Глава 8. Тимоти Эванс

Иногда Леону казалось, что весь мир сузился только до расследования, и, когда охота началась, прерваться уже невозможно. Но нет, остальные дела никуда не исчезли, и не каждый день можно было бросить все и ехать на очередную встречу, спешить, обсуждать… Иногда нужно было отвлекаться на то, что не было связано с чередой убийств.

Поэтому с утра пораньше Анна согласилась встретиться с журналистами — получив очередные ведра помоев со стороны родни Яна. А Леон собирался использовать это время, чтобы заскочить в офис и разобрать скопившиеся заказы. Правда, был у него и личный мотив: Ярослав уже написал ему, что нашел все, что нужно.

В отличие от него, Ярик относился к происходящему спокойней, но он ведь и не знал, что стоит на кону. Изначально он и вовсе воспринимал это как игру, а сейчас казался серьезным. Значит, нашел нечто такое, что пробилось даже через его беззаботность.

Теперь, когда Леон сидел за столом и просматривал документы, Ярик наматывал по кабинету круги и все никак не мог успокоиться.

— Нет, ну вот урод, — кипел он. — И дети его уроды! Я все понимаю, дети за отца не в ответе… Но они хоть бы пискнули об этом, хоть бы слово сказали! Так нет же, мы друзья, все друзья, одна Аня — зло во плоти…

— Успокойся, — посоветовал Леон. — Я понимаю, что ты сейчас видишь в Анне даму в беде и уже перешел в режим рыцаря, но она, поверь, не беззащитна. Она об этом деле знает побольше, чем мы.

— Это не отменяет тот факт, что они уроды! Подумать только, а я ж их жалел… Их все сейчас жалеют!

— У нас люди вообще такие — жалостливые. А теперь спрячь меч в ножны и давай по порядку.

Ему не слишком нравилась та симпатия к Анне, которой уже был преисполнен Ярик, но Леон решил пока закрыть на это глаза.

Кое-что Любовь Сирягина сказала верно: ее отец действительно был преуспевающим бизнесменом, женился вторым браком на женщине с ребенком, а после смерти жены стал единственным опекуном Яна Мещерского, который тогда носил фамилию Сирягин. У него все шло хорошо — вплоть до скандала, который Любовь считала происками конкурентов.

Сирягина обвинили в педофилии. Сразу несколько семей заявили, что уважаемого бизнесмена тянет к маленьким мальчикам. Нет, Сирягин их не насиловал, но совершал то, что в судебных протоколах называют действиями сексуального характера.

— По сути, он их раздевал и лапал, а сам передергивал на это, — процедил сквозь сжатые зубы Ярик. — Ур-р-род, ненавижу таких! Он, по ходу, знал, что на него могут заявить и подстраховался, следов не оставлял.

Такое «изнасилование», менее контактное, оставляло после себя серьезную психологическую травму. Мальчишки, уже достаточно взрослые, чтобы понимать неправильность происходящего, не могли никому пожаловаться, потому что у них не было доказательств. Правда, некоторых Сирягин бил — вид крови его особенно возбуждал. Но как доказать, что бил именно он, а не они сами с кем-то подрались?

И все же кто-то из мальчиков решился рассказать родителям, потом второй, третий. Семьи сумели договориться и выступили с коллективным иском. От такого скандала не смог откупиться даже влиятельный Дмитрий Сирягин. К тому же, одним из потерпевших неожиданно был заявлен его приемный сын Ян. При медицинском осмотре выяснилось, что мальчика избивали часто и сильно, он боялся взрослых мужчин, в весьма юном возрасте у него уже начался невроз.

Состоялся суд. Адвокаты Сирягина давили на то, что ни один из мальчиков не был изнасилован, медики это доказали. А все остальное дети могли выдумать или сказать под давлением родителей. Ключевыми должны были стать показания Яна — как очевидно пострадавшей жертвы.

Но…

— Он не дал показания, — вздохнул Ярик.

— Как это — не дал? — удивился Леон. — Отказался?

— Вроде того. Не смог говорить: просто замолчал и все. Естественно, Сирягин и компания тут же заявили, что это из любви к отчиму. Мол, Яна заставили соврать, а теперь он одумался и сожалеет. Органы опеки же указывали, что у Яна серьезные проблемы с психикой, он просто не в состоянии давать показания.

