Глава 15

Как я и ожидала, к утру меня ждало сообщение от медиков: свидание разрешается.

И снова я поежилась при мысли, что каждый мой шаг под пристальным наблюдением.

Я встала, оделась, сделала разминку и съела легкий завтрак. А потом решила, что сейчас займусь тем, чем не занималась с самого приезда сюда. Без всякого Охотничьего назначения я вышла из штаба и отправилась на пробежку.

Мне хотелось немного осмотреться. До сих пор я видела только фабрики, клон-фермы да всякие сооружения возле главного Барьера и совсем не видела остального города. Но прежде чем я отправлюсь в экспедицию, нужно сориентироваться, причем без перскома. Уверена, что по перскомам камеры нас и выслеживают. Поэтому если оставить перском в комнате, я смогу побродить по окрестностям незамеченной. Значит, мне нужно понять, что где находится, отметить это на карте и запомнить ее.

Проще всего это сделать во время пробежки.

Я только ахнула, насколько быстро камеры меня отыскали. Пятьсот ярдов – и за мной летели уже три. К тому времени, когда я разогналась, меня окружал целый рой. Каждый канал жаждал эксклюзива, они не собирались ни делиться эфирами друг с другом, ни использовать сюжеты с моего личного канала, который редактируется.

Я притворилась, что сосредоточена на беге и мне не до них. На самом деле я отмечала в уме разные объекты, по которым потом можно будет ориентироваться, и сверялась с картой. Огибая учебные корпуса, я запоминала, как каждый из них соотносится со зданием штаба и что находится рядом.

Я обратила внимание на отсутствие запахов. Чуть-чуть пахло травой – но и все. Почти никакой разницы с фильтрованным воздухом внутри штаба.

На востоке маячило скопление высоченных зданий; на карте они были обозначены словами «Осевой дистрикт». Ага, это Узел. Там дядин офис. Отсюда примерно полмили.

На сегодня хватит. Я развернулась и на предельной скорости рванула назад к штабу. Камеры были застигнуты врасплох. Куда им за мной гоняться!

В этот раз, когда я появилась в имидж-центре, один из модельеров уже ждал меня с моим красивым платьем, наброшенным на манекен.

– Итак, – начал он, пригладив волосы ладонью, – полагаю, мне не уговорить тебя на новое платье?

Я посмотрела на него очень сурово, и он вздохнул:

– Ну что ж, поэтому я и велел доставить твое старое платье. Уверяю тебя – мы лишь немного его подправим. Твоя совесть может быть совершенно спокойна на предмет необоснованной растраты ресурсов. – Он произнес это с укором, но я про себя решила во что бы то ни стало стоять на своем.

И вообще мне нравится мое платье.

Он подкатил ко мне сенсорный экран и начал бойко править стилусом изображение платья. За считаные минуты он внес все изменения. Теперь у платья были длинные свисающие складками рукава; подол доходил мне до щиколоток, а шлейф исчез. Небольшой открытый ворот подчеркивал шею. По-моему, смотрелось как совершенно новое платье.

– Выглядит потрясающе, – искренне сказала я. Модельера это, кажется, слегка ублаготворило.

– Ты ставишь меня в очень затруднительное положение, – посетовал он. Я постаралась изобразить сожаление, но вряд ли у меня получилось, потому что я его не особо чувствовала. И тут появилась Карли.

– Привет! Ты знала, что я иду на пьесу? – спросила я. Модельер стянул платье с манекена, накинул на руку и неспешно удалился. – Мне надо чему-то научиться?

– Если ты уже бывала на пьесах, то нет, – усмехнулась она. При этом взгляд Карли очень красноречиво говорил, что она меня раскусила. Ни на каких пьесах я не бывала.

– Дома мы сами показывали пьесы, – оживленно сообщила я. – И я даже участвовала, но больше помогала с декорациями. Актриса из меня плохая. Мы много ставили Шекспира.

– О, ну тогда тебя уже ничем не удивишь. Пойдем-ка к тебе – разрисуем тебя для шоу. – И Карли сделала мне знак идти за ней.

Карли очень лихо управлялась с косметикой. Во всяком случае, уж точно лучше меня. Платье и драгоценности прибыли на маленьком роботе-тележке, и Карли помогла мне облачиться. Я не знала точно, что такое тиара: оказалось – корона. В тиару из черного металла были вплавлены блестящие серые и серебристые камешки. Я думала, она тяжелая, а она была легкая. Карли уложила мне волосы и закрепила их в нужных местах – надеюсь, тиара не свалится.

Из-за тиары мне приходилось задирать голову. Карли оглядела меня и одобрительно хмыкнула.

– Выше голову, – посоветовала она. – Делай вид, что ты, уложив двух вайвернов, даже не запыхалась.

Подошло время спускаться к Джошу.

В этот раз, как и в прошлый, Джош прибыл на беспилотном трансподе. Думаю, вы уже догадались, что у нас-то никаких трансподов нет и в помине. Когда мне надо проехать порядочное расстояние, я скачу верхом, а Гончие бегут у стремени. Или в редких случаях – если, скажем, надо попасть на станцию – можно проехать на машине. У нас в Монастыре три машины: две маленькие, одна побольше, и все с крепкой броней. Они ездят на метане; мы добываем его на свалках, где лежат отходы. Я умею водить такую машину, но мне не часто случалось это делать.

Я выплыла из дверей штаба в сверкающей короне, и все бусины на моем платье весело заблестели, ловя последние закатные лучи. Джош уже ждал меня. Мне показалось, что при виде сверкающей меня он одобрительно улыбнулся. И я не ошиблась: закрывая за мной дверь транспода, он подался ко мне и сказал:

– Ты просто видзвезда.

– Спасибо, – ответила я, отчаянно борясь с искушением запустить пятерню в прическу. Джош уселся напротив. – На самом деле если тут кто и видзвезда, так это ты.

Он и правда выглядел шикарно. Подобрал одежду стального цвета, в тон моей. Ну что ж… пусть другие девушки лопаются от зависти. Интересно, а у него тоже есть все эти модельеры, визажисты и прочие, кто ему помогает с имиджем?

Вряд ли. Псаймонам положено быть незаметными и не привлекать внимания. Они ведь не ходячее шоу, в отличие от нас.

– И что теперь? – наконец заговорила я. – В тот же ресторан? Тогда было восхитительно.

И он пустился рассказывать мне про этот ресторан. Оказывается, там несколько обеденных залов и в каждом своя тема. Например, сегодня мы будем «гостями» на «королевском приеме».

Еда была вкусная. Только очень уж изысканная, это даже немного раздражало. К каждому блюду подавали особый серебряный прибор. Джош сказал, что такой ужин давал король Англии примерно в 1910 году. И что все блюда, которые нам подают, во-первых, по большей части только подделаны под королевские (хотя, когда ешь, такое и в голову не придет), а во-вторых, еще и порции гораздо меньше. Это правда: каждого блюда нам давали по крошечному кусочку, скорее на пробу. Но это даже хорошо. Потому что мы напробовались так, что объелись до неприличия. И еще там были актеры в костюмах: они играли роли разных тогдашних знаменитостей, приглашенных к королю. Поэтому мы словно сами очутились в пьесе. Там сидела парочка, у которой был роман, и двое политиков, которые спорили чуть ли не до драки. А король стрелял взглядом во всех женщин за столом, а со мной даже попытался пофлиртовать.

После этого мы отправились на настоящую пьесу.

И вот там мне пришлось туго. Потому что это был «Сон в летнюю ночь», который мы никогда не ставили. Ведь Жителей приманивают даже мысли о них – а тут целая пьеса о созданиях, на них похожих! И битком набитый зал в полном составе смотрит на них и думает о них! В общем, у меня волосы встали дыбом. Если бы Карли умелой рукой не заколола мне их, я сейчас выглядела бы как одуванчик. Или как поймавшая молнию в грозу. К тому же и игра и декорации выглядели до ужаса реалистично. Ни в какое сравнение с нашими убогими потугами и самодельным реквизитом. У меня голова шла кругом. Я пыталась следить за каждым человеком в театре, одновременно держа псайщит в перскоме, и изо всех сил думала об Одном Белом Камне. Декорации, и грим, и костюмы – все это так живо напоминало о реальных Жителях, что на меня то и дело накатывали приступы паранойи. Потому что Жители отзовутся! На Горе мы старались даже не читать эту пьесу без нужды. А уж если читать, то не в одиночку. Чтобы рядом сидел кто-то, кто будет отвлекать тебя каждые несколько строчек, не давать тебе совсем сосредоточиться на книге. А то мало ли что.

Всю пьесу я просидела в состоянии Охотничьей готовности. Хотя вокруг ни одна живая душа, включая Джоша, ни на секунду не усомнилась в нашей полной защищенности. И прямо в театре, пока шла пьеса, я не решалась расспросить Джоша.

Но, к счастью, в пьесе случались перерывы, и моя сверхбдительность хотя бы ненадолго ослабевала. Мы с Джошем вместе с остальной публикой выходили в вестибюль и пили разные напитки. Большинство вокруг, кажется, пили алкоголь, но мне Джош принес что-то прозрачное, сладкое, со вкусом меда и мяты. И никакого алкоголя я в нем не обнаружила. А уж мне-то в этом деле можно верить на слово: алкоголь я чую за милю. Это еще один навык, полученный от Учителей: распознавать яды и прочую гадость. Бывает так, что приходится долго Охотиться и еда заканчивается. А пришлецы узна́ют об этом и намутят чего-нибудь в твой подножный корм и воду. Поплыть мозгами под воздействием спиртного? Нет уж, спасибо, не на этой пьесе.

И, разумеется, надо притворяться, что все в полном порядке. Честное слово, Охота не в пример проще!

Мы побеседовали с несколькими людьми: им всем не терпелось пообщаться со мной. Вопросы были обычные: в основном про Охоту. Всем все надо знать про Охоту. Но на эту тему я могу рассуждать свободно, не боясь, что меня поймают на лжи. Чем я и занялась. Я старалась быть вежливой девочкой и по возможности скрывать, что мечтаю сейчас только об одном: о полном боекомплекте. Но наконец раздавался звонок, и мы снова занимали свои места в зале в ожидании следующего акта.

И было еще кое-что очень-очень странное… Я обратила внимание, что в этих перерывах какие-то люди из публики посматривают на меня не по-фанатски восторженно, а как-то недобро. И это точно не были Жители, иначе я бы почувствовала. Нет, это были просто люди. На откровенном разглядывании я никого не поймала – но ведь вокруг меня такая толпа, а в театре столько укромных уголков для наблюдения. И ощущение было не как от камер – те безличные и их рано или поздно перестаешь замечать. Ощущение было – как будто за мной шпионят. Может, я успела нажить себе какого-то недруга? Или это как-то связано с дядей? Джош, правда, никакого беспокойства не выказывал. А ведь он Псаймон, ему положено отслеживать такие штуки.

Хотя, возможно, у шпионов тоже есть псайщиты, как и у меня…

Наконец пьеса закончилась, мы подождали, пока зрители разойдутся, и, поскольку ничего страшного не случилось, меня потихоньку начало отпускать. Наконец Джош подался ко мне и негромко проговорил:

– Радка, все хорошо? Что-то не так? Я хотел отвести тебя за кулисы пообщаться с актерами, но вижу, ты чем-то озабочена…

Поблизости никого не было, рядом с нами уж точно никого, да и момент был не самый чарующий. Я решила этим воспользоваться. В результате режиссера, который наблюдал за мной в монитор, очевидно, хватил удар. Я посмотрела Джошу прямо в глаза и отчетливо произнесла:

– Вы что, чокнулись?! Ставить такую пьесу! Там, откуда я приехала, мы даже вслух ее не называем! Она же о Жителях – вы что, не понимаете?!

Я так и видела этого несчастного цензора, из последних сил пытающегося перевести камеру на толпу зрителей или на что-то еще. Джош озадаченно моргнул.

– Э-э-э… ну… – замялся он. – Они же не могут…

– А ты уверен? Точно? Потому что, во имя всего на свете, я бы не рискнула делать выводы только на опыте прежних времен. Что они могут, а чего не могут, ты не знаешь наверняка, – на одном дыхании выпалила я.

У Джоша сделался смущенный вид:

– Но это же только пьеса… При чем тут настоящие Жители?

В этом месте мне пришлось взять себя в обе руки, чтобы не сорваться.

– Вы тут, на равнине, совсем чокнулись! – запальчиво прошипела я.

– Радка, но эту пьесу дают здесь уже не впервые! – возразил он. – Ее уже тысячу раз показывали. И никогда ничего не случалось. Мы же принимаем все меры предосторожности.

И вдруг весь гнев, весь страх вытекли из меня как вода из дырявого ведра.

– Ага, давай разъясни все по уму, – кисло отозвалась я. – Ты бы меня хоть предупредил. А то я весь вечер прикидывала, как буду сражаться с Жителем-Волхвом без оружия. Зато с магией, Гончими и пригоршней шпилек.

Джош мог бы посмеяться надо мной, и я бы даже не обиделась. Но он не стал. И не стал вести себя со мной как с клинической идиоткой, которой срочно надо в психушку. Без единого слова он встал, подошел к дверце возле сцены и с кем-то там поговорил. С кем, я не видела. Потом он дал мне посидеть еще чуть-чуть. Пришли ребята с метлами и стали подметать в проходах между креслами. Только тогда мы с Джошем поднялись и вышли через боковую дверь. Транспод нас уже поджидал: наверное, Джош его вызвал.

– Ну? – спросил Джош, когда я уселась в транспод.

– И не вздумай смеяться! – прошептала я. – У нас даже думать о них слишком много означает привлекать их внимание. А тут целый зал народу, и все только о них и думают!

– Над театром знаешь какие псайщиты! Ты о них кулак разобьешь, – сообщил он. – Прости меня, пожалуйста, я правда не хотел. Я и не подозревал, что ты как на иголках. Прошу тебя, прими мои извинения – и восхищение заодно. Уж если я не распознал, что ты вся на нервах, то и никто бы не сумел. В следующий раз пойдем на «Ромео и Джульетту». Просто я решил, что тебе больше понравится счастливый конец.

– Если без магии, мне любой конец сгодится, – проворчала я. – Сама я никогда не призывала Жителя-Волхва по неосторожности, но я… – Я чуть не сморозила «…знаю того, кто призывал». Но, к счастью, спохватилась и быстро продолжила: – Я читала записи Охотников, которых отправляли служить в нашу деревню. – Хоть бы Джош не заметил моей секундной заминки! – Накликать Жителя пара пустяков, а потом тебе мало не покажется.

– Ну вот. Я нечаянно испортил тебе вечер. Сейчас все поправим. – Он подался вперед и произнес над панелью управления: – Узел. Префектура.

Транспод сменил курс. Мы и так были в паре перекрестков от Узла, поэтому довольно скоро влетели в то самое подземелье, куда меня привозили в первый раз. Караул был другой, но Джоша солдаты узнали сразу, даже без формы. Но покосились тем не менее подозрительно.

– Я хочу показать Охотнице Раде Небесную гостиную, – пояснил Джош.

У караульных прояснились лица. Видимо, показывать Охотницам Небесную гостиную здесь было в порядке вещей. Один из солдат остался на посту, а другой сопроводил нас до лифта. Мы вошли. Кнопка была только одна, и Джош ее нажал. Я думала, меня будет мутить только в первый раз. А сейчас мне даже пришлось схватить Джоша за руку!

Впрочем, он не возражал.

Дверь открылась, и мы очутились в комнате с окнами вместо стен. Прямо возле шахты лифта я заметила бар-автомат, как в поезде.

Здесь были люди – тут пара в форме, там пара в гражданском, – но комната при этом казалась почти пустой. Джош повел меня к окну, где никого не было; там стояли мягкие диваны, развернутые к окну. Перед нами простирался вечерний Пик-Цивитас, весь в огнях.

– Принесу что-нибудь выпить, – сказал Джош и оставил меня восхищаться видом.

Он принес еще этого вкусного мятно-медового напитка со льдом. Мы откинулись на мягкие подушки и стали любоваться огнями. И наконец меня совсем отпустило. Может, потому, что мы сидели в самом надежно защищенном месте города. А может, потому, что этот вид из окна – самое красивое зрелище в моей жизни. Очень похоже на города с высоты птичьего полета из старых роликов. Словно все звезды вдруг упали на землю и превратились в городские огни.

– Вот это да! – выдохнула я. – Вот это да! И ты сюда часто ходишь?

– Это специальная гостиная для всех служащих в этом здании. Здесь мы можем отдохнуть в перерыв или после службы. Нас неохотно выпускают из здания во время рабочего дня. Нравится?

– Если бы я впервые увидела Пик именно отсюда – влюбилась бы бесповоротно, – призналась я.

– Я только теперь начинаю понимать, как бестактно поступил, отведя тебя на пьесу без предупреждения. Не спросив у тебя, стоит ли вообще такое затевать. Ты, наверное, чувствовала себя как на Охоте.

– Хуже, – вздохнула я. – Я все пыталась придумать, как мы двое и стая моих Гончих защитим целый зрительный зал, пока не примчится Элита.

– Я полный кретин. Мне правда очень-очень жаль, извини меня, пожалуйста. Надеюсь, я хоть чуточку загладил свой проступок.

Это прозвучало как вопрос, только ответить мне было нечего. Поэтому мы посидели молча. Из скрытых динамиков неслась приглушенная музыка. Мы потягивали напитки… А потом Джош осторожно взял меня за руку, а мне не хотелось ее отнимать. Мы ничего не говорили. Но Псаймону ведь не обязательно разговаривать.

И в самый волнительный момент мой перском вдруг подал голос. И его тоже. Мы переглянулись и уставились на запястья.

– Проклятье! – с чувством произнесла я. Потому что это было напоминание: пора домой.

– Именно, – отозвался Джош.

Мы поднялись с дивана, оставили бокалы на стойке бара и направились к лифту. Когда мы добрались до караульных, нас уже дожидался транспод – то ли прежний, то ли новый.

Но волнительный момент был безвозвратно упущен. Дурацкий перском!

Транспод тронулся и помчался вперед. Джош прокашлялся и сказал:

– Но ты держалась сегодня отменно. Как бывалый солдат светской жизни.

Я опять вспыхнула и промямлила:

– Я же просто была вежливой.

– Нет, не просто. Ты хорошая Охотница и хороший человек, Радка. – Он задумчиво улыбнулся. – Знаешь, большинство начинают дергаться, когда рядом Псаймон. Даже если я сама любезность и обаяние. Но и тогда люди предпочитают не помнить, кто я. А вот с тобой все иначе, Ты меня принимаешь.

Я совсем смутилась и, зардевшись, кое-как выговорила:

– Ну, я… Ты очень симпатичный, и с тобой интересно. И дяде ты нравишься, он тебе доверяет.

– Ты на него очень похожа, хотя сама об этом не подозреваешь. Он тоже думает о людях. – Джош так это сказал, что у меня от его слов даже мурашки по коже побежали. – И вы оба стараетесь видеть в людях лучшее. Это редкость. – Щеки у меня полыхали жарким пламенем. Хорошо, что в трансподе темно. – И знаешь, рядом с тобой люди самим себе кажутся лучше. А это и вовсе великая редкость.

– Я… ммм… – Я окончательно сконфузилась и не знала, что сказать. А Джош смотрел на меня долгим испытующим взглядом.

И вдруг неожиданно он меня поцеловал.

Не в макушку, как Марк, а по-настоящему, долгим поцелуем. Я задрожала и ответила на его поцелуй. И почувствовала его руки на своих волосах и на талии. Сердце у меня стучало как бешеное, и я прижалась к Джошу теснее, чтобы нас уже ничего не разделяло… И вот тут он всунул мне в руку крошечную бумажку.

Незаметно для камер. И вряд ли это было любовное послание.

Мы продолжили целоваться, но меня уже больше заботила бумажка: как бы протолкнуть ее в перчатку. Транспод замедлил ход и встал, и только тогда Джош отстранился. Он улыбался. Я тоже ему улыбнулась, но теперь я была в растерянности: он поцеловал меня только ради записки, или он собирался меня поцеловать, а в процессе вспомнил про записку? Но почему он раньше про нее не вспомнил? Или… Джош как будто хотел что-то сказать, но тут динамик в трансподе тренькнул и чей-то голос произнес:

– Охотничья медчасть рекомендовала Охотнице Раде быть у себя полчаса назад.

Вот зануды эти медики.

– Надо полагать, мы получили свои указания, – вздохнул Джош, когда дверь транспода открылась, выпуская меня. Я вышла. Но он поймал меня за руку. – Мы с тобой все повторим. Только сделай одолжение: устрой как-нибудь себе выходной не по причине ранений. Договорились?

– Даю слово, – заверила я его. Он выпустил мою руку, дверь закрылась, и транспод устремился прочь.

Я дотерпела до ванной и раскрыла записку только в душе. Прочитала ее прямо под струями воды, которые смывали с меня косметику. Записка была от дяди. Я узнала его почерк.

Джош тайком передает мне записки от дяди! То есть дядя доверяет ему на все сто.

«Горжусь тобой», – говорилось в записке, и у меня от удовольствия кровь прихлынула к щекам. А больше в записке ничего особенного и не было.

Две стрелы наконечниками друг к другу, а между ними фигурка человечка. Видимо, кто-то в политических кругах пытается маневрировать и вот очутился между двух огней. Потом зачеркнутое слово «стороны». Это значит, дядя не поддерживает ни одну из сторон. И это умно, но, судя по всему, также и опасно. И еще каждая сторона может использовать меня как рычаг давления. И в конце приписано: «Берегись. У Аса влиятельные друзья».

Я поморщилась и выпустила бумажку из рук. Ее мгновенно смыло водой. Мне казалось, что я сумела ответить Асу достойно. Но, похоже, нет, раз уж дядя счел нужным передать мне записку. Вероятно, у дяди все еще запутаннее, чем я сперва предположила. Я думала, что у него один недруг, который каким-то образом принуждает его молчать. А тут, оказывается, борются две партии и дядя пытается не ввязываться, а уж какова моя роль в этой истории – и вовсе загадка. Но, очевидно, какую-то роль я все-таки играю, если дядя так расстарался, чтобы предупредить меня.

И еще Джош. Из-за этого поцелуя я слегка расстроилась и растерялась. Он что, не мог передать мне записку в другое время? Возможностей у него было хоть отбавляй! Или он нарочно выждал до конца свидания? Чтобы я не дергалась весь вечер, а спокойно прочитала записку в уединении.

Хотя кто его знает.

Но поцелуй все-таки был настоящим.

То есть я так думаю.