Глава 9. Гарольд Уэйн Ловелл
Многие были недовольны, но собрать удалось всех. Этим следователь удивил Анну и почти реабилитировал себя в ее глазах после того, как упустил Гордейчика. Обычно люди, которые не обязаны что-то делать, мгновенно вспоминают свои права и начинают угрожающе потрясать ими к месту и не к месту. Да и сейчас соседи Гордейчиков по подъезду ворчали, возмущенные тем, что их отвлекли от вечернего просмотра телевизора и заставили собраться в одной из квартир.
Анне было несколько неловко из-за того, что основную работу она передала Леону. Она знала, что ему тяжело сейчас: он мог ссориться с братом, не всегда понимал его, но новость об этой аварии подкосила его. Там дело было странное, это чувствовалось. Анна догадывалась, что речь идет вовсе не о случайном столкновении, однако от этого ей было лишь труднее. Ведь если она не ошиблась, Дима пострадал из-за нее — а должен был пострадать Леон, мишенью стал его автомобиль!
Но пока она ничего не могла изменить, поэтому заставила себя не думать об этом. Врачи сказали, что состояние Димы стабильно, серьезных последствий не будет, сейчас ему просто нужно отдохнуть. Так что и Леону неплохо было бы отвлечься, а не мучиться угрызениями совести.
Поэтому на встрече с соседями он был главным следователем — так его представили. Ему предстояло вести допрос. Анна попросила его об этом, потому что ей хотелось понаблюдать за ними со стороны. В истории Кристи и Эванса то, что они соседи, было решающим моментом. Может, и здесь так? Хотя вряд ли, конечно. Если бы речь шла об истинном подражателе — да, скорее всего, он не упустил бы такую тонкость. Но в их случае убийца был слишком умен, чтобы откровенно подставиться.
И все же кто-то наблюдал за Гордейчиками, знал их привычки, график работы мужа. Знал, в какой день вернется Вячеслав, и убил его жену строго накануне, чтобы именно он нашел тело! Что если убийца сделал это не сам, а приплатил кому-то за информацию?
Поэтому теперь Анна была тихой мышкой-практиканткой, которой только предстояло научиться искусству допроса. Она сидела в углу, смущенная, неловкая, в длинном сером платье и больших несуразных очках. Волосы заплетены в косу, на щеках — стыдливый румянец, и непонятно, что она вообще забыла и здесь, и в полиции.
Рядом с ней устроился Макеев, пожилой следователь, который вел дело Гордейчиков. Он был не из тех, кто ревностно защищает профессию, запрещая посторонним заниматься расследованиями. Может, это его и раздражало, но он готов был пойти на уступки, если все лавры потом доставались ему.
Леон держался отлично. Глядя на него, невозможно было угадать, что у него проблемы и ему тяжело. Перед этими людьми он предстал следователем с плаката, идеальным полицейским, привлекательным и строгим — да по таким Голливуд плачет! Это невольно внушало им уважение, потому что в их представлении именно такими должны быть хорошие полицейские. Анна давно усвоила, что первое впечатление имеет огромную власть, и не собиралась спорить с природой: люди верят тому, что видят, удручающе легко, вот и вся история.
— Спасибо, что согласились прийти, — обратился к соседям Леон. — Для нас это очень важно, потому что ситуация с семьей Гордейчик изменилась.
— Я слышала, что Славика освободили, — заметила молодая женщина, казавшаяся бесконечно уставшей, словно она только что вернулась с каменоломни.
Анна, которая перед этой встречей расспрашивала Макеева обо всех соседях, знала, что ее зовут Юлия, она одна воспитывает маленького ребенка. Для следствия это значило, что она часто выходила на улицу и многое замечала.
— Освободили, — кивнул Леон. — Но он воспользовался этой возможностью, чтобы сбежать, и это снова делает его подозреваемым, а не свидетелем.
— Почему — сбежать? — подозрительно прищурилась сухонькая, бодрая пенсионерка Антонина Павловна. — Похититель его ребенка все еще не найден! Что если это взаимосвязано?!
Анна сдержала улыбку, хотя на нее все равно не обращали внимания: кто будет смотреть на убогую практикантку, когда в центре зала стоит красавец следователь?
— Мисс Марпл, — тихо хмыкнул Макеев. — Вот что я тебе скажу: пока другие бабки в огороде кабачки растят, эта детективы читает, сейчас она вам быстренько расскажет, кто убийца!
— Дворецкий, надо полагать, — отозвалась Анна.
— Мы рассматриваем и такую версию, — кивнул Леон. — Поэтому мы и попросили вас собраться вместе, дать показания одновременно, чтобы вы дополнили их.
— Как-то это непрофессионально! — хмыкнул мужчина лет пятидесяти. Бледность и глаза навыкате делали его похожим на сушеную воблу. — Только время мое зря тратите!