Так что Сирягин вышел из воды, но не совсем сухим. Потерпевшие отказались от обвинений, причем все одновременно. Дотошные журналисты выяснили, что перед этим родители получили солидные переводы на счет из неизвестного источника, а Сирягин в это же время распродавал активы своей компании. Но и журналистам быстро заткнули рот.

А вот Ян к отчиму так и не вернулся. Психологи доказали, что ребенок его панически боится. При появлении Сирягина у Яна начинались припадки — с судорогами и истерикой. Бизнесмена лишили родительских прав и запретили приближаться к воспитаннику, а Яна поместили на лечение.

Но Сирягин не сдался. Такие редко сдаются, Леон знал эту породу. Для него возвращение Яна стало делом принципа. Мальчик воспринимался как трофей, вещь, принадлежащая ему, его любимая игрушка. Сирягина не раз ловили в больницах, где проходил лечение его бывший воспитанник, и возле сиротских приютов. Бизнесмен ничуть не сожалел, он все это объяснял неудержимой любовью к сыну.

Стоило Яну начать восстанавливаться, как рядом мелькал Сирягин, и все — рецидив. Врачи били тревогу, просили полицию о помощи, но сдержать настойчивого бизнесмена было не так-то просто. Во время суда он лишился немалой части своего состояния, однако кое-что у него осталось, и он покупал себе билет туда, куда ему запрещал соваться закон.

А потом все это вдруг прекратилось. Дмитрий Сирягин, который казался наглым, как клещ, попал в больницу, потом уединился в своем загородном доме и запил. Он больше не интересовался бизнесом, его помощники разворовывали все, что могли, фирма обанкротилась. Сирягина пытались вернуть, объяснить ему, в каком он положении, но безуспешно, он потерял интерес к жизни. Он рисковал погрязнуть в долгах, но просто не успел: он погиб. Вышел пьяным ночью на дорогу, упал, оказался под колесами автомобиля.

Естественно, эта история заинтересовала журналистов, не могла не заинтересовать. Но единственное, что сделал перед смертью Сирягин, — это замел следы. Никто так и не сумел выяснить, почему он перестал преследовать Яна и поставил крест на собственной жизни.

— Знаешь, что меня бесит? — спросил Ярик. — Вот прям подбешивает так конкретно!

— Не знаю, но чувствую, что сейчас узнаю.

— Детки его! С ним все ясно — педофил конченый, с такими вообще разговаривать бесполезно. Он ведь реально педофилом был! В его доме коллекцию детского порно нашли, и один из его адвокатов уже потом, когда Сирягин скопытился, информацию журналюгам слил, что все обвинения были настоящими!

— Я в этом и так не сомневался. Ты собирался рассказать, что тебя бесит, — напомнил Леон.

— Так эти ж, наследнички! Сейчас они пузыри из соплей носом пускают, рассказывая, как они дружили с Яном и как он бы обязательно им помог. А вот ни хрена! Когда шел суд, они все, тогда еще без несчастных детей, прям из трусов выпрыгивали, как в камеру попасть хотели. Как они этого бедного Яна называли — ты бы послушал!

— И слушать не хочу.

Если его что и удивляло, то только само преступление Сирягина, такого он не ожидал. Что же до его детей, то их искусственность чувствовалась сразу. Но Леон все равно не понимал, как в эту историю влезла Анна. Она знала о прошлом Яна, должна была знать! Может, она согласилась на это замужество, потому что хотела его защитить? После того, как на них напали, Леон допускал, что Сирягины способны не только в микрофон рыдать.

Вот только почему она утверждает, что виновна в гибели Яна? Анна не лжет, для нее это вопрос принципа. Если она говорит, что стоит за этим пожаром, так и есть. Но зачем ей убивать своего мужа, зачем все это?

Его размышления прервала очередная гневная тирада Ярика:

— Знаешь, что я хочу сделать? Я хочу рассказать всем правду! Как можно это терпеть? Все, что они говорят про Аню… Я ж доказательства соберу, ты меня знаешь!

— Не смей, — нахмурился Леон. — Понял? Даже не думай об этом!

