Часть 2

Когда Никодимус и его спутники добрались до поместья, измотанные дорогой из Плавучего Города, у входа их встретил Джон. Дория, Рори и сэр Клод по очереди обняли здоровяка. Никодимус расценил это как свидетельство того, что, встретившись лицом к лицу ужасами на Гребне, его отряд сплотился.

Джон доложил, что в поместье полный бардак. Стражники как раз устанавливали в павильоне длинный стол, в то время как слуги поспешно доставали из буфетов парадные столовые сервизы. На кухнях работали не покладая рук. Мажордом Вивек и главный повар, услышав о возвращении Никодимуса со товарищи, второпях приступили к составлению меню трапезы, включающей три перемены блюд. Джон посоветовал им не суетиться, но его предложение было отвергнуто.

Едва ступив в павильон, Никодимус сразу же угодил в обещанное коловращение слуг и стражников. Из толпы вынырнул Вивек, седовласый старик из лотоссцев, и рассыпался в многословных извинениях за свою неспособность должным образом встретить высоких гостей. Зная иксонские обычаи, Никодимус понимал, что прикажи он немедленно прекратить всю эту свистопляску, то просто-напросто оскорбит мажордома. Пришлось пожаловаться на невыносимую усталость. Он буквально взмолился, чтобы ему и его людям позволили без затей поесть на кухне.

Вивек со скрипом снизошёл к просьбе и тут же принялся похваляться, что услужит им по настоящему южному этикету. Пока мажордом наводил порядок, путники разошлись по своим покоям, чтобы переодеться. Никодимус тоже направлялся к себе, когда появились Франческины близнецы-друиды, а с ними – бледнолицый, темноволосый и кареглазый мальчик. Очевидно, это и был Лоло.

Вдруг мальчишка поджал ноги и повис на руках друидов. Те понесли его вперёд, а он болтался между ними, точно маятник. Никодимус нередко видел, как родители проделывают подобные штуки со своими отпрысками, но не помнил, чтобы они с Франческой играли так с Леандрой. Похоже, что нет.

Он отвёл друидов в крыло Франчески и поинтересовался, не нужно ли им чего-нибудь. Близнецы отрицательно покачали головами, но Лоло подошёл к Никодимусу и уставился своими огромными тёмными глазищами.

– Ты – тот дядя, что женился на драконихе?

Никодимус сделал шаг назад, чтобы ненароком не коснуться мальчика и не заразить его раковым проклятием, затем присел на корточки:

– Он самый.

Лоло кивнул, его взгляд неожиданно сделался не по возрасту серьёзным.

– Смотри, не кусай её.

– Постараюсь.

– Если ты попытаешься её укусить, быть беде.

– Благодарю за совет, – ответил Никодимус, подавив улыбку. – Надеюсь, тебе у нас понравится, Лоло. Уверен, мы подыщем для тебя отличное местечко в иксонском пантеоне.

Малыш вновь кивнул с самым солидным видом.

Никодимус поднялся и с любопытством посмотрел на друидов. Тэм рассказал, что произошло, когда Франческа погрузила мальчика в море. Кажется, друид собирался сказать что-то ещё, но Никодимус с сожалением попросил его остановиться. Сначала нужно было выслушать соображения Франчески. К тому же ему было чем заняться. Приступить к плетению очередного метазаклинания, например. Он пригласил друидов отужинать с ними, но те захотели, чтобы еду принесли в их комнаты, так им было проще приглядывать за Лоло.

Выйдя от них, Никодимус уже собирался вернуться в павильон, но вдруг ни с того ни с сего вспомнил о Рослин. Миновав коридоры, подошёл к её комнате и тихонько постучал. Ему никто не ответил. Никодимусу показалось, что он слышит похрапывание изнутри, поэтому немного сдвинул дверь и заглянул внутрь.