— Вася, ты вообще молчи! — заявила Антонина Павловна. — Тебе сейчас дергаться нельзя, ты из нас всех — главный подозреваемый!
— Почему это? — возмутился мужчина-вобла.
— Так ты их терпеть не мог и не скрывал этого!
— Ну и что? Я из-за этого убил бы Машку и увел куда-то слепого мальца? Да щас!
О конфликте Василия Богачева и Гордейчиков Анна как раз знала. Когда от Богачева решила уйти жена, замученная постоянными придирками и клиническим занудством мужа, Мария была первой, кто ее поддержал. Василий, естественно, решил, что это она во всем виновата — кто угодно, только не он. Якобы Мария сбила его супругу с пути истинного и заставила забыть, какой поразительный мужчина ей достался.
Это соседский конфликт — но это не повод для убийства, тут Василий прав.
— Вообще, что я, что я? — громыхал Василий. — Спросите, вон, наркоманов, они здесь самые подозрительные!
— Эй, дядя! — нахмурился тощий студент, сидящий напротив Василия. — Хорош, эта фишка с наркоманами уже ни хрена не смешная!
— Не заставляй на тебя заяву писать, — добавил его спутник, который не был ни старше, ни солидней.
Два претендента на высшее образование жили прямо над Гордейчиками. Пару раз у них случались конфликты с молодой семьей — из-за музыки и ночных вечеринок. То есть, из-за того, с чем сталкиваются почти все соседи страны, вот только никто из-за этого резню не устраивает.
Анне эти двое были интересны другим. В ночь убийства Юрчик и Никитос, как они сами себя называли, были дома, но они не слышали ни звуков борьбы, ни криков Вячеслава, вернувшегося домой. При таких стенах это сложно, так что они, скорее всего, соврали. Но почему? Из трусости… или из-за чувства вины?
— Да не наркоманы они, хватит уже, — поморщилась Юлия. — Не надо следствие сбивать!
— Я буду сбивать следствие, если оно смотрит на меня подозрительно, — гордо объявил Василий.
— Следствие на вас пока вообще не смотрит, — вздохнул Леон. — Ни подозрительно, ни как-либо еще. Следствие просто пытается понять, что случилось. Начнем с главного… Кто из вас думает, что Вячеслав Гордейчик мог убить свою жену?
— Только если он — тайный серийный убийца, который вдруг сорвался, — с важным видом сказала Антонина Павловна.
Вряд ли она подозревала, насколько близка к истине.
— Антонина Павловна, вы же взрослый человек, в школе работали, — укоризненно заметил мужчина, стоящий у окна. — Какие серийные убийцы, о чем вы?
Он был из тех, кто, добравшись до среднего возраста, внезапно пугается старости и начинает отчаянно молодиться. Олегу Галахову, жильцу квартиры на верхнем этаже, это удавалось с переменным успехом. Он ходил в тренажерный зал и это чувствовалось, носил молодежную одежду, наведывался к парикмахеру, чтобы поддерживать на длинных пшеничных волосах стильную стрижку, так что издалека или со спины его вполне можно было принять за юношу лет двадцати пяти. Но подойди к нему поближе — и станет видно, что время все равно побеждает. Привлекательные от природы черты были тронуты возрастом, да и в серых глазах сквозила усталость, которой в начале жизни просто нет.
Несмотря на наивное противостояние с ходом часов, Галахов был человеком вполне адекватным, директором центра дополнительного образования, и его мнение было любопытно Анне.
— Я видела тело Машеньки, когда ее выносили, — указала Антонина Павловна. — Нормальный человек такого сделать не мог!
— Не сказал бы я, что Славик — нормальный, — поежился Василий.
— То, что он пригрозил тебя с лестницы спустить, когда ты варежку на его жену раззявил, еще ничего не значит, — фыркнул Юрчик.
— Да тебя тут половина подъезда мечтает с лестницы спустить, — добавил Никитос. — Что мы, все маньяки?
— Я прошу занести это в протокол! — взвизгнул Василий.
— Нет здесь никакого протокола, вы не в суде и не на допросе, — напомнил Леон. — Вы помогаете следствию. Ссоры с соседями случаются, но ни одна из них не стала бы мотивом для убийства.
Тут он был прав. У каждого есть своя история про безмозглого соседа. У кого-то — про нескольких соседей или всех без исключения. Со студентами Гордейчики не ладили из-за музыки, с Юлией не поделили место для коляски в подъезде, с Антониной Павловной поссорились из-за голубей, которых она кормила под окном, а с Василием в принципе невозможно общаться по-человечески.
Но если бы из-за такого убивали, апокалипсис бы уже наступил.
