– Значит, это был Таддеус? – поинтересовалась Дрюн, когда они поднимались по Жакарандовой Лестнице. – Тот любимый, которого ты должна была убить?

Леандра оглянулась на богов. Дрюн смотрела на неё с тревогой, Холокаи – с недоумением.

– Я вполне могла сохранить ему жизнь, но это стало бы недопустимым риском.

Дрюн обдумала её слова и спросила:

– Следовательно, тебе всё ещё придётся убить кого-нибудь, кого ты любишь?

– Любила, – поправила Леандра.

– Ну, хорошо, любила.

– Вероятно, придётся.

– Жаль, – выражение лица Дрюн не изменилось.

– Да, жаль. Что-то не так, Дрюн?

– Отравленный тетродотоксином умирает от удушья, однако моряки спасают утонувших, делая им искусственное дыхание. Что если кто-то спасёт Таддеуса?

– Тогда им нужно найти его немедленно и делать ему искусственное дыхание часов десять кряду.

– То есть мы в безопасности?

– В полной. Даже если его сердце до сих пор бьётся, он – мертвец.

– Смешно об этом думать, но ведь я тоже не бессмертна.

– Какая-то часть тебя бессмертна.

– Да, совсем мелкая и чрезвычайно задиристая.

– Полагаю, общепринятая доктрина сводится к тому, что смерть – это состояние. Ну, или некое место, если тебе так больше нравится. На самом же деле, смерть – это любое состояние, откуда нет возврата… Ох!

В голове промелькнуло полуосознанное озарение. Леандра встала как вкопанная.

– В чём дело? – Холокаи тут же схватился за своё леймако.

– Ничего особенного, – успокоила она бога и пошла дальше. – Просто меня осенило, как можно избежать…

Её голос стихал по мере того, как она погружалась в поток мыслей, текущих туда и обратно во времени. Час назад благодаря пророческому заклинанию Леандра ощутила удивление и опасность. В то время она объяснила себе это встречей с Таддеусом, но теперь поняла, что приближалась возможность изменить собственное будущее.

Послышался тихий звук. Сначала басовитый, он вдруг превратился в скулящий фальцет. Леандра подняла руку.

– Дрюн, Холокаи, здесь что-то…

Богиня указала рукой вдоль улицы. Из прохода между двумя домами появилась хромая фигура, напоминающая человеческую, но с массивной вращающейся башкой. Силуэт окружала желтоватая аура. Вечерний бриз далеко разносил протяжный леденящий вой. Фигура заковыляла к ним. Холокаи заслонил собой Леандру, Дрюн встала справа.

Леандра осмотрела незнакомца. Тогда, в комнате Таддеуса, антилюбовное заклятие резко обострило её зрение, однако эффект постепенно спадал. Пока ещё оно оставалось нечеловеческим, но дух уже не захватывало. Так что с этого расстояния Леандра разглядела только некоторые особенности бредущего к ним незнакомца. Семь рук, одна из которых была культёй. Восьмая, то есть верхняя левая, отсутствовала напрочь, словно её выдрали с корнем.

Фигура пошатнулась и, словно споткнувшись, рухнула на землю, замахала руками и завыла. Когда существо попыталось подняться, его нижняя левая рука переломилась, будто ветка, и отломившуюся часть оно понесло в другой руке. На цилиндрической голове проступала морда богомола.

– Всё нормально, – сказала Леандра. – Это всего лишь Барувальман.

– Что-то наш Бару неважно выглядит, – заметил Холокаи, опуская леймако.

Бару брёл к ним. Его голова вращалась: ребёнок, воин со шрамами… При этом менялся и голос: то детский визг, то стоны взрослого.

– Госпожа! – взвыл Бару. – Госпожа, помоги мне!

Леандра обернулась, но вокруг были только грязные улицы и хибары Наукаа. Засады она не заметила, но на всякий случай предупредила своих спутников:

– Будьте настороже.

Пока Бару ковылял к ним, рука, которую он нёс, начала разлагаться на предложения. Пальцы, упав на землю, вспыхнули пунцовым пламенем. К тому времени, когда жалкая божественная совокупность подобралась к Леандре, сломанная конечность истлела в ничто. Леандру одолело любопытство. Она ещё никогда не видела саморазрушения богов.

