Глава 15. Бересфорд Браун

Леон сильно сомневался, что Анна действительно узнает имя убийцы у семьи Челищевых. У кого? Сестра Евы помнит только о том, кого и как сильно она не любила. Мать, кажется, не в себе, она окопалась в прошлом и может вообще не реагировать на окружающий мир.

Но он все равно собирался отвезти ее туда, ему не хотелось, чтобы она моталась по городу одна. Сирягины вроде как угомонились, но Малинов… он непредсказуем. Еще есть вероятность, что в его случае упрямство возобладает над здравым смыслом.

Они договорились встретиться у метро, подальше от дома Яна Мещерского. Журналисты и так начали обращать внимание на Леона, это не было нужно ни ему, ни Анне. Проще было пересечься вот так, незаметно, чем потом отслеживать все нелепые сплетни в интернете.

Он как раз направлялся к ней, когда зазвонил телефон, отражая на экране номер Лидии. Говорить с ней не хотелось — потому что не хотелось даже думать ни о чем, кроме этого расследования. Однако Леон прекрасно помнил, в каком она положении. Срок родов приближается, а ей сейчас даже позвонить некому, Диму выписывают из больницы только через пару дней.

Поэтому он ответил.

— Слушай, что у тебя?

— Пожалуйста, не перебивай меня, пока я не закончу. Перезвонить мне никто не даст, и мне важно, чтобы ты понял все сразу.

Ее голос звучал странно: сдавленно, неровно, словно она до этого долго плакала. Это было совсем не похоже на ту Лидию, к которой он привык! Да, она была актрисой, когда речь заходила о манипулировании мужчинами, и неплохой. Но такого уровня мастерства она еще не достигла! Леон чувствовал: она чем-то сильно напугана.

— Лида, что случилось?

— Не перебивай, просила же! Со мной пока все в порядке, с ребенком — тоже. Но он сказал, что это ненадолго. Мы останемся в живых, только если ты сделаешь все, что он скажет…

Она запнулась, и чувствовалось, что она пытается справиться с душившими ее рыданиями. А Леон от удивления чуть не выехал на встречную — он такого не ожидал!

Он мгновенно понял, о ком она говорит. Вроде как не должен был, но догадался, что речь уже не о Малинове, потому что в последнее время большая часть его жизни была сосредоточена вокруг другого человека. Да и Малинова она бы назвала по имени! Но как он вышел на Лидию? Она не была связана с расследованием! Леон даже не рассказывал ей о том, чем занят.

Хотя стоило ли ожидать меньшего от этого психа? Леон и Анна постоянно мелькали на местах преступления, многие были уверены, что они из полиции. Похоже, убийца тоже их видел — и это подтверждало теорию Анны о том, что он крутился где-то рядом.

А еще Анна предупреждала, что его реакция на смерть Майкова непредсказуема. Он мог затаиться, но мог и затеять настоящую вендетту. Почему он выбрал Леона — пока непонятно, ведь не он спровоцировал тот взрыв и гибель Майкова! Но стоит ли ожидать привычной логики от серийного убийцы?

— Лида, не волнуйся, — спокойно сказал Леон. Он хотел убедить ее, что у него все под контролем. Какие бы ссоры ни лежали между ним и бывшей женой, все это было уже не важно. Она не должна была пострадать из-за того, что начал он! — Я со всем разберусь.

— Ты должен делать только то, что он тебе скажет! Когда я повешу трубку, ты получишь на мобильный сообщение с инструкциями. Ты должен четко выполнять все, каждую деталь! Он приведет тебя ко мне. Ты должен быть один, без нее и без полиции! Только ты!

Не дожидаясь его ответа, Лидия завершила звонок. Хотя, конечно, вряд ли это теперь зависело от нее. Тишина, наступившая в машине после ее слов, показалась Леону гробовой.

Теперь ему предстояло решить, как быть дальше. Убийца, при всем своем уме, вряд ли был еще и техническим гением. Он не отследил бы звонки Леона, не узнал бы, если бы тот вызвал полицию.