— Если вам действительно жалко своего времени, то даже не рассматривайте Славика как подозреваемого, — посоветовал Галахов. — Ищите его сразу как жертву.
— Почему вы в этом так уверены? — спросил Леон.
— А я совсем недавно общался с Машей, заходил к ней. Она меня сама попросила: хотела узнать, есть ли у нас хорошие студии для слепых деток.
— Уж не из-за тебя ли муж ее так приревновал, что зарезал? — окрысился Василий.
— Ее задушили, а не зарезали, — уточнила всеведущая Антонина Павловна.
— По делу! — велел Леон. Он повернулся к Галахову: — Продолжайте, прошу.
— Ну, продолжение будет недолгим. Мне стало так жалко ее пацана, что я даже сам задумался об открытии специального кружка для таких детей в моей школе. Это было бы трудно, но Маше так понравилась моя идея, что она хотела пойти туда воспитателем. Ей как раз не хватало работы… И если какой-нибудь баран все еще меня подозревает, имейте в виду: Славик знал, что я заходил к ней!
Он бросил вызывающий взгляд на Василия, но тот промолчал. Как и все люди с гнильцой внутри, он боялся идти на открытый конфликт с тем, кто сильнее.
— Так что не Славик это сделал, — продолжил Галахов. — Его ревность была шумной, но безобидной. Я еще специально спросил Машу: тебе точно не нужна помощь? Но она сказала, что муж ее и пальцем не тронет, а крики ей даже нравятся. Кстати, я и на первом допросе об этом говорил!
— Да мне каждый друг убийцы говорит, что тот невиновен, — проворчал Макеев. — Что мне теперь, верить каждому честному слову?
— Не обращайте внимания, — посоветовала Анна. — Поверьте, Леон сейчас далек от того, чтобы возмущаться из-за вашего непрофессионализма.
Леон работал следователем, он не хуже Макеева знал все, что обычно говорят на допросах. Он и сейчас оставался невозмутим, хотя соседи волновались все больше. Но в этом был риск любого коллективного допроса — чарующая атмосфера базара.
К счастью, Леон умел это пресекать:
— Достаточно, своих собственных подозреваемых, прошу, обсудите потом. Сейчас мне нужно знать, как убийца получил информацию о Марии Гордейчик. Если кто-то расспрашивал вас о них, пожалуйста, не скрывайте это. Ваши ответы не считаются преступлением, вас никто не накажет, но вы поможете следствию.
— Вот его и расспрашивайте! — Василий мстительно покосился на Галахова. — Он же был близкий знакомый и друг семьи!
— Семьи, а не всех, кто о них спрашивает, — парировал Галахов. — У меня нет времени трепаться со всеми подряд, я работаю, в отличие от некоторых!
— Я инвалид, я не обязан!
— Мы сейчас не об этом, сорвались уже! — вмешалась Антонина Павловна. — Думаю, если бы кто и спрашивал о Маше и Славике, то подошел бы ко мне. Во-первых, я часто бываю на улице, отдыхаю у подъезда. Во-вторых, нас, пенсионерок, считают такими безмозглыми сплетницами, вы уж простите! Но я не помню, чтобы ко мне кто-то подходил, а память у меня хорошая, вы Олежку спросите, мы с ним какое-то время даже вместе в школе работали!
— Подтверждаю, — слабо улыбнулся Галахов. — Память у Антонины Павловны почище, чем у слона.
— Так может, кто-то нашу «я же мать» выловил, — Василий кивнул на Юлию. — Она целыми днями круги вокруг дома наматывает, ей скучно, болтает со всеми, даже с теми, кто просто дорогу до магазина спросил.
— Не придумывайте, а! — разозлилась Юлия. — Что, я с незнакомыми людьми сразу бы начинала Гордейчиков обсуждать? Да я даже не знала их толком!
— Но это мог быть посторонний, — заметила Антонина Павловна. — Ведь правда?
— Мог, — подтвердил Леон. — Так что если вы заметили тут кого-то подозрительного, самое время сообщить.
— Нормальные все, — хором заявили студенты.
— Нормальные? Да тут сплошь подозрительная шваль шатается, — поджал губы Василий.
— Не слушайте его, — сказала Юлия. — У нас хороший двор и хороший район!
— Юль, так у тебя же недавно конфликт был с каким-то посторонним, — подсказал Галахов. — Помнишь, я тогда на ваши крики вышел?
— Так это же не из-за Гордейчиков, — отмахнулась Юлия. — И это один раз и все!
— Что за конфликт? — заинтересовался Леон.
Но оказалось, что конфликт был типичной дворовой проблемой. Один из покупателей магазина, не найдя места на парковке, воспользовался классическим принципом «не мое — не жалко». Он въехал на газон и решил, что его красивой машине самое место на красивых цветах.
С этим была категорически не согласна Юлия, которая в это время прогуливалась с коляской.
