Глава 16. Альберт Пирпойнт

Машину ему было велено оставить на стоянке возле заправки. Это не было заботой о нем, просто автомобиль, брошенный посреди дороги, быстро привлек бы внимание, как это было с грузовиком Вячеслава Гордейчика. А Леону полагалось быть невидимкой — до тех пор, пока от него не останется лишь мертвое тело. Об этом ему прямо не говорили, но он и так все понимал. Поддаваться он собирался ровно до тех пор, пока не появится способ спасти Лидию.

До нужной заправки ему пришлось полчаса ехать от Москвы. Когда он сообщил, что автомобиль на месте, получил новое указание — ему нужно было идти обратно, но уже пешком. Это не шокировало: Леон прекрасно знал, что похититель запутывает след. А может, просто выигрывает себе время, потому что и сам понял, что поторопился? Он действовал быстро, даже слишком быстро, и теперь ему нужно было придумать, как все это завершить, не попавшись.

Но так Леону казалось вначале. Уже потом, шагая через лес, потому что идти по дороге ему было запрещено, он догадался, что у такого странного выбора маршрута есть и другая причина. Похититель просто выматывал его. Он прекрасно знал, что на этот раз его жертва — не испуганная женщина и даже не доведенный до отчаяния Вячеслав Гордейчик. Возможно, Леон был сильнее его, лучше подготовлен, и ему нужно было, чтобы на место встречи он добрался уже утомленным.

В этом он серьезно ошибся — а точнее, просто не смог понять, с кем имеет дело. Да, Леону не слишком нравилось брести через лес, пробиваться через грязь, оставленную дождями, мерзнуть под холодным ливнем и получать по лицу острыми сухими ветками. Но всего этого было недостаточно, чтобы его сломить. Осенью этот трюк еще мог сработать: из-за травмы легких Леон быстро уставал, ему сложно было дышать, особенно в такую погоду.

Но теперь он восстановился и выносил все это спокойно. Однако он уже не раз порадовался своему решению не втягивать в это Анну. Он был рад, что ей не приходится проходить через такое! Правда, он подозревал, что убийца все равно не оставит ее в покое. Скорее всего, он просто решил сначала избавиться от Леона как от более опасного противника, а потом и до Анны очередь дойдет.

Пускай верит во что хочет, Леон прекрасно знал, что он этого не допустит, все закончится сегодня.

Похититель, похоже, отлично ориентировался в этих местах. Он знал, где растут примечательные деревья, где расположены овраги, где — полузаросшие дороги. Все это в интернете не выяснишь, должно быть, он бывал здесь, много бродил пешком. Теперь он мог направлять Леона, выбирая для него путь посложнее.

Леон давно уже не пытался понять, где именно находится, не хотел на это отвлекаться. Он лишь знал, что, несмотря на долгие часы блужданий по лесу, остается не так далеко от Москвы. Скорее всего, в то место, к которому он в итоге придет, можно добраться гораздо быстрее. Однако усталость, дезориентация и страх перед неизвестным — отличные инструменты, которые похититель использовал мастерски.

Вот только поддаваться Леон не собирался. У него тоже была цель, были люди, которых он хотел защитить. Поэтому он просто отстранился от всего, что с ним происходит, он этому еще в армии научился. Все было очень просто: ему говорили, он делал. Он не злился из-за того, что им управляет какой-то псих, он даже не думал о том, кто отдает приказы. Все это позволяло ему сохранять энергию и не изводить себя понапрасну, простейший трюк, но ведь все лучшее скрыто в простоте!

Он не знал, сколько еще ему придется так бродить. Наступил вечер — по-весеннему ранний, и скоро Леон рисковал оказаться в темноте. Но он почувствовал, что финишная черта уже близко, когда деревья расступились, и вместо очередного леса или дороги он увидел перед собой нечто очень странное.

Сначала ему показалось, что это остатки домов, настолько старых, что издалека они напоминали скелеты из досок. Однако, подойдя ближе, Леон обнаружил, что это место действительно заброшенное, но не такое древнее, как ему показалось.

Перед ним были теплицы. Просторные, как настоящие дома, добротные, окруженные сложной системой больших и маленьких труб, скрывавшихся в земле. Это точно не чей-то огород! Больше похоже на производство, ферму, но — давно покинутую. Трубы успели заржаветь, пленка на теплицах порвалась, стекло было разбито, доски почернели, да и внутри просматривались лишь сухие растения и голая черная земля. Это не вопрос одного года… Похоже, теплицами не пользовались много лет.

Все вместе это смотрелось жутко, почти инопланетно. Вокруг теплиц тянулся забор — дешевая рабица, частично обвалившаяся, а кое-где и срезанная. На ней висели остатки выцветшей таблички — предупреждение о том, что это частная территория, вход на которую строго запрещен. Правда, от той части, где был указан владелец этого сомнительного имущества, ничего не осталось, пластик попросту раскрошился. Судя по состоянию забора, этот запрет никого уже не пугал.

Леон набрал сообщение: «Я у какого-то огорода, куда дальше?» Аккумулятор телефона был почти разряжен, еще чуть-чуть — и отключится. Однако его должно было хватить на то, чтобы получить ответ.

Если бы ответ был… Но на сей раз похититель, до этого мгновенно присылавший новые инструкции, молчал. Леона это не напугало и не удивило, он лишь получил подтверждение своей догадки: он добрался туда, где его ждали.

Только вот что дальше? Леон устал, но точно не так сильно, как ожидал похититель. Все эти кружения по лесам не лишили его ясности мышления, он оставался насторожен, но не был уверен, что даже этого будет достаточно.

Он был вооружен — в инструкциях пока не было речи о том, чтобы отказаться от этого. Похититель и сам, скорее всего, понимал, что писать о таком глупо: он все равно ничего не сможет проверить. За поясом Леон по-прежнему чувствовал знакомый вес пистолета, в рукаве — прогревшийся от тепла его кожи чехол, в котором скрывался нож. Ножи он раньше вот так не таскал, но попробовал по совету Ярика — такого обычно не ожидали, а в его случае любая неожиданность становилась преимуществом.

Теперь он достал пистолет и изучал лабиринт полуразрушенных теплиц так, как в прошлом, еще когда был следователем, изучал любое место преступления. При ярком свете дня теплицы просматривались отлично. Но сейчас, в сумерках, ему мешали сухие растения, которые все же отвоевывали эту территорию, груды мусора, отблески последнего солнечного света на старых стеклах и пленке. Он не знал, куда смотреть, чего ждать, и просто двигался наугад.

Все указывало на то, что когда-то теплицы использовались в сельском хозяйстве, здесь не было никакой экзотики, в засохших стеблях и листьях с трудом, но все же узнавались кусты помидоров, огурцов, перцы — все то, что потом оказывалось на полках овощных магазинов. Позже теплицы закрыли, и даже если у них и был какой-то владелец, он пока не придумал, как их использовать. Это был отдельный маленький мир, более теплый, чем лес и поля вокруг него, наполненный завыванием ветра и шелестом истлевшего пластика.

Из-за разрухи все казалось одинаковым, Леона не покидало чувство, что он ходит кругами. Чтобы получить хоть какую-то цель, он направился к большому темному пятну, просматривавшемуся через полупрозрачные стены парников. Он ожидал, что увидит гору мусора или нечто вроде одичалого винограда — а увидел розы.

