Глава 17
Вы уже поняли, что я была, мягко говоря, не в восторге от этой затеи. Марк, судя по его лицу, тоже. Но спорить он не рискнул: мы перед камерами, и всё уже решили за нас.
Охотники проникали в здание с задворков – по одному, по двое. Мы сошли к ним со своей верхотуры: шаткие мостки больше чем четверых точно бы не выдержали.
Но теперь за нами наблюдали камеры. С нами – хвала небесам! – был оружейник, и командовал тут он, а не Ас.
Оружейник отдал распоряжение штабу разместить камеры по периметру здания с глазунами. Из штаба возразили: им надо было бросить как можно больше камер на Охотников. Зрелище и впрямь ожидалось грандиозное. Еще бы: немаленький отряд топовых Охотников отрывается по полной! Те, кто смотрел прямой эфир, уже ерзали на стульях в предвкушении.
Спасибо камерам – верные спутники глазунов, шакалы, тоже были на виду. Гадкие твари эти шакалы, не лучше глазунов, только на своей манер. Внешне они похожи на собак: белые, с ушами-лопухами, как у обычных гончих. Только уши у шакалов красные точно кровь, и глаза тоже. От этого кажется, будто шакалы все время плачут кровавыми слезами. Шакалы – некрупные твари, не больше бигля, но проворные и злобные, а пасти их полны острющих зубов, которыми они вмиг порвут вас на кусочки.
Шакалов было много. Минимум вдвое больше, чем глазунов-слетков. Прямо сейчас глазуны спали, сбившись в огромную кучу. Они делаются сонными, только когда очень сыты. Значит, совсем недавно они наелись до отвала. Дальше думать эту мысль мне не хотелось, но выводы напрашивались сами собой. Гоблины тоже были сонными, а гоблины с глазунами всегда не прочь поработать в связке. Получается, они напали на место, где много людей, и… Против слаженной команды глазунов, шакалов и гоблинов выстоит разве что Охотник.
Эти твари только что сгубили народу на целую деревню: мужчин, женщин и детей. А ведь у тех повстанцев наверняка где-то неподалеку штаб или лагерь. И они, вместо того чтобы отстреливать глазунов, палили в нас. Меня прямо зло взяло, только я об этом подумала.
Едва оружейник закончил переговоры со штабом, мы с Искрой шагнули навстречу друг другу. Экраны наших перскомов были настроены на камеры, расставленные по разным сторонам гнездилища: мы видели все, что происходит в логове. И приступили к разработке тактики.
– Ты сеть закрепляешь? – осведомилась я.
Искра помотала головой.
– Я не умею, – призналась она и с надеждой посмотрела на меня.
– Ладно… Тогда попробуем так. – Я сложила неровный круг из осколков кирпича и цемента. – Ты набрасываешь свою сеть, я а сверху придавливаю ее своей крест-накрест. Посмотрим, смогу ли я закрепить обе.
Насчет глазунов можно не беспокоиться: им наши маневры с магией все равно не разглядеть против солнца. Даже обладай глазуны зоркостью Волхва.
Четыре Гончие Искры, окружив нас, с любопытством наблюдали. Они напоминали волков с серо-розовой дымкой вместо шерсти. Мы попробовали: раз, другой и третий. Первые два раза у нас ничего не вышло: сначала ее сеть разошлась с моей, потом у меня не получилось собрать в горсть края моей сети – ее сеть выскользнула из-под моей и рассеялась. Но на третий раз мы все сделали правильно. Еще три захода, чтобы отработать технику, – и мы решили, что готовы. Мы довольно ухмыльнулись, стукнулись кулаками и отправились к остальным.
Гончие Марка оказались на вес золота: летуны тут были только у него и еще у одного Охотника.
– Ваша задача – сбивать тех, кто попытается улететь, – сказал им оружейник.
Марк, его напарник и все их Гончие-летуны озадаченно воззрились на оружейника. И я подняла руку.
– Говори, Радка, – разрешил оружейник.