— Типичный хам подзаборный, — презрительно бросила Юлия. — Думает, что если «Ауди» купил, то ему все можно! Еще и на меня наезжать попробовал, козлина, ребенка мне напугал…
Да, он тогда стоял под окнами Гордейчиков. Ну и что? Стал и уехал. Думаете, Славик вышел мне помочь? Ага, щас же! Спасибо Олегу, что мимо не прошел.
— Вы помните водителя? — спросил Леон.
Юлия задумалась, ответила только после паузы:
— Нет, никак не могу вспомнить. Да мне тогда не до разглядывания было, злилась очень! А он — обычный, ничего такого, чтоб прям «Вау!» Но машина у него красивая, я в них не разбираюсь, но точно «Ауди», новая, и цвета еще такого офигенного: серебристо-голубого, на солнце прям переливается вся. А за рулем — чмо! Обидно, да? Главное, когда я с ним заговорила, он еще такой ласковый был, мур-мур-мур, видно, думал, что если он со мной пококетничает, я отстану. А как понял, что на меня это не действует, орало открыл почище Васи.
— Эй! — возмутился Василий.
— Как есть!
Леону снова пришлось поспешно вмешаться, чтобы не завязался бессмысленный спор обо всех недостатках Василия.
— С этим все понятно. Больше никого подозрительного не было? Не обязательно, что он говорил с вами. Он мог стоять в стороне и наблюдать, просто мелькать рядом, даже часто заходить в ближайший магазин.
— Нет, такого не было, — уверенно ответила Антонина Павловна. — Я слежу за нашим двором!
— Древняя стража не спит, — хмыкнул Юрчик.
— Но зловещих теней тут и правда не было, — отметил Никитос. — Мы в разное время домой возвращаемся, и ничего!
— От авторов бессмертного произведения «В ночь убийства в квартире было тихо», — язвительно заметил Василий.
— Да там и правда было тихо!
— Если тебе есть, что сказать, умник, давай, говори открыто!
— Достаточно, — прервал их Леон. — Всем спасибо за сотрудничество. Если еще что-то вспомните, немедленно обращайтесь в полицию. И, пожалуйста, не бойтесь. Напоминаю еще раз: вас ни в чем не обвинят, но не скрывайте информацию, она может спасти две жизни!
Они спешили разойтись. Вряд ли у них были такие уж срочные дела, просто здесь рисковала вскрыться враждебность, накапливавшаяся уже давно, а этого мало кому хотелось. Особенно Василию, который скоростью и ловкостью побега превзошел, пожалуй, даже тараканов. Он хотел уйти, пока рядом полицейские, чтобы его точно не избили те, в ком он видел врагов — то есть, все жители дома.
Макеев тоже рвался ускользнуть, но его перехватила Антонина Павловна. Чувствовалось, что ей не терпится поделиться своими детективными изысканиями, но Леон ее смущал, а вот следователь постарше — нисколько. Именно это позволило Анне и Леону не задерживаться.
После душной квартиры прохлада весеннего вечера приятно бодрила. Еще не было поздно, однако уже стемнело, и деревья старых дворов шелестели вокруг них молодыми листьями. Здесь хватало углов, из-за которых убийца часами мог наблюдать за нужными окнами. Но вот остался ли он при этом незамеченным, мог ли остаться?
— Что думаешь? — поинтересовался Леон.
Они неспешно прогуливались по улице, им некуда было торопиться. Машины у них пока не было, а связываться с такси Анна не рисковала — ей не нужны были свидетели того, что она покидает квартиру, где ей полагалось быть под домашним арестом. Поэтому возвращаться она планировала на общественном транспорте и не сомневалась, что Леон ее проводит. Она бы не нашла способ помешать ему, даже если бы очень захотела!
— Насчет соседей? На первый взгляд, никто из них не причастен к этому, но первый взгляд мало что значит. Особенно когда они вот так собраны вместе и отвлекают внимание друг от друга. Если бы среди них был убийца, он бы все равно адаптировался под привычное окружение. Тот, кто выдаст себя в допросе один на один, никогда не ошибется, если рядом знакомые лица, которые дарят ему чувство уверенности. Но это так, теории, которые нам пока не нужны.
— Я, вообще-то, имел в виду «Ауди». Ты ведь думаешь о том же, о чем и я?
Новенькая серо-голубая «Ауди» стояла на служебной парковке возле салона, которым управлял Евгений Майков. Сам он был внешне непримечательным, пусть и ухоженным типом. Он привык к тому, что обаяние — его лучшее оружие, однако когда этого оказывалось недостаточно, не сдерживался в интонациях и выражениях.
