Карстен сам положил монеты на веки убитых, чтобы их мертвый взгляд не смог задеть никого из собравшихся на похоронах, сам поставил на стол раскрошенный хлеб и миску с водой, чтобы тени могли поесть и искупаться перед дальней дорогой, широко раскрыл окна и вышел из комнаты, оставив мертвых в одиночестве. Вскоре вечно копошившиеся во дворе возле конюшен воробьи осмелели и стали залетать через окно в комнату – поклевать хлеб, поплескаться в воде. И каждый из них уносил на своей бурой спине в синее небо одну из душ, погибших в тот день.

Вечером за мертвыми пришли родичи из деревень. Тела опустили в землю на старом кладбище в роще близ замка, где не было ни одного надгробного камня: все и так знали, кто где лежит, а чужим до этого нет дела. Чужане похоронили своих тут же, подле людей Королевства, а на могилах сожгли свитых из соломы коньков.

В большой столовой рядом с кухней прямо на столах Мильда, Радка и Берга с Аэллис перевязывали раненых. Карстен заглянул туда, убедился, что все в порядке, и пальцем поманил Радку:

– Давай сюда, поможешь мне. Лучинку прихвати.

Он повел девушку в свою комнату и разложил на столе карту окрестностей, составленную Сайнемом и Дудочником. Карстен размотал карту, так чтобы видно было морское побережье, и обожженным концом лучины отметил у берега остров – тот самый, который они с Радкой обследовали вначале. Потом на глаз отметил положение разрушенного моста, ориентируясь на расстояния от реки и дороги. Спросил:

– Как на твой глаз будет? Верно?

Радка пожала плечами:

– Мне-то почем знать? Верно, вроде.

Карстен взял из ее рук лучинку, приложил один ее конец к острову поблизости от Дождевого Камня, затем положил лучинку так, чтобы она закрыла угольную отметку, обозначавшую разрушенный мост. И провел по лучине пальцем.

– Представь себе, что это тот самый порон, – сказал он. – Вот здесь он заканчивался, здесь через него перекинули мост. Давай посмотрим, где он мог начинаться.

Палец Карстена уткнулся в черную башню, которой Дудочник обозначил на карте Купель.

– Ну вот и приехали, – вздохнул он. – Теперь уже я ничего не понимаю. Может, мы с тобой просто сами себя обманываем? Один рассказал то, другой рассказал это, а мы все свалили в один котел, перемешали – и получилась какая-то ерунда.

– Подожди, подожди, мы же это не придумали! – воскликнула Радка. – Была монета. И меч. А теперь мы еще и мост нашли. Все складывается!

– Но ты же была со мной в Купели! Это крохотный городишка в трех днях пути от моря, вот и все. Никаких чудес, никакого волшебства. Если бы там хоть сохранилось что-то древнее: стены, башни или тот же мост. Так ведь стены клали при моем деде. Постой, а дальше города у нас что? По карте получается, что просто лес. Но надо посмотреть, вдруг найдем какие-то развалины. Как думаешь?

– Конечно, надо, – кивнула Радка. – Если мы уже так далеко зашли, надо пройти еще чуть-чуть. Знаешь, Десси ведь тоже всегда казалось, что она делает не то и не так. Она сама над собой смеялась всегда, а все же… А потом говорила: «Может, ничего и не получится, но пока не попробуешь, нипочем не узнаешь». А над нами даже никто смеяться не будет, потому что я никому не скажу, если мы ничего не найдем.

– Будто в этом дело! – фыркнул Карстен.

«А будто нет», – подумала Радка.

Вслух же она сказала:

– Все равно поедем, я своих родных поищу, а ты о Рейнхарде поспрашиваешь.

В путь они тронулись в конце той же декады, когда стало ясно, что все раненые благополучно поправляются, а войско Сюдмарка движется к столице и не собирается возвращаться в эти места. На сей раз они ехали по дороге и добрались до Купели без всяких приключений.

Город их поразил – он выглядел, как будто в самом деле пережил нашествие. То здесь, то там на улицах виднелись обгоревшие остовы деревянных домов. Каменные дома уцелели, но многие лишились окон и дверей и явно были разграблены. Даже одна из створок городских ворот покосилась и держалась на честном слове, будто по ней били тараном.