Барувальман повернул к ней лицо старухи с выпученными глазами и обвисшими щеками.

– Помоги мне, милостивая госпожа, – прошамкал беззубый рот. – Говорят, ты сражалась на этой террасе. Знаю, знаю, я должен был прийти к тебе. Ты обязана мне помочь. Произошла чудовищная ошибка.

Божок протянул руки к Леандре, но Холокаи вновь преградил ему путь. Бару попятился, его голова повернулась, явив лицо воина. Рухнув на колени, он умоляюще прижал к груди оставшиеся руки:

– Прошу тебя, начертательница кругов, сжалься надо мной! Твои агенты перепутали бедного Барувальмана с кем-то другим! Смиренный Бару – преданнейший твой слуга. Он заслуживает избавления от божьей немочи. Излечи меня! – слёзы градом потекли по его щекам.

– Бару, что за чушь ты городишь? – резко спросила Леандра.

– Твои люди! Они сказали, что будут мне молиться, да-да-да, прямо так и сказали. Я их попросил, и они согласились, но когда я показал им…

Он повернулся детским личиком и, рыдая, уткнулся лбом в землю.

– Ну-ну, Бару, не думаю, что твои дела настолько плохи, – произнесла Леандра, подумав, что на божественной совокупности всё должно заживать как на собаке. – И вряд ли те, кто к тебе приходил, действительно были моими людьми.

Тот взвыл ещё громче.

– Соберись, Бару. Я сделаю всё, что в моих силах. Кто к тебе приходил?

– Мужчина и женщина, оба одеты с иголочки. Сказали, что прибыли с Внешней островной цепи, им требуется божественный пастырь, и если я покажу им окрестности, они мне помолятся. Я согласился и отвёл их на склады, которые они захотели посетить, то есть поступил честно и благородно. Но, оказавшись за складом, они вдруг чего-то наколдовали, – Бару сел, его голова быстро завращалась, а все лица вытаращили глаза, словно осматривая улицу.

– Продолжай, – подбодрила его Леандра.

– Они хотели разузнать о демоне в заливе, – произнесли губы воина, в то время как Бару продолжал стоять на коленях. – Угрожали покалечить меня, если я что-нибудь утаю.

Леандра вновь огляделась вокруг. Всё было спокойно.

– И что же ты им рассказал?

– Барувальман знает только то, что все знают и о чём все судачат.

– И о чём все судачат?

– О том, что в заливе завёлся лавовый демон.

– Неодемон.

– Нет-нет-нет, благородная госпожа, неужели ты ещё не в курсе? Это демон с Древнего континента. Грядёт Война Разобщения, нет никаких сомнений. Твой культ Неразделённой Общины вызвал из-за океана демона Древнего Мира, и теперь он бродит по заливу.

– Мой культ? Я не вхожу ни в какой культ.

Формально Леандра не погрешила против истины. Скорее, это культ принадлежал ей, а не она – ему.

– Н-но, благородная госпожа, говорят, что после того, как демон сжёг Гребень, ты завербовала эту тварь и основала собственный культ. Вот почему тебя называют «начертательницей кругов». Ты обводишь демонов вокруг пальца и обращаешь их против них самих же, то есть заставляешь ходить кругами.

Леандра облегчённо выдохнула. А она-то уж, было, испугалась, что кое-какие её секреты выплыли наружу.

– Глупые слухи, Бару, и ничего больше. Никаких демонов я не вербовала.

– То есть ты не прибирала к рукам секту Неразделённой Общины, поклоняющуюся древним демонам?

– Нет никакой секты Неразделённой Общины, – соврала она.

– Значит, я обречён! – опять взвыл божок. – Бедному Барувальману не на что надеяться. Бедный, несчастный Барувальман! Прежде я был скромным богом этого города, а теперь на мне лежит проклятие лавового демона, и я помру от божьей немочи!

– Божья немочь?

Бару завыл громче.

– Бару! Я не смогу тебе ничем помочь, если не пойму, что здесь происходит.

Немного успокоившись, мелкий божок обратил к ней старушечье лицо.

– Так что ещё за божья немочь?

– Неужели начертательница кругов воистину не знает?

– Воистину у твоей «начертательницы кругов» уже голова кругом идёт, как у тебя самого. Разумеется, не знаю, иначе не спрашивала бы.

– Но тогда… – он глянул на неё снизу вверх, его голова опять повернулась, и появилось испуганное личико ребёнка, в недоумении распялившего рот.

– Бару!

– Это болезнь богов, похожая на проказу, – ребёнка сменило лицо воина. – Первым заболел бог из Баньянового квартала. После нападения его воплощение словно бы начало гнить. Поотваливались руки, ноги, даже нос. Да-да-да, истинная правда, так все и говорят. Несколько часов как скончался, бедолага.

– Дхамма мне сказала, что он просто пропал.

– Ей так красноплащники доложили, потому что сами ничего не знают. Они говорят, что город полнится слухами, только никакие это не слухи. Все, все повторяют одно и то же. Мелкие боги исчезают бесследно. А красноплащники твердят, что всё спокойно, но нет, нет! Немочь демонов выкашивает городских богов, они разваливаются на части. А теперь вот и я заразился, – он указал на остатки руки. – Ты обязана помочь несчастному Барувальману, ведь я твой преданнейший слуга. Умоляю, спаси!

В висках у Леандры тупо запульсировала боль. Вся эта история с мелкими богами была сплошной путаницей.

– Бару, я хочу, чтобы ты успокоился и рассказал толком, что тебе известно. Ты говорил, что позади склада на тебя напали два чарослова, желавшие получить сведения о лавовом демоне. Ты передал им городские сплетни и… Что же было дальше?

– Дальше они заразили меня божьей немочью, – божок задрожал. – Тогда-то Барувальман и решил, что это твои агенты, благородная госпожа. Бару плакал, кричал, умолял отпустить его, потому что он их друг. Они его не послушали и схватили за руку, – он вновь затрясся, ощупывая то место, где когда-то была левая верхняя рука. – Но Бару – смелый, он дёрнулся что было мочи, а потом удрал, оставив им только свою руку. Барувальман убежал, спрятался за ящиками у другого склада и подслушал, как те чарословы сказали, что в руке Бару нет никакого проку и незачем за ним гнаться. Когда они ушли, Бару поспрашивал в округе, где может находиться благородная госпожа, и со всех ног бросился сюда, да, прямиком сюда. А теперь я рассыпаюсь прямо на глазах из-за божьей немочи. Ты видишь, благородная госпожа, видишь? – он показал на сломавшуюся во время падения руку.

Леандра вздохнула и попыталась сложить воедино всё, что поведал ей Бару. Немалый опыт подсказывал, что зачастую слухи растут из зерна истины.

– Почему ты вообразил, что те чарословы были моими людьми?

– Они меня заразили, значит, они заодно с лавовым демоном.

– Не слишком ли поспешный вывод?

– Но, благородная госпожа, откуда ещё взяться божьей немочи?

Леандра до сих пор не была уверена, существует ли эта самая «немочь», однако и подобного тому, что происходило с Барувальманом, она ещё не видела.

– Не знаю. Полагаю, вполне может статься, что в заливе завёлся именно древний демон, но прежде чем делать выводы, я должна провести расследование. Бару, боюсь, сейчас я ничем не могу тебе помочь, я опаздываю на важную…

– Нет! – завопил Бару, вращая головой. – Нет, нет, нет, ты обязана мне помочь! Обязана!

– Бару, мы отведём тебя в безопасное…

– Нет, нет, нет!

Он кинулся, было, к Леандре, но мускулистые руки Дрюн мигом перехватили божка. Последовал громкий хруст, затем – тусклая вспышка. Ошеломлённая Дрюн стояла, сжимая две руки Бару: одна сломалась в локте, вторая – в плече.

С истошным криком Барувальман шарахнулся в другую сторону. Холокаи отпрыгнул, чтобы тот не врезался в него. Бару споткнулся, замахал оставшимися руками, но не удержался и ударился грудью о грязную землю. Послышался резкий треск, вдоль его тела зазмеилась трещина, откуда полил алый свет. Очень медленно тело распалось надвое, явив взгляду то, что выглядело канатами из света и тьмы, – лингвистические внутренние органы бога.

Детское личико в ужасе смотрело вверх. Оно пыталось кричать, но могло издавать лишь хрипы.

