5. А вот и хвалебная песнь-орики

O nifs osupa. Idi ti o n bikita nipa awsn iraws.

Двадцать два

Бог Грома, загадочный брат,
языком одаренный и даром дать коре звучать.
Это я говорю, Икиде, сын Акеде,
Я, гриот, кто жил на дереве, что зовут баобаб.

Я шагал много дней и много ночей, всю землю прошел,
И нашел дерево рядом с рекой.
И, взбираясь на дерево, слышал я попугая, ворона и бабуина,
слышал я, как дети смеются, кричат, дерутся, заставляя шикать богов,
и там, на самой верхушке, на тряпке мужчина лежал.
Что за мужчина?
Не похож он на тех, кто в Веме-Виту, Омороро и даже в Миру живет.

И спросил он,
не красоту ли ты ищешь?
Я ответил, что, по-моему, отыскал ее.
И, представь, засмеялся мужчина, сказав:
в Миту женщины считали, что я уродлив,
кричат, бывало, когда приводил я детей на рынок,
вы гляньте на это семейство уродов,
гляньте на этих несчастных зверят,
а тот khita, ngoombu, haamba, как конь, волосами, оброс.
А я говорю: прекрасные умницы щедрые,
груди ваши туги, широки и улыбки,
я не зомби какой, просто очень похож на белую глину,
тут их смех разобрал, да такой,
что налили мне пива доро, волосами моими играли,
и, скажу тебе, ничто из того не несло никакой мне обиды.
И сказал я ему:
Дерево это, ты живешь в нем?
Нет тут «ты», говорит он, только «мы», и странный мы дом.
Оставайся с нами сколько захочешь.
Когда я забрался через дупло и место сыскал, где сидеть,
увидел, как пришел он и мясо с охоты принес.
Кто, спрашиваю, этот человек такой мрачный и с глазом волка?
Кто наслал на него такое проклятье?
Да только дети, и малыши, и большие, и та, что воздуха легче,
бегом по дереву вниз и на него всей оравой,
и дела им нет, что бранится он так, что сове страшно станет.
Бегом – и прыг на него, одна на голову села, другие
висят на руке.
И думаю я: у этих малышек большие чувства к нему,
а у него вся мрачность с лица враз пропала.
И Волчий Глаз полез на верхушку, вот замер, увидев меня,
и дальше полез.
А когда на верхушку залез, другого мужчину увидел,
и губы их в поцелуе слились, и рты приоткрылись, я знаю.

И тот, с волчьим глазом, обычно он говорил:
Стареет уж ночь, почему вы не спите?
Солнце в небе, почему не встаете?
Еда готова,
вы когда собираетесь есть?
Боги ль меня проклинают и делают мамой?
Нет, Бог милостью своей тебя мне в жены дал,
говорит тот, кого Мосси звали,
и дети смеялись, а Волчий Глаз скалился,
скалился, и скалился, и все обернулось смехом.
Я был там, я видел это.
И я видел, как гоняли они детей:
марш пошли,
марш сейчас же на речку,
и там оставайтесь,
пока солнце не тронется вниз.
А когда дети все убежали, они решили, что я тоже ушел,
ибо Мосси перешел на родной язык Волчьего Глаза.
Se geyi ye do bo, – говорит.
Se geyi ye do bo
Предадимся друг с другом любви,
И вот уж вдвоем они, обнявшись крепко, целуют губы,
потом целуют язык,
потом шею целуют, сосок и пупок и
ниже.
И один был женщиной, а один был мужчиной,
и оба женщиной были, и оба мужчиной,
и ни один не был ни той, ни другим.
И Волчий Глаз головой на коленях у Мосси лежит.
И Мосси гладит Волчьему Глазу грудь.
Так и лежат в покое, друг на друга глядя.
Глаза в глаза, как в души, друг другу глядят,
Лица спокойны, души в покое.
Может, видят оба один с другом сон.

Однажды Волчий Глаз сзывает детишек всех вместе,
Ребятня, говорит, приходите с реки
и все сами себя назовите,
не шакал же растил вас и не гиена.
И каждый ребенок свое мне имя сказал,
Только все имена их я совсем позабыл.