Но нужно ли это сейчас? И кому звонить?

Макееву точно нельзя. Егор Валентинович — следователь старой закалки, он ни про какие переговоры и слушать не будет. Когда он узнает, что настоящий убийца, разрушивший его идеальное расследование, проявил себя, его будет не остановить. Он соберет вокруг себя всю королевскую конницу и всю королевскую рать, чтобы вместе с этим войском, сотрясающим землю, мчаться на спасение Лидии.

Вот только Лидию это не спасет. Она сейчас в особенно уязвимом положении: похищение могло навредить ей и ребенку, даже если убийца этого не желал. Нет, Макеев и полиция — не вариант.

Анна? Да, она могла бы помочь. Она умна и порой видит то, что Леон заметить не способен. Но, как ни странно, он все равно не готов был втянуть ее в это — даже при том, что она уже занималась расследованием. Почему? Причина была связана скорее с ним, чем с ней. Леон знал, что, если она окажется рядом, он будет постоянно отвлекаться на нее, будет думать о ней, а не о Лидии. Справедливо это или нет, он уже не мог ничего с собой поделать. Опыт призывал трезво оценивать риски, а не прикрываться бодрыми заблуждениями вроде «Я смогу!», «Я достигну любой цели!»

Не все можно контролировать. Чтобы спасти Лидию и ребенка, ему нужен был трезвый ум и полная концентрация. А значит, он должен быть уверен, что Анна в безопасности.

Поэтому он набрал ее номер.

— Я уже выхожу из метро, — сказала она. — Имей в виду: я не опоздала, если ты звонишь, чтобы упрекнуть меня в этом.

— Не в этом, если кого и упрекать, то только меня. Понимаю, что это свинство, но поездку нужно отменить.

— Внезапно…

— Сам не рад! Но мне позвонила Лидия и попросила заехать к ней, дело срочное, сама ведь понимаешь.

Леон умел врать. Не любил, но умел, если нужно. Однако с Анной это обычно не срабатывало, она отлично изучила его, она могла заметить ложь.

Поэтому сейчас он говорил ей правду — просто поданную так, как ему выгодно. И Анна, конечно же, поверила, она говорила с ним все так же расслабленно, ей и в голову не могло прийти, что нужно искать подвох.

— Что, Лида надумала рожать?

— Да я так и не понял до конца, но все может быть. Перенесем?

— Я могу подождать, пока ты освободишься.

— Я не знаю, когда освобожусь, если честно. Прости, что так вышло.

— Не извиняйся, зачем? — рассмеялась Анна. — Я ведь понимаю, что это не от тебя зависит! Лидия и раньше не была пай-девочкой, а теперь у нее есть вполне оправданные основания требовать внимания.

— Это точно… Так что, перенесем поездку? Завтра?

Он не был уверен, что у него будет это «завтра», но не мог же он сказать ей правду!

— Посмотрим. Может, завтра, может, в какой-то другой день. Звони, как освободишься, мне любопытно, кого родит Лидия: мальчика, девочку или неведому зверушку.

— Думаю, она родит маленького Диму, который сразу отчитает врачей за то, что они недостаточно компетентны.

— Это и был мой третий вариант. Ладно, удачи тебе!

Она повесила трубку. Ее голос почему-то придавал сил, словно намекая: ему есть ради чего вернуться, справиться со всем, что произойдет сегодня. Да, этот тип умен… Но и Леон не вчера на свет родился!

Когда вызов был завершен, в телефоне отразилось сообщение с номера Лидии, убийца не собирался позволять ему слышать свой голос. Леону полагалось ехать на загородную трассу — не в какое-то конкретное место, а именно на дорогу. Это невольно напомнило ему историю Вячеслава Гордейчика, но Леон не дал таким мыслям ослабить себя.

Он должен выдержать. Главное, что Анна останется в стороне от их противостояния, ее все это не коснется.

Анна Солари знала, что нельзя верить ни единому его слову. Нет, какие-то слова, может, были честными, Леон умел грамотно смешивать ложь и правду. Но в главном он наверняка соврал.