Хорошо знакомая им гостиница уцелела: оказывается, хозяин, оправившись от первого испуга, сумел набрать на соседских улицах крепких молодых парней, и те несколько дней охраняли его владения за щедрую плату. Так что Карстен и Радка смогли разместиться с удобствами. Они спрашивали и хозяина, и слуг в гостинице, не появлялся ли здесь Рейнхард, – те, однако, клялись, что не видали тут никого похожего. Карстен помрачнел, но ничего не сказал.

Радка в первый же день отпросилась и побежала проверить, как там отец с матерью. Увы! Дом господина Бораса так и стоял с открытой дверью. Здесь тоже явно похозяйничали мародеры и огонь: стены покрылись изнутри копотью, перекрытия обвалились, деревянный второй этаж и крыша сгорели.

Радка постояла у развалин, прижав ладони к щекам в немом ужасе, потом кое-что сообразила и побежала к баням: может, там есть кто живой. И к великой своей радости обнаружила там оба семейства в добром здравии. И господина с сыновьями, и матушку с батюшкой. Матушка еще сильнее округлилась, ходила теперь вразвалку, как уточка, и не смогла даже толком обнять дочку: мешал живот. Однако она все равно долго не хотела выпускать Радку из объятий. И Март был рад, хоть и старался этого не показать. Он потрепал Радку по голове и спросил, сдвинув брови:

– Ну что, гулена, совсем вернулась? Поняла, что дома лучше?

– Нет, батюшка, я пока в замке останусь. Привыкла я к ним.

– Это еще что за штучки! Ты мне это брось! Мне тут побегушки не нужны! – рявкнул Март, и Радка поняла, что, несмотря на раннее утро, он уже успел набраться, а может, не протрезвел с вечера.

– Ты этим графьям не продавалась, – продолжал он. – Ты дочка моя и должна в моем доме работать. Хватит бегать, задрав хвост. Постыдилась бы.

Радка опустила глаза.

– Простите, батюшка, – пробормотала она. – Воля ваша. Я только в гостиницу сбегаю вещи забрать, да, может, господин граф меня чем одарит за верную службу.

– А… – протянул Март. – Вот это ладно. Ты беги, доченька, да возвращайся скоренько. Да еще в лавку сбегай, будь умницей. Надо господина Бораса пригласить на вечер. Отпразднуем, что ты живая-здоровая к нам вернулась и что война проклятая уже кончилась.

– Хорошо, батюшка, – пообещала Радка.

И вскинула глаза на мать, молча умоляя ее: «Пойми меня! Пойми и прости еще раз, если можешь».

Ода только вздохнула.

Карстену Радка ничего не стала рассказывать об этой встрече. Ее семья – это ее семья и до него касательства не имеет. На следующий день они отправились на поиски и до вечера без всякого толка проблуждали в лесу. На второй день случилось то же самое. Радка в глубине души надеялась, что кто-нибудь из лесных жителей им поможет или хоть по даст знак, что они на верном пути. Но лес молчал. Тогда Карстен попросил у городской стражи дозволение взойти ночью на башню, подкрепив свою просьбу несколькими монетами. Стражники тут же согласились исполнить графский каприз.

Карстен с помощью карты и звезд определил направление, в котором должен идти порон по другую сторону Купели, и на следующий день они отправились туда. Поначалу, казалось, что дело пошло на лад: вскоре они вновь заметили что-то вроде старой заросшей просеки, уходящей прочь от города, и пошли по ней. К вечеру, однако, просека уткнулась в обширное непроходимое болото, и Радка с Карстеном вновь вернулись в город несолоно хлебавши.

В гостинице Карстен в очередной раз разложил на столе карту и провел тонкую, начерченную углем линию, обозначавшую порон еще немного вперед. Если верить карте, то выходило, что канал, миновав болото, должен был встретиться с полноводной рекой Алмой, которая, изогнувшись подковой, тянулась на запад, к столице.

– Хорошее место для города, – подытожил он. – Но если он там, под торфяником, то мы его в жизни не найдем. И кроме того, это уж совсем далеко от моря получается. Не знаю, ничего не знаю. Может, он правда невидимый, а мы только зря стараемся.

На следующий день он решил побродить по городу, пораспрашивать, не знает ли кто о каких-нибудь древних руинах поблизости от Купели, а заодно – не видел ли кто-нибудь здесь Рейнхарда.

– Вечно Рейн залезет куда-нибудь, а я ищи, – сказал Карстен Радке со вздохом. – Надо было ему про Невидимый Город рассказать, думаю, тогда бы мы их вместе и нашли.