— Но почему? Они же оскорбляют ее!

— А похоже, что ее это задевает?

— Ну… нет, — смутился Ярик.

— Вот именно. Я попросил тебя разобраться в этом не для того, чтобы кого-то публично проклинать. Мне нужно было понять, могли ли Сирягины организовать то покушение.

Тут уже даже взбешенный Ярик задумался и перестал тянуться к топору войны.

— А фиг его знает! Хочется сказать, что да, но они ж и правда убогие. Журналисты уже проверили: у них мало имущества, живут в какой-то конуре. Баба эта не работает, хотя, думаю, ток-шоу ей приплачивают за откровения. С сыном Сирягина тоже непонятно, он перебивается разовыми заработками. Я допускаю, что какие-то деньги у них припрятаны за щекой. Но ты сам знаешь: таких наемников через объявление в интернете не находят. Тут кто-то четко все организовал!

— Вот и нужно понять, кто — заключил Леон. — Продолжай искать. На Сирягиных сейчас больше журналистов слетелось, чем мух на кучу навоза. Они сами не рискнули бы связываться с наемниками. Но кто в их окружении мог это сделать?

— Понял, шеф, отыщем, — широко улыбнулся Ярик.

— Не увлекайся только, Штирлиц. Мы не знаем, почему спился и погиб Сирягин-старший. Возможно, как раз детки что-то с ним сделали, чтобы он перестал сливать их наследство. Но вот незадача — все перешло к Яну, и тогда убили его. Остается только Анна, и ее мы как раз должны защитить.

Леон подписал последний лист в пачке документов и поднялся из-за стола. Перерыв на относительно мирную жизнь закончился — и нужно было снова возвращаться к расследованию.

Анна редко позволяла себе злость во время работы — злость отвлекает. Да и сейчас она сдержалась, хотя это было намного сложнее, чем обычно. Она снова и снова напоминала себе, что они не могли предугадать появление новых обстоятельств. Дима вроде как договорился со следователем, и тот должен был предупредить их! Но, видимо, не счел это достаточно важным.

Она и сама не сомневалась, что Вячеслав Гордейчик ни в чем не виноват. Но Анна считала, что отпускать его нельзя, просто на всякий случай. И она оказалась права: он исчез сразу же после выхода из отделения. Из-под стражи его освободили, но в квартиру он так и не вернулся, и никто не знал, где он.

Это было плохо. Вряд ли он сам, еще не оправившийся от шока, пошел искать сына. Скорее всего, убийца использовал мальчика, чтобы управлять им. У этого психа свой план, и Гордейчик нужен ему, без него история не выстроится так, как надо.

Ей казалось, что со стороны она выглядит спокойной. Посторонние и правда не заметили бы, что она нервничает, но Леон ведь не был посторонним.

— Тебя это действительно так задело? — удивился он.

Леон пришел к ней, чтобы сообщить эту новость лично. Он прекрасно знал, что рискует, вредит себе, так часто мелькая перед журналистами. Ему было все равно, он, кажется, даже хотел спровоцировать Сирягиных, заставить их снова напасть — и показать всему миру свою сущность. Анна была рада, что он пришел, его присутствие, тихое, спокойное, помогало ей подавить гнев.

— Меня задело то, что мы действуем по его сценарию, — пояснила она. — У нас есть все возможности не делать этого, испортить ему все, но нет, мы невольно подчиняемся!

— Ты утрируешь.

— Разве? Ему нужен был Гордейчик! Думаю, он не знал про следящее устройство в машине, но не сомневался, что рано или поздно этого парня выпустят. Ему не нужен был суд и приговор, потому что приговором точно не было бы повешение, у нас его вообще не практиковали! Он хочет, чтобы все было, как у Кристи, и возьмет дело в свои руки.

— Но мы ведь знаем, что он не подражатель, — напомнил Леон.

— Да, а еще знаем, что он расчетливый, холодный и дотошный ублюдок. Уж что-что, а главное достижение Кристи он не упустит!

— Главное достижение?.. По-моему, ты переоцениваешь это. Кристи ведь не убивал Эванса, он просто добился его казни.

Анна только вздохнула. Обыватели! Даже лучшие и умнейшие из них порой ляпают потрясающие глупости. Кому из них полагается быть экспертом?