Она даже не могла сказать, как именно определила это. Тут дело было в интуиции — и понимании того, как обычно ведет себя Леон. Если бы Лидия действительно начала рожать, он бы волновался — хотя бы чуть-чуть. Это не его ребенок, но это его племянник. Однако в разговоре он так искусно изображал спокойствие, что оно оказалось откровенно лишним. Он не волновался, а должен был. Он рассказывал обо всем так, будто собрался на рыбалку. Он не предложил Анне поехать с ним, хотя наверняка захотел бы разделить с ней такое событие. Она не льстила себе, но она прекрасно знала, как к ней относится Леон.

Все это ей не нравилось, поэтому менять планы она не собиралась. Ей нужно было срочно увидеться с Челищевыми: чем раньше она поймет, кто стоит за этим, тем лучше. Она ведь не нуждалась в Леоне для проведения беседы, ей просто было легче, когда он рядом! Но если его нет, она вполне могла справиться сама.

Поэтому она вернулась в метро. Ее ожидали еще полчаса под землей, а потом — платная парковка, где стояла одна из ее машин. Решаясь на всю эту историю с Яном и его родственничками, она не рассчитывала, что Леон будет помогать ей, и подготовила себе несколько путей к отступлению.

Пока у нее было время, пока она затерялась среди неподвижных лиц пассажиров метро, она могла подумать о том, что на самом деле случилось с Леоном. Все указывало на то, что он сейчас не хочет видеть ее рядом. А почему? Она не сомневалась в нем, понимала, что вряд ли это добровольно, он бы решился на такое только из желания ее защитить. Так что нужно прикинуть, от кого, и вариантов всего два.

Первый — это, конечно же, Виталик Малинов и его не очень веселые друзья. Анна прекрасно знала, что он получил от Леона, причем уже два раза. И второй урок подействовал: Сирягины исчезли с горизонта. Правда, могло ли это означать, что Малинов тоже сдался? Не факт! И все же Виталик — тупой бандит из девяностых, как бы он ни пыжился, на какую бы наглость ни пошел, вряд ли он придумал бы способ так серьезно повлиять на Леона.

Так что у второго варианта больше шансов оказаться правдой… Но это был очень плохой вариант. Подражатель как раз умен, и он мог устроить ловушку для Леона. Как — вопрос отдельный, хотя Анна подозревала, что без Лидии здесь не обошлось. «Зачем» — вот что по-настоящему важно. Убийца должен знать, что Леон — это уже жертва другого уровня, прямой вызов следствию. Евгения Майкова, которым он мог бы прикрыться, больше нет, искать будут именно его, кем бы он ни был.

Могут и не поймать, а могут и поймать. Принимая это, он поставил на кон всю свою жизнь — все, что у него было! Не слишком ли это опрометчиво со стороны такого грамотного стратега?

Впрочем, Анна не отрицала, что переоценила его. Что если он похож на Джона Кристи больше, чем ей казалось? Тогда многое становится на свои места. Подражатель владеет собой куда лучше, однако и в нем крепнут страсти. Раньше у него была четкая цель, жертва, которую он должен был уничтожить, и это позволяло ему держать себя в руках. Теперь эта жертва мертва, и он выбрал новую — Леона. Он не планировал, что Майков умрет так рано, что все сорвется, и теперь он, возможно, паникует.

Кристи ведь тоже загнал себя в угол. Он наслаждался убийствами, властью над женщинами, которые полностью принадлежали ему. Но вот жертва умирала, часы триумфа сменялись серыми буднями, а будни были безжалостны к Джону Кристи. После смерти Этель ему едва удавалось соблюдать баланс между своей «маскировочной» жизнью и тем, кем он был на самом деле. Он нигде не работал, у него заканчивались деньги, а за аренду дома нужно было платить.