– У нас в горах водятся хищные птицы, и они проделывают одну штуку. – Чистая правда. Как и то, что эту штуку проделывали Гончие одного из Учителей. – Птица набирает высоту и начинает кружить – выглядывает добычу. – Я изобразила правой ладонью Гончую-летуна, помахав ею как крылом. Мой левый кулак был глазуном. – И, когда добыча поднимается в воздух, хищник складывает крылья, поджимает когти – или лапы, как у Гончих Марка, – и камнем падает вниз. – Я стукнула правой рукой по сжатому левому кулаку. – Хищник бьет жертву прямо по голове, но когти у него поджаты и не цепляют добычу. Хищник отлетает, а потом снова бьет жертву, пока та не свалится наземь.
Марк с напарником и оружейник кивнули: Марк и его товарищ понимающе, а оружейник одобрительно. И продолжил дальше излагать наш план.
Паулз и Ас стояли рядом. Я заметила, что между ними как будто есть какая-то незримая связь, словно они не обычные братья, а близнецы. Я прежде не видела их вместе на Охоте, и, сколько я знаю Аса, мне не доводилось наблюдать, как он проявляет братские чувства. А вот про Паулза сразу было ясно, что он из кожи вон лезет, лишь бы произвести впечатление на брата.
Оружейник велел всем работать только по двое и строго-настрого наказал каждому из нас не сводить глаз с напарника. Мы собрались ослеплять глазунов взрывами со вспышками и просто вспышками, но глазунов все же было очень много, да еще эти шакалы, да еще глазунчики-слетки: даже такая мелкота может взглядом вас обездвижить. Поэтому нам надлежало быть бдительными. Чтобы, если кому достанется от глазуна, мигом оттащить его подальше от смертоносного взгляда.
– Поэтому пускай вас прикрывают Белый Паладин и хотя бы по паре ваших Гончих, – заключил оружейник.
Ча припал на лапы и проскулил в знак согласия. Я точно знала, что внутренне он мечется. Ему до смерти хочется укладывать глазунов – и в то же время никак нельзя оставить меня без прикрытия. Но сейчас Ча мог расслабиться: ему дали приказ.
Я кликнула Душану, Бэгце, Ченрезига, Калачакру и Шиндже и указала им на оружейника:
– Пойдете вместе с его стаей. Ча и Хеваджра остаются со мной.
Душана фыркнул, что на его языке означало «да». Значит, решено.
Искра, Марк, оружейник и наши Гончие двинулись первыми. Расклад, казалось, был на сто процентов в пользу глазунов: во всем здании всего две двери, на второй этаж с выбитыми окнами попасть можно было только по железной пожарной лестнице. Наш отряд разошелся по двое; все выскользнули через провалы в кирпичной стене, где когда-то были двери. Осталась только наша четверка: Искра, Марк, оружейник и я. Мы осторожно взобрались наверх по пожарной лестнице, каждую секунду ожидая, что она вывернется из кирпича, или треснет, или вообще сломается под нашей тяжестью. Я облегченно выдохнула, когда мы все четверо вползли на второй этаж и распластались на животе. У оружейника был наготове гранатомет. Мы с Искрой принялись незаметными движениями пальцев чертить Письмена над гнездилищем.
Я судорожно жевала нижнюю губу, живот у меня весь скрутило, а две сети между тем медленно расправлялись одна над другой. Я старательно подвернула края обеих сетей, молясь про себя, чтобы глазуны ненароком не посмотрели вверх и не заметили там какую-то возню. Закрепив как следует сеть Искры, я постучала оружейника по локтю. Он покосился на меня, и я кивнула.
Оружейник навел гранатомет на логово и еле слышным шепотом начал обратный отсчет:
– Три… Два…
На счет «один» он выстрелил, а я прихлопнула гнездилище сетями и накрепко пригвоздила их края к земле. Вспышка ослепила глазунов, а сети в тот же миг накрыли их сверху.