Плетущиеся розы, только-только начавшие оживать после зимы, не могли появиться здесь просто так. Кто-то посадил их в плодородную почву, подвязал, помог подняться вверх, а не стелиться по земле. Кто-то превратил их в широкую стену, пока сухую после холодов и колючую от бесчисленного множества острых шипов.

А еще из них сделали могилу. В основе розовых зарослей лежал человеческий скелет, который теперь распался на отдельные кости, растащенные в разные стороны. Все это произошло не только что и даже не осенью, а намного раньше, когда розы были еще свежими ростками. Теперь они оплетали ребра, почти скрывали под узлами стеблей кости и пробивались через пустые глазницы. Скелет был крупным, скорее всего, мужским, хотя уверен Леон не был.

Пока он рассматривал завораживающее зрелище, которым стала эта живая могила, кое-кто другой рассматривал его.

— Красиво, не так ли? Я хотел, чтобы было красиво. Это ведь все для Евы.

Голос доносился с другой стороны розовых зарослей. Чтобы увидеть говорившего, Леону пришлось пройти через разрыв в стене в соседнюю теплицу, хотя он уже знал, кто это, голос оказался знакомым.

Здесь были все, кого он искал.

Лидия не была ранена, но она была связана — руки скручены за спиной, скорее всего, серебристым скотчем, который заклеивал теперь ее глаза, уши и рот. Дышать она могла только через нос, и это давалось ей непросто, если учитывать, что недавно она плакала. В отличие от Леона, она не ходила часами по лесной чаще, но устала она намного сильнее, она даже стояла, пошатываясь. В ее состоянии это было очень опасно, а могло стать смертельным: на ее шею была накинута петля, пока еще свободная, по способная переломить ей позвоночник или задушить ее, если бы увеличившийся вес Лидии потянул эту петлю вниз. Ей было куда падать: она стояла на земле, но прямо перед ней была вырыта глубокая яма. Один шаг туда — и все было бы кончено! Причем Лидия, лишенная возможности видеть, что перед ней, могла двинуться туда случайно, уверенная, что она сейчас на земле.

А еще ее мог толкнуть Олег Галахов, стоящий у нее за спиной. Леон сразу его запомнил — память никогда его не подводила, а в случае с Галаховым это было несложно. Молодящийся владелец образовательного центра, вежливый, заботливый… — и подсказавший им, что машину Евгения Майкова видели возле квартиры Гордейчиков. Анна была права, он стремился наблюдать за следствием и участвовать в нем.

Сейчас Галахов выглядел спокойным и даже более равнодушным, чем на собрании соседей. Он смотрел на человека, которого хотел уничтожить, но, казалось, ничего не чувствовал. Его решения были продуманными, его действия — размеренными. И все же Леон догадывался, что для него это не обычная охота. Не попытка изобразить определенный эпизод для истории, а сама история.

Леон направлял на него пистолет, но Галахов прятался за спиной Лидии. Он мог столкнуть ее, в руках у него был нож, и это обеспечивало еще один возможный вариант убийства. У него ведь сейчас было два заложника: Лидия и ребенок.

— Есть ли смысл говорить тебе, чтобы ты опустил пистолет? — поинтересовался Галахов.

— Нет, конечно.

— Даже если я скажу, что иначе убью ее?

— Даже так, потому что ты ее не убьешь. Если я передам пистолет тебе, у тебя появится способ быстро убить и меня, и Лидию. Пока такого способа нет, и ты знаешь, что мы на равных. Ты можешь убить ее, а я могу убить тебя.

— Но ты не хочешь ее смерти.

— Только поэтому ты еще жив.

Леон не мог не заметить, что он тоже еще жив. У Галахова была возможность подготовить для него ловушку, хотя бы попытаться убить его мгновенно. Могло и не получиться, однако его намерения были бы очевидны.

А вместо этого он показал Леону кости, устроил это шоу. Анна говорила, что если убийца хочет говорить, он будет говорить. Если не хочет — нанесет удар. Олегу Галахову, устроившему охоту только ради того, чтобы подставить другого человека, нужна была аудитория.

Леон же просто тянул время. Он сказал правду: пока их положение было почти равным. У каждого было определенное преимущество. Оставалось только придумать, как это изменить! Стрелять в Галахова, пока он стоит так близко к Лидии, было слишком опасно: даже если бы он умер мгновенно, он бы своим весом столкнул ее в яму.

Оставалось только ждать, пока этот урод переместится.

— Ради чего все это? — спросил Леон.

— Я хотел, чтобы умерли все, кто участвовал в этой истории. Майков уже мертв. Я думал, что он последний, но вмешался еще ты. Значит, остался только ты.

— Да уж, остался… Но могу я хотя бы узнать, из-за какой истории я умру?

— А ты не знаешь? — удивился Галахов. — Не может быть! Ты не прошел бы так далеко, если бы ничего не знал. Расскажи мне, что тебе известно.

Пока он говорил так, словно противостоял ему только Леон. Как будто Анны и не было рядом во время расследования! Что это, игра? Или искренность? В принципе, когда Леон проводил допрос соседей, Анна не участвовала, она сидела в уголке и молчала, как скромная девочка-стажерка. Неужели этого оказалось достаточно, чтобы обмануть убийцу?

Леон решил пока не напоминать о ней. Он рассказал обо всем, что им удалось обнаружить — но так, будто он додумался до этого сам. Все жертвы, тренировка на проститутках — он не скрывал ничего, и когда он закончил, тьма вокруг них стала опасно густой, она поглотила все вокруг, позволяя им видеть лишь друг друга.

— Неплохо, — кивнул Галахов. — Очень неплохо! Но это не все.

— Конечно, не все. Я так и не понял, чем тебе не угодил Майков.

— Да? Тогда ты не понял главного! Разве ты не видишь? Он — ничто, это все было ради нее. Я должен был уничтожить свое творение!

В спокойном голосе Галахова впервые мелькнула страсть — яркая, неопознаваемая, она могла быть и злостью, и триумфом.

— Свое творение? — растерянно повторил Леон. — О чем ты вообще?..

— О ней, разумеется… О моей Еве.

Олег Галахов познакомился с Евой около пятнадцати лет назад. Он тогда работал в школе, подрабатывал репетитором. Деньги были, на внешность не жаловался, да и природного обаяния не был лишен. Им восхищались, он получал все, что захочет, и кого захочет. Вот только Галахов заметил, что с каждым годом ему все скучнее жить. Мир стал пресным, он знал, что будет дальше, наперед, ему ничего не хотелось, даже перемен. Леон подозревал, что это развивалась какая-то болезнь, но он, в отличие от Анны, не знал наверняка.

А Галахов и не помышлял о том, что болен, себя он считал совершенным и искал проблему в окружающем мире. Тогда он и решил, что его гнетет одиночество. Многие женщины хотели быть с ним, но они его не устраивали. Он вообще относился к женщинам с презрением, хотя и умел скрывать это. Они были для него недо-людьми, слишком порочными, чтобы остаться с ним рядом. Нет, ему нужна была не одна из них, уже использованных и поношенных. Он решил создать свой идеал, воспитать, вырастить, только это стремление приносило в его жизнь хоть какую-то радость.