– Ты не горюй, пожалуйста, – попросила его Радка. – Мне кажется, мы уже совсем близко.

– Ну если ты так считаешь! – усмехнулся он.

Когда Карстен ушел, Радка отправилась в бани. Она рассчитывала, что мать сейчас наверняка работает, а отец бьет баклуши. Так и оказалось. Отец сидел во дворе с топором на коленях, в глубокой задумчивости уставившись на груду нерасколотых чурбаков перед собой. Правда, заметив Радку, он живо вскочил, перехватил топор поудобнее и завел любимую песню:

– Ага, явилась, гулена беспутная! Где ж ты шаталась, непутевая девчонка?! Ну-ка подойди поближе, я с тобой сейчас поговорю.

Радка благоразумно скользнула за ближайшую поленницу и уже оттуда тихо и кротко сказала:

– Батюшка, если вы меня сейчас обидите, я матушке расскажу про господина Лаинеса и деньги.

– Это какие еще деньги? – изумился Март.

– Про те, что вы за меч получили и матушке не отдали.

– Ты?! Да ты?! Да что ты такое городишь?!

– И как вы меня монетку продавать посылали.

– А я скажу, что ты все врешь!

– Ну и кому матушка поверит?

Март еще немного хватал ртом воздух. Потом сел, перевел дыхание и даже усмехнулся:

– Все-таки у Одки кровь порченая: старшая дочка такая, что вспомнить противно, так теперь и у тебя норов прорезался. Ну выкладывай, чего тебе на этот раз надо.

– Батюшка… – Радка села с ним рядом. – Батюшка, где вы меч нашли?

– Какой тебе еще меч?

– Ну тот, что вы господину Лаинесу продали.

– А! Вот настырное отродье! В земле я его нашел. Когда яму под очаг копал.

– В нашем доме?

– Какой он тебе наш?! Этого банщика загребущего, вот он чей!

– А, ну понятно. А больше вы там ничего не находили?

– Да нет. А зачем тебе?

– Господин граф интересуется. Он бы вам за это денег заплатил – побольше, чем господин Лаинес.

– Вот как? Да нет, ничего не находил. Я как лопату сломал, так и копать бросил.

– Лопату сломал?

– Ну да. Уткнулась во что-то твердое и хрясь! Я уж это дело так и оставил.

– Понятно. Ну спасибо, батюшка, я побегу.

– К графу своему пойдешь? – прищурив глаз, поинтересовался Март. – Что, отпускать не хочет?

– Не… – соврала Радка. – Ни в какую не хочет.

Карстен, который снова провел день в бесплодных поисках, выслушал ее рассказ без особого энтузиазма.

– Он сказал, она сказала, они сказали… Все время за словами гоняемся. А что толку?

– О слова лопату не сломаешь! – возразила Радка. – Что-то там есть, в земле.

– Может, что-то, а может, и ерунда какая-то. Просто большой камень. Хотя… Хотя если подумать, получается, что канал шел от моря до реки, а на полпути стоял город. Алма – река хоть и широкая, но неглубокая. Мелей и волоков на ней много. Предположим, тут могли перегружать товары с кораблей в плоскодонные лодки, что могут по рекам ходить. Тогда место тут было бы золотое. А потом что-то в самом деле случилось, и город затопило. Только не чистой водой, а грязью. Братец Дудочник рассказывал: такое бывает, когда земля колеблется и вода землю пропитывает, тогда дома в самом деле могут в землю как под воду уйти. Он сказал, она сказала… Ай ладно, видно будет. Значит, старый город под землю ушел и стал невидимым, а новый над ним построили. Может такое быть? Вроде может… Хорошо, завтра с утра сходишь на рынок, купишь две лопаты. Нет, лучше четыре, если они там так легко ломаются.

Радка предлагала нанять землекопов тут же в гостинице или в городе, но Карстен отказался наотрез.

– Если не найдем ничего, так по крайней мере на посмешище себя не выставим, – сказал он твердо. – А найдем, так опять же про такую находку лучше никому не знать. И вот еще что. Если и на этот раз у нас ничего не получится, значит, так тому и быть. Значит, нет никакого Невидимого Города и никакого Зеркала Превращений, а если и есть, то нам они в руки не даются. Если кто из лесных жителей захочет с меня ответ взять, так ему и отвечу: сколько смог – сделал. На большее ни разумения, ни таланта не хватило. Может, у Рейнхарда лучше выйдет.

