Глава 19
Когда я наконец открыла глаза, мне потребовалась пару минут, чтобы прийти в себя. У меня болела голова, и мягкий свет, пробивавшийся сквозь занавески, состояния не улучшал. Я нашла тест-полоску и измерила уровень глюкозы в крови. Мне необходимо было поесть.
Я пробралась на первый этаж и обнаружила в лучах утреннего солнца Мику, который лежал, уютно устроившись на диване. Рубашки на нем не было. Я хотела сохранить в памяти эту картинку, а потому терять сознание и падать на его ковер прямо в этот момент было нельзя – тогда я бы точно ничего не запомнила.
В кухне царил сущий кошмар. В холодильнике рядом с недоеденной пиццей стоял одинокий пакет сока. Я подумала, не съесть ли мне пиццу, но сделала выбор в пользу стакана молока. Пошарив по буфету, обнаружила пачку «Чириоз», банку арахисового масла и крекеры. Я разочарованно покачала головой и принялась искать нож. Очередной день поедания крекеров с арахисовым маслом – ужас, но по крайней мере, это поможет мне продержаться, до тех пор пока мы не поедим нормально.
Наконец у меня в голове прояснилось и я снова почувствовала себя человеком. Я собиралась прокрасться на второй этаж и еще немного поспать, но Мика в объятиях Морфея был так прекрасен, что его изображение годилось для отправки в Лувр. Я осторожно вытащила фотоаппарат из сумки и, скрестив ноги, села на пол, пытаясь найти нужный угол.
Затвор с жужжанием открылся. Мика заворочался. Я отодвинулась, чтобы он попал в кадр целиком, вместе с алым одеялом, которое чуть сползло, обнажив пальцы ног. Его торс и руки просто необходимо было изваять из мрамора. Неужели никто не сохранит это совершенство для истории, кроме меня?
Я сделала еще одну фотографию, и тут его глаза открылись. Я не могла прекратить снимать, потому что каждое новое выражение его лица было еще прекраснее предыдущего.
– Эй! – Он зевнул. – Ты снимала?
– Я не смогла удержаться. Ты такой красивый, когда спишь.
Он нахмурился.
– Только когда сплю? – Он притянул меня к себе. – Ты ела арахисовое масло? – Он провел пальцем по моему подбородку и сунул его мне в рот. Я его облизнула, и он застонал.
Воодушевившись, я провела языком по пальцу, а потом по его ладони. Потом я взяла его руку и провела губами по предплечью, по бицепсу и, наконец, лизнула его у затылка. Он высвободил руку и обнял меня со спины. Прижав меня к себе, он сел, и алое одеяло упало на пол. Мика было обнажен. И, черт возьми, он был рад меня видеть.
Он прикрыл рот кулаком.
– Ну да, вот так ты на меня влияешь.
– Где мой фотоаппарат?
– С ума сойти!
– Я как настоящая эгоистка хочу оставить все это для себя одной. – Я положила руки ему на пресс и ощутила, как задрожали его мышцы. – Тебя нужно отлить в золоте.
– Как насчет шоколада?
– Только не шоколад. В таком случае я не смогу сделать так. – Я наклонилась и облизнула его сосок. Моя рука скользнула ниже, и его спина выгнулась.
– О боже! – Его голос сорвался. – Джози, остановись. Ты сводишь меня с ума.
– Остановиться? – Я убрала руку.
Он схватил меня за запястье и покрыл мою руку поцелуями, добравшись до плеча. Потом он занялся пуговицами моей пижамы.
– Мне нужно тебя видеть.
Я помогла ему раздеть меня. Он ласкал меня нежно. И медленно. По мере того как он продвигался вперед, не пропуская ни клеточки моей кожи, я хотела его все больше. Я ласкала его в ответ. Я положила палец на его губы и позволила ему поцеловать меня. Я погладила его лоб и щеки, обвила рукой его шею и притянула к себе, чтобы ощутить вкус его губ.
Но у него были другие планы, и он, склонив голову, поцеловал меня в шею:
– Ты такая вкусная. Я могу изучать твое тело целую вечность.
Он поддразнил меня, пощекотав внутреннюю поверхность бедра. Я порадовалась бы больше, если бы он схватил меня за волосы и в этот самый момент потащил в пещеру. Но умолять я не собиралась. Не сегодня. Эту привилегию я хотела оставить ему.
Я наклонилась и аккуратно помассировала его яички, заслужив очередное «о боже».
Он расщедрился, положив один палец ровно туда, куда мне хотелось. Тут я схватила его и провела большим пальцем по его стволу. Мы смотрели друг другу в глаза. Я видела, что он готов сломаться, но он, очевидно, прочел то же самое на моем лице.
В это мгновение мы вдвоем произнесли:
– Пожалуйста.
И потом:
– Да.
Его сумка лежала на стуле у дивана. Он потянулся к ней и достал пакет. Потом он взял меня за руку и повел к стулу. Он поцеловал меня между ног. Его язык нашел мое самое чувствительное место, и я застонала. Он поднял голову, но продолжал массировать эту точку наслаждения большим пальцем.
Он на коленях, а я на стуле – идеальное сочетание. Я опустила руки ему на плечи и укусила за шею. Его стон лишь раззадорил меня. Я вонзила ногти ему в спину и вцепилась в мочку уха. Он задрожал и тяжело задышал.
– Ты сводишь меня с ума, Джози. Клянусь, я могу продержаться дольше пяти минут.
Я все еще пребывала в возбуждении, и, вероятно, вид у меня был, как у пьяной. Он облизнул губы.
– Можно? – И, не дожидаясь ответа, он скользнул пальцем внутрь, продолжая тереть, посасывать и пощипывать меня языком и губами, наполняя восхитительной негой. Удовольствие достигло пика, а потом распространилось, мощно отзываясь в каждой клеточке тела, сначала остро, а потом мягко. И тут я вдруг отстранилась, видимо, в переизбытке чувств от такого физического контакта.
Я села и обмякла в его руках. Он уложил меня к себе на колени и крепко обнял. Я обняла его.
– Со мной никогда такого не было. Я никогда не была такой. Ты превратил меня в секс-игрушку, Мика.
– Ты не секс-игрушка. Ты богиня. Думаешь, у меня такое было?
Я видела его подружек. Я видела бесчисленное количество презервативов. Я не хотела бы узнать, что творится в его квартире, когда никто не смотрит.
– Не могу знать.
– Не было. Когда я с тобой, то хочу дразнить тебя каждую секунду. Я не хочу, чтобы это заканчивалось.
– Как книга без конца.
– Или песня, которая становится все прекраснее.
– Да.
– Ты точно не можешь поехать в Коннектикут? Рискнуть? Посмотреть небольшой рок-концерт? Ты не можешь сказать шефу, что едешь туда взять интервью?
– К сожалению, нет. Мой шеф не очень интересуется рок-концертами. Такие новости печатают под другой рубрикой.
– Так почему ты не работаешь в том отделе?
– Конкуренция слишком высока.
– Я могу замолвить за тебя словечко. – Он приподнял брови, как будто хотел сказать, что животные в зоопарке сами могут выбирать для себя публику.
– Можешь попробовать. Но сегодня я должна отбыть наказание.
Он поморщился:
– Наказание?
Я схватила одеяло и набросила его. Мне становилось холодно.
– Ничего такого. Энди пытается преподать мне урок, поэтому отправил на задание в аэропорт.
– Почему он решил преподать тебе урок?
– Он говорит, я слишком мягкая. Считает, я должна нарастить броню или что-то в этом духе.
Мика погладил меня по спине.
– Отличная у тебя броня. Прочная.
Дрожь превратилась в мурашки, и я взмокла.
– Мика… – Я попыталась встать, но зашаталась. Нащупав диван, рухнула на него.
Он тут же подскочил.
– О черт. Что мне делать?
– Сок.
Он вышел из комнаты и вернулся, просовывая пластиковую трубочку в пакетик с соком и постоянно чертыхаясь. Фиолетовая жидкость потекла из места прокола, а соломинка так погнулась, что в ней образовалась дырка. Я выпила сок и откинулась на подушку.
– Глюкометр, – произнесла я.
– Где? – Его лицо побелело от ужаса, но я, немного овладев собой, показала.
Он сходил наверх и вернулся с глюкометром. Я взяла полоску, проколола палец и прижала его к полоске. Уровень глюкозы упал.
– Можешь принести мне ту пиццу, что у тебя в холодильнике?
Он сбегал за пиццей. Я сказала:
– Прости меня за это зрелище.
Я проглотила пиццу, как изголодавшийся зверь. Потом я легла и закрыла глаза. Я не подозревала, что проделываю все это голая, пока он не накрыл меня одеялом. Впрочем, и он одеться не успел.
– С тобой все хорошо? Вызвать врача?
– Все будет отлично. Со стороны это выглядит жутко, но ты все сделал идеально. Можешь только купить еще что-нибудь поесть? – Я попыталась рассмеяться, чтобы разрядить обстановку, но от этого меня стало подташнивать, и я, закрыв глаза, стала ждать, пока головокружение и холодный пот пройдут сами собой.
Мика сидел рядом минут десять, держа за руку, с очень серьезным видом.
– Я убью тебя, да?
– Да, но не так, как ты думаешь.
– Что?
– Прости. Чувство юмора притупилось.
– Мне остаться с тобой? Что тебе нужно?
– Через пару минут мне станет лучше. И мы проведем день, как собирались. Это моя обычная жизнь. Правда, обычно в ней меньше театральщины. Мне нужно понять, что именно скорректировать. Возможно, теперь мне следует больше есть. – Я попыталась засмеяться снова и тошноты уже не ощутила, поэтому села и опустила ноги на пол. Затем снова измерила уровень глюкозы, желая удостовериться, что все в порядке, и спросила: – Можно воспользоваться твоим душем?
Должно быть, он сбегал в магазин, пока я приводила себя в порядок. Когда я вышла из душа, Мика с гордостью показал добычу – от яблока до сэндвича с яйцом, сыром и беконом.
– Мне нужно идти. Я должна успеть на два поезда, чтобы попасть на экспресс до аэропорта.
– Нет, не нужно. Я вызову водителя. Так что садись и поешь.
Мне нравился Мика в образе начальника.
– Дай мне все, что принес.
Я выудила яйцо, к которому прилип сыр, яблоко и пару кусочков цельнозернового хлеба.
– Как ты догадался купить цельнозерновой хлеб?
– Легко! Я просто спросил себя: из чего получился бы самый ужасный тост? Из такого вот хлеба.
Я фыркнула:
– Почему это ты решил принести мне самый ужасный тост?
– Я подумал, он будет полезнее всего.
Мика, стоя у меня за спиной, прочесывал пальцами мои длинные волосы.
– Твои волосы – первое, что привлекло мое внимание. Как шелк.
– А что, если я их обрежу?
Он обнял меня за талию и поцеловал в макушку.
– Это было не единственное, что я заметил.
– Нет? Что еще?
– Что за нахальное выуживание информации, Уайлдер?
Я развернулась к нему и склонила голову, глядя на него.
– Я жду.
Его губы дрогнули в улыбке, и на мгновение мне показалось, что он шутит. Но тут он дотронулся до моей щеки и сказал:
– Твоя кожа сияет, как у золотого изваяния. – Он провел пальцем по моим губам. – С первого дня, как тебя увидел, я заставлял себя не смотреть на твои губы, чтобы не смутить тебя вожделеющим взглядом. Когда ты улыбалась, я думал лишь о том, как однажды я тебя поцелую.
Мои щеки запылали, так я смутилась.
– Ты это говоришь, чтобы я поцеловала тебя прямо сейчас.
– Возможно. – Он улыбнулся своей дерзкой улыбкой. А я все равно позволила ему поцеловать меня. Он отстранился на дюйм. – А ты вообще меня заметила?
Несмотря на то что он профессионально обольщал девушек, я сомневалась, надо ли позволять ему прочитать мою мысль о том, что я была никем, а он – кем-то. Даже стоя в его объятиях, я волновалась, что его оттолкнут мои мысли о безответной любви к нему.
– Возможно, я подумала, что ты симпатичный.
– Симпатичный, – произнес он таким тоном, который обычно используют родители, услышав, как их чадо только что выдало вопиющую ложь.
Его телефон завибрировал, спасая меня от более тщательного расследования. Приехал водитель, и Мика вышел проводить меня и поцеловать на прощание. Он взял с меня обещание звонить, и писать, и обязательно увидеться, когда он вернется из Коннектикута.
Никогда еще двадцать четыре часа не тянулись так медленно.
В аэропорту постоянно возникает ощущение дежавю. Разные люди в миллионный раз повторяют одни и те же схемы. Один день здесь – и кажется, что время остановилось. А три дня точно станут похожи на тюремное заключение. Я написала Зайону: «Узнай что-нибудь о том, кто сегодня летит через аэропорт Кеннеди. Я не могу это выносить».
Зато у меня появилось время обдумать отношения с Микой. Он был прав. Он убьет меня. Только не сексом (хотя я бы выбрала именно такой способ), а собственным невежеством. Он хотел как лучше. Я давала неделю на то, что он будет пытаться выбраться из тупика, а не сумев, сломается. А потом уйдет. Я сама постоянно пыталась найти выход из этого тупика, но мне приходилось с этим жить. Может, мне следовало облегчить ему жизнь и просто отпустить его.
С другой стороны, он был ловеласом и менял женщин чаще, чем я – глюкометры. Вероятно, рано или поздно я все равно ему надоем.
Надоем. Мне и самой все тут надоело. Я прогулялась по открытой для встречающих части терминала в поисках нужных людей. Около одиннадцати приметила группку фотографов и подошла к ним. Я спросила одного:
– Отчего здесь толпа?
– Макколи Лефферт сегодня возвращается из реабилитационной клиники.
Бедняга. Возвращается в зверинец, жизнь в котором так его потрепала. Я подумала, что оставлю этот лакомый кусочек другим. У моих коллег были огромные видеокамеры, так что они смогут двигаться с парнем плечом к плечу, выклянчивая комментарии. Макколи хватит ума промолчать и убраться подальше. Впрочем, одна я не сильно ухудшу его положение, а Энди будет рад получить кадр с блудным сыном. Читателям нравятся истории о звездах, упавших с большой высоты и выбравшихся из глубин своего личного ада. Особенно когда им только семнадцать. Вот я и стояла там, наблюдая за толпой, хдынувшей из терминала, высматривая хоть кого-то похожего на Макколи.
Когда он наконец, появился, я смогла сфотографировать его только из толпы, так что Энди не останется ничего другого, кроме как поверить мне на слово, что на снимках и правда Макколи. Отсюда хорошо видны были лишь бейсболки и микрофоны.
Получалось, мне нужно остаться здесь и попытаться поймать еще одну знаменитость. Зайон написал, что в аэропорту, вероятно, появится актриса, которая не играла уже много лет, но в последнее время часто упоминалась в новостях из-за противоречивых заявлений, сделанных в ходе реалити-шоу по теме «Где эти звезды сегодня?». Он отправил мне ссылку на статью, чтобы я смогла подготовиться.
Другие папарацци были заняты Макколи, и мне удалось сделать четкий снимок этой дамы в огромных солнечных очках и нелепой широкополой панаме.
– Мисс Уокер? – произнесла я, продолжая снимать. – Вы приехали, чтобы поговорить о шоу, которое вышло вчера вечером?
Она прошла мимо, и я побежала за ней.
– Вас неправильно процитировали? Хотите рассказать свою версию? Именно поэтому вы в Нью-Йорке?
Она остановилась, и я тут же включила видеозапись.
– Такие, как вы, выхватываете моменты из жизни людей, выворачиваете их наизнанку, – огрызнулась она, – и превращаете их в мусор. Вся жизнь человека не может уместиться в одной фразе, которую он произнес в смятении. – Она начала задыхаться. – Люди совершают ошибки. Иногда у ошибки есть причина, и в аналогичной ситуации такое может случиться с каждым. Но такие люди, как вы, – ткнула в меня длинным ногтем она, – сидят и ждут, когда человек оступится. Вы сидите и ждете момента, когда сможете испортить кому-то жизнь. Ради чего? Причина в деньгах? В извращенном любопытстве? Зачем вы это делаете?
Я поняла, что она говорит со мной, а не задает риторический вопрос.
– Это просто моя работа.
– Вам должно быть стыдно. Устройтесь официанткой, если это – все, на что вы годитесь. По крайней мере, сделаете хоть кого-то счастливым.
С этими словами она повернулась и ушла. Я записала все на видео, но теперь меня подташнивало при одной мысли о том, чтобы расшифровать такое интервью. Энди точно понравится. Может, даже настолько, что он вернет мне свободу и позволит снова работать на улице.
Материала теперь хватало, и я, собрав оборудование, поехала на метро домой. Я проверила кровь, поела, а потом улеглась на диван, закрыла глаза и собралась чуть-чуть отдохнуть.
Зайон разбудил меня ранним вечером:
– Ты нормально себя чувствуешь? Поймала звезду вчерашнего шоу?
– Нормально, но устала. Можешь выгрузить фото и видео вместо меня? Я забыла это сделать. – И, по правде говоря, я не хотела слушать обвинения этой женщины еще раз. Я зевнула и перекатилась на другой бок, натянув одеяло до плеч.
Зайон включил телевизор и мою камеру.
– Все?
Я еще не удалила театральные фотографии, сделанные днем ранее, но не хотела заставлять Зайона пересматривать снимки и разбираться, какие именно нужно отправить. Энди сам сумеет удалить лишнее.
– Да. Спасибо!
Мы посмотрели вечерние новости, а потом Зайон сказал, что будет готовить цыпленка по-ямайски.
– А потом у меня есть планы. Ты уверена, что ты в порядке? Мика закидал меня взволнованными сообщениями.
– Да, я его знатно напугала.
– Я же сказал, что ты слишком переутомляешься. Сегодня не ходи никуда и просто отдохни. Обещаешь?
Обещать было легко. Мне некуда было больше идти, к тому же Мика позвонил перед концертом и потом сразу после него. И мы болтали часами. Неловкость, с которой он говорил по телефону, куда-то ушла. Я хотела знать о нем все, да и он проявлял ко мне искренний интерес.
Я спросила:
– Можно задать тебе вопрос?
И он ответил:
– Спрашивай, о чем хочешь.
И так я начала узнавать Мику Синклера.
– Что ты любил больше всего в старшей школе?
Он без колебаний ответил:
– Вечеринки. А ты?
– Обманщик. Если ты говоришь «вечеринки», то я скажу «летние каникулы».
– Отлично. Мне нужно соврать и сообщить, что больше всего мне нравилось изучать творчество Шекспира? К тому же, без шуток, меня больше всего греет воспоминание о том, как поздно ночью я прокрадывался домой, опасаясь, что меня поймают.
Я села на колени, оставаясь на диване.
– Ладно, спрошу иначе. Какая у тебя в детстве была любимая книга? – Я говорила тихо, как будто мы делились секретами.
– Не смейся. Мне не разрешали много читать, но «Излом времени» я затер до дыр. И еще «Хроники Нарнии». Мне позволяли читать «Нарнию», но не «Гарри Поттера».
Я никогда еще не слышала, чтобы ребенку запрещали читать.
– Но это всплыло уже в старшей школе.
– И? Пока жил под одной крышей с родителями, я должен был следовать их правилам. Зато я смотрел фильмы.
– О, ты должен почитать «Гарри Поттера». Пообещай, что загрузишь книгу и начнешь читать завтра.
Он рассмеялся:
– Договорились. Но тебе придется пообещать пройти марафон по просмотру какого-нибудь сериала, который я пока не выбрал.
– Ладно. Это забавно. Мне в детстве не разрешали смотреть телевизор. В основном я смотрела каналы Пи-би-эс или Би-би-си Америка. – Перед моим внутренним взором возникла картинка: отец ведет меня за руку в общественную библиотеку. Я увидела это так отчетливо, что пришлось тряхнуть головой, чтобы вернуться к реальности. – Но если уж книга попадала мне в руки, то я бралась за нее с энтузиазмом. Почему тебе не разрешали читать?
– Из-за сатаны.
– Сатаны? Как это?
– Родители переживали, что книги могут развратить меня. За музыку они переживали в меньшей степени. Они явно неправильно расставили приоритеты.
– Так ты хочешь сказать, что поклоняешься дьяволу?
Он тихо рассмеялся:
– Не говори, что ты – нет.
Я вспомнила все, что Леонард рассказывал о миссионерских путешествиях родителей Мики, и задумалась, надо ли поднимать эту тему. Я завернулась в одеяло, отпила воды из бутылки и постаралась придумать вопрос поинтереснее.
– Так ты религиозен?
– Не знаю. Возможно.
– Как это – «возможно»?
– Ну, я не особенно об этом думаю. Иногда мне кажется, что нелепо верить в Бога, раз мы – лишь крошечные песчинки в огромной вселенной. А потом думаю: неужели возможно, что Бога нет? Об этом проще не вспоминать.
– Так тебе нравится путешествовать сквозь вечность?
– Да, я путешественник. А ты?
– У моих родителей были разные взгляды на религию. Отец вроде как исповедовал индуизм. Мама – принадлежала к южной баптистской церкви. К тому времени как отец ушел, мы с мамой снова стали ходить в церковь, но я что-то пропустила. Я понимаю, почему люди верят, но никогда не могла это почувствовать.
– Я чувствую. Мама сказала бы, мои ощущения доказывают то, что моя душа находится в поисках. Но иногда я также чувствую, как будто у неживых объектов есть ощущения, знаешь? Ты никогда не грустила, когда приходилось выбрасывать старую пару ботинок, которые долго служили тебе верой и правдой?
Я фыркнула:
– Ты сумасшедший.
– Я о том, что чувства не всегда верны.
– Не всегда. – Я села и сделала глубокий вдох. – Мика?
– Ага? – Он тоже затих. Потом сказал, что на ночь их поселили в комнатах при казино – шикарных дорогих комнатах.
Такая как раз отлично подошла бы для бурной ночи с фанаткой.
– Можно задать тебе серьезный вопрос? О нас?
– Да.
– Ты просто путешествуешь?
– С тобой? Нет. Я забросил якорь и прочно стою у пристани.
Я улыбнулась. В жизни не встречала человека, который не побоялся бы произнести такое вслух. Это вдохновило меня на то, чтобы задать еще более сложный вопрос:
– Так для тебя это особые отношения?
– Ты хочешь узнать, флиртую ли я с другими девушками?
– Нет. Ты флиртуешь точно, иначе это был бы не ты. Но я хочу знать, чего ожидать.
– А чего ты хотела бы ожидать?
– Мика, ты ходишь кругами. Нельзя отвечать вопросом на вопрос.
– Нельзя? Почему нет? – Он засмеялся.
– Ты наглец.
– Тогда я скажу тебе, чего ожидать. Жди меня дома завтра в районе обеда. Что будем делать?
Я опустила голову на подушку, перекатилась на другой бок и переложила телефон к другому уху.
– Пойдем на блошиный рынок.
– На блошиный рынок?
– С Зайоном.
– Похоже, будет весело.
Я заговорила тише:
– Мика, ты не ответил на мой вопрос.
– Нет? Я думал, ответил.
Если бы я закрыла глаза, то смогла бы представить, как он шепчет эти слова мне на ухо.
– Должно быть, я не расслышала ответ. Можешь повторить?
– Джози, если только ты не отправишь меня восвояси или я в каком-нибудь параллельном пространстве не скажу тебе, что все кончено, ты для меня – единственная девушка на свете.