Тогда он и встретил Еву Челищеву, удивительно красивую девочку, только-только начавшую превращаться в женщину. Он взял ее под свою опеку, открыто симпатизировал ей, но не выходил за грань дозволенного. Репутация Олега Валерьевича, уважаемого учителя математики, была настолько безупречна, что никто и подумать не мог бы о нем дурного. Благодаря ему у Евы были хорошие оценки, которые успокаивали ее мать и возмущали старшую сестру. Зная о его покровительстве, и другие учителя относились к Еве иначе, да и одноклассники стремились дружить с ней, чтобы Олег Валерьевич и к ним стал снисходителен.

Галахов же был терпелив и, прикрывшись образом доброго друга, он наблюдал за взрослением Евы. Когда появились первые признаки гормонального развития, он стал обращаться с ней иначе. В том возрасте многим маленьким девочкам хотелось почувствовать себя взрослыми, и у Евы появилась такая возможность. Галахов делал ей комплименты, дарил цветы и приятные мелочи, но в то же время приучал никому не рассказывать об их связи.

Постепенно Ева становилась старше, догадывалась, чего он от нее хочет. Ей это льстило: за ее подружками ухаживали разве что прыщавые пацаны, а она покорила взрослого мужчину. Галахову тогда было немногим за тридцать, он был достаточно привлекателен, чтобы очаровать неопытную девчонку. Ева думала, что это любовь. Леон, слушая Галахова, понимал, что это была одержимость. Этот псих был абсолютно уверен, что девочка, которую он выбрал, принадлежит ему, его ничто больше не интересовало. Он думал только о ней, он зациклился, а наивная Ева даже не догадывалась, насколько это опасно.

Он стал ее первым мужчиной. Она не столько согласилась на это, сколько вытерпела, хотя Галахов гордился даже той болью, которую ей причинил. Все изменилось для них обоих. Ева поняла, что ей такие отношения не нужны, что это больно, страшно и унизительно. Галахов укрепился во мнении, что она должна быть с ним — и только с ним.

Вот тогда, похоже, у Евы и начались проблемы. Беспечная жизнерадостность сменилась неврозами, запуганностью, постоянным недоверием. Она боялась жаловаться взрослым, потому что не верила, что они помогут — Галахов много лет приучал ее к этой мысли. Кому они поверят, ей, какой-то размалеванной школьнице, или ему, уважаемому учителю? А если он узнает, что она жаловалась кому-то, ей несдобровать!

Поэтому Ева и не искала помощи у родителей — но пыталась освободиться сама. Она заявила Галахову, что больше не желает его знать, и начала встречаться с Игорем Исаевым — юным уголовником, которого боялась вся школа.

— Это ведь его кости валяются вон там, не так ли? — поинтересовался Леон, кивая на заросли роз.

— Все верно, я знал, что ты поймешь меня. Думаю, ты и зашел так далеко, потому что мы с тобой в чем-то похожи.

— Вряд ли. Что ты сделал с Исаевым?

— Моя маленькая Ева была так забавна в своей вере, что он ее защитит… Я даже позволил ей немного поиграть в эту игру, почувствовать себя самостоятельной. Но шутка затянулась, я узнал, что он с ней спит. Еве нужно было преподать урок.

Ему несложно было решиться на убийство Игоря Исаева. К тому моменту Галахов уже не чувствовал связи с другими людьми, не думал о том, что хорошо, а что — плохо. Вся его жизнь свелась к одержимости Евой, желанию обладать ею.

Ева напрасно поверила, что главный школьный хулиган ее защитит — это было очередным доказательством ее детской наивности. Исаева могли бояться разве что школьники помладше и нервные, задерганные учительницы средних лет. Когда Галахову нужно было что-то сделать, он брал и делал.

Он заманил Исаева за город, обещая помочь ему с оценками за небольшую плату. Игорь согласился, не догадываясь о том, что в такой ситуации вообще может быть подвох. Они пересеклись в лесу — и Галахов перерезал ему горло.

Этого ему показалось мало. Он спрятал тело, но регулярно возвращался к нему и делал фотографии, которые потом показывал перепуганной Еве. Он предусмотрительно не оставлял снимки ей, но заставлял смотреть на то, что стало с ее «защитником». Это было для нее настоящей пыткой, она винила себя за смерть Игоря, ей казалось, что она в невидимой клетке, стены которой все сдвигаются, сдвигаются… Она снова подчинялась Галахову, потому что боялась его куда больше, чем раньше. Она уже и не думала жаловаться родителям, она не хотела, чтобы кто-то еще пострадал по ее вине.

Но и жить так она не могла. Галахов был к ней требовательным, она чувствовала себя вещью, ей казалось, что она просто исчезает, растворяясь в его власти. Он расслабился, поверив, что уж теперь-то она принадлежит ему навсегда, она выучила урок. А Ева тем временем искала путь побега — и нашла.

Она познакомилась с Евгением Майковым, очаровала его, очень скоро они сыграли свадьбу. Ева закончила школу и не обязана была видеть Галахова каждый день. Она настояла, чтобы они с Евгением уехали подальше от ее родных улиц.

Вот тогда Галахов и столкнулся с серьезными трудностями. Ему легко было добраться до полуграмотного, самоуверенного мальчишки. Теперь же его соперником был умный и наглый молодой бизнесмен. Майков не знал об опасности, которая ему грозила, Ева так и не решилась сказать. Но у него были враги и конкуренты, он заботился о своей защите.

Галахову пришлось на время отступить. Он понял, что ему нужны совсем другие деньги, чтобы снова получить Еву. Поэтому он уволился из школы и занялся развитием собственного образовательного центра. Он мог не чувствовать связи с людьми, быть чужим среди них, но он умел вести переговоры и казаться отличным учителем — умным, понимающим и добрым.

В эти годы Ева могла бы жить да радоваться… а она не умела. Галахов, наблюдавший за ней издалека, с удовольствием отмечал, что сломал ее. Ей постоянно казалось, что за ней кто-то следит, она подозрительно присматривалась к каждому человеку, хотя бы отдаленно похожему на ее бывшего учителя. Она не могла расслабиться и легко срывалась на крик. Ее брак, который мог бы стать идеальным, превратился в кошмар, они с Евгением расстались, а она даже после этого продолжала метаться: то звонила бывшему мужу, то проклинала его.

Вот только и Олег Галахов ее больше не хотел, она так и не сумела стать совершенной. Значит, она не должна была жить. Он был абсолютно уверен, что он создал Еву, а значит, имел на нее все права. Если он устал от нее, то она обязана была умереть.

— Почему ты просто не убил ее? — тихо спросил Леон. — Зачем все это, ради чего умерли люди, которые не знали ни тебя, ни ее?

— Я отдал Еве много лет своей жизни, а она разочаровала меня. Просто убить ее? Это было бы слишком банально.

Болезненная одержимость Евой не давала отпустить ее или даже убить. Его мания требовала великого финала для великой любви, существовавшей только у него в голове.