Он вполне мог быть тем, кто приезжал в магазин и остановился под окнами Гордейчиков. Леону это казалось чуть ли не красным флагом посреди заснеженного поля. Анна была вынуждена разочаровать его, пусть и неохотно:
— Это значит меньше, чем ты думаешь.
— Да ну? Серьезно? Подозреваемый по одному делу оказался рядом с местом другого преступления случайно? В многомилионном городе?
— Он не подозреваемый по делу Евы, бывают совпадения и посерьезней.
— Например?
Она не хотела, чтобы все это превращалось в спор ради спора. Ей нужно было показать, почему им обоим стоит отнестись к версии с «Ауди» с подозрением, но не дать ей ослепить себя очевидностью, не сделать единственно возможной.
— Был когда-то такой юноша, Гарольд Ловелл — не особо положительный, не сильно отрицательный, самый обычный. Внимание он привлек лишь своим исчезновением: ему не было и двадцати, когда он пропал. А позже его вещи нашли в доме Джона Гейси, который нанял Ловелла, чтобы почистить бассейн. Гейси, если что, был известным серийным убийцей, и убивал он как раз молодых мужчин. Естественно, Гарольда сочли одной из его жертв, ведь не бывает таких совпадений. Все сошлось! Семья оплакала Ловелла и похоронила его, так и не получив тело — похоронила память о нем. А тридцать четыре года спустя Ловелл нашелся, живой и здоровый. Все это время он мотался по стране, перебивался случайными заработками и знать не знал о том, что его, оказывается, убил Гейси. Он просто решил уйти из дома именно тогда, склонность к бродяжничеству проявилась. Полиции он лепетал: не думал я, что меня сочтут мертвым, простите-извините. Это, конечно, была ерунда, попытка оправдаться. Нам тут важно другое: он оказался не в том месте не в то время и все равно не был связан с преступлением.
— Хочешь сказать, что с Майковым та же история?
— Нет. Но допускаю, что может быть та же. Поэтому за ним нужно следить, не закрывая глаза на других подозреваемых.
А еще — не забывая о том, что человек, напавший на Диму, вряд ли угомонится. Но об этом она говорить не стала.
* * *
Леон не ожидал, что она пойдет с ним. В последнее время Анна старалась быть особенно осторожной: журналисты использовали любую возможность, чтобы заснять ее, добиться очередного интервью, выставить ее мошенницей, убившей известного во всем мире музыканта. Леон подозревал, что такой интерес вызван не только преклонением перед талантом Яна, скорее всего, у семейства Сирягиных были нужные связи, чтобы подкармливать стервятников.
Так что Анна ходила по краю каждый раз, когда покидала квартиру. Но ее это не пугало, и, решившись на очередную вылазку, она казалась спокойной. Леон пока не решил, как относиться к этому. С одной стороны, ему было приятно, что ей не все равно. С Димой они никогда толком не ладили, и понятно, что в больницу она выбралась ради младшего из братьев. С другой стороны, он подозревал, что все это связано с историей, которую она так и не рассказала ему.
Он не винил Анну за то, что сделали Сирягины. Но его раздражала эта скрытность — почему нельзя сразу все объяснить? Ведь тогда он помешал бы им, остановил это и ничего бы не случилось!
Но упрекать ее было бесполезно, он знал, что она достаточно упряма, чтобы замкнуться в себе. Просто доверять ей становилось все сложнее.
Устраивать скандал при Диме он не собирался. Брату и так досталось: в больничной постели он казался старше своих лет, синяки и ссадины заметно выделялись на побледневшей от потери крови коже. Как бы Дима ни бодрился, он не мог скрыть, что ему тяжело сейчас.
— Извини за машину, — с показательной беззаботностью улыбнулся Дима. — Полировка за мой счет!
— Меня не машина беспокоит, — тихо отозвался Леон.
К Диме, как и к любому врачу, в больнице было особое отношение. У медиков отлично развита круговая порука, а его еще и особенно уважали. Поэтому ему досталась одиночная палата, к нему постоянно заходили, интересовались его состоянием. Но это, увы, не могло мгновенно поставить его на ноги.
Когда они пришли, Леон занял стул рядом с кроватью. Анна осталась в стороне, у окна. Она пришла в белом пальто, которое издалека смотрелось халатом, и многие, похоже, принимали ее за медсестру. Парик и макияж делали ее совсем не похожей на женщину, которую многие теперь каждый день видели по телевизору.
Она не приближалась и не говорила, чтобы не раздражать Диму своим присутствием, да и он пока не смотрел на нее, хотя наверняка заметил.
— Серьезно, от машины что-нибудь осталось? — спросил он.
— Осталось, и на то, что осталось, сейчас с любопытством смотрят механики. Послушаю, что они наплетут, и решу, заменять ее или чинить.
— Извини.
— Не за что тут извиняться, — отмахнулся Леон. — Я и так подумывал сменить ее!