А потом Искра заполыхала своими вспышками. Сразу стало ясно, почему ее так прозвали. Мои вспышки очень даже неплохи, но с ней тягаться мне и думать нечего. Не будь она Охотницей, могла бы зарабатывать на световых шоу. Это было что-то невероятное. Она выстреливала огненными цветами, разбрызгивала фонтаны искр, озаряла все вокруг ослепительным светом, от которого слезились глаза. Как светозвуковая граната, только без взрыва. И Искра выдавала свои фейерверки каждые несколько секунд. Мне даже смысла не было переводить манну на собственные вспышки. Я с мрачной решимостью навалилась на сети и следила, чтобы они нигде не ослабли и не растянулись.
Вспышки послужили сигналом остальным Охотникам. Те валом повалили из дверных проемов и открыли огонь. В глазунов летели пули и заклинания. Одновременно Гончие-летуны атаковали с воздуха и принялись сбивать беглецов, как я им показала. Слетки и шакалы не так велики, как взрослые глазуны, они легко пролезают через ячейки сети. Красноухие бестии с налитыми кровью глазами были нашей главной бедой. Они до чертиков шустрые. До меня то и дело доносились досадливые возгласы – очередной шакал сумел проскочить под плотным перекрестным огнем.
Оружейник сполз по внутренней стене здания к остальным, остались только мы с Искрой и Марком да Гончие. Марк методично сбивал слетков одного за другим из снайперской винтовки. Мои Гончие прилежно отвели глаза от поля боя и уставились на меня. Очень разумно: ни один глазун их не достанет, пока они смотрят в сторону.
У меня по спине ручьем тек пот. Я намертво вцепилась в кирпичи оконного проема. Глаза у меня щипало немилосердно, но я не решалась их прикрыть: я должна была видеть сеть сквозь ослепительные вспышки. Руки ныли от напряжения, все мышцы словно одеревенели – как будто я своими руками держала сеть, полную барахтающихся, рвущихся на волю глазунов, слетков и шакалов.
Некоторые все же вырывались. Мы с Марком знали, что без этого не обойдется: у нас была та же история с гоблинами. Иногда пришлецы растягивают невидимые волокна сети и освобождаются. Нам с Искрой ничего не оставалось, кроме как дать им уйти. Глазуна уложить труднее, чем гоблина, одним выстрелом тут не отделаешься. Половина нашего отряда сосредоточила огонь на глазунах и слетках, вторая половина занялась шакалами. Визга и крика внизу было много, но пока я еще ни разу не ощутила страшного надрывного всхлипа манны у себя внутри. Это значит, что пока никто не погиб.
Ослепляющие гранаты полыхали вовсю, но в световой стене тут и там возникали прорехи. Не важно: Искра тут же с легкостью их закрывала. Я в жизни так не радовалась напарнику, как в этой схватке.
Я держала сети крепко, и манна полноводным ручьем вытекала из меня.
И, понятное дело, не только из меня. Все мои товарищи тоже стремительно теряли силы, возможно даже еще быстрее, чем я. Но среди нас потерь пока не было, а ряды глазунов, слетков и шакалов редели на глазах.
Сети все плотнее прилегали к земле; даже мелкота сквозь них уже не пролезала – во всяком случае та, что покрупнее. Я приготовилась выдохнуть и утереть пот, как вдруг кое-что заметила. И это кое-что, словно назойливая злющая оса, зависло в воздухе у стены напротив нас.
Глазун. Да еще какой здоровенный. Возможно, трутень – первый парень во всем гнездилище. Я едва не взвизгнула; Марк проследил за моим взглядом и поднял винтовку.
Но брат Аса увидел глазуна первым. И кинулся к нему вместе с Гончими.
Без всякого прикрытия.
Я попыталась было пустить в ход вспышку, но к тому времени уже выдохлась. Только пшикнула слабенькими искорками. И к тому же я боялась отвлечь напарницу.