К тому же, вокруг него росло число трупов. Два в саду — обнаженные кости, торчащие из земли, на которые кто-нибудь рано или поздно обратит внимание. Труп жены под полом. Три тела в нише на кухне. Холодный воздух пока спасал его и других обитателей дома номер десять от удушающей вони. Но скоро это должно было закончиться: в Лондон понемногу приходила весна, становилось все теплее. Кристи не знал, куда деть тела, в саду для них не было места.

И он решил поступить так, как поступил двадцать лет назад: бросить все, оставить прошлое позади и уехать из города. Но для этого ему нужно было выиграть себе немного времени, сделать так, чтобы трупы нашли не сразу. Еще не помешали бы деньги, хотя бы на первое время!

Поэтому Кристи принялся за дело. Он заколотил нишу и заклеил обоями, будто и не было здесь ничего. Планировка кухни позволяла предположить, что на этом месте всегда была ровная стена. После этого он прибрал в квартире и — сдал ее.

Не имел права, конечно, ведь дом ему не принадлежал. Но когда его останавливали законы? Он пустил в свою квартиру молодую семейную пару, оставил им все, что когда-то принадлежало ему и Этель, а за это взял у них плату за месяц вперед. Это были не самые большие деньги, ведь Риллингтон-Плейс не была престижной улицей, да и условия в доме были не лучшие. Но для Кристи, путешествующего в одиночестве и налегке, сумма была неплохая.

Он съехал, снял гостевую комнату, чтобы продумать, куда податься из Лондона. Началась последняя декада марта, а значит, Кристи предполагал, что у него в запасе хотя бы месяц до тех пор, пока наступление тепла выдаст его тайники.

Но сложилось иначе: удача, в прошлом покровительствовавшая Кристи, решила отвернуться от него. В тот же день на Риллингтон-Плейс пожаловал настоящий хозяин дома номер десять и страшно удивился, застав там вместо Кристи двух незнакомцев. Объяснения несчастной пары не помогли, им было велено убираться как можно скорее.

Правда, и Кристи хозяин уже не пустил бы обратно, он был возмущен такой наглостью. Поэтому когда жилец квартиры сверху, Бересфорд Браун, попросил отдать ему кухню Кристи, хозяин согласился без раздумий. Кухня и правда была удобная: маленькая, все под рукой, все работает, окно большое! Браун, довольный такими переменами, стал обживаться. Уже на четвертый день после отъезда Кристи он собрался просверлить стену, чтобы подвесить небольшой держатель для радио. Он ожидал, что это будет просто, но не слишком — все-таки стены крепкие. Однако он не был готов к тому, что за обоями окажется только тонкий лист фанеры — и ничего больше.

Пораженный этим, Браун просверлил отверстие побольше, заглянул внутрь, в странную пустоту за стеной кухни, и сразу же с ужасом отскочил. Потому что свет, проникший в просверленную дыру, упал на неестественно бледную спину обнаженной женщины.

Теперь уже он не мог отступить. Браун сорвал обои, убрал фанеру и обнаружил нишу, в которую были спрятаны еще два трупа — кроме того, что он увидел. Находка была настолько дикой, что он не решился поверить своим глазам. Браун привел на кухню другого соседа, чтобы и тот взглянул на странные, завернутые в грязные тряпки тела.

Но и сосед подтвердил: это действительно трупы. Браун вызвал полицию, начался осмотр дома — и все жертвы Кристи наконец-то были найдены, включая его жену и россыпь истлевших костей на заднем дворе. Джон Кристи был объявлен в розыск.

По сути, он подставил сам себя. Если бы он просто запер квартиру, сказал, что вернется, ему бы поверили. Он жил там двадцать лет, никому и в голову не пришло бы, что он способен бежать! Но он пожадничал, позарился на деньги. Он был уверен, что новые жильцы не станут простукивать стены на кухне — с чего бы? Вот только всего он предугадать не мог.

Могло ли получиться так, что подражатель тоже начал терять связь с реальностью? Его личная война с Евгением Майковым закончилась не так, как он ожидал: не победой, а несчастным случаем. Но он уже привык воевать! Получается, теперь ему нужен был новый соперник… Леон?