Она не любила спорить просто так, ей было все равно, кто там что думает. Но сейчас обсуждение прошлого помогало Анне успокоиться. Ей нужно было срочно понять, что именно задумал подражатель. Он уже отошел от канона, когда не убил Дениса вместе с матерью. Может, и для Вячеслава он приготовил другую судьбу?

— Поверь мне, Эванс был для него тем трофеем, который вешают над камином и показывают всем. Это было не просто убийство, а убийство руками толпы. Кристи наслаждался возможностью управлять одной жизнью, отнимая ее. Теперь же он управлял многими жизнями, заставляя людей думать и действовать так, как ему хочется. Для человека вроде Кристи это был настоящий триумф, для британской судебной системы — провал, настолько грандиозный, что он вошел в историю.

— Почему провал? Только потому, что они поверили в ложь Кристи?

— Не только, — ответила Анна. — Просто они построили обвинение в основном на показаниях Кристи и его жены, хотя там хватало улик, которые оправдывали Эванса. Серьезно, разве что не было большого неонового знака с надписью «Этот парень невиновен!»

Она невольно вспомнила одну из самых известных фотографий Тимоти Эванса — уже судебных. Молодой парень, запуганный, сжавшийся, зажатый между полицейскими. Пожалуй, он еще надеялся, что справедливость, хоть какая-то, восторжествует и ему не придется умирать. Вот только верил в это он один.

Его жизнью управляли — точно так же, как теперь кто-то управлял жизнью Вячеслава Гордейчика. Прямо у нее под носом! Почему только этот чертов следователь не позвонил, отпустил подозреваемого, не предупредив их? Да, он не был обязан звонить, но… должен был, они договорились!

Она прохаживалась по квартире, чтобы хоть как-то избавиться от нервного перенапряжения. Леон сидел на одном из диванов и наблюдал за ней.

— Расскажи мне про тот суд, — попросил он. — Как именно Кристи этого добился?

Вот ведь лисица! Он изучил ее достаточно хорошо, чтобы знать: такие разговоры успокаивают ее. Но разве это так плохо? Анна решила не отказываться.

— Про начало истории ты уже знаешь: Берил была беременна, Тимоти согласился принять помощь Кристи и уехал. Естественно, Кристи понимал, что смерть Берил не останется незамеченной. Муж захотел бы увидеть тело — и понял бы, что умерла она далеко не из-за аборта. Поэтому, начиная эту авантюру, Кристи уже знал, что подставит Эванса. Тут нужно учесть несколько очень важных деталей. Помнишь, я говорила тебе, что IQ Джона Кристи оценивался в 128? У Тимоти Эванса показатель был около семидесяти, следовательно, мы говорим о человеке примерно в два раза глупее. А еще — в два раза моложе. У Кристи на момент их встречи был опыт, положение в обществе, репутация. У Эванса не было ничего, простой молодой работяга, приехавший в Лондон из Уэллса за лучшей жизнью. Плюс, в детстве Эванс много и долго болел, почти все школьное обучение прошло мимо него. В итоге перед нами предстает не слишком умный, полуграмотный, косноязычный молодой человек.

— Но все это не делает его убийцей, — заметил Леон.

— Нет, не делает, но это делает его существом, недостойным сострадания, в глазах толпы. Понимаешь ли, у коллективного сознания есть некий образ убийцы, набор черт, вроде как свойственных ему. И Эванс подходил под определение намного лучше, чем Кристи. К тому же, Эванс с детства любил приврать, чтобы привлечь к себе внимание, но в силу слабого развития делал это примитивно и постоянно попадался. На суде ему это припомнили, не зная о том, что Кристи врал еще больше, его просто не ловили на лжи.

Разговор помогал: она чувствовала, как напряжение постепенно ослабевает. Анна перешла к бару, просмотрела ряды бутылок, скрытых за резной дверцей, достала коньяк и повернулась к Леону:

— Ты за рулем или нет?

— Нет, Димкина калоша опять не завелась, я одолжил машину ему. Решил, что нам с собой все равно некуда ехать сегодня.

— Увы! Зато составишь мне компанию.