— Не свисти, тебе нравилась эта машина.
— Да, но меня и брат вполне устраивает. Брата заменить сложнее.
— Уж надеюсь, — рассмеялся Дима, но быстро посерьезнел. — И все же кое за что я обязан извиниться.
— Что еще ты там придумал?
— Да я до сих пор не знаю, как тебе сказать. Ты, понимаешь ли, склонен делать глупости, а я этого не хочу. Особенно сейчас, когда я не могу за тобой проследить!
Если кто из них и должен извиняться, то только он. Понятно же, что охотились на него, на Леона! Дима вообще пострадал случайно, и все же его что-то мучает, это чувствуется. Леон, как ни старался, не мог понять, что это может быть.
Дима же после долгой паузы перевел взгляд на Анну.
— Эй, чудовище, подойди сюда, пожалуйста.
— Как меня умиляют «чудовище» и «пожалуйста» в одном предложении — словами не передать, — усмехнулась Анна, но ближе все-таки подошла.
— Ты на него влияешь, — задумчиво произнес Дима. — Больше, чем я влиял когда-то.
— Было бы странно, если бы от разной природы отношений был одинаковый результат, — заметила Анна.
— Вас не смущает, что я здесь стою и все слышу? — удивился Леон. — Не нужно на меня влиять, сам как-нибудь со всем разберусь!
— Осторожность не повредит, — настаивал Дима. Он снова посмотрел на Анну. — Следи, чтобы он не наделал глупостей.
— Обычно в нашем тандеме все наоборот, но я постараюсь — в меру своих чудовищных возможностей. Так в чем дело?
— С тем, что случилось, как-то связана Лидия.
Такого Леон точно не ожидал. С бывшей женой он давно уже не пересекался, а в свете последних событий и не думал о ней. Она сейчас должна готовиться рожать, а не лезть непонятно во что!
Да и Анна, кажется, в кои-то веки была застигнута врасплох.
— Лидия?..
— Да, — кивнул Дима. — Я не знаю, с кем она связалась, но она следила за вами. Не с нее это началось! Но она… Кажется, она сделала глупость.
— Да твою ж мать, — процедил сквозь сжатые зубы Леон. — Лиды мне только не хватало!
— Об этом я и говорю: агрессия!
— А чего ты от меня ожидал? Что я пойму и скажу: «Да, каждый бы на ее месте так поступил»? Я не представляю, что у нее в башке творится, если она действительно связалась с этими людьми!
— Я тоже не знаю, — вздохнул Дима. — Но я беспокоюсь за нее. Она увлеклась тем, что считает местью, и не понимает, что может очень серьезно навредить себе и ребенку. Поэтому я прошу тебя: будь снисходителен. Помни о ее положении!
О таком сложно забыть! Это положение должно было хотя бы ненадолго ее угомонить, так нет же, она умудрилась сунуться в самое пекло!
Если задуматься, объяснить связь Лидии с Сирягиными не так сложно. Они постоянно ошиваются возле дома, видели, что он ходит к Анне, но сообразили, что договориться с ним не смогут. Тогда они решили использовать его, но не напрямую, и вышли на его бывшую жену. Они предположили, и вполне справедливо, что беременная женщина, оставленная им незадолго до родов, будет настроена враждебно — и вот уже у них есть свой маленький секретный агент, рассказывающий им, какой номер у машины Леона, где он живет, как его найти.
Оставалось непонятным, как Лидия все это выяснила, но тут уже Димин виноватый взгляд можно воспринимать как намек. Ничему его жизнь не учит!
Они еще ненадолго задержались возле палаты, но провести там весь день не могли: Диме нужен был отдых, а их ждала работа. Однако притворяться Леон больше не мог, он едва дождался, когда они выйдут из больницы, чтобы задать вопрос:
— Может, расскажешь уже все?
— Ты ведь знаешь, что не могу.
— Но не знаю, почему!
— Я не собираюсь возвращаться к этому, — пожала плечами Анна.
— А не мешало бы! Тем более что не нужно это молчание уже. Я и так знаю, кем на самом деле был Дмитрий Сирягин — отчим года, конечно! Если ты думаешь, что я жалею его деток, то нет. Я на твоей стороне и даже на стороне Яна, хотя не могу сказать, что теперь я от него в восторге. Зачем тебе молчать?
Он признавался во всем этом вполне свободно. Он обещал Анне верить ей — но не обещал бездействовать. Он всего лишь провел собственное расследование; после всего, что они делали вместе, это было не так сложно.
Анна не выглядела возмущенной. Она окинула его оценивающим взглядом, и на секунду ему показалось, что уж теперь-то она заговорит.
Но нет, что-то по-прежнему вынуждало ее молчать.