Он знал, что истории величайших серийных убийц не забываются. И он решил связать смерть Евы с такой историей. Он и не думал о том, чтобы выставить серийной убийцей ее. Она ведь была женщиной, а женщина — это украшение, а не живое существо, добыча, а не охотница. Нет, ей предстояло войти в список жертв, часто остающихся безымянными — в наказание за то, что Галахов считал предательством. Убийцей же должен был стать Евгений Майков, Галахов винил его за то, что любимая игрушка так долго оставалась недоступной.

Приняв решение, он начал обдумывать детали. Он готов был к новым убийствам, человеческая жизнь ничего для него не значила. Однако его не тянуло убивать, он не находил в этом страсти и удовольствия. Так легендой не станешь! Поэтому он выбрал чужую историю, решил стать подражателем, ведь лучшим из них все равно найдется место в числе легенд. Он предпочел жизнь Джона Кристи и начал проживать ее.

Для начала ему нужен был фирменный стиль. У Кристи его не было, но ведь Кристи и не пытался выставить свои преступления напоказ! Галахов придумал ту самую петлю с акцентом на травму левой руки, о которой знал после наблюдения за Майковым, и стал отрабатывать эту петлю на проститутках. Это было несложно: его образовательный центр приносил неплохой доход, он жил один, он был зациклен на Еве, а значит, деньги у него накапливались. Теперь ему хватило бы на исполнение любого плана.

Галахов не убивал проституток, но не из жалости, просто он не хотел привлекать к себе ненужное внимание и выходить за рамки истории Кристи. Когда он почувствовал, что готов, ему понадобилась первая жертва — та, что привела бы его к себе домой. Ведь Кристи убивал дома! Приносить тела в свою квартиру Галахов не собирался, частного дома у него не было, и он решил воплотить эту часть истории хотя бы так. Через мобильное приложение он познакомился с Алиной Кисловской, пришел к ней — и убил.

Теперь настал черед Евы, он больше не мог ждать. Но она на Новый год уехала к подруге в Европу, долго жила там, и план Галахова оказался поставлен на паузу. Зато когда она вернулась, он не собирался отступать.

Он прислал Еве букет цветов со скрытым в них газовым баллоном его собственного изобретения. Цветы от него Ева не приняла бы, и он подписал букет именем Майкова. В этот же день он подкинул Еве под дверь конверт с фотографиями скелета, оплетенного сухими розовыми ветвями. Он знал, как это повлияет на нее, и не ошибся: Ева в ужасе забаррикадировалась в своей квартире, поддавшись панической атаке. Она даже не догадывалась, что комната вокруг нее уже наполняется газом.

Конечно, здесь Галахов пошел на риск: он впервые отдал фотографии ей в руки, впервые дал реальное доказательство того, что ее кто-то преследует. Но в себе он не сомневался, он знал, что Ева никому ничего не расскажет, просто не успеет, да и не захочет, считая смерть Исаева своей виной.

Он рассчитал время, когда она должна была потерять сознание, вошел в квартиру — он знал, где она хранит запасные ключи, он о ней все знал, — и оказался наедине со своим сбежавшим «творением». Он не собирался будить Еву, ему нравилось видеть ее невольную покорность. Он изнасиловал ее, потому что иначе не мог, ему хотелось насладиться ею последний раз, а потом задушил. Он ушел из ее дома, забрав газовый баллон, цветы и фотографии, он оставил только тело, которое должны были найти.

Самая сладкая часть его мести осталась позади, а история продолжалась. Настал черед сложных жертв — новой семьи Эвансов. Галахову нужны были молодые родители с маленьким ребенком, таких не найдешь в мобильном приложении! Да еще и семья, где отца можно было бы подставить… как такое провернуть?

Ему пришлось использовать собственных соседей. Семью Гордейчик он великолепно знал, часто встречался с ними, действительно беседовал с Марией о создании группы для слепых детей. Но когда речь зашла о его мести, он не пожалел их. Ему требовались подходящие жертвы, он выбрал их, все остальное не имело значения.

Мария сама пустила его в дом. Он постучал в ее дверь ночью, сказал, что в соседнем подъезде пожар, нужно срочно уходить. Он знал, что Славика нет дома, и вызвался помочь ей с ребенком. Почему она не должна была верить? С чего ей подозревать его в чем-то? Причин не было, и она открыла дверь.

Тогда он и напал на нее — ударил, чтобы она не кричала, а когда она потеряла сознание — изнасиловал. В отличие от Кристи, у Галахова не было проблем с потенцией, если он видел красивую женщину, ему было все равно, кто она такая. Впрочем, если изнасилование было не нужно, он вполне мог сдержаться. Однако сдерживаться в случае с Марией было не обязательно. Он оставил ее в постели, а Дениса усыпил хлороформом и забрал с собой, чтобы потом использовать.

— Ну а что с Майковым? — уточнил Леон. — Как ты заставил его мелькнуть возле их дома?

— Да легко. Отправил ему предложение о деловой встрече, звонил потом с левого номера. Мы должны были встретиться у магазина и обсудить все в моем офисе. С парковкой у нас во дворах беда, я знал, что Майков, с его наглостью, что-нибудь да нарушит, с кем-нибудь да пособачится. Мне требовалось просто запомнить, кто его видел.

— Чтобы потом дать следствию свидетеля, не участвуя в этом лично?

— Именно так.

Галахов знал, что за решеткой Славик не задержится. Даже если бы не обнаружилось алиби, против него было слишком мало улик. Рано или поздно он должен был выйти на свободу — и умереть, исполнив роль Тимоти Эванса.

Все это время сын дожидался его здесь, в небольшой подсобке у дальней части теплиц. Раньше фургончик использовала охрана, нанятая новым собственником. Но перестраивать теплицы так и не начали, денег на оплату охраны стало не хватать, и вагончик опустел. Галахов не сомневался, что до лета тут никого не будет, и решил использовать это место.

Когда Славик вышел на свободу, он заставил Дениса позвонить отцу. Заманив Гордейчика в лес, он вынудил несчастного вдовца повеситься. Вячеслав Гордейчик устал от обвинений, он был подавлен смертью жены, а встреча с Олегом Галаховым, соседом, которому он доверял, почти другом, стала для него последним ударом. Не до конца соображая, что происходит, он выполнил все условия — и погиб.

Вот тут Галахов и дал слабину, он так и не смог убить Дениса. Леон и Анна считали, что он пожалел ребенка, но все было не так просто. Девочку он бы, возможно, и задушил, но мальчика не смог. Он рассудил, что слепой ребенок на него все равно не укажет, и позволил Денису выжить.

Настала пора перевести стрелки на Евгения Майкова. Все это время Галахов следил за ним и совершал убийства только в те дни, когда Майков брал выходной и уединялся со своей супругой в загородном доме. Он понимал, что у Майкова будет алиби — показания жены. Однако это алиби очень легко разрушить, забрав всего одну жизнь.

Убить Оксану Майкову было совсем несложно, она часто оставалась одна. Он приехал в ее дом, постучал, представился репетитором, который просто заблудился и оказался не в том поселке. Оксана пожалела его, пустила домой, предложила чай… А ему только и нужно было, что отвести ее подальше от двери и окон. Он легко справился с миниатюрной женщиной, ему даже не нужно было тратить время на изнасилование, история Кристи этого не требовала. Самым трудным было закопать тело под беседкой, но он понадеялся, что деревья и кусты закроют его от глаз соседей — и не ошибся.