Радке стало досадно.

– Ты прости меня, что я тебя в это дело впутала. У тебя настоящих дел невпроворот, а тут еще за сказками гоняться.

– Да ладно. – Карстен махнул рукой и улыбнулся. – У нас всегда заведено было к лесу прислушиваться. Он хоть и мудрено говорит, но лучше по его словам поступать, а то он припомнит, кто тут хозяин, а кто гость. А ведь слухом земля полнится, и если под Купелью вправду Зеркало Превращений лежит, то скоро тут не протолкнуться будет от желающих стать богами. Мне это, правду говоря, не по нраву. Мы люди тихие, незваных гостей не любим. Ну и, наконец, дела делами, а приключения приключениями. Не все же приключения оставлять Рейнхарду.

Наутро они принялись за раскопки на месте прежнего дома господина Бораса. Радке такая работа была привычна, Карстен возмещал сноровку усердием и постепенно приноровился. Поначалу соседи сбежались со всей улицы, но, увидев Радку, тут же успокоились. Та объяснила им, что это господин Борас велел им добраться до его подвала и вытащить припрятанный на черный день бочонок с редким вином. Все тут же стали предлагать помощь, и Радка пообещала всех позвать, когда найдется вход в погреб. Карстен во время этой беседы помалкивал и, не разгибаясь, ковырялся в земле. Одет он был как небогатый подмастерье, поэтому никаких подозрений не вызвал: все решили, что хозяин дома попросту послал с девчонкой одного из своих работников.

Когда землекопы углубились на полтора локтя, лопаты и в самом деле зазвенели о камни. Радка и Карстен расчистили небольшую площадку и обнаружили, что под землей не просто камни, а кладка из обожженных кирпичей. Когда Радка постучала по ней каблуками, кладка ответила ей гулким звуком, будто огромный пустой горшок.

– Вот тебе и «он сказал, она сказала»! – воскликнула Радка, утирая пот.

– Посмотрим, что там дальше. Может, это просто дно старого погреба.

– Может, дно, а может, и крыша.

– Какая еще крыша?

– Ну если город ушел под землю, это может быть крышей дворца или храма.

– Хм! Давай не будем торопиться.

Однако ближе к вечеру Карстену начало казаться, что Радка права. Они успели открыть довольно большой участок кладки и обнаружили, что она образует купол. Карстен надеялся, что где-нибудь сбоку найдется и дверь, но кладка снова стала подниматься, будто рядом с одним куполом стоял другой такой же.

– Одного не понимаю, – сказал Карстен. – Если этот город и впрямь ушел под землю, почему тут все цело? Как будто просто взяли и засыпали землей.

– А волшебство? – предположила Радка.

– Ну разе что…

Но в тот день им больше ничего не удалось выяснить; они провозились до темноты и ушли, оставив два наполовину расчищенных купола. Всю ночь Радке снилось, как они находят дверь, попадают вовнутрь, и каждый раз она обнаруживала там что-то новое. То там сидело страшное чудовище – получеловек-полуволк, то купола оказывались затопленными морской водой, по которой плавали раскрытые сундуки с чудесными украшениями и тканями, то внизу горел неугасимый огонь, а купола внезапно начинали сжиматься и камни сыпались на головы незадачливым искателям.

Наутро у Радки болели все мышцы – ей давно уже не приходилось махать лопатой. Карстен также двигался с преувеличенной осторожностью и спускался с лестницы, держась за перила. И все же оба, наскоро перекусив, похватали лопаты и снова отправились к дому господина Бораса.

И снова счастье им улыбнулось: к полудню из-под земли показался третий купол, уходивший под стену дома. Радка и Карстен стали раскапывать его снаружи и обнаружили, что купол не выдержал тяжести давившей на него стены и обломился. Правда, пролом был совсем невелик – скорее, для кошки, чем для человека. Радке пришлось снова бежать на рынок – за ломом, веревкой и факелами.

Пока она бегала, Карстен успел развести небольшой костер. Они привязали один из факелов к веревке и спустили вниз, но, разумеется, ничего не увидели, кроме темноты да отблесков огня. Им удалось лишь определить, что купол высок: когда факел опустился на землю, они заметили длину веревки и, вытащив ее наверх, определили, что от дна купола их отделяет расстояние в два человеческих роста.