Анне хотелось позвонить ему, услышать его голос, убедиться, что все хорошо и она ошиблась, однако она запретила себе это. Если она ошиблась, Леон и так в порядке. Если же нет, он может быть не один, и своими звонками она только усложнит его положение. Был только один верный способ помочь ему: узнать имя убийцы, понять, кто он такой, что подтолкнуло его ко всему, что он сделал. Вот тогда, зная, кто им противостоит, она могла искать его и Леона.

Покинув метро, она забрала свою машину с парковки и направилась к квартире Челищевых. Лины не было дома, и дверь открыла ее мать — еще не старая женщина, но травмированная событиями последних месяцев так, что на восстановление могли уйти годы — если оно вообще было возможно.

— Простите, что отказалась говорить с вами в прошлый раз, — смущенно улыбнулась женщина. — Но Ева… то, что ее нет… это очень тяжело…

— Нам не обязательно говорить о ее смерти, — поспешно заверила Анна. — Давайте поговорим о ее жизни!

Ей хотелось получить быстрые ответы, а не тратить здесь время, когда Леону, возможно, нужна помощь! Однако она понимала, что у нее особенная собеседница. От матери Евы могло быть больше пользы, чем от ее сестры, но только до тех пор, пока она была в состоянии говорить.

Предложение Анны ей понравилось:

— Да, конечно, хотите, я вам фото покажу?

— Буду признательна.

Фотографий здесь и правда хватало. Маленькая комнатка превратилась в музей, где все было посвящено Еве. Фотографии Лины тоже попадались, но совсем мало, и несложно было понять, откуда тянулись корни ее обиды.

— Ева была очень счастливым ребенком, — мягко улыбнулась ее мать. Чувствовалось, что эти воспоминания грели ее. — Она болела, но мы делали все, чтобы это не мешало ей. Лина говорит, что мы ее разбаловали… Может, и разбаловали. Но как можно не баловать такую принцессу?

Разглядывая фотографии, Анна только кивала. Ева Челищева действительно росла очень красивым ребенком — и искренне веселым. Даже если ее избаловали, она была не из тех, кто находит удовольствие в капризах и истериках. У нее была волшебная улыбка и чистый взгляд, в котором отражался целый мир.

Но потом это исчезло. Не постепенно сменялось типичным подростковым недовольством, а затухло, как пламя свечи, залитое водой. На тех фотографиях, где Ева была постарше, Анна видела настороженный взгляд и манерную улыбку.

Эти перемены не укрылись и от ее матери:

— Вот тут она уже другая… Я не знаю, почему. Думаете, я не заметила? Мамы всегда такое замечают. Я пыталась расспросить ее, но бесполезно, у нее была какая-то своя жизнь. Она как будто не доверяла мне… А почему? Я ведь никогда даже не наказывала ее толком!

— Так иногда бывает.

— Я чувствовала: что-то не дает ей покоя. Но она ходила где-то после школы, общалась непонятно с кем, ко мне не шла. Я пыталась выведать хотя бы имена ее друзей, да только все напрасно. У нее на все был один ответ: «Мама, ты не понимаешь, это моя жизнь, живу как хочу!» Я пробовала общаться с психологами, они мне говорили, что у каждого ребенка взросление проходит по-разному, нужно просто перетерпеть. А Еву к психологу было не затащить, что вы!

Анна только неопределенно пожала плечами. Психологов она не слишком жаловала. Среди них попадались мастера, которые могли склеить разбитую жизнь — но редко. Гораздо чаще ей доводилось встречать невнятных теток, у которых были куда большие проблемы, чем у их пациентов.

— Знаете, был один случай, который меня особенно напугал, — мать Евы перешла на доверительный шепот. — Я даже мужу не сказала! Моей девочке и пятнадцати не было, когда со мной связалась доктор, гинеколог из поликлиники, где Ева проходила осмотр… Она сказала, что моя дочь уже ведет половую жизнь, причем не очень хорошо, там были какие-то травмы, мелкие, но… Доктор сказала обсудить все с Евой, объяснить ей, как должно быть. Я попыталась…

— Но это ни к чему не привело?