Он не был уверен, что Оксану быстро найдут, и готов был убивать и дальше, оставляя все больше улик, указывающих на Майкова. Но Анна обнаружила труп, Майкова арестовали, и казалось, что дело сделано.

Вот только про свингерские вечеринки Галахов ничего не знал, о таком на каждом углу не кричат. Он был убежден, что Майков оставался наедине с женой, а Евгений и Оксана были в компании, в доме, где работали видеокамеры. Одно лишь это почти свело старания Галахова к нулю.

Но он не собирался сдаваться, не мог просто. Он решил выставить Майкова психом, который убил свою любовницу — Алису Владимирову. Он начал подготовку, испортил систему вентиляции в доме Владимировых, прислал розы с отравляющим газом… И тут приехал Майков собственной персоной.

— Подготовка заняла чуть больше времени, чем я ожидал, потому что дом был очень большой, — признал Галахов. — Но все шло как надо, она уже начала засыпать. И тут — он. Я знал, что он курит… Еле успел убраться оттуда.

Дом, сам того не зная, взорвал Майков, отменить это Галахов уже не мог. Он оказался перед руинами своего плана — и это его злило. Он и сам не заметил, что много лет жил одной лишь маниакальной идеей. Сначала это было желание обладать Евой, потом — месть ей и Майкову.

Теперь ему нужна была новая идея, иначе он просто не справлялся с тем хаосом, в который превратилась реальность вокруг него.

— Ты выбрал месть мне? — горько усмехнулся Леон. Только ему могло так «повезти»!

— И продолжение истории Кристи, — кивнул Галахов. Он коснулся ножом живота Лидии, и она испуганно вздрогнула. — Я не планировал, но теперь понимаю: почему нет? Одна из его последних жертв была беременна, ты знал? Конечно, знал, ты все должен был вычислить, чтобы подобраться ко мне. Мне вот тоже подвернулась беременная.

— Почему ты решил, что твой враг — именно я? Я ведь так и не вышел на тебя.

— Но ты вел это дело — я помню тебя на встрече с соседями Гордейчиков. Только ты имел значение. Ты пришел не один, но остальные были лишь массовкой рядом с тобой. Кто там был? Баба, которая сама по себе — ничто, и старик, который отжил свое. Только ты мог рано или поздно выследить меня, и я решил действовать на опережение.

— Почему Кристи? — не выдержал Леон. — Из всех серийных убийц, почему именно он?

— Это сложно объяснить, нужно чувствовать, — отозвался Галахов. — Ты не поймешь.

— А ты все-таки попробуй объяснить!

— Не думаю, что смогу.

— Зато я смогу, — вмешался женский голос, прозвучавший совсем близко.

Они, отвлеченные разговором, даже не заметили, как она подкралась к ним. Да ей и подкрадываться было не нужно! Темнота укутывала все вокруг, кто угодно мог просто прийти сюда, воспользовавшись тем, что они никого не ждали.

Но пришла, судя по голосу, только одна молодая женщина. Леон и Олег Галахов повернулись к ней одновременно и застыли в немом изумлении, не в силах поверить своим глазам.

Даже бледного лунного света, пробивающегося через облака, было достаточно, чтобы понять: перед ними стояла покойница.

Она вернулась к нему, вернулась прямо с того света. Олег никак не мог в это поверить — Ева теперь стояла шагах в десяти от него. Ева, которую он создал и которую убил! Он не сомневался, что она мертва. Прежде чем уйти из ее квартиры, он долго сидел перед остывающим телом, любуясь ее мирной красотой. Он наблюдал за ее похоронами издалека, он приходил на ее могилу.

Но если настоящая Ева в земле, то кто тогда это?..

Она выглядела как та Ева, которую он оставил в квартире: смертельно бледная, с алой полосой на шее, взлохмаченная, одетая в ту же одежду. Темнота не позволяла ему заглянуть ей в лицо, но потрясение и без того было слишком велико, он оказался к такому не готов.

Теперь его холодный ум снова боролся за право контролировать ситуацию. Олег повторял себе, что мертвецы не возвращаются и это наверняка какой-то трюк. Вот только чей? Этого следователя, Леонида Аграновского? Невозможно! Олег сам позвал его сюда, несколько часов водил по лесам, чтобы убедиться: он не знает, где находится. Как он мог притащить кого-то с собой? Да еще… ее.

— Кто ты? — наконец сумел спросить он.

— А разве ты не узнаешь?

Ее голос звучал тихо, мягко, совсем как у Евы. Впрочем, Олег не брался сказать, был ли это ее голос: они давно уже не разговаривали вот так спокойно, а перед смертью она и вовсе была без сознания.

— Что это значит? — нахмурился он. — Кто ты такая?

Это было наваждение, фантом — в который он не собирался верить. Он, давно уже ничего не чувствовавший, и теперь не готов был впустить в свою душу страх. Он тоже обманывал людей, делая невозможное. Вероятно, и Аграновский до этого как-то додумался, а женщина — просто его пешка.

Но Аграновский выглядел таким же шокированным, как Олег, и только мертвая девушка оставалась совершенно спокойной. Да и чего ей волноваться? Для нее все уже закончилось.

— Я знаю, для чего все это, — сказала она. — Почему Джон Кристи. Ты почувствовал, что он похож на тебя. Этого никто не видит, потому что вы кажетесь разными, но он похож. Это привлекло тебя. И он сделал то, что хотел сделать ты: подставил другого мужчину. Убивать женщин просто, ведь правда? Даже слишком просто, и это больше не достижение. Но подставить того, кто почти равен тебе, — совсем другое дело.

Она угадывала верно. Как будто мысли его прочитала! Однако Олег повторял себе, что это все невозможно, она не мертвая на самом деле, всего этого не может быть… А если так, то откуда она столько знает? Какая-то молодая женщина не могла угадать! Откуда она вообще взялась? Олег никогда не видел рядом с Аграновским никого, кто был бы так похож на Еву.

— Дай догадаюсь… сейчас ты начнешь запугивать меня? — спросил Олег. Лучшее, что он мог сделать, — не показать ей, что он задет.

— Нет. Я просто расскажу тебе, что случилось с ним — и что случится с тобой. Как же иначе? Ты ведь знаешь, чем для него все закончилось?

Этого Олег как раз не знал — по крайней мере, не во всех подробностях. Джон Кристи был интересен ему как победитель, а не как проигравший. Поэтому Олег изучал его убийства, однако никогда не интересовался тем, как он был пойман и наказан.

Теперь ему, похоже, предстояло узнать.

— Он хотел сбежать из Лондона. Желания сжигали его изнутри, он тонул в них, он больше не мог сопротивляться собственным страстям. Но и действовать так, как раньше, он уже не мог. Он был окружен мертвыми телами, которые должны были его выдать. Он сбежал из дома, снял комнату, выбирая, куда бы уехать, и ничего не успел. Через четыре дня после того, как он оставил свой дом, его фото было повсюду. А внешность у Кристи была незабываемая: высокий лоб, очки, диковатый взгляд. Он знал, что не уйдет. На него будто смотрел весь город, он нигде не мог задержаться надолго. Он шатался по кафе и дешевым барам, но деньги заканчивались. Он попытался связаться с журналистами, чтобы урвать свой кусок славы, да не сложилось. Полицейский застал его на берегу реки — Кристи смотрел на воду, размышляя, возможно, о том, не прыгнуть ли вниз. Ну а ты? Ты уже думаешь об этом?

