Глава 18
Водитель прибыл через несколько минут после того, как Мика отправил ему текстовое сообщение с просьбой забрать нас. Я поразилась, насколько быстро и четко тот отреагировал.
– Этот несчастный постоянно сидит в машине и ждет, когда ты его вызовешь?
Мика смущенно посмотрел на меня:
– Это специальная служба. Они работают посменно. Ты не заметила, что водители меняются?
Я действительно не заметила, потому почувствовала себя как невнимательная придира и, после того как мы сели в автомобиль, сменила тему:
– А что такого мы будем делать дома у тебя, чего нельзя делать у меня?
Он прильнул ко мне и обнял одной рукой, его ладонь едва касалась моей шеи сзади.
– У тебя есть гитара?
Я вновь изумилась тому, какую энергию может нести одно лишь прикосновение. Мы были вместе всего пару часов назад, и я уже хотела оказаться с ним наедине, в его постели и медленно его раздевать. Я задрожала при мысли об этом, а он еще крепче прижал меня к себе.
Водитель выпустил нас в районе Парк-Слоуп на обрамленной деревьями улице, на углу которой располагалось кафе. Мы поднялись по ступеням и вошли в дом. Мне понадобилось оглядеть лестницу у его входной двери, чтобы понять: все три этажа в доме принадлежат ему.
В другом случае я спросила бы, на какие деньги он все это содержит, но вовремя вспомнила, что даже студенты колледжа в Айове знают его имя.
Мика расхаживал по помещению, собирая вещи и запирая двери. Я еще топталась в холле. Мы оба чувствовали себя неловко. Почему-то я так расслабилась в обществе Мики, что совершенно забыла, кто он. Я знала, что он встречался с поклонницами, но это не имело никакого значения. Я знала, что он звезда, но на его поведении это никак не отражалось. Но иногда мне казалось, что зеркало треснет и на меня обрушится суровая действительность. Вот и сейчас я задумалась, как вообще оказалась в апартаментах Мики Синклера в Парк-Слоуп с намерением провести тут ночь.
Он вернулся очень быстро, взяв меня за руку, повел в гостиную с полом вишневого дерева и высокими потолками. Я могла думать лишь о том, как протянуть время до сна, чтобы я смогла снова стянуть с него дурацкие шорты.
Мика провел меня через гостиную, показывая дом, и остановился на кухне, чтобы сложить мою еду и шприцы в холодильник. Его собственный холодильник был ужасающе пуст и легко поглотил мои стратегические запасы. Кухня выходила на маленький дворик через балкон. До этого момента я, пожалуй, не осознавала, что такое зависть.
– У тебя есть двор… – Я открыла дверь и шагнула в вечернюю прохладу. Кирпичный балкон растягивался на пару футов и обрывался там, где начиналась голая земля и заросли африканского проса. Пластиковый стол выглядел дешево и диссонировал с интерьером. Одинокий шезлонг подсказал мне, что Мика не так часто устраивает барбекю-вечеринки на заднем дворе. Окурки на земле позволяли предположить, что Мика любит сидеть там. В одиночестве.
– Ты мне отсюда звонил на днях?
– Да. Вечерами здесь приятно.
Я подпрыгнула, когда о мою ногу потерся кот. Я опустилась на колени.
– Эй, привет! – Кот улегся на спину и заурчал, и я почесала ему живот. – Откуда ты взялся?
– Это Оскар. – Мика сел рядом со мной и почесал Оскара за ухом. – У тебя же нет аллергии на котов?
– Нет, я люблю котов. Он твой?
– Вроде того. Тут еще где-то бродит Феликс. Он почти слепой, поэтому иногда стесняется.
Мика взял Оскара на руки и отнес в дом. Он поставил его на пол и вытащил пакет кошачьей еды из шкафа. Я подумала, что в экстренном случае всегда смоглу съесть кошачью еду. Или кота.
– Где ты их взял?
– Феликс мне достался после благотворительного концерта, который мы отыграли в прошлом году в пользу Американского общества защиты животных. Из-за болезни он не мог найти себе дом. Но он просто отличный кот! А его приятель Оскар просто однажды заявился сюда и не пожелал уходить. Я выпускаю его на тот случай, если где-то поблизости у него есть дом, но всякий раз, когда прихожу сюда, он здесь.
– А кто заботится о них, когда тебя нет?