— Она накричала на меня. Ева не плакала, она именно ругалась за то, что я лезу в ее жизнь, снова, хотя она просила этого не делать. Я даже не догадывалась, с кем это, я была уверена, что мальчика у нее нет. Да еще в таком возрасте! Но я так ничего и не добилась, я боялась, что, если буду давить, еще больше оттолкну от себя дочь.

— И вы просто спустили это на тормозах? — поразилась Анна.

— Я решила, что так будет правильней, и папе ее ничего не сказала, чтобы Ева видела: все хорошо, она может доверять мне. Ева так и не сказала, что у нее за мальчик был такой, но она и правда стала спокойней. Думаю, она очень нервничала из-за того, что он так поступил с ней и бросил. Я пыталась доказать ей, что не нужно беспокоиться. Она все равно наша принцесса, и эта мелочь ничего не значит, она встретит своего человека, просто позже. Я думала, она меня слушает… И вдруг все ее истерики вернулись, она снова стала нервной и неуправляемой, начала встречаться с тем мальчиком, Игорем… Ее папа боялся, что она связалась с плохой компанией. Но я знала, что это не наркотики, у Евы не было ни шприцев, ни следов уколов на руках. А еще она нормально училась, у нее были обычные оценки. Я подумала, что это главное… Не сами оценки, конечно, а то, что она не забывает об учебе. Я решила, что Ева все преодолеет и сама разберется, что ей нужно в жизни.

Анна не стала ничего ей говорить. Зачем? Легко судить кого-то и рассуждать, как нужно было себя вести. Это была не ее семья, и она не собиралась поучать женщину, которая годилась ей в матери, как растить детей.

Она ведь пришла сюда не за этим.

— Можно посмотреть ее школьные фотографии?

— Да, да, у меня есть… Дома Ева тогда уже не фотографировалась, дома она вообще редко появлялась… Но в школьных съемках участвовала, у меня все есть!

Она достала из нижней полки стола массивный школьный альбом с нелепо сляпанной в фотошопе обложкой. Уже на первом развороте были собраны портреты всего класса и учителей, работавших с ним, — маленькие снимки и подписи под ними. Ева, красивая молодая девушка, выглядевшая старше своих лет, с колючим взглядом и искусственной улыбкой, была мало похожа на солнечную девочку с более ранних фотографий.

Но Анну сейчас интересовала не она. Школьный альбом был идеален — где еще найти столько снимков преподавателей, какой школьник будет с ними фотографироваться просто так? И все же Анна не надеялась получить прямой ответ, да еще так быстро…

Зря. Первая страница альбома за девятый класс — и вот оно, то, что она искала. Безо всяких подсказок и намеков, все просто и безжалостно. С одного из снимков учителей, работавших с Евой, на Анну смотрел тот, кого она уже видела раньше — в шаге от места преступления.

Принять такое решение было непросто, но Виталий Малинов в себе не сомневался. Он знал, что это вряд ли принесет ему тот доход, на который он рассчитывал, — по крайней мере, не сразу. Некоторое время ему придется скрываться, даже страну покинуть. Так ведь Любка Сирягина с ним напрямую не связана, значит, его поступок не помешает ей получить наследство. А уж у нее он свою долю заберет, эта баба слишком труслива, чтобы его прокинуть.

Ему нужно было убить Анну Мещерскую, необходимо просто. Но если по плану Любки это должен был получиться несчастный случай или похищение, то теперь Малинов готов был действовать по-своему, напрямую. Не ради денег, а ради собственной гордости!

Он всегда гордился тем, что его невозможно запугать. А у Аграновского это получилось! Он ведь на той встрече ничего особенного не делал, не бил даже, просто говорил и смотрел в глаза. Так почему этого оказалось достаточно? Почему Малинов не мог забыть ни единого слова?