И чему только Ас его учил?! Вот же бестолочь – так и пялится прямо на глазуна, несется к нему и палит напропалую из пистолета. На бегу глазуна не уложишь – не понимает он, что ли?! И, конечно же, глазун достал его в два счета. Парнишка вдруг застыл, как статуя. И его Гончие тоже застыли. А глазун все так же пер прямо на него. У Паулза из ушей пошла кровь; с моего места казалось, что с головы у парня свисают какие-то жуткие карнавальные ленты. Лица его я не видела, но и так знала: его рот застыл в безмолвном исступленном крике.
И только тогда другие Охотники сообразили: что-то не так, Паулз куда-то пропал. И заметили его.
Но было уже поздно.
Парнишка упал замертво за миг до того, как проклятую тварь настигли первые пули и заклинания.
Ас словно обезумел.
Он разрядил в глазуна оба пистолета. Вслед за пулями в тварь полетели изогнутые маленькие молнии. Под таким натиском даже глазун не в состоянии мгновенно очухаться и дать отпор. И выжить тоже не в состоянии. Глазун сдулся как дырявый воздушный шарик, и Ас, отшвырнув оружие, со страшным криком кинулся к брату.
Оружейник встал над Асом, защищая его, а тот, позабыв о кипящем вокруг сражении, качал на руках тело брата. Но мы продолжали бой. Еще оставалась не перебита половина глазунов и больше двух десятков шакалов. Так что пока отвлекаться было нельзя. А от меня требовалось кровь из носу удержать сети, иначе трагедия повторится. И я удерживала их – еще, еще и еще. А потом я уже не могла их держать, но подержала еще чуть-чуть.
Наконец все закончилось. Сдулся последний слеток. На бегу был подстрелен последний шакал – даже проворство не спасло его от пули. Я, шумно выдохнув, отпустила сети, и они растворились в небытии. Искра поглядела на меня. Глаза у нее закатились, и она грохнулась в обморок. Марк успел ее подхватить.
– Я за ней присмотрю, – сказал он. – А ты давай к ребятам.
Вот уж куда мне вовсе не хочется. Я сейчас словно выжатый лимон. И как я буду смотреть в глаза бедняге Асу? Но кому-то из нашей тройки надо идти ко всем с докладом, а кому-то тащить на себе Искру. И у Марка, наверное, лучше получится спуститься вместе с ней по железной лестнице. Поэтому я послушно слезла вниз и прошла через ближайшую дверь.
Я плелась еле-еле, пытаясь по дороге придумать, что сказать Асу. Простого «соболезную» тут не хватит. Меня так и подмывало наорать на Аса, что его братец, как последний олух, попер на рожон и едва не подставил еще толпу народу. Но орать на Аса сейчас будет уж совсем не по-людски. В конце концов все решилось само собой. Только я появилась в дверях, как Ас напустился на меня с воплями, что, дескать, это я во всем виновата – я выпустила того глазуна из-под сетей. Причем якобы сделала это нарочно. А потом Ас, как безумный, кинулся на меня.
Не знаю, что подумали все ребята. Если они вообще что-то подумали. Но как бы то ни было, Ас дал мне достаточно времени на подготовку. Я даже успела быстро переглянуться с оружейником – тот незаметно кивнул и так же незаметно шагнул в сторону.
Я не попыталась утихомирить Аса. И убегать не стала. Когда Ас поравнялся со мной, я плавно отступила с линии атаки, ухватила его за запястье ближней руки, швырнула через плечо и впечатала носом в землю. А потом завела ему руку за спину, заломив большой палец – самый болезненный прием, который я могу применить. Попробует встать – сломает себе запястье. Пусть немного полежит и остынет. Отпущу его, когда пойму, что он больше не будет на меня кидаться. Или когда оружейник прикажет.
Все это случилось за считаные мгновения, никто и глазом моргнуть не успел. Все стояли и смотрели, как громом пораженные.
– Я не выпускала того глазуна, – медленно и отчетливо произнесла я. Ас, онемев от боли, судорожно ловил ртом воздух, который я из него выбила. – Это был трутень, и он появился у восточной стены здания, где стоял твой брат. Я не могла видеть Паулза, а когда увидела, было слишком поздно. Твой несчастный брат уже бросился в атаку. – Я перевела взгляд на оружейника и звучным уверенным голосом прибавила: – Охотник Ас по понятным причинам сейчас не в себе, сэр. Я прошу разрешения не показывать последние пять минут записи публике.
Послышались охи и вздохи. Охотники заволновались: то ли оттого, что я во всеуслышание заявила насчет монтажа роликов, то ли оттого, что я так легко все спустила Асу с рук – да еще при всем честном народе. Но оружейник лишь кивнул и громко распорядился:
– Стереть последние пять минут. Стоп эфир.
Я решила, что это команда освободить Аса. Выпустив его руку, я быстро отступила подальше. Прежде чем он успел подняться и снова наброситься на меня с кулаками, мои Гончие окружили меня непроницаемой стеной. Они так и сияли, насытившись манной. Один из друзей Аса помог ему встать. Но Ас отмахнулся от всех и заковылял прочь от гнездилища.
– Возобновить публичное вещание, – приказал оружейник. – Высылайте винтокрылы.
Хорошо, что в винтокрыл помещаются только четверо. Я отослала Гончих; Марк, Искра, оружейник и я втиснулись в один винтокрыл. Как расселись остальные, я не видела.
Наш винтокрыл прибыл первым. Чтобы не нарваться опять на Аса, я ухватила Искру под локоть и быстренько потащила ее в штаб, прямиком к докторам. Те уже знали, что она потеряла сознание, поэтому вокруг нее тут же захлопотали и увели на серьезное обследование. А меня бегло осмотрели и выпроводили на рапорт.
В этот раз все оказалось проще, чем я думала. Мою задачу во время сражения сочли относительно легкой; я сознания не теряла и ранена не была. Поэтому я отделалась лишь кратким обзором ролика – и ролик, разумеется, ясно показал, что того глазуна я не выпускала. И в ролике было кое-что для меня новенькое: оказывается, брат Аса, заметив тварь, даже не стал звать на помощь никого из Охотников. Он просто с криком кинулся на глазуна, и все.
Я по этому поводу ничего не сказала, и мне ничего не сказали. Только спросили:
– А ты не могла создать вторую сеть, Охотница Рада?
– Никак нет, сэр, не могла, сэр, и я сообщала об этом, когда обсуждался план боя, сэр, – бодро доложила я. – Я могу создать только одну сеть за раз.
– Очень хорошо, – ответили мне.
Лечь пораньше представлялось мне очень заманчивой перспективой. Какое счастье, что глазунов мы укладывали целым отрядом! И моя роль, как выяснилось, была совсем малюсенькая.
Но я сделала буквально два шага по коридору, когда мой перском ожил и сказал голосом оружейника: «Охотнице Раде пройти в главную гостиную».
– Да, сэр, – отозвалась я и припустила рысцой.
А в гостиной было не протолкнуться. Все дежурные, да еще Охотники из нашего сегодняшнего отряда, включая даже тех, кому требовался доктор и кто еще не отрапортовал, – не было только Аса с подружкой. А в придачу еще незнакомые Охотники, которых я знала только по их каналам. Навскидку тут собралось с полсотни человек. Значит, пришли те, кто только со смены, плюс еще кто-то с двух других смен?
Оружейник стоял рядом с видэкраном и чего-то ждал. После меня вошли еще несколько человек, среди них Трев. Оружейник, вероятно, их и дожидался, потому что только я отыскала неприметное местечко, как он заговорил. И народ в гостиной сразу притих. И не только из-за того, что все вымотались. Все молчали, потрясенные, словно не веря своим ушам. Не то чтобы Паулза все обожали, но все равно: он был один из нас. Даже во мне поселилась холодная пустота. Отзвук кояанискатси, жизни вне равновесия. При том что я-то Паулза едва знала.
– Каков наш девиз? – требовательно спросил у зала оружейник.
– Да не ведают цивы страха, – пробормотали в ответ несколько человек.
Оружейник сверкнул глазами на собравшихся:
– Я вас не слышу.
– Да не ведают цивы страха, сэр! – вразнобой грянули мы.
– Спасибо режиссерам: им пришлось немало попотеть, чтобы в фокусе оказалась именно жертва молодого прекрасного героя. Юный Паулз принес ее во имя цивов – дабы они не ведали страха. А по-хорошему цивам пора бы его изведать. – На лице оружейника застыло выражение спокойной суровости. – Спасибо редакторам: они убрали из эфира все намеки на близость к Барьерам.
В зале стояла такая тишина, что я слышала, как все кругом дышат.
– Мы были в двух шагах от полного провала, – продолжал оружейник. – И в какой-то мере это моя вина. Мне следовало приструнить этого сопляка Аса, когда он принялся всех вас подзуживать. Мне следовало унять репортеров, которые тут же уцепились за идею большой Охоты. Но я не сделал ни того, ни другого. Ничего страшного, решил я, ведь это Отстойник. Пусть цивы полюбуются на большую Охоту. Пусть убедятся, что у Охотников и без подготовки дело спорится. Что мы умеем слаженно работать в любых условиях. На самом деле это была задача для расширенного Элит-отряда, и глазунов надо было укладывать ночью, когда они наиболее уязвимы. Я ошибся, и это моя вина. Только моя, а не чья-то еще. И не сойти мне с этого места, если я не сумею вам этого доказать. Смотрите сами.
С этими словами он постучал пальцами по перскому, и видэкран загорелся.
Я сразу догадалась, зачем меня позвали. Потому что я тоже могла в чем-то накосячить и тоже должна была объясниться. Оружейник чуть ли не ежеминутно ставил ролик на паузу и дотошно растолковывал каждое наше действие. Время от времени на экране из-под сетей вылетал глазун, и оружейник рявкал что-нибудь вроде:
– Радка, Искра, почему этот удрал?!
И мы отвечали: мол, этот просочился в ячейку, а тот протиснулся под сетями или еще как-нибудь. Но это всегда происходило не потому, что мы накосячили. Я про себя возносила хвалы всем видангелам мира: мы правда были молодцы, мы здорово поработали с этими сетями. Гораздо лучше, чем я думала.
К концу ролика я вся обливалась потом. Подозреваю, что и весь зал тоже. Оружейник выключил экран.
– Отныне у нас новый девиз, – провозгласил он. – Да не лезет никто на главную частоту и не зовет на большую Охоту. Никогда. Если попадаете в подобную ситуацию, сообщаете нам, а мы разбираемся сами. По официальной версии – произошла трагедия. Паулз был умелый охотник с многолетним опытом защиты города. И вы не знаете, доводилось ли ему сражаться с глазунами. Не позволяйте никому ничего у вас выпытывать. Спросят – отвечайте, что вы соболезнуете его брату и всей их семье. Благодаря его жертве, Охота успешно завершилась. Цивы могут и впредь полагаться на нас, и мы их не подведем. Никаких домыслов. Никаких подробностей. Все понятно?
По всей гостиной народ закивал, а кто-то пробурчал вслух:
– Да, сэр.
– Отлично. Все свободны. – И он широким шагом вышел из гостиной, прежде чем кто-либо из нас успел двинуться с места.
Мы все послушно потянулись следом: кто к себе, кто в столовую. Все выглядели подавленными. Я поела чего-то, не разобрав вкуса, и даже ролики перед сном смотреть не стала. Сразу улеглась спать.
Мы же герои, да еще какие. Опасность подстерегала цивов у самого порога, а они и не догадывались. И мы эту опасность прогнали. Если бы не гибель Паулза, это был бы триумф. То есть мне положено чувствовать себя победительницей.
Но вместо этого я чувствовала, что теперь мне надо глядеть в оба. И что ничего хорошего из этой истории не выйдет.