Нет, о таком он еще не думал. Однако, когда он пытался представить, что будет, если ему наконец придется прекратить все это, впереди маячила лишь темнота. Снова жить и ничего не чувствовать? А какой тогда смысл?

Однако он не собирался говорить об этом ей, а она и не нуждалась в ответе. Она продолжила:

— Когда дошло до дела, Кристи не захотел ни сдаваться, ни умирать. Он попытался обмануть полицейского, а полицейские, они, знаешь, только в фильмах дураки. Гоняются за Чарли Чаплином в немом кино и беспомощно размахивают дубинками! В жизни же полицейский без труда арестовал Кристи. Тебе известно, что было у него с собой? Вряд ли, ты до этого не дошел. У него была газетная вырезка, заметка о Тимоти Эвансе. Так что да, вы с Кристи похожи. В последние дни своей жизни, поддаваясь отчаянию, он думал не о женщинах, которых убил, а о человеке, который умер не от его рук, зато по его воле. А ты думаешь о Вячеславе Гордейчике? Он знал тебя. Он доверял тебе. Но ты даже не вспоминаешь его, он был лишь одной из ступенек на пути к твоей цели. Кто, в самом-то деле, вспоминает отдельные ступеньки?

Олег пытался не поддаваться ей. Ее голос плыл через темный воздух, обвивался вокруг него, как сеть, заставлял забыть обо всем вокруг. Однако он догадывался, что ради его поимки она все и устроила. Это просто маскарад, призраков не бывает, Ева не могла вернуться…

Поэтому он по-прежнему следил за своей беременной пленницей и следователем, хотя давалось это ему все сложнее. В последние месяцы он привык связывать себя с Джоном Кристи, восхищаться им. Слушать о том, как его кумир упал с пьедестала, было непросто.

— Он сознался, — небрежно бросила покойница. — Если ты представляешь его гордым самураем, молчавшим даже перед лицом смерти, то зря. Он запел почти сразу, оказавшись за решеткой, подтвердил семь убийств, отрицал только то, что задушил маленькую Джеральдину Эванс. Но оно и понятно: его должны были признать сумасшедшим, а не чудовищем. Он отчаянно не хотел умирать… Но его проверили медики и признали вменяемым. Он был истеричен, однако это не мешало ему понимать, что он делает, и нести ответственность за свои действия. И вот еще что… Его судили в том самом суде, где три года назад решалась судьба Тимоти Эванса. Иронично, не правда ли? Ему стоило догадаться, когда он вошел туда, каким будет исход. Но такова человеческая природа: даже самые безумные из нас держатся за жизнь до последнего. Кристи надеялся зря. Присяжные быстро признали его виновным, и его крокодильи слезы никого не умилили. Его приговорили к повешению, он шел по стопам Эванса, шаг за шагом, все одно и то же. Петлю ему на шею накинул тот же палач, что вешал Эванса, — Альберт Пирпойнт. Кстати, примечательная личность — один из самых известных палачей Британии, казнил несколько сотен человек. Два убийцы встретились на эшафоте, но один из них имел право убивать, а другой — нет. Пирпойнт вряд ли корил себя за то, что повесил невиновного Тимоти Эванса: ничего личного, просто работа. Но и сочувствовать Кристи он не собирался. Ты видишь связь? Ту, что была между вами всегда? Эта связь приведет тебя к справедливости, настоящей, а не той, что выгодна тебе. Для Кристи справедливость приняла облик Альберта Пирпойнта. А для тебя? Кто завершит твою жизнь? Кто заберет у тебя свободу?

— Уж точно не ты!

— Куда там — я же мертвая! Но благодаря этому я знаю, что будет дальше. Ты уже несвободен. Ты давно разучился жить просто так, тебе нужна твоя одержимость, только она позволяет тебе чувствовать себя целым. А иначе ты разлетаешься на куски и тебе ничего не нужно! Ты пойдешь по его стопам. Ты потеряешь все. Ты уже не смог подставить Евгения Майкова, ты ничего не добился. И дальше не добьешься. Твой конец близок: даже если сегодня ты убьешь полицейского, что ты будешь делать завтра? На кого перекинешь свою ненависть? Иначе ты уже не умеешь, вот только люди, оставшиеся рядом с тобой, не заменят тех, кого ты уничтожил. Тебе нужна Ева… Тебе нужна я.

Чувство, что она видит его насквозь, с каждой минутой лишь крепло. Олег все еще мог сопротивляться ему… пока. Неизвестно, насколько хватит его сил. Если бы они вот так встретились днем, он бы лишь посмеялся над ней. Он ведь знал, что это живая женщина, просто переодетая, иначе и быть не могло! Но эта ночь, руины теплиц, похожие на изломанные кости гигантского зверя, сухие розовые кусты и скелет в их ветвях… Все это создавало атмосферу другого мира, непонятного и неподвластного ему.

— Ты не Ева, — только и смог сказать он.

Покойница подошла ближе, и лунный свет упал на ее лицо, на заострившиеся в смерти черты и черные тени под глазами. Теперь она закрывала его от следователя, и Олегу было все сложнее помнить, что они не одни на белом свете. Она задела ту часть его души, которая еще способна была чувствовать, последние горящие угли среди серого пепла.

Поэтому теперь ему хотелось ее убить. Это было бы куда приятней, чем убить следователя. Полицейский — всего лишь жалкая замена истинной жертвы. Но она… Если бы Еву, его Еву, можно было убивать снова и снова, какое бы это было счастье!

Однако люди умирают только один раз, и это не она, это женщина из плоти и крови. Олег держался за эту истину, потому что лишь она могла его спасти; он и сам не до конца понимал, от чего.

— Ты не она, — твердо повторил он. — Кто ты такая?

— Ты не веришь, что я уже мертва? — удивилась она. — Но посмотри, я была в земле!

Она стянула одну из черных перчаток и протянула к нему руку. Даже лунного света было достаточно, чтобы разглядеть странные линии, расчертившие ее белесую кожу. Первые знаки разложения? Да, очень может быть.

Раньше его спасало то, что он оставался холоден и расчетлив, он всегда знал, что делать. Но сейчас сердце билось непривычно быстро, как когда-то давно, когда Ева впервые принадлежала ему. Он должен был узнать наверняка, у него не было сил терпеть неопределенность!

— Ты умрешь, — сказала покойница. — Ты решил взять себе жизнь Кристи. Но он легендарен своей смертью больше, чем жизнью. Он остался в истории, у него даже есть своя восковая фигура в музее. Но знаешь, что она показывает? Его казнь. Он мертвец, и ты умрешь. Верь мне, я знаю наверняка. Твоя смерть совсем близко, то, что ты сделал, уже тебя не отпустит.

— Если ты действительно мертвая, дай мне коснуться тебя!

Он должен был это сделать. Если бы ее плоть оказалась холодной и мертвой, он хотя бы убедился в этом. Если же кожа была теплой, просто покрытой гримом, он бы убил ее. Не важно, кто она, и даже то, что она — не Ева, ничего не меняет. Она должна умереть, раз пришла сюда, все должны!

У него была отличная возможность убить ее. Она закрывала его собой от следователя, и Олег мог бы ударить ее ножом — в шею, в грудь, в живот, не важно, куда, лишь бы она не выжила. А потом он успел бы вернуться и столкнуть в яму беременную. Пока следователь пытался бы спасти ее, спасти их обеих, Олег смог бы убить его или хотя бы скрыться.

Это был отличный план, выгодный ему при любых обстоятельствах. Теперь ему любопытно было посмотреть, что она сделает. Испугается ли, отступит ли? Этим она докажет, что притворялась!

Однако покойница и не думала отступать, она лишь безмятежно улыбнулась ему и протянула к нему мертвую руку.

— Хорошо, если ты так хочешь. Вот же я! Возьми меня за руку, и я проведу тебя туда, где ты должен быть.

— Отличная попытка, но нет! — рассмеялся он. — Иди ко мне, давай, если тебе нечего терять.

Она кивнула и шагнула вперед. Он сжал нож покрепче, готовясь нанести последний удар.

План пришлось составлять очень быстро, у Анны не было времени сомневаться и продумывать все детали. Она почти сразу поняла, что Леон уже у него — и может не выжить.

Она до последнего не знала, что это был Олег Галахов, хотя определенные догадки у нее были. Однако когда она увидела его лицо в школьном альбоме Евы, все стало на свои места. Так бывает, когда долго не можешь вспомнить важное событие, уже сдаешься, а потом вдруг в голове что-то щелкает, и память начинает работать сама собой.

Анна без труда вычислила, как сложилась жизнь Евы. Ей не нужно было знать подробности, она изучила достаточно историй преступников, чтобы догадаться, чего и почему хотел Галахов.

Теперь он напоминал охотничьего пса, зараженного бешенством. Он все еще был сильным и быстрым, но в его сознании уже творилось непонятно что. Он потерял своей ориентир, добился цели — а она не принесла ему удовлетворения. От него можно было ожидать любой глупости, которая кому-то могла стоить жизни.

Она попыталась позвонить Леону, но он не отвечал ей. Она заехала к нему домой, но там никого не было. Она связалась с Ярославом, чтобы проверить, не на работе ли он, однако и в офисе его не оказалось. Она не верила в версию с Лидией, которой вдруг, именно сейчас, понадобилась помощь, она чувствовала: Галахов выбрал новую жертву. Потом будет следующая, и еще одна… Он уже не сможет остановиться, даже если сам этого не понимает.

Значит, ей срочно нужно было найти Олега Галахова, а с ним и Леона. Вот только где их искать? Явно не в городской квартире! Леон не вписывается в историю Джона Кристи, его нужно будет убивать по-другому. Анна догадывалась, что Галахов выберет хорошо знакомое ему место, уединенное, в этом он вряд ли отличался от других известных ей убийц.

Она попросила Ярослава отследить машину Леона — и он сработал отлично, быстрее, чем она ожидала. Хотя это несложно: в новом автомобиле хватало техники, на которую можно было ориентироваться. Машина стояла на загородной заправке, однако ехать туда и искать Леона Анна не собиралась, знала, что это бесполезно.

Ей гораздо важнее было направление. Теперь уже она могла не сомневаться, что Леон не поехал с Лидией — но ее тоже нигде не было, а значит, и она могла оказаться связанной с этой историей. Думать о том, что они, возможно, уже мертвы, Анна отказывалась и продолжала искать.

Заправка, где остался автомобиль, была недалеко от того места, где нашли Дениса Гордейчика и тело его отца. Получается, убийце хорошо известен этот район, он знает эти леса. Он может быть где угодно, скрываться под деревьями, и никто не найдет ни его, ни его жертв! Эта мысль обжигала Анну, ослабляла страхом, и ей потребовалась вся сила воли, чтобы отстраниться от собственных чувств и мыслить здраво. Она не поможет Леону, оплакивая его раньше срока!

У нее было и еще одно важное обстоятельство: похищение Дениса. Убийца несколько дней держал его где-то, в месте, которое считал надежным. Не там ли он теперь собирается казнить Леона? Указать на это место Денис не мог, по крайней мере, не напрямую. Но Анна помнила все, что нашли на его одежде: чернозем, сухие стебли, розовые шипы… Всего этого в лесу нет! Поэтому она отыскала подробную карту района и изучала ее сантиметр за сантиметром.

И не зря: неподалеку от дороги, у которой погиб Вячеслав Гордейчик, располагался заброшенный тепличный комбинат. Производство там закрыли много лет назад, потом теплицы стояли пустыми и понемногу разрушались. Чуть позже их выкупил частный застройщик, однако ему так и не хватило денег, чтобы сделать из них что-то путное. Поэтому формально тепличный комбинат считался частной собственностью, а по факту ничем не отличался от заброшенного здания.

Это было уединенное место, тихое, посторонние туда случайно не приезжали. Анна решила отправиться к теплицам, хотя и знала, что, если она ошиблась, второй попытки уже не будет.

Она понимала, что просто нападать на Галахова бессмысленно и опасно. У него заложник, а то и два! Ей нужен был способ отвлечь его, заставить позабыть обо всем. А как это сделать, если она имеет дело с психопатом, потерявшим всякую связь с людьми?

Вот тогда и родилась идея притвориться Евой Майковой. Они были не слишком похожи, однако с гримом у Анны никогда не было проблем, и она, просматривавшая фотографии с места преступлений, знала, во что была одета Ева в день смерти, какие вещи лежали возле ее кровати. Все это тоже не давало ей никаких гарантий на успех. Какие тут вообще могут быть гарантии?

Она делала ставку на то, что Галахов — маньяк больше, чем серийный убийца. Он был одержим Евой, не оставлял ее в покое много лет. Если и было хоть что-то, что может вывести его из себя, то только воспоминания о ней. Признавая все риски, Анна все равно должна была попробовать.

Она приехала к теплицам чуть позже Галахова, увидела его машину. Некоторое время она еще сомневалась: а не вызвать ли полицию? Но потом решила, что это слишком опасно. У Галахова сейчас заложница в особо уязвимом положении, ее нужно не просто освободить, а освободить правильно — без криков, стрельбы и швыряния на землю. Леон, вероятнее всего, думал о том же, ведь и он в полицию не звонил!

Она наблюдала за Галаховым со стороны, видела, как он связывал Лидию. Но пока он не навредил ей, и это было главным. Не упустила Анна и появление Леона. Ей хватило одного взгляда на него, чтобы понять: от места стоянки автомобиля он шел сюда пешком, и это точно было не добровольное решение. Галахов старался запутать его, ослабить, да только все напрасно, и Анна гордилась им за это.

Она пока не вмешивалась. Весь ее план был построен на впечатлениях, возможности играть эмоциями. Тут важно было действовать очень тонко, сделать так, чтобы Галахов увидел перед собой привидение, а не тетку в театральном гриме. Нужен удачный момент, правильный свет… В других обстоятельствах она, может, и не смогла бы ждать, но Леон выиграл ей время.