Алкоголь она пила редко и мало, очень мало — он мог замедлить мышление. Поэтому она точно знала, какую порцию может себе позволить, не отвлекаясь от работы.

Леону это показалось смешным, но иного она и не ожидала.

— Ты б еще пипеткой отмеряла! — фыркнул он.

— Мне хватит. Так вот, этот суд… Эванс находился под влиянием Кристи, он доверял ему во всем. Ему казалось, что только ум Кристи выведет его и Берил из этой истории. Он даже не догадывался, на что обрекает жену. Потом Кристи связался с ним и сообщил, что Берил мертва. Он сразу сказал, что не будет брать на себя ответственность за аборт — напоминаю, в те времена это была статья. Он убедил Эванса, что тот сам во всем виноват и лучше помалкивать. При этом Кристи заверил его, что Джеральдина жива. Якобы он отдал ее знакомой семейной паре, которая позаботилась бы о ребенке.

Скорее всего, Кристи догадывался, что долго Эванс молчать не сможет. Тимоти, при всех своих недостатках, любил жену. Берил, пожалуй, была главным достижением его жизни. Он провалился во всем, над ним смеялись, а она, молодая и красивая, все равно полюбила его и согласилась выйти за него замуж. Свидание вслепую, познакомившее его с Берил, было его удачей!

Мог ли он жить без нее? Вряд ли. Особенно под градом вопросов со стороны родственников, которые хотели знать, куда исчезла его жена. Поэтому Эванс сам сознался полиции.

Но обвинил он не Кристи, а самого себя, сказал, что он достал для Берил микстуру, которая должна была прервать беременность. Однако Берил умерла, и он, испугавшись, спрятал ее тело в канализацию у дома.

— Скорее всего, этому научил его Кристи, — уточнила Анна. — Ставка делалась на то, что это было не предумышленное убийство, а случайное, ну и статья за аборт добавляется, но она, в сравнении, уже не кажется такой страшной. Полиция выехала на Риллингтон-Плейс, однако в канализации тело не нашла. Я тебе больше скажу: чтобы сдвинуть люк и добраться туда, потребовались усилия трех взрослых мужчин. Уже намек на то, что Эванс несет ерунду, но этот намек проигнорировали. Провели обыск, однако не по правилам, абы как, потому что виновный уже казался очевидным. В одной из построек за домом нашли тела Берил и Джеральдины.

Вот тогда Тимоти Эванс узнал, что его дочь тоже мертва. К тому же, ему, скорее всего, сообщили, как именно была убита его семья. Теперь уже и речи не шло о несчастном случае во время аборта — обеих жертв задушили.

С глаз Тимоти спала пелена, он больше не пытался защитить Джона Кристи. Напротив, он прямым текстом указывал, кто убийца. Но было слишком поздно: и полиция, и толпа назначили виновного и не собирались отказываться от удобной версии.

— На том суде они отлично подходили на карикатурные роли плохого парня и хорошего парня, — пояснила Анна. — С одной стороны — Тимоти Эванс, который заикается, путается, не может трех слов связать. С другой стороны — Джон Кристи с его вечно тихим, вкрадчивым голосом, вежливой улыбкой и абсолютно внятными показаниями. Кому из них поверят скорее? К тому же, Кристи к суду натаскал свою жену, обучил ее давать показания. Она не знала об убийстве, поэтому поверила мужу, когда он говорил, что это Тимоти задушил Берил и девочку.

— Но зачем это Эвансу? — поинтересовался Леон. — Мотив какой?

— Да все тот же: нежелательная беременность. Они с Берил и раньше ссорились, в основном из-за безденежья. Кристи указывал на то, что Тимоти просто сорвался, когда узнал, что Берил ждет второго ребенка, избил ее и задушил.

— И изнасиловал?