Вот что Волчий Глаз говорит.
Мосси, он говорит, я из племени Ку,
а ку-мужчина может быть лишь только мужчиной,
а Мосси ему: какой же ты не мужчина,
за что ж я хватаюсь у тебя между ног?
Так шутит Мосси, а Волчьему Глазу совсем не до шуток.
Он говорит:
я все бегал, все прятался, я все искал
что-то, что, сам не знаю, только знаю, что это ищу.
Я не знаю, но всякий ку это находит,
только кровь между нами, меж мною и ку,
и мне нельзя никак возвратиться.

Вот и наведался он в Гангатом.
А вождь Гангатома сказал: никто так долго не ждет.
Я жду, всю свою жизнь жду, Волчий Глаз говорит.
Волчий Глаз тянет вверх рубаху и говорит:
Посмотри на меня, посмотри, где она, женщина,
И, когда я отрежу ее, то стану мужчиной.
А Мосси тут страх охватил, ведь он полагает, что именно это
любить заставляет его.
Но Волчий Глаз говорит: все, что меж нами,
восточный ты человек, оно не внизу, а вот тут,
и на сердце себе руку кладет.
А вождь говорит:
то, чего просишь ты, не старо,
то, чего ты просишь, ново.
Ты – ку,
и нет у тебя отца.
Этим гнев богов на себя ты навлек.
Говорит Волчий Глаз:
Обряд становленья мужчиной,
Он богам всем в хвалу, так
кто ж из богов стал бы злиться?

И вот гангатомы для Волчьего Глаза
корову подкалывают и кровью ее наполняют
чашу, и Волчий Глаз ее выпивает, а следом вторую
и рукою губы утер.

Следующий день настает,
Когда по быкам ему прыгать.
Поставили их, два десятка могучих,
И прибавили десять, раз так долго он ждал, чтоб мужчиною стать.
Тебе по спинам быков придется бежать и упасть нельзя,
ведь, коль упадешь, засмеются боги.
И вот, Волчий Глаз,
Голый и умащенный маслом.
На первого быка он взлетает,
потом, славя богов, бежит
по одной спине быка на другую – одна, другая, третья, четвертая,
пятая, шестая, седьмая и больше.
Он должен по быкам пробежать шесть раз,
три вперед и три обратно.
И ему удалось это и не упасть,
И люди радостно его ободряют.
Говорит старейшина: все эти луны ты провел в промежутке,
и нет в том стыда,
но посредине – значит нигде.
А есть старейшины, что ворчат: мол,
не прошелон энкипаата;
не странствовал он в течение четырех лун,
как полагается мальчику, прежде чем стать взрослым,
где, скажите, на нем знак большого льва, им убитого?
А вождь говорит: посмотрите вы на него,
увидите и знак, что льва он убил, и все остальное.
Притихли старейшины, хоть некоторые еще и ворчат.
А вождь говорит: не странствовал ты в течение четырех лун,
зато на четыре ночи останешься
на воздухе свежем, с коровами вместе, в траве будешь спать и на земле стоять.
Четыре ночи будешь жить с коровами.
Четыре ночи прошли. И на пятое утро
пришли за ним старейшины, а также мужчины,
из ведра обмыли его водой, топор в ведро положив,
чтоб была вода холодна.

А теперь, как обычай велит, мужчины говорят,
Здоровенному мужику, что в кожу мальчика влез,
Стать мужчиной пора, но выгляньте, он же дурак.
Как обычай велит, мужчины опять говорят,
гляньте на малышовую фитюльку его, она для мужских дел не готова еще.
Не совладать ему с женскою коу, уж лучше б муравейник он ей ковырял.
Как обычай велит, мужчины толкуют.
Не потому ли есть муж у тебя, а жены нет?
Что ли ты за жену?
Держись, Волчий Глаз. Гнев есть слабость.

Вот и резчик уж тут, сделать дело готов
своим острым ножом,
а у Волчьего Глаза матери нет,
так жена вождя ему матерью будет.
Шкуру бычью она ему шлет,
чтобы сесть ему было на что
и богов не срамить.
Повели его, да, его повели
мимо загона для скота,
мимо домов великого старца
вверх на холмик с хижиной на вершине,
и он говорит:
Выбей нож – и убьем мы тебя.
Убежишь от ножа – от тебя отречемся.
Великий резчик, он мел берет и линию чертит
от чела до носа.
Великий резчик, он берет молоко и Волчьего Глаза им поливает.
Великий резчик, он за мертвое взялся и тянет, и тянет,
Говоря: Разок резануть!
Выбей нож – и убьем мы тебя.
Убежишь от ножа – от тебя отречемся.
Разок резануть! – говорит.
А Волчий Глаз хватает резчика за руку

и так говорит: «Нет». Слушайте, он говорит: «Нет».
Мужчине в горах и женщинам в речке
слышен шепот, что громом исходит,
и все стихли вокруг.
Говорит Волчий Глаз: смысл дней моих
Только в том, чтоб отсечь эту женщину напрочь.
Отсеки ее от меня,
от матери моей отсеки,
отсеки ее ото всех, кто ходит и мир этот носит.
И он смотрит на мужское начало свое
в венце из начала женского на конце
и говорит:
Что-то в этом не так,
и нет в этом воли богов,
а если нет в том воли богов,
тогда да будет воля моя.
Взгляд на Мосси он переводит, роняя слова:
Ты говоришь, чтоб вырезал я все женское напрочь
у всех, от матери моей, до любого пришлого в дом,
а ведь как раз я от матери и оторвался,
и это я, что сейчас собираюсь себя самого отсечь.
и с этим он встает,
и с этим нож в сторонку кладет,
и прочь идет,
и все люди молчат, ведь всю лютость свою он с собою несет.

Только Мосси опять покоя ему не дает.
Вскоре, как вернулись они к баобабу,
так ему говорит:
Перестань думать, что настал для тебя покой,
ты знаешь, про что я.
А Волчий Глаз говорит, что не знает. А потому перестань.
А Мосси в ответ: зачем же просишь, чтоб я перестал, раз сам не знаешь.
И вот так Следопыта Мосси изводил,
и изводил, и изводил, и ух, как извел!
Взмахнул рукой Следопыт, чтоб Мосси ударить,
А тот говорит: никто никогда нежнее тебя не любил,
Но меня рукой только тронь, и увидишь, как я руку эту срублю
и тебе же в рот запихаю.
Прекрасно, Следопыт говорит, я, понятно, уйду,
лишь бы ты перестал токовать какаду-попугаем.

И настал день, как собрался он уходить,
пошатнулся, споткнулся, упал и сказал:
идемте со мной, не то в буше я упаду-пропаду.
И Мосси пошел, и дети пошли,
И даже я тоже пошел,
ведь сказал Следопыт мне: не делай вид, будто
ты не с нами в доме живешь.
Вот так Следопыт
со всеми близкими
отправился к матери своей.
Как мы, должно быть, смотрелись в Джубе!
Только не о том сказанье.
Десять раз Следопыт спотыкался, пока мы дошли до ворот.
А Мосси держал его вдесятеро крепче,
так что до двери они добрались,
и девушка дверь им открыла.
Как на него похожа – это мы с Мосси подумали,
а она ни слова нам не сказала, а в дом их впустила
и отпрыгнула в сторону, когда Колобок
покатился, а Жирафленку нагнуться пришлось.
А в синей комнате
сидит мать
На вид стара и слаба, да глаза у нее молодые.
«Когда же он умер?» – спросил Следопыт.
«Когда полагалось бы смерть встретить деду», – она говорит.
И он смотрит на нее, словно ему есть что сказать,
и губы дрожат у него, словно ему есть что сказать,
и Мосси начинает из комнаты нас выгонять,
словно ему есть что сказать.
Но Следопыт шатнулся опять и теперь уж упал.
И склонилась она и коснулась его щеки.
«Один твой глаз не от меня пошел», – она говорит.
И вырвался изо рта его вой.
А выл он для матери,
А выл он для матери,
А ночь пришла вместо дня,
А день пришел вместо ночи,
А он все выл.

Слушайте же меня,
я пробыл там десять и еще девять лун.
В день, когда уходил я, плакали дети,
И Мосси ходил, низко понурив голову.
И даже Волчий Глаз спросил:
Зачем, скажи, ты свой дом покидаешь?
Никогда, ни единого раза
не знал я в странствиях скуки,
Но такие, как я, мы вроде зверей,
нужно нам на воле бродить,
иначе – умрем.
Слушайте же меня.
За день до дня, как мне уходить,
Черный леопард к дереву подошел…

Отправить