Он действовал очень грамотно, и чувствовалось, что во время этого расследования и предыдущих он не просто слонялся рядом, он слушал и запоминал все, что она говорила о серийных убийцах. Он сумел заинтересовать Галахова в беседе, заставить говорить о себе, рассказывать о том, чем он гордился. Умно: он вынудил убийцу позабыть о времени и о том, что перед ним опасный противник.

Но ненадолго. Положение Леона, увы, было слишком сложным, чтобы что-то решить. Он отлично стрелял, а Галахов прятался за Лидией. Она же устала, она в любой момент могла потерять сознание от стресса и утомления. Поэтому Анне пришлось идти ва-банк: теплицы уже были погружены в темноту, лучше момента не будет.

Она волновалась, когда вышла к нему, боялась даже. Однако она была уверена, что сумеет это скрыть. Анна с детства усвоила, что ее страх — это ее ручной зверь, и только от нее зависит, сумеет ли она удержать его на поводке. Поэтому она говорила с Галаховым так, как могла бы говорить Ева, освободившаяся от его влияния.

Галахов был умен, и его жестокость лишь питала этот ум. Он не был шокирован ее появлением, однако и не был больше так уверен в себе. В его душе появилось сомнение, а при общении с социопатом даже это дорогого стоит.

Время было не на ее стороне. Она прекрасно знала, что чем дольше Галахов разглядывает ее, чем больше думает, тем больше у него шансов понять, кто она такая на самом деле. Вряд ли он запомнил ее на допросе, ему не важно, как ее зовут, важно только то, что она — человек из плоти и крови, женщина, одна из тех, кому непросто удостоиться его внимания.

Поэтому из своей игры она старалась извлечь как можно больше пользы, даже зная, что это способно стоить ей жизни. Когда он позвал ее, она пошла к нему. Анна осознавала, что закрывает его собой от Леона, но это не было случайностью, как наверняка думал Галахов. Она хотела, чтобы он расслабился.

Одну руку, искалеченную когда-то электричеством, она по-прежнему тянула к нему, вторую завела за спину — и начался обратный отсчет. Она загибала пальцы по одному, с холодной решимостью выдерживая интервал. Леон должен был понять ее без слов… А ведь она даже не была уверена, что он видит ее в темноте, что вообще заметил это движение! Но у нее не было времени все объяснить ему, да и возможности — тоже. Она должна была оставаться призраком Евы Майковой, а такой призрак и слова не сказал бы Леону.

Сердце колотилось испуганно, отчаянно, как птица, которую поймали за крылья и несли теперь к пасти питона. Но Анна знала, что скроет это, должна скрыть. Она слишком многое отдала за умение владеть собой, чтобы отступить сейчас!

Налетели тучи и закрыли луну. Теперь уже Леон точно не разглядел бы ее руку, только не с такого расстояния, и оставалось надеяться, что он запомнил темп отсчета. Сможет ли он вообще стрелять? Попадет ли после того, как Галахов вымотал его этим нелепым хождением по лесам?

Если нет, это будет поражение, за которое он никогда себя не простит. Если бы она обсуждала это с ним, он бы сделал все, чтобы уберечь ее от риска. Поэтому Анна приняла решение за них обоих.

Она резко наклонилась, прижалась к земле, она больше не была живым щитом между Галаховым и Леоном. Призраки так себя не ведут, они не сражаются за жизнь, и Анна знала, что этим уничтожает собственную легенду, возвращая Галахову уверенность в том, кто она такая. Она уже была близко, очень близко, и если бы он успел, он бы убил ее одним ударом, она бы просто не сумела защититься!

Однако Леон не дал ему сделать этот удар. Прогремел выстрел, был крик, и нож вонзился в землю рядом с Анной, не задев ее. Галахов пошатнулся, отступил — и упал в ту самую яму, которую выкопал для Лидии.

Анна не знала, жив он или нет. Ей было плевать, сейчас появились проблемы поважнее: она видела, что Лидия, перепуганная выстрелом, вот-вот упадет. И все равно погибнет! Анна не могла этого допустить, она подхватила нож, который должен был оборвать ее жизнь, и бросилась к Лидии.

Она перерезала веревку до того, как та успела затянуться. Поддерживать Лидию, которая сейчас была в полубессознательном состоянии, было непросто, но очень скоро Леон оказался рядом и помог ей.

Они отвели Лидию в сторону, помогли сесть, опираясь спиной на одну из сохранившихся деревянных балок.

— Вызови медиков и полицию, — попросила Анна.

— Ты сумасшедшая.

— Я знаю. И еще нужно проверить, жив ли этот урод.

— Жив, — отозвался Леон. — Я знаю, куда стрелял.

— Тогда необходимо убедиться, что он не уползет. Займись, пожалуйста, этим, а я помогу Лидии.

Они с Лидией не были подругами — да и не могли быть ни при каких обстоятельствах. Но зла Анна ей не желала, она не хотела, чтобы Лидия оказалась втянутой в это. А вот Галахов решил иначе — ему несложно было выйти на бывшую жену Леона, она оставила себе его фамилию. Он увидел, что Лидия беременна, и решил, что это наверняка ребенок Леона. Значит, его можно будет шантажировать, совсем как Вячеслава Гордейчика.

Сейчас Лидия почти не соображала, что происходит, она была слишком измучена. Но это к лучшему: в том, чтобы снимать с нее такое количество скотча, не было ничего приятного. Ей срочно нужно было в больницу, да и Анна не отказалась бы убраться отсюда. Она только сейчас поняла, как сильно ее утомили события сегодняшнего дня, особенно волнение, разрывавшее ее изнутри.

К счастью, долго ждать им не пришлось: Леон позвонил сразу Макееву, и это значительно ускорило процесс. Им только и оставалось, что дожидаться служебных машин у ворот.

— Ты ненормальная, — заметил Леон. — Поверить не могу, что ты пошла на это!

— Разве ты не попытался бы найти меня, если бы мы поменялись местами?

— Это другое! Да еще этот твой трюк… Если бы я не успел выстрелить, он бы убил тебя!

— Знаю, — кивнула Анна. — Но я верила, что ты успеешь.

— А не нужно мне так верить!

— Ну вот, теперь ты противоречишь себе! — засмеялась она. — Ты ведь сам просил о доверии, разве нет?

— Я… Нет, но… это другое! — растерялся Леон.

— Это то же самое, все — часть одного решения. Помнишь, я говорила тебе, что не признаю полумеры. Если я доверяю тебе, то доверяю во всем. И свою жизнь тоже доверяю. Галахова нужно было остановить, и сделать это одна я не могла. Мне нужно было положиться на тебя, и, знаешь, это было совсем несложно. Надо будет — сделаю снова.

Он продолжал ворчать, упрекая ее, но она не обижалась. Анна знала, что так уходит страх: Леон вряд ли хотел, чтобы она рисковала. Ну и что с того? Ему нужно привыкнуть к этому, если он действительно хочет остаться рядом с ней надолго… навсегда?

Анна, к своему удивлению, чувствовала: это не так уж невероятно, как ей казалось раньше.