Тогда Карстен взялся за лом и за несколько часов каторжного труда смог расширить пролом до такой степени, чтобы туда мог пролезть человек. Кладка оказалась удивительно прочной, раствор приобрел каменную твердость, и лишь распаленное до крайней степени любопытство не давало искателям отступить.

Уже смеркалось, когда Карстен закончил работу. Скоро должно совсем стемнеть, но и это не остановило юношу и девушку. Теперь уже оба были уверены, что стоят на пороге Невидимого Города, и им казалось немыслимым провести еще одну ночь в бесплодном ожидании.

Первым хотел спуститься Карстен, но Радка не смогла бы удержать его, а главное, не смогла бы вытянуть назад, если что-то пойдет не так. Последовал еще один короткий, но ожесточенный спор, и вот уже Радка обвязала себя веревкой и взяла в руки факел. Карстен нашел во дворе старую колоду, из которой когда-то поили лошадей, подкатил к самому провалу и обмотал ее веревкой.

Радка села на край кладки, свесила ноги в темноту, потом, набравшись духу, скользнула вниз, а Карстен, упираясь ногой в колоду, осторожно потравливал веревку, чтобы девушка не ударилась в темноте о стенки или дно. Он даже немного переусердствовал со своей осторожностью, и Радке пришлось повисеть в двух ладонях от пола, отчаянно дергая за веревку, пока Карстен наконец не разобрался, в чем дело, и не опустил девушку на землю.

Первое, что она увидела у себя под ногами (смотреть по сторонам пока было страшновато), – небольшие серые каменные плитки. Пол замощен гладко-гладко. Наконец Радка решилась поднять глаза, освещая стены факелом, и в ужасе ойкнула, зажимая рот свободной рукой. Стены купола изнутри покрыты росписями: на одной стороне стояла, ощерившись, огромная дикая кошка, на другой била хвостом диковинная рыба. Но не рисунки испугали Радку: в стену, там, где находились нарисованные рыбья и кошачья голова, вмурованы настоящие человеческие черепа, сплошь покрытые красной краской. Внизу, под рисунками, и того страшнее – отпечатки ладоней и на каждой по одному отрубленному пальцу. Радка хотела уже дернуть за веревку, чтобы Карстен тащил ее наверх, но тут он сам крикнул: «Отвяжись, я сейчас спущусь!» – и бояться стало нельзя.

Потом оба молча стояли, разглядывая рисунки в дрожащем свете факела. Не было сомнений, что они нашли нечто чужое, не имеющее ничего общего с привычной жизнью наверху. Но что это и что с этим делать, они не знали.

Наконец Карстен сказал:

– Ну что, пойдем, что ли?

– Куда?

– Вперед.

– Давай попробуем, – согласилась Радка.

В следующем куполе они увидели новые рисунки – росомаху и медведя, и снова на месте голов были человеческие черепа и снова внизу – отпечатки рук, на которых не хватало фаланг. То же ожидало их в соседнем куполе, и в следующем за ним, а потом они просто потеряли счет. Не потому, что куполов оказалось бесконечно много, а просто потому, что оба – и Радка, и Карстен – были слишком удивлены и растеряны, чтобы считать залы. К счастью, купола выстроились один за другим с короткими перемычками и без всяких ответвлений, иначе молодые люди наверняка скоро заблудились бы. В подземелье было промозгло, пахло сыростью и пылью, но им ни разу не попались обвалившиеся камни или кучки земли на полу – постройку складывали на века, купола сохраняли совершенную форму, пол – совершенную гладкость.

Наконец они уперлись в тупик: очередной переход между куполами неожиданно оказался прегражден гладким, абсолютно черным камнем. Поднеся к нему факел, Радка увидела, что поверхность камня затаенно поблескивает, будто слюда, отслаивается тонкими чешуйками.

– Дай свой меч, – велел Карстен.

Радка протянула ему меч и отступила в сторону. Юноша тоже отошел на шаг, замер, примериваясь для удара, и, размахнувшись, рубанул скалу мечом.

Ничего не произошло. Бронза стукнулась о камень, но ни меч, ни стена от этого ничуть не пострадали – ни трещинки, ни искорки, не говоря уж о потайных дверях, таинственных письменах или иных чудесах. Ничего. Просто ничего.

Карстен и Радка долго и безрезультатно искали глазами и на ощупь хоть малейшую щербