Леандра с тревогой заглянула в ночной горшок. Желудок свело: моча была тёмной, пенистой. Значит, приступ будет нешуточным.

Суставы болели, на щеках горела сыпь, усталость навалилась влажным одеялом, а от каждого глубокого вздоха грудь резала боль. Последний симптом пугал больше всего. Она пережила подобное, когда ей было одиннадцать. Мать несколько часов прослушивала её грудь и простукивала спину, пока не решила, что вокруг сердца скопилось опасное количество жидкости. Тогда Франческа написала шестидюймовое заклинание-иглу, вонзила его пониже грудины и подтолкнула к сердцу. После того как мать откачала жидкость, с груди Леандры будто сняли тяжёлый камень, и она смогла глубоко, с жадностью вдохнуть.

Леандра до сих пор помнила напряжённое лицо матери, втыкающей иглу ей в грудь. Это холодно-сосредоточенное лицо ассоциировалось у неё с детским чувством несправедливости: почему болезнь поразила именно её? Теперь же она задалась другим вопросом: а каково пришлось матери? Насколько страшно Франческе было, наверное, втыкать ту иглу.

И всё-таки… в материнской любви всегда было что-то неумолимое. Четырнадцать лет назад, в Порте Милосердия…

Леандра постаралась выбросить эти мысли из головы. Умывшись, вернулась обратно в гостиную своих покоев. Снаружи виден был Плавучий Город, освещённый предвечерним солнцем.

У окна, спиной к Леа, стояла Дрюн. Верхние руки богини рассеянно поправляли короткие чёрные волосы, а нижние опирались о подоконник.

– Ты в порядке? – спросила она, оборачиваясь.

– Нет, так буду, – ответила Леандра, осторожно присела на кушетку и сделала глубокий вдох, отметив, что боль в груди немного уменьшилась.

– Позвать целителей? – спросила Дрюн, садясь рядом.

– Большую дозу гормона стресса я уже приняла, а ничем другим никакой целитель мне не поможет, – ответила Леандра, подумав про себя: «Разве что ткнуть иглой мне в сердце».

Впрочем, если её состояние ухудшится… Что же, она всегда успеет позвать мать.

– Давай я сама схожу на встречу с контрабандистом?

– Ну, хоть ты не начинай, а?

Холокаи, прежде чем отправиться обыскивать комнаты на предмет нахождения какой-нибудь жуткой угрозы, предлагал Леандре то же самое.

– Леа, – мягко произнесла Дрюн, – положение дел плачевно. Твой отец прикончил Речную Воровку.

– Да уж, хитёр ублюдок, – обхватив голову руками, Леандра вытянулась на кушетке. – А мне наврал, что отправляется за тем, другим неодемоном.

– Может, настало время во всём ему признаться? Или даже матери?

– Тут-то нам и крышка будет.

– Разве у нас есть выбор? Имперские лазутчики, неизвестное божество, бродящее по заливу. Это не говоря уже о пустой казне. Вдруг твой отец сумеет свести ущерб к минимуму?

– Не-ет, – замотала головой Леандра. – Он слишком занят поддержанием мира между Империей и Лигой. Всё, над чем мы трудились, пойдёт прахом. Ты же богиня победы, как ты можешь хотеть собственного поражения?

Дрюн помолчала.

– Одно дело проиграть раунд, и другое – весь бой.

– И ещё. Судя по тому, что я знаю о своём будущем, мне, скорее, предстоит убить отца, нежели искать его помощи.

– Почему?

– По-моему, он знает о наших делишках куда больше, чем показывает. Может статься, мне придётся выбирать между ним и осуществлением нашей цели.

– Ну, по крайней мере, у тебя с матерью начало налаживаться.

– Не стоит недооценивать способность моей дорогой матушки довести меня до белого каления. Кстати-кстати… Иногда высокие дозы гормона стресса сводят людей с ума. В буквальном смысле. Пациенты становятся чокнутыми. Если я свихнусь, надеюсь, тебе удастся привести меня в чувство.

– Попытаюсь, конечно, только учти, совершенно нормальной ты никогда не была, – Дрюн похлопала Леандру по руке.

Участливый, дружеский жест. У Леандры заныло сердце, что не имело ничего общего с болезнью. Она сжала пальцы богини.

– Ты стала моей доброй подругой.

Дрюн только покрепче стиснула её ладонь. Леандра закрыла глаза. Если бы удалось заснуть, может быть, мир перестал бы так на неё давить? Ласковое прикосновение Дрюн, едва слышное песнопение с озера, эти ощущения захлестнули Леандру. Ей вдруг стало неприятно жарко. Далёкая флейта снова и снова выводила одни и те же четыре ноты. Интересно, почему Холокаи до сих пор не вернулся? Или всё это уже сон?..

Послышался непонятный звук, и рука Дрюн исчезла. Открылась дверь.

– Леа, – тихо произнёс голос богини, ласковая рука потрепала по щеке.

Леандра со стоном проснулась, опять отчётливо ощутив боль в животе и суставах.

– Леа, пришёл твой отец, он хочет с тобой поговорить. Попросить его зайти попозже?

Вновь застонав, Леандра разлепила веки. Свет падал из окон уже под другим углом. Значит, она проспала долго.

– Нет-нет, – ответила Леандра и с помощью Дрюн села.

Глубоко вдохнула. Боль не исчезла, но всё-таки уменьшилась. Хороший знак.

– Проводи меня в уборную.

Оставшись одна, Леандра помочилась. Урина была такой же тёмной и пенистой, щиколотки немного распухли. Умывшись, она вернулась на кушетку и крикнула Дрюн, чтобы та пригласила отца. Богиня отворила дверь, пока Леандра пыталась пригладить волосы.

В гостиную вошёл отец, с ним – его давняя советница-гидромантка. Он двинулся, было, к дочери, словно намереваясь её обнять, но, натолкнувшись на холодное выражение лица, остановился в нескольких футах.

– Привет, Леа, – сказал Никодимус с улыбкой.

Смело с его стороны – сыпь на её лице, должно быть, выглядела жутко.

– Здравствуй, – кивнула она.

– Как себя чувствуешь?

– Ну, ты сам знаешь, – Леандра с фальшивой беззаботностью пожала плечами, мол, чувствую себя как огурчик.

– Извини, что скрыл насчёт Речной Воровки, – сказал Никодимус.

– Всегда к твоим услугам.

– Уверена, что сможешь вернуться сегодня в Шандралу?

Леандра сжала зубы. Отца всегда беспокоили конкретные, сиюминутные проблемы и собственная роль, которую он может сыграть в их разрешении. Отец мог сменить личину в мгновение ока. Вот он благодушный бюрократ, а в следующий миг перед тобой – кровожадный убийца. Сейчас он разыгрывал роль обеспокоенного папочки. Интересно, существует ли вообще некий истинный, исконный Никодимус? Вопрос этот злил Леандру особенно потому, что она сама была во многом похожа на отца.

Леандра уже собиралась сказать Никодимусу, что разберётся без него, и тут он добавил:

– Я привёл свою целительницу на случай, если ты захочешь поговорить с ней вместо матери.

Жар в душе Леандры немного остыл. Это было дальновидно с его стороны. Посмотрела на целительницу в синей мантии. Глаза старухи начинали уже мутнеть.

– Вы стажировались в Порте Милосердия?

– Да, госпожа хранительница.

– И знакомы с моей матерью?

– Нет, госпожа хранительница.

– Мне бы хотелось… задать вам вопрос наедине.

Повисло молчание.

– Я буду в коридоре, – сказал Никодимус.

Подождав, пока он не удалится, гидромантка представилась:

– Я – магистра Дория Кокалас, но вы, ежели хотите, можете звать меня просто Дорией.

– Вам известно состояние моего здоровья?

Дория утвердительно качнула головой.

– Однажды, когда я была маленькой, во время приступа болезни вокруг моего сердца скопилась жидкость. Боюсь, теперь случилось то же самое.

– Что заставляет вас так думать?

– Я чувствую боль в груди, когда пытаюсь сделать глубокий вдох.

– Разрешите вас осмотреть, – глаза гидромантки посуровели.

Леандра кивнула, и целительница принялась прослушивать её грудь. Простукала спину, помяла живот, а затем, пока Леандра старательно вдыхала и выдыхала, невероятно долго разглядывала шею.

После чего достала пузырёк и вылила его содержимое на правый бицепс Леандры. Жидкость сформировала широкую ленту, потом вдруг сжалась и начала медленно расслабляться, при этом от неё протянулись странные «ручейки» к ушам целительницы.

Когда Леандра оделась, Дория объявила:

– У вас действительно могла скопиться жидкость в лёгких или вокруг сердца, хотя я не слышала характерных шумов, сопровождающих подобные воспаления. Однако мне не нравится ваш пульс и прочие симптомы, – она указала на шею Леандры так, словно это всё объясняло. – В общем, если жидкость в груди и есть, её недостаточно, чтобы спровоцировать проблемы с сердцем.

С сердца действительно словно упал камень, Леандра поблагодарила целительницу.

– Я уже приняла повышенную дозу гормона стресса. Может быть, нужно сделать что-нибудь ещё?

– В данный момент? Нет, пожалуй. Однако желательно, чтобы рядом с вами находился целитель, если ситуация с сердцем обострится.

– Спасибо, Дория.

– Рада была помочь. Навестить вас попозже?

– Если сможете. А теперь не пригласите ли вы моего отца?

Гидромантка поклонилась и вышла. Дверь тут же вновь отъехала в сторону, появился Никодимус.

– Ну, как твои дела?

– Благодарю, лучше, чем ожидалось.

– Чем я ещё могу тебе помочь? – он присел рядом.

– Ты и так уже сделал достаточно, особенно если принять в расчёт дурацкую игру, в которую тебя втравила Тримурил.

– Леа, зачем ты спровоцировала приступ?

– Мне нужно срочно вернуться в Шандралу.

– Зачем?

– Я веду расследование, – начала она, чувствуя холод внутри. – Я должна выяснить, кто нападает на мелких богов. Что если это как-то связано с Империей или твоим неодемоном с Гребня? Нам надо узнать как можно скорее.

– Уверена, что в состоянии сейчас вести расследование?

– Вполне. Особенно после беседы с твоей целительницей.

– Хорошо, Леа, я тебе верю. Но… есть одна маленькая заковыка.

– Какая? – Её сердце ухнуло куда-то вниз.

– Когда я схватился с Речной Воровкой…

– Пап, – перебила она, боясь того, что может услышать, а ещё больше того, что может совершить. – Принеси мне чашку воды, а?

Она кивнула на кувшин, стоявший на столике у дальней стены. Никодимус запнулся, потом встал и направился к кувшину. Создатель, взмолилась Леандра, не дай ему произнести сам знаешь что, не позволяй ему это узнать, кто угодно, только не он.

– Вот, – он подал ей чашку.

Леандра протянула руку с нарочитой гримасой боли. Отец посмотрел на неё долгим взглядом и сказал:

– У Речной Воровки было твоё лицо.

Сердце забилось как сумасшедшее. Придётся его убить. Иного выхода нет, хотя…

– Да? – каким-то чудом ей удалось сохранить спокойный тон. – Нет, правда?

– По-моему, ты не особенно удивлена, – зелёные глаза Никодимуса шарили по её лицу.

– Лет пять назад я уже столкнулась с чем-то подобным, – соврала она. – В деревеньке на Матрунде. Я там прикончила злобного неодемона-аллигатора, наводившего ужас на рыбаков. Тамошняя богиня приняла мою внешность, чтобы обмануть жителей и заставить их думать, будто это она разделалась с неодемоном. По-моему, она поступила так неумышленно. Рыбаки принялись усердно ей молиться, культ рос. Пока о её уловке не прослышали наши агенты. Мы немного надавили на неё, и она поняла, что моё лицо ей разонравилось.

– Полагаешь, Речная Воровка выдавала себя за тебя? – отец смотрел ей прямо в глаза.

– Ну, ничего иного мне в голову не приходит. А тебе?

– И мне нет… Но Леа, почему она удивилась, когда я сказал, что у неё твоё лицо?

– Наверняка она не сознавала, что похожа на меня. Лукавые неодемоны меняют внешность как перчатки. Паства, видя эти изменения, тут же сочиняет новые мифы. А ты же знаешь, как истово наши боги верят в собственную мифологию. Поносив какое-то время моё лицо, Речная Воровка вполне могла убедить себя, что всё обстоит ровно наоборот, и это у меня её внешность.

– Да, она так и заявила… – нахмурился Никодимус.

Леандра знала, что говорила, поскольку внимательно наблюдала за тем, как речная богиня постепенно и безотчётно становилась похожей на неё саму. Никодимус продолжал сидеть мрачнее тучи.

– Однако, Леа, разве тебя не беспокоит какая-то странная подковёрная возня?

– Ты о чём?

– Сам пока не понимаю. Ты случайно ни во что не вляпалась?

– Не больше, чем любой из нас.

– Может быть, тебе известно нечто, что окажется нам полезным?

– Увы, пап, – вновь соврала она, искренне надеясь, что ей не придётся убивать отца, и приглашающе положила руку на кушетку между ними.

Он посмотрел на её ладонь. Из-за какографии и владения праязыком мало кто из живых существ мог пережить его прикосновение, грозившее смертельным раковым проклятием. Первой была её мать, второй – она.

Леандра осторожно взяла отца за руку. Болезненная гримаса, которую она прежде не замечала, ушла с его лица.

Это был очень дурной поступок, она знала. Ей доводилось совершать гораздо худшее: она врала, мошенничала, воровала и убивала, не испытывая особенного раскаяния. Но сейчас ей сделалось стыдно за свою бессовестную уловку.

Никодимус улыбнулся. Улыбнулся просто, по-отцовски. Леандра видела морщинки у его глаз, серебро в волосах. Что бы там с ним ни случилось, сейчас он был мужчиной средних лет, глядящим на дочь, которую сильно недооценивал и даже не понимал. В душе Леандры разверзлась пропасть. Тем не менее она бодро сказала:

– Спасибо, что привёл целительницу. Я не хочу встречаться с матерью.

– Она тебя любит.

– Не хочу разговаривать на эту тему.

– Наверное, мне не понять, каково это, быть в твоей шкуре, но… Всю свою юность я провёл, считая себя безнадёжным калекой. И разучился принимать помощь.

– Это не одно и то же, – сквозь нежность в её голосе прорвалось раздражение. – Калека и больной – разные вещи.

– Согласен, солнышко, но между нами есть кое-что общее. Ты унаследовала мою какографию, которая и спровоцировала твою болезнь.

– В том-то и дело, папа. Твоя какография тебя не убивает, – сказала она с большим жаром, чем намеревалась. – Нет между нами ничего общего. Рано или поздно моя болезнь меня прикончит, и с этим ничего не поделаешь.

– Прости, я неудачно выразился. Просто боюсь, что ты не хочешь принимать мою помощь потому, что винишь меня. Если так, не могу тебя за это порицать. Но я всегда хотел самого лучшего для своей дочери.

– Пап, не виню я тебя ни в чём.

Он внимательно посмотрел ей в лицо и кивнул.

– Хорошо, коли так. Между прочим, Тримурил затеяла свою глупую игру только затем, чтобы ты оказалась в долгу перед одним из нас и приняла помощь.

– Да, это в её духе, – Леандра возвела очи горе.

– Так ты примешь мою помощь?

Она увидела неуверенность в его зелёных глазах.

– Конечно, пап, – солгала она. – Как только мне понадобится помощь, я первым делом обращусь к тебе.

Морщинки вокруг его глаз чуть разгладились. Леандру поразило то, с какой лёгкостью ей удалось надуть отца. С одной стороны, это радовало, с другой – пугало. И, если уж быть до конца откровенной, немного злило, что отец оказался таким простофилей. Будь на его месте Франческа, Леандра бы подобными баснями не отделалась.

– Проведать тебя попозже? – спросил Никодимус.

– Вообще-то, я отправляюсь в Шандралу и не вернусь вечером в Плавучий Город, – ответила Леандра, надеясь, что не вернётся сюда до тех пор, пока не разрешит проблему пророчества, заставляющего её убить близкого человека.

– Мы с Фран должны присутствовать на военном совете, думаю, надолго после заката он не затянется. Потом, вероятно, я вернусь в наше поместье. Мы можем увидеться с тобой там.

Леандра постаралась подавить дрожь. Слишком близко. Если ей понадобится его убить, он окажется слишком близко.

– Чем ещё планируешь заняться, кроме как справляться о моём здоровье?

– Мне нужно подготовить очередное метазаклинание, – глаза Никодимуса затуманились.

– На случай, если тётушка Вивиан применила одно из своих?

– Не хочется даже думать о таком обороте дела, но… лучше держать заклинание наготове, – его взгляд вновь сделался осмысленным, отец взял её ладони в свои. – Если на то будет воля небес, я по-быстрому закончу свои дела в Плавучем Городе, и мы с тобой увидимся дома, правда?

– Всё может быть, – неопределённо ответила она, про себя подумав: «Помоги мне Бог Богов, чтобы этого не произошло».

– В общем, если не сегодня-завтра я тебе понадоблюсь, ты найдёшь меня в поместье.

– Отлично, пап, – Леандра чмокнула его в щёку, вновь ощутив ненависть к себе за эту примитивную манипуляцию.

Никодимус напоследок сжал её пальцы и поднялся.

– Смотри за собой и не зевай, ладно?

– Договорились.

Отец кивнул и ушёл.

Выждав немного, Леандра позвала Дрюн. Дверь открылась, и вошла четырёхрукая богиня.

– Как только Холокаи вернётся, мы идём к Таддеусу. Где его носит, эту тупую рыбу?

– Я пока соберусь, – Дрюн поклонилась. – Понятия не имею, куда делся Холокаи. Как прошёл разговор с отцом?

– На сей раз я его обдурила, но мою мать вряд ли удовлетворят подобные объяснения. Она от меня так легко не отступится. Вот почему… – она сделала паузу. – Вот почему нам надо отправляться к Таддеусу немедленно. Если его заклинание сможет лишить меня способности любить, тогда, я уверена… – внезапно она заморгала. – Тогда, я уверена, мне придётся убить отца.