— Это подходило образу сумасшедшего чудовища, которым выставляли Тимоти Эванса. Не забывай: он ведь потом якобы убил свою маленькую дочь. Это было куда более шокирующим преступлением, чем изнасилование жены. Его считали виновным с самого начала, остальное было лишь постановкой, соблюдением необходимых условностей. Чтобы ты понимал, как плохо велось расследование… Могилы, в которых Кристи закопал Рут Фуерст и Мюриэл Иди, были неглубокими, за годы их размыли дожди, порой в сад пробирались собаки. Так получилось, что потемневшая от времени бедренная кость подпирала теперь садовую изгородь. Бедренная кость человека, Леон! Да, издалека ее еще можно было принять за ветку из-за грязи. Но один внимательный взгляд — и любому человеку, даже далекому от медицины, все станет ясно. Только вот внимательного взгляда не было. В маленьком дворике при доме номер десять царил феерический бардак, никто за этим садиком не ухаживал годами, там накопились горы мусора. Полицейским не хотелось копаться в этом, и они просто прошли мимо костей, так ничего и не заметив. Как, впрочем, и все остальные жители дома номер десять. Вот тебе очередное доказательство: люди видят то, что хотят видеть, что им удобно и выгодно. На остальное очень просто закрыть глаза.

Она не сомневалась, что Леон понимает ее — чувствует то же, что чувствовала она, когда впервые изучала дело Эванса. От этого становилось чуть легче.

— Это было не единственным, что упустила полиция, — продолжила Анна. — Изначально Эванс понятия не имел, как была убита его жена и где труп. Но это списали на попытку запутать следствие. Его адвокаты тоже не сидели без дела, они раскопали прошлое уважаемого господина Кристи и указали на него суду. Мол, смотрите, у мистера Кристи были аресты, а у мистера Эванса — нет. Мистер Кристи проявлял агрессивное поведение, а мистер Эванс — нет. Мистер Кристи уже отсидел срок за избиение женщины, а мистер Эванс — нет. У мистера Кристи вообще ходок хватает, а мистер Эванс ни разу не нарушал закон. Разве это ничего не значит?

— Но не значило?

— Не для суда. Говорю же, там все решили почти сразу. Эванс не был преступником, но он выглядел преступником. Этого оказалось достаточно, его признали виновным и приговорили к повешению. Очень скоро приговор был приведен в исполнение.

Когда она изучала дело Эванса, страшнее всего было представлять, что чувствовал на том суде Тимоти Эванс. Он знал, что не виноват. Он знал, кто виноват! Убийца его семьи сидел прямо перед ним, наглый и уверенный, но все остальные отказывались это замечать. А у Тимоти просто не хватало слов, чтобы выразить свою боль, злость, обиду. Слова его не слушались, они всю жизнь плохо ему подчинялись, зато у мистера Кристи они текли рекой. Суд даже похвалил его за спокойный, детальный рассказ.

Какая красивая ложь!

Эванс, пожалуй, отчаялся еще до того, как взошел на эшафот. Уже в том зале суда он видел, что весь мир против него. Справедливости нет, надежды нет… А вот Кристи торжествовал. Он наверняка был среди толпы, которая собралась, чтобы услышать объявление о казни Тимоти Эванса. Он выиграл, обманул всех! Правда, из-за информации, обнародованной адвокатами Эванса, он лишился работы, но это было мелочью. Смертная казнь прошла мимо него и забрала другого, а работа… Тогда Кристи казалось, что все у него будет, все наладится. Раз он обманул систему, значит, он непобедим!

Если бы при рассмотрении дела Эванса хоть кто-то в полиции или суде позволил себе сомнение, занялся настоящим расследованием, вину Джона Кристи несложно было бы доказать, и жертв у него было бы вдвое меньше. Но история не дает права на исправление ошибок, даже самых страшных.

— Да уж, облажалась судебная система старушки-Британии, — вздохнул Леон.

— Ты не представляешь, насколько! Даже когда Кристи разоблачили, Эванса оправдали не сразу. Хотя мнение толпы меняется легко — флюгер повернулся под порывом нового ветра. Все громче говорили о том, что вряд ли под одной крышей одновременно жили два душителя. Но поначалу суд отказывался реабилитировать Эванса, потому что это означало бы признание собственной несостоятельности. Хотя сделать это все-таки пришлось. Эванса оправдали посмертно, его случай, вопиющий во всех отношениях, объединили с еще несколькими такими же делами и в шестьдесят пятом использовали для отмены смертной казни. Иными словами, настоящей справедливости Тимоти Эвансу пришлось ждать пятнадцать лет.

— Если бы еще живой остался, было бы проще!