Ощущая одновременно страх и жалость, Леандра опустилась на колени рядом со сломанным богом. Тот сжал её ладонь. Едва их руки соприкоснулись, мир сдвинулся, и Леандра почувствовала, что вот-вот сама упадёт. Затем земля вновь сделалась устойчивой, и Барувальман исчез. Точнее, Леандра больше его не видела. Место обрюзгшего, многоголового тела заняла маленькая «пагода» из пунцовой прозы.

К своему удивлению, Леандра поняла, что знает этот алый язык. Лингвистическая структура бога была так же очевидна для неё, как дольки очищенного апельсина.

Заклинание, бывшее прежде Барувальманом, сломалось, и Леандра ясно видела, где именно. Большое количество его жизненно-важных параграфов оказались поврежденными. Теперь она понимала, как всего несколькими движениями можно разломать бога на субзаклинания и сохранить их для себя.

Изумлённая Леандра отдёрнула руку. Мир вновь закружился, и всё вернулось на свои места: перед ней лежал изломанный, агонизирующий Барувальман, хрипящий в смертельном ужасе. Рядом стояли Дрюн и Холокаи с вытянутыми лицами.

Сердце Леандры сильно билось. Она не знала, что произошло, но видела, что бог испуган и страдает. Может быть, его ещё можно было спасти, а может, и нет. Внезапно она поняла, что делать.

– Всё будет хорошо, Бару, – сказала она как можно мягче. – Слушай меня, и боль скоро пройдёт.

Расширенные от страха глаза старого воина впились ей в лицо.

– Всё в порядке, Бару, я здесь.

Он перестал хрипеть, лицо немного расслабилось.

– Всё хорошо, мы здесь, с тобой.

– Барувальман – скромный бог, хороший бог, – замычал он.

– Конечно-конечно. А теперь… дай мне свою ладонь.

Он протянул ей руку. Нарочито бодро улыбаясь, она сжала его пальцы и так осторожно, как только могла, разбила божественный текст.

Это не заняло много времени, едва сияющие предложения обратились в ничто, она возобновила свой путь. Опаздывать было нельзя.

Франческа ещё раз проверила субтекст, избегая смотреть в глаза Эллен. Они стояли на третьем этаже у окна, откуда была видна Малая Священная заводь.

Сейчас площадь окрасилась багрянцем и густой синевой вечернего неба. За заводью начиналась Пальмовая Лестница и открывался вид на панораму террас Шандралу. Если высунуться из окна, то слева сквозь колючие зелёные лианы бугенвиллии с розовыми, словно из мятой бумаги, цветами можно было увидеть тёмную громаду Облачного храма.

Дом принадлежал богатому торговцу рисом с севера главного острова архипелага. Хозяин несколько дней назад отбыл в поместье, оставив несколько слуг, чья верность ему не устояла перед мешочком серебряных рупий, которые Франческа предложила им за то, чтобы занять одну комнату.

Она наложила на окно несколько субтекстов, чтобы помещение выглядело пустым для внешнего наблюдателя. Поисковое заклинание на нуминусе могло бы рассеять её обман, но для всех несведущих она была надёжно спрятана.

Франческа полагала, что их укрытие находится достаточно близко к заводи, чтобы можно было подбросить подслушивающий субтекст, но и Леандра, и контрабандист наверняка предпримут меры предосторожности и сразу же обнаружат чужое заклинание. Если они засекут её субтекст, скорее прольётся кровь, нежели свет. Поэтому Франческа предпочла не рисковать.

– Таким образом, – сказала Эллен, вычитывая корректуру сложных параграфов субтекста, – в борьбе с неодемонами ваш муж использует куда больше ловушек, чем мы. Похоже, для нас эта информация не особенно полезна. Рори объяснил, что обстановка в Лорне осложнилась, с тех пор как Сребр начал реформировать инквизицию. Это заставило культы многих неодемонов уйти в подполье. Рори считает, что Никодимусу под силу уговорить Сребра распустить инквизицию.

– Неплохо бы, – проворчала Франческа. – В их последней стычке с Дралом погибло один Бог Богов знает сколько невинных лорнцев.

Эллен помолчала, потом заговорила с куда большим, чем обычно, оживлением:

– А знаете, что самое забавное? Когда мы с Рори принялись сравнивать наши наблюдения за лорнскими неодемонами, тот рыцарь просто тихо сидел рядом, уставившись вдаль, причём ухмылялся в самых неподходящих местах.

– Ну надо же, – пробормотала Франческа.

– Не понимаю я этого типа. Все прочие лорнские рыцари, которых я знала, были отъявленными ханжами, – она так и эдак крутила в руке золотую фразу на нуминусе. – Как думаете, может, он сделал какие-то определённые… умозаключения о моих истинных намерениях?

– Представить себе не могу, с чего бы ему их делать, – сказала Франческа, заканчивая проверку субтекста на окне и переходя к заклинаниям на двери, в основном препятствующим неожиданному вторжению.

Эллен не ответила. Франческа смутилась, впервые за всё время, проведённое в обществе своей ученицы.

– Магистра!

– М-м-м?

Оглянувшись, она увидела, что Эллен продолжает крутить в руках несчастное нуминусное предложение. Франческа подошла к ней.

– У тебя ничего не случилось?

Эллен со вздохом вставила предложение в субтекст.

– Как вы думаете, уж не сдурела ли я, проявляя столь внезапный… интерес к Рори?

– Нет, конечно.

– Но вы о чём-то умалчиваете.

– Возможно, – Франческа почувствовала укол вины.

– Я выставляю себя дурочкой?

– Ни в коем случае.

– Тогда – Рори?

– Нет…

– Ваш муж против?

– Да, в общем-то, не против.

– Значит, существует другая женщина?

– Э-э-э, не то чтобы женщина…

– Но… – захлопала глазами Эллен. – Ой!

Франческа подошла ближе. Эллен издала глухой смешок.

– В общем, мне, как обычно, «повезло», да? – скривилась она. – Лорнец?

– Предполагается, что я ничего не знаю.

– Вытянули из лорда Никодимуса, я угадала?

– Он не умеет хранить секреты.

– Что же… – Эллен опять вздохнула. – Тогда рыцарь куда благороднее меня. Если бы какая-нибудь девица пыталась увести моего мужчину, я бы выцарапала ей зенки.

– По-моему, именно так ты однажды и поступила. Помнишь, в Терновнике?

– В свою защиту могу сказать, что она была мятежным неодемоном. И глаза я ей не выцарапывала. Сразу раскроила череп, а её моргалки просто попались под руку.

– Само собой. Эллен, можно тебя обнять?

– Прежде вы никогда меня не обнимали, магистра.

– Твоя стойкость перед лицом разочарования пробудила во мне материнские инстинкты.

– Надеюсь, не те, которые связаны с превращением в драконицу, с чавканьем кого-нибудь пожирающую?

– Время всех нас смягчает, Эллен, и объятия становятся адекватной заменой пожиранию.

Она раскинула руки. Эллен наигранно поёжилась.

– Ну, если вам так уж хочется… Но должна предупредить, это будет всё равно что обнимать столб.

Франческа прижала к себе ученицу, ласково похлопав её по спине. Эллен, как и обещала, стояла столбом.

– Ну, вот, видишь? Всё не так и страшно.

– Я бы предпочла, чтобы меня сожрали.

– Милочка, это нетрудно устроить.

Эллен хихикнула. Франческа тоже улыбнулась, разжала руки и краем глаза заметила одинокую фигуру в коричневой мантии, только что поднявшуюся по Пальмовой Лестнице. Она узнала Холокаи.

– Похоже, люди Леа стягиваются на площадь. Тебе лучше вернуться в поместье.

– Может, мне всё же остаться? – Эллен посмотрела на бога-акулу.

– Так просто тебе не удастся увильнуть от помощи близнецам по присмотру за Лоло.

– Нельзя винить несчастную девушку за отчаянную попытку.

– Я и не виню.

Франческа откинула в сторону защитные заклятия на двери, чтобы Эллен могла выйти.

– И знаешь, Эллен? Не переживай из-за Рори.

Та кивнула и пошла по узкому коридору, но прежде чем ступить на лестницу, обернулась и сказала:

– Спасибо вам, магистра.

Франческа кивнула, ощутив новый укол вины за то, что сблизилась с ученицей больше, чем с собственной дочерью. Затем вернулась к окну.