Старая нянька, когда-то столь самоотверженно заботившаяся о Леандре, лежала в кровати. Никодимус в очередной раз поразился, как исхудало её лицо: губы плотно обтягивали редкие зубы. На краю стола виднелась нетронутая тарелка карри. Несмотря на удивительно громкий для такой маленькой женщины храп, Рослин выглядела безмятежной.

Никодимуса захлестнули тоска и сожаление. Непонятно, как время, только вчера тёкшее столь неторопливо, внезапно ускоряет свой ход. Ещё недавно больная девочка сидела на коленях своей молодой няни. Теперь Рослин оставалось совсем немного, прежде чем то, что ждёт нас после жизни, явится и за ней.

Никодимус прикрыл дверь и увидел рядом Джона.

– Я заходил спросить, не нужно ли чего друидам, – пояснил тот и покосился на дверь за спиной Никодимуса. – Как там? Всё в порядке?

– Думаю, да. По крайней мере, спит она хорошо. Спасибо за заботу, мой друг. Не заглянешь заодно и к Дории? Может, ей требуется какая-то помощь?

– Знаешь же, Дория терпеть не может, когда ты посылаешь кого-нибудь проверить, как она, поскольку полагает, ты считаешь её старушкой.

– Знаю, – Никодимус рассеянно поскрёб келоидный рубец. – Но она и есть старушка. Поэтому сделай мне одолжение.

Джон с сомнением посмотрел на него, потом всё же кивнул.

– А как насчёт тебя самого, Нико? Ты в порядке?

– Настолько, насколько можно ожидать, – он прикусил губу. – От сегодняшней ночи многое зависит, а всё, что остаётся мне, это ждать.

– Франческа или Леандра?

– Обе.

– Ну, да! Разумеется! – засмеялся Джон. – Думал ли ты прежде, что женитьба принесёт тебе подобные проблемы?

– Никогда в жизни. Так ты проведаешь Дорию?

Джон пообещал, и они договорились попозже встретиться на кухне. Вернувшись в павильон, Никодимус с радостью увидел, что банкетный стол убрали, а на лицах всех встречных написано облегчение.

Один из слуг показал ему маленькую комнатку, примыкающую к кухне. Вивек раздобыл где-то стол и стулья, характерные для быта южан. Рори и сэр Клод сидели рядышом спиной к двери и не заметили прихода Никодимуса.

Рори, опершись правым локтем о стол, уткнулся лбом в ладонь. Судя по позе, друид зверски устал. Сэр Клод, как всегда осанистый, слегка склонился, чтобы удобнее было держать Рори за руку. При этом рыцарь смотрел куда-то в пространство. Вместе они представляли типичную картину утомлённых героев, расположившихся на отдых в приятной компании.

Никодимус медлил, при взгляде на товарищей его собственная усталость обострилась и в то же время – как-то уменьшилась. Он вдруг вспомнил прошедшие тридцать лет и людей, служивших в его отряде. Неа – вспыльчивая гидромантка, предшественница Дории. Её прикончил мятежный ангел молнии во время восстания Тонатуса. Сэр Роберт, вещий кузнец, убитый неодемоном тьмы в Берложищах… И много, много других. Их погибло слишком много, и Никодимусу стало стыдно, что он не помнит их имена.

Он стоял неподвижно, однако сэр Клод выпустил руку Рори и невозмутимо сказал:

– Добрый вечер, милорд.

Рори сел прямее и оглянулся на Никодимуса. Оба уже собирались встать, но Никодимус махнул им, устраиваясь во главе стола:

– Не надо, сидите себе.

Рыцарь как всегда выглядел сдержанным и отстранённым, Рори переводил встревоженный взгляд с него на Никодимуса.

– Пожалуйста, ребята, будьте самими собой.

Немного помолчав, сэр Клод произнёс:

– Что же, иными мы быть и не сможем. И… – он ласково улыбнулся Рори. – И да будет так.

У Рори, похоже, отлегло от сердца. Никодимус мучительно искал, что бы такое сказать ещё, когда в дверной проём полился синий шёлк.

– Можете вздохнуть с облегчением, – провозгласила Дория, вплывая в комнату. – Старая кошёлка всё ещё не отдала концы. Благодарю тебя, милорд хранитель, за высланную ко мне группу поддержки, – она кивнула на Джона, топтавшегося позади.

В его ухмылке отчётливо читалось: «А я что тебе говорил?»

Никодимус, Рори и сэр Клод учтиво встали.

– Дория, – сказал Никодимус, – извини, что послал к тебе Джона. Просто не хотел, чтобы ты пропустила ужин.

– Такому не бывать, пока в моих жилах течёт кровь, – старая гидромантка величаво опустилась на стул.

Джон встал рядом. Никодимус жестом пригласил мужчин садиться. Через несколько минут повар с поварёнком внесли исходящую парком супницу. Пока суп разливали по пиалам, все молчали. Пили прямо из пиал, по иксонскому обычаю. Куриный суп был щедро приправлен кокосовым молоком, имбирём и лимонным сорго. Никодимус почувствовал приятное тепло внутри.

Когда остатки супа унесли, заклятие молчания, наложенное на них голодом, разрушилось, и все принялись негромко разговаривать, обращаясь преимущественно к Дории. Никодимус старался не коситься в сторону Рори и сэра Клода, но когда он решался-таки на них посмотреть, оба выглядели непринуждённо. Более того, им даже удалось возобновить свою привычную язвительную пикировку.

В общем, народ разомлел, на всех снизошёл покой. В конце концов, Речную Воровку они прихлопнули, а призраки войны с имперцами и Разобщения были бедами только завтрашнего дня.

Именно так живут простые смертные, лениво размышлял Никодимус: неотвратимость смерти отступает перед чашкой горячего супа, ярко-голубым небом, смехом друзей…

Повар принёс рис с карри, маленькая комнатка заполнилась хохотом и громкими выкриками.

Сам же Никодимус окончательно выпал из общего веселья, уйдя в воспоминания о прошлых трапезах и погибших товарищах. Потом вспомнилась юная пиромантка, взятая в плен на Гребне. Теперь девушка, должно быть, находилась в лечебнице. Интересно, целители уже залатали ей руку? Испытывает ли она сейчас боль или одурманена лекарствами? Нынешним утром она потеряла пальцы. Мог ли он это предотвратить? Хоть как-нибудь?

Внезапно Никодимус осознал, что рядом стоит повар и спрашивает, будет ли милорд пить каву или рисовое вино. Остановились на каве. Подождав, пока всем подадут напитки, Никодимус поднял чашку и провозгласил тост:

– За нашу победу и разлад между демонами Разобщения.

Это был привычный его тост, за которым последовали привычные же восклицания. Но, когда все выпили, Никодимус вновь поднял свою чашку.

– Друзья, наступили необычные времена…

– Куда более необычные, чем обычно, – вставила Дория.

– Верно, – согласился Никодимус. – Тучи сгущаются, но я не мог бы пожелать себе лучших товарищей и чарословов, чтобы встретить трудные дни лицом к лицу. За вас, мои друзья!

Этот тост был встречен не менее громкими воплями, однако выпили все куда охотнее, чем в первый раз.

Никодимус сел, остальные последовали его примеру, разговоры и смех возобновились. Он сделал знак повару унести вино и каву. Два-три тоста благотворно сказывались на моральном духе, но упиваться до похмелья им не стоило.

Никодимус вознёс краткую благодарственную молитву Создателю за то, что его жена и дочь живы, после чего вновь переключил внимание на друзей. Лица Дории, Джона, Рори и сэра Клода светились довольством и молодой жизненной силой, которая ещё бурлила в каждом из них. Мир был прекрасен, и Никодимус надеялся, что каждый из них получил кусочек счастья.