— Подозреваю, следователь в тебе еще жив, — усмехнулась она. — Хотя на клане отважных Сирягиных клеймо ставить негде, не так сложно увидеть их истинную суть. Просто целевая аудитория слишком занята, им больше нравится поливать грязью меня. Это куда веселее, чем задать интернету пару вопросов про нынешних обиженных жертв. В одном углу ринга у нас несчастная мать-одиночка и безработный паренек, в другом — проклятая содержанка, настолько алчная, что сожгла собственного мужа заживо. На кого будет делать ставку жалостливый народ? Но мнение толпы меня никогда не волновало, я рада, что ты понемногу протираешь глаза. С Сирягиными ты уже разобрался, а до Виталия Малинова дошел?
— До кого? — смутился Леон.
— Значит, не дошел. Копай дальше, детектив!
Казалось, что она снова не сказала ничего толкового, однако Леон не позволил себе так заблуждаться. Она только что дала ему подсказку, которая была лишь немногим хуже, чем прямой ответ.
Виталий Малинов, значит… Что ж, похоже, у Ярика теперь новая цель.
* * *
— All the leaves are brown… — напевали мелодично переплетающиеся голоса в динамиках радио.
— Ол зэ ливс а бра-а! — вторил им куда менее слаженный дуэт в машине.
Волнение понемногу отступало, и Ира чувствовала себя прекрасно. Водительское удостоверение она получила еще зимой, а потом много месяцев не решалась сесть за руль. Ей казалось, что одна, без инструктора, на своей новой машине, она обязательно попадет в аварию. Она забудет все на свете! Волнение не давало ей покоя, и маленький синий автомобильчик дни напролет простаивал во дворе.
Решиться на первую поездку ее уговорила Светка. Подруга получила права в прошлом году и прошла через те же сомнения. Только вот Светка от природы была намного смелее, ей помощь не понадобилась. Зато она согласилась быть ангелом-хранителем для Иры.
Под ее несколько взбалмошным руководством Ира постепенно привыкала к машине и дороге. Правда, ездить по городу она все равно не могла, там за рулем сидела Светка. А она занимала водительское кресло, когда они оказывались за пределами Москвы.
Зато уж на этих трассах, широких, ровных и свободных, она понемногу училась ценить ту свободу, которую дарил автомобиль. Сначала Ира была напряжена, она испуганно цеплялась за руль и ползала по крайней правой полосе с черепашьей скоростью, а другие водители казались ей безумными кометами, непонятно как попавшими сюда из космоса.
Но время шло, появлялся опыт, и она рисковала ездить со скоростью выше пятидесяти. Да и потом, весна все больше вступала в свои права. На дорогах уже не было серого льда, унылые пейзажи сменились сочной зеленью, и каждая поездка напоминала маленькое путешествие в сказочный мир. Ира расслабилась настолько, что могла вторить Светке, громко подпевавшей радио.
Но уверенным водителем она еще не была. Они свернули на узкую дорогу через лес, неплохую, но незнакомую ей. Ира не знала, что увидит за очередным поворотом, и это напрягало.
А увидела она грузовик, небрежно брошенный у обочины.
— Ой, ну вот что он делает? — возмутилась Ира. — Там ведь даже останавливаться нельзя, а он мотор заглушил!
Светка ее удивление не разделяла:
— Что такого? Захотелось мужику поссать, вот и пошел!
— Фу!
— Что — фу? Природа!
— Но есть же правила, — попыталась спорить Ира.
Однако спорить со Светкой всегда было бесполезно.
— Если ты собираешься ездить только по правилам, то сразу продавай свою карету. Никто и никогда в России не ездит по правилам! Ты что, останавливаться вздумала?!
— Просто снижаю скорость, — примирительно сказала Ира.
— Зачем?!
— А вдруг он выйдет на дорогу из-за своего грузовика?
— Он выйдет — его проблемы!
— Ну уж нет! Мне даже комары на лобовом стекле не нравятся, а мужик какой-то — и подавно!
Пусть Светка своей машиной распоряжается — которая уже, кстати, вся битая. А своим авто Ира рисковать не собиралась, она готова была стерпеть все насмешки, лишь бы не было беды. Впрочем, она не верила, что риск действительно есть. Просто так ей было спокойней, она собиралась проехать мимо громоздкого грузовика и снова разогнаться.
Но ее осторожность окупилась сполна, когда прямо под колеса ее машины шагнул маленький мальчик.
У Иры была всего секунда, чтобы среагировать. Когда она размышляла о таком, ей казалось, что в минуты стресса она обязательно будет кричать, закроет глаза и сделает какую-нибудь глупость. Но в решающий момент все оказалось совсем иначе: она нажала на педаль тормоза и, зная, что этого недостаточно, увела автомобиль в сторону с такой ловкостью, будто полжизни провела за рулем.
Все получилось автоматически — она даже не знала, что так умеет! Когда настало время действовать, мысль осталась всего одна: не сбить ребенка. Светка со своими шутками только завизжать и успела, а Иру трясло, но она постепенно понимала, что того зловещего звука, с которым тело бьется о капот, не было. Она не задела мальчика!
Она поспешила включить аварийку — знания, вдолбленные в память сотней повторений перед экзаменом, теперь проявились. После этого Ира отстегнула ремень и вышла из машины. Лишь ее уверенность привела перепуганную Светку в себя, и подруга последовала за ней.
Мальчик все еще стоял на дороге — там, куда и шагнул. Он не кричал, не плакал, просто замер, низко опустив голову, и смотрел только на асфальт. От этого становилось совсем уж жутко.
— Эй, малыш, привет! — Ира старалась улыбаться, но получалось плохо, да и голос предательски дрожал. — Что ты здесь делаешь? Где твоя мама?
Мальчик вздрогнул, словно только сейчас понял: рядом кто-то есть. Он повернул голову к Ире, собираясь на нее посмотреть, однако она быстро сообразила, что этого не случится. Его глаза были непривычно мутными, взгляд ни на чем не фокусировался. Она такого никогда раньше не видела, и все же без труда догадалась, что он ничего не видит.
— Боже мой, — охнула Света.
— Вызывай «скорую», — велела ей Ира.
Она по-прежнему чувствовала уверенность, обычно несвойственную ей. Она подозревала, что, когда все это закончится, у нее будет нервный срыв — с истерикой и слезами на несколько часов. Но не здесь, не в этом незнакомом лесу, не перед ребенком, который только что чуть не погиб.
— Где папа? — тихо спросил он.
— Где папа? — растерянно повторила Ира. — А где он был?
— Нет… — всхлипнул мальчик. — Папа!
Он был слишком мал, чтобы что-то объяснить, а слепота лишь усложняла его положение. Но не мог же он оказаться здесь случайно! Рядом не было ни жилья, ни пешеходных дорожек, только трасса и довольно густой лес, в котором такой кроха и часа бы не продержался.
Единственной подсказкой оставался грузовик — в котором никого не было. Но дверца со стороны водителя осталась приоткрытой. Неужели он действительно пошел в лес «отдохнуть» и бросил малыша?!
Ира подошла к мальчику и осторожно взяла его за руку. Она старалась действовать медленно, чтобы не напугать его, но он все равно вздрогнул.
— Не бойся, все будет хорошо, — пообещала Ира. — Я оставлю тебя с тетей Светой и пойду искать твоего папу. Хорошо?
— Папа! — хныкал мальчик.
— Потерпи чуть-чуть. Как тебя зовут?
— Папа!
— Ясно… Просто подожди, ладно?
Она подвела мальчика к Свете, ждавшей у машины, и вложила руку ребенка в руку подруги.
— «Скорую» я вызвала, сейчас буду в полицию звонить, — тихо сказала она. — Не знаю, что за мужик такой, но сам виноват!
— Звони, — кивнула Ира. Ей было не по себе от того, что на дороге только они — между двумя высокими темными стенами из деревьев. — А я пока его поищу.
— Зачем? Что если он псих?
— Ага, псих и мальчик, так обычно и бывает! Я боюсь, что ему стало плохо, вот он и остановил машину где попало. Вышел подышать — и упал! Жди здесь.
— Да ну его, Ир, пусть полиция ищет…
— Я так не могу.
Ира была бы рада подождать здесь, в безопасности, но она смотрела на мальчика и понимала, что не может так — она сама от себя этого не ожидала! Возможно, жизнь его отца решается в эти самые минуты, и полиция приедет слишком поздно. Как она могла жить с мыслью, что почти добровольно оставила кого-то сиротой?
Поэтому Ира пошла в лес. Она не собиралась уходить слишком далеко, для себя решила, что осмотрит ближайшие ряды деревьев и тут же вернется. Она звала — и для того, чтобы привлечь внимание потерявшегося водителя, и чтобы Светка знала, где она сейчас находится. Она отдалилась от дороги и почти поверила, что мужчина попросту ушел, бросив здесь ребенка одного. Должно быть, действительно псих!
А потом она посмотрела в сторону и увидела то, что в один миг впечаталось в ее память, как фотография. Такое редко, но бывает: ты ничего не ждешь, ни к чему не готовишься и уж точно не стремишься запомнить такое, однако оно просто обрушивается на тебя, прожигает, чтобы потом годами не отпускать, проникая в каждый ночной кошмар.
Высокое старое дерево с крепкими ветвями. Ослепляющее золото солнца среди листвы.
Лучи, окружающие каждую линию ореолом света. Веревка, натянутая в воздухе.
И тело висельника, мягко покачивающееся под порывами ветра.