На Андрея Сирягина тот разговор повлиял еще больше. Этот жалкий неудачник целый день бился в истерике и до сих пор отказывался выходить из дома. Но его слабость не была для Малинова утешением. Он всегда знал, что лучше этого хорька Андрюши, сильнее, он не должен бояться… и он боялся.

Ему нужно было преодолеть себя, уничтожить этот страх, действовать вопреки. Его решимости ни за что бы не хватило, чтобы напасть на самого Аграновского, он к этому типу теперь на километр бы не подошел! Поэтому все и сводилось к вдове Мещерского. Если она будет мертва, Аграновский, каким бы царем мира он себя ни возомнил, не сможет ее вернуть.

Малинов собирался действовать нагло, но не слепо, он все просчитал. Он подобрался к той самой двери, возле которой облил журналистку кислотой. На этот раз подвал заперли, но ключ у него был. Ему оставалось лишь дождаться отвлекающего маневра, такое он еще мог доверить своим знакомым, а остальное собирался сделать сам.

Они бросили у подъезда дымовую шашку — прямо в толпу журналистов. Естественно, поднялись крики, кто-то куда-то побежал, и это привлекло внимание полицейских в подъезде. Когда они выглянули, пришло время действовать.

Через подвал Малинов проник в дом, оттуда — по лестнице к квартире Мещерских. Дверь была заперта, и с замком пришлось повозиться, однако он ожидал, что так будет. От волнения дрожали руки, и отмычки нещадно царапали отполированный металл. Но это его не волновало, он и так знал, что его появление не удастся скрыть. Какое там, если после себя он планировал оставить остывающий труп этой стервы!

Он едва успел: полицейские уже возвращались, когда ему наконец удалось проникнуть в квартиру. Самообладания Малинова хватило лишь на то, чтобы не захлопнуть за собой дверь, а аккуратно прикрыть ее. Пусть думают, что Анна ничего не слышала, вот и не выглянула!

Он не сомневался, что она здесь. Где ей еще быть? За окном уже сгущались сумерки, никаких интервью у нее сегодня не было, она под домашним арестом. Какие варианты?

Его несколько смутило то, что везде были задернуты шторы, и от этого становилось еще темнее, а свет Мещерская нигде не зажгла. Но кто ее знает, как она живет? Может, действительно днем спит, а по ночам выходит из дома? Это многое объяснило бы!

Поэтому он сразу направился к ней в спальню. В руках Малинов сжимал нож: пистолет, даже с глушителем, поднял бы слишком много шума, стреляет он вовсе не так тихо, как показывают в кино. А вот нож прекрасен: верный, беззвучный и способный создать такую красивую смерть…

У двери спальни он замер, прислушался. Света в комнате не было, звуков, указывающих на работу телевизора или радио, — тоже. Но какое-то движение он все же уловил, правда, не понял, что именно он слышит. Да какая разница? Главное, что она там!

В спальне было темнее всего: окно блокировали и непроницаемые жалюзи, и шторы. Но даже так он мог рассмотреть светлое пятно постели: расстелена, значит, Мещерская действительно спала. Однако сейчас ее там не было, она, должно быть, услышала его шаги.

Только куда тут спрячешься? Из мебели — лишь низкий комод, журнальный столик на тонких ножках, кресло и вот эта вот кровать. Даже шкафа нет!

— Как ребенок, честное слово, — усмехнулся Малинов. — Чуть что — сразу под кровать! Вылезай, я тебе ничего не сделаю, просто поговорим!

Мещерская не ответила ему, но странный шелестящий звук, который он слышал раньше, повторился. Малинову вдруг стало не по себе, захотелось уйти отсюда, забыть всю эту историю как страшный сон и жить дальше.

Но он не мог, не хотел сдаваться так просто. Он никогда не боялся замарать руки, и если он пришел сюда убивать — он должен убить! Поэтому он опустился на колени, откинул в сторону низко свесившуюся простыню и заглянул под кровать, ожидая увидеть заплаканное лицо своей будущей жертвы.

А потом был быстрый удар, боль — и больше ничего.