Леа. Если со мной ничего не случится, увидимся на Скважине.

– Увидимся, – кивнула Леандра. – Кай! – окликнула она его прежде, чем он вышел. – Дай мне свою руку, а? Просто на всякий случай.

– На какой ещё случай? – он оглянулся и уставился на протянутую ладонь.

– Антилюбовное заклятие позволяет мне видеть внутреннее устройство богов. И я сразу пойму, говоришь ли ты правду.

Холокаи взглянул ей в глаза. Казалось, мир застыл. Перед Леандрой лежало два варианта будущего, в обоих случаях она должна была провести час в страхе и раскаянии, но один вёл к большему одиночеству, чем другой. Выбор между ними она предоставила сделать Холокаи. Но, так или иначе, Леандра камнем шла ко дну навстречу смутной пока судьбе.

Она ждала, что Холокаи, так долго бывший её капитаном, и сейчас изберёт курс. Ждала, протянув руку, не отрывая взгляда от его лица. Опасный хищный бог смотрел на неё. Затем его глаза почернели.

Миг – и всё будет кончено.