– Анна. – Он положил кошачью еду под раковину. – Моя домработница. Она заходит, когда меня нет, и проверяет котов.
Мы отправились наверх, чтобы отнести мою одежду в спальню. А потом я последовала за ним по узкой лестнице в подвал. Это помещение разделялось на две части. С одной стороны Мика разместил музыкальное оборудование, с другой – обустроил нечто вроде личного спортзала. Беговая дорожка располагалась перед плоским телевизором, и добрую половину площади занимали огромные весы.
Я приподняла бровь:
– Усилители, говоришь?
Он со смехом сел на маленький усилитель:
– Это реально. Мне о них снятся кошмары.
Рядом с беговой дорожкой лежала записная книжка, и я ее пролистала. Там значился определенный распорядок дня, с четкими правилами, которым Мика явно следовал не всегда.
– Ты пропускаешь много дней.
– Я часто путешествую.
И то правда. Я продолжала листать. Одна пустая страница мелькала за другой.
– Когда уезжаешь в следующий раз?
– Завтра.
Я подняла на него глаза:
– Что?
Он пожал плечами:
– Мы просто едем в Коннектикут. Хочешь с нами?
– Ты спрашиваешь, не хочу ли я завтра отправиться в Коннектикут? – Я положила руку на бедро. – Ты же знаешь, что у меня есть работа, правда?
– Не волнуйся. К субботе я буду дома. Ты не успеешь соскучиться.
Он взял гитару и стал перебирать струны. Я нашла табурет и облокотилась о него, наблюдая за Микой. Уверенно и изящно он взял несколько аккордов. Настоящий профессионал. При этом он не сводил с меня глаз. На самом деле он не играл, а просто баловался.
Я спросила наигранно капризным тоном:
– Ты напишешь про меня песню прямо сейчас?
Он сменил аккорды и начал мелодию, которая показалась мне смутно знакомой. Потом он запел:
– Джози приехала из Джорджии. Она хотела украсть чью-то душу.
Я запищала:
– Нет, нет, нет!
Он перестал играть.
– Я хотел бы сказать, что сочинил про тебя песню за последний час. Иден так могла бы. Но я собираюсь написать стоящую песню, однако на это мне понадобится чуть больше времени. Я могу сыграть тебе что-нибудь другое. Уж просьбу мне выполнить несложно. – Его улыбка раззадорила меня.
– Я действительно хочу хоть что-нибудь послушать. Мне правда понравилось, как вы с Иден пели на прошлой неделе.
Он тихо запел. Я попыталась представить, каково это – сидеть в клубе вроде того, где выступала Иден, пока он будет играть на сцене такие песни. Это было нечто совершенно иное, отличное от того, что он обычно исполнял. Прыгнет ли он в толпу в конце концерта?
Пока Мика играл, облезлый черно-белый кот выглянул из-за усилителя. У него были молочно-белые глаза, и я вспомнила слова Мики о том, что Феликс слепой. Он забыл упомянуть, что у кота отсутствует половина уха. Малыш был неимоверно потрепанный, и складывалось впечатление, что он едва выжил после нечастного случая с участием комбайна. Что бы ни двигало Микой, когда он принял решение взять это жалкое существо к себе домой, это осталось за пределами моего понимания. Но, появившись из небытия, кот принялся тереться головой о лодыжки Мики, пока тот играл, явно фанатея от музыки. Или от Мики.
Вся сцена казалась совершенно нелепой. На вторничном концерте Мика, как божество, сиял на огромной сцене, воодушевляя кричащих фанатов. А здесь, в маленьком подвале, рядом с котом, лобызавшим его ноги, он растворился в своих чувствах. Но даже его спокойствие не могло заставить забыть о власти, которой обладали кончики его пальцев. Он виртуозно владел акустической гитарой. И овладел мной.
Он закончил играть, и мой голос чуть дрожал, когда я выдохнула:
– Вау.
– Да? – Он ухмыльнулся и отложил гитару.
– Да. Можешь написать про меня песню. – Я закусила губу. – Если хочешь.
Он сполз на пол, прислонившись спиной к стене. Когда я опустилась напротив него, он вытянул вперед руку и привлек меня к себе. Я прижалась к его плечу.
Он сказал:
– Я еще никогда не писал песен про настоящую девушку.
– Ты пишешь про надувных кукол?
Он фыркнул:
– Я пишу о мифических девушках. В старых песнях в стиле кантри воспеваются прекрасные грустные истории. Трагические любовные песни. В них я черпаю вдохновение.
– Я чувствую, все это нужно записать.
Его грудь опускалась и поднималась, когда он смеялся.
– Хочешь взять у меня интервью?
– А ты еще не все рассказал?
– Ой. – Он с минуту посидел молча, потом произнес: – Я о многом никогда не говорил. Не говорил прессе. Не говорил маме. И никогда маме не скажу. – Он снова помолчал, прежде чем добавить: – И никогда не говорил девушке.
Я подвинулась, чтобы заглянуть ему в глаза.
– Чего ты никогда не говорил девушке?
– А ты умеешь задавать провокационные вопросы.
– Ты мне скажешь?
Его щеки залились румянцем, а губы дрогнули в полуулыбке.
– У меня такое чувство, что могу и рассказать. – Он встал и протянул мне руку. – Но не сегодня. Пойдем.
Я поднялась за ним по узкой лестнице, а потом очутилась на следующем этаже в его спальне. Прелюдия резко пошла на спад, если учесть, как начинался вечер. Стоя в дверях, Мика спросил:
– Тебе что-нибудь нужно?
Я смущенно посмотрела на него. Должна ли я была на этот раз поинтересоваться, есть ли у него презервативы?
Но он уточнил:
– Полотенца? Дополнительные подушки? Зубная паста? Что-нибудь поесть?
Тут меня осенило:
– Ты отправляешь меня спать?
От ужаса у меня скрутило живот. Неужели я сделала что-то, заставившее его изменить ко мне отношение? Неужели убила его интерес, сдавшись так быстро? Или мои проблемы со здоровьем вселили в него омерзение?
Он сделал шаг вперед и потер мою руку.
– Я знаю, тебе рано вставать, а вчера вечером я и так долго мешал тебе уснуть. Если останусь здесь с тобой, поспать тебе не удастся. Я смог сдержаться той ночью, но о том, что случилось сегодня, перестать думать не могу. С тобой… – Он, задрожав, сделал вдох, что резонировало с моим трепетным желанием. – Понимаешь, я просто не смогу не прикасаться к тебе. Кроме того, думаю, я не смогу уснуть так рано.
– Но мне не обязательно ложиться прямо сейчас. – Я взяла его за руку. – Я хочу, чтобы ты остался.
Он колебался.
– Зайон попросил убедиться в том, что ты отдохнешь. Он сказал, ты себя изматываешь. – Он посмотрел мне в глаза с таким серьезным видом, как будто был нейрохирургом. – Хочу, чтобы ты знала: я тоже могу о тебе позаботиться.
Все это сводило меня с ума.
– Обо мне не надо заботиться. – Мое возбуждение сменилось раздражением, и мне необходимо было что-то съесть до отхода ко сну. – Ладно. Можешь принести мне пачку сока? – У меня урчало в животе. – И крекеры с арахисовым маслом. – Пожалуй, так я почти уничтожу запасы в холодильнике, но лучше это, чем отключиться посреди ночи. А с остатками еды я разделаюсь утром.
После того как Мика сходил вниз и принес мне ночной перекус, я забралась в его восхитительно удобную кровать с телефоном и написала сообщение Зайону:
«Спасибо большое, З. Ты запугал Мику, и он теперь думает, что я фарфоровая статуэтка».
Он тут же ответил:
«Хорошо».
«Он спит на диване».
«ХА. Ты шутишь».
Жаль, что это была не шутка. На королевских размеров кровати Мики нам двоим уж точно хватило бы места. Я и подумать не могла, что окажусь в ней. Но я никак не могла представить, что окажусь в ней одна. Я вспомнила предостережение Иден о странностях Мики. Даже она не могла предвидеть такое.
По правде говоря, мне действительно требовалось выспаться. Я весь день провела на ногах и почти не спала накануне. Да еще получила подарок в виде незапланированного секса под вечер. А потом приготовление ужина. Плюс я пила вино. Я скользнула под одеяло и положила голову на подушку, а потом обнаружила, что мне мешает какой-то комок. Я сунула руку под подушку и нащупала что-то непонятное. Я догадалась, что это, прежде чем вытащила на свет, – та самая изуродованная горилла Кларк. Мика до сих пор хранил ее. Я в жизни ничего уродливее не видела. Но я прижала гориллу к себе и уснула с ощущением уюта и полной безопасности.