— Но Вячеслав Гордейчик все еще жив, — указала Анна. — По крайней мере, я на это надеюсь.

Подражатель, изучая дело Кристи, не мог пропустить суд над Эвансом. Какую бы цель он ни преследовал, ему нужно было повторить это дело. И то, что он напал на семейную пару с ребенком, доказывало, что он намерен действовать жестко.

Знать бы еще, что он задумал! Где он собирается убить Гордейчика? Не в квартире так точно, хотя мог бы. Куда он их направляет, что ему нужно?

До этого Анна хотела сосредоточиться на смерти Евы Майковой. Она чувствовала: что-то там есть, что-то они просмотрели, да еще и муж этот ведет себя подозрительно. Он не все сказал! Может, из-за неприязни к следствию. Но что если у него другая причина?

Сейчас Майкову придется подождать. Анна злилась из-за того, что они упустили Гордейчика, но еще надеялась все исправить. Центром внимания должно было стать дело этой семьи. Если удастся определить, кто следил за ними, будет проще, даже если это не убийца.

— Мы можем рассчитывать на помощь следователя, который ведет это дело? — спросила она.

— Макеева? Думаю, да. Он и сам чувствует себя виноватым из-за того, что Гордейчик пропал. По крайней мере, Диме так показалось.

— Думаю, Диме именно показалось, но это не важно. Пусть попросит этого Макеева собрать соседей, живущих в одном подъезде с Гордейчиками.

— Всех сразу, что ли?

— Да, — кивнула Анна. — У нас нет времени опрашивать их по одному.

— Так с ними уже говорили!

— Но не я. Я понимаю, что они будут недовольны, да и вряд ли я узнаю что-то принципиально важное. Но попробовать нужно! Других зацепок у нас все равно нет. Надеяться остается лишь на то, что нам очень-очень повезет!

Читая дело Эванса, она в свое время думала, что было бы неплохо оказаться там и что-то изменить, переубедить суд до того, как на шею молодому мужчине накинули петлю. Она бы смогла, это точно!

Но вот похожий шанс у нее появился. А уверенности в том, что у нее все получится, почему-то не было…

Он так ничего и не сказал.

Дмитрий понимал, что стоило бы. Лидия влезла в непонятную историю и, судя по наглости, не собиралась отступать. Это могло привести к чему угодно! И все же, когда они встретились с Леоном из-за машины, Дмитрий не сказал ни слова.

Его гнев уже остыл, и он придумал для Лидии немало оправданий. Она беременна, а это влияет на женщину. Она чувствует себя одинокой и несчастной, вот и пытается привлечь к себе внимание. А Леон порой бывает жестоким, не нужно рисковать. Поэтому Дмитрий решил, что со всем справится сам: он присмотрит за Лидией, не даст ей наделать глупостей. В конце концов, вряд ли эта история началась именно с нее! Если разобраться, наверняка выяснится, что у истока как раз стоит Анна Солари, а все остальные — просто случайные жертвы.

С этим можно было разобраться позже, сейчас они оба были заняты. Леон умчался обсуждать с ненормальной, что делать с Гордейчиком. А Дмитрия ждали за городом для осмотра тела — мир не сводился к одному лишь подражателю, были и другие преступления.

Поэтому ему и понадобилась хорошая машина. Правда, у Леона она была, пожалуй, слишком хорошей, Дмитрий к таким не привык: она слишком быстро разгонялась, передачи переключались слишком легко, тормоза заставляли ее чуть ли не мгновенно замереть на месте. Это вроде как хорошо, но его раздражало. У Леона даже это не как у нормальных людей!

Дмитрий подозревал, что отвратительное настроение у него далеко не из-за машины, но отказывался признаваться себе в этом. Даже так, он был уверен, что день пройдет неплохо, как надо, у него были свои планы, и он не ожидал, что в эти планы кто-то влезет. Но вышло иначе.

Предупреждения не было. Красный свет сменился на зеленый, и он выехал на перекресток. Он не оглядывался по сторонам, потому что знал, что здесь никто просто не может в него врезаться, это постараться надо! Дмитрию и в голову не пришло бы, что кто-то постарается. Серый автомобиль, стоявший на другой стороне перекрестка, сорвался с места и на скорости влетел в него. Несмотря на шок, Дмитрий успел подумать, что так просто не бывает, не может быть… Предыдущую машину будто специально пропустили, чтобы врезаться в него! Хотя какое тут «будто»? Это было нападение, прямо в городе, в разгар рабочего дня!

Вот только возмущаться он мог сколько угодно, от него уже ничего не зависело. Машину понесло, развернуло, и это опьяняющее кружение остановил лишь фонарный столб. Звук был оглушительным, Дмитрий почувствовал удар, боль, но сознание, как ни странно, не потерял. Машина и правда была великолепной: она защитила его там, где в другом автомобиле водителя уже раздавило бы.

Но ему все равно было тяжело. Перед глазами у него все плыло, он едва чувствовал свое тело, пытался двинуться с места, но получалось резко, конвульсивно, и все его попытки ни к чему серьезному не приводили. Звуки доносились до него издалека, свет казался приглушенным. По лбу стекало что-то горячее и тяжелыми каплями закрывало глаза. Он часто моргал, однако зрение пока не восстанавливалось.

Авария не осталась незамеченной — да и не могла остаться. Где-то далеко, за пределами его глухого мира, кричали люди, сигналили машины, кто-то куда-то звонил. Возле него остановились автомобили — среди которых был и тот, серый. Пока случайные свидетели паниковали, его водитель не растерялся. Он вышел из машины, черный силуэт, еще неразличимый. Он был темным пятном, вторгшимся в мир Дмитрия. Он был рядом, он не сумел открыть искореженную дверцу, но выбил остатки свекла.

Даже так Дмитрий не мог рассмотреть его, зато он очень четко почувствовал, как его лба коснулось что-то холодное и круглое.

Дуло пистолета.

Это было дикое ощущение, безобидное на первый взгляд, но все равно отзывающееся ужасом в душе. Прикосновение самой смерти! На столе перед Дмитрием не раз лежали жертвы выстрела в упор, и он прекрасно понимал, что его ждет. Входное отверстие будет небольшим, чуть обожженным из-за того, что пистолет был так близко. Но дальше… Пуля за секунду пройдет через мозг, уничтожая уязвимые ткани, и раздробит затылок, оставив после себя кровавую дыру. И все — не будет его. Все, чем он был, будет прервано и исчезнет. На одной чаше весов оказались все его достижения, бывшие и будущие, на другой — легкое движение пальца, нажимающего на спусковой крючок.

Он не хотел, чтобы все заканчивалось вот так! Его жизнь покатилась под откос… Но он ведь не сдался! Он не хотел умирать сегодня, так бездарно, непонятно за что, он еще столько мог сделать! Дмитрий попытался сказать об этом, но губы едва двигались, он не мог произнести ни слова. Он потерял возможность влиять на собственную судьбу, ему только и оставалось, что беспомощно ждать гром выстрела. Успеет ли он услышать это до того, как все завершится?

Нападавший не должен был его щадить. Он потратил немало сил на то, чтобы все получилось. Такое нападение — это огромные деньги, риск, на такое не идут, чтобы запугать, только ради убийства! И пистолет давит так сильно, зло… Почему нет выстрела?

Однако последний гром не прозвучал. Дуло пистолета, давившее на его лоб с такой силой, что на коже наверняка остался отпечаток, вдруг исчезло. Дмитрий услышал злой шепот где-то близко, рядом с ним, на границе его мира.

— Твою мать! Это не он!

Вряд ли убийца обращался к нему. Похоже, у него был спутник, сообщник, кто-то, кто следил за толпой, пока он готовился убить Дмитрия. Хотя нет, не Дмитрия! Леона…

Вот кто им нужен. Они охотились за его машиной, не подозревая, что за рулем сидит кто-то другой. Они могли убить Дмитрия из злости… Но они профессионалы. Они не будут нарываться на солидный тюремный срок просто так. Где-то вдалеке уже завывали сирены — сюда вызвали «скорую».

Им нужно было бежать, и они бежали, бросив серую машину — и Дмитрия. Потому что он был не важен. Того, кому действительно предназначалась эта пуля, судьба уберегла.

С этой мыслью Дмитрий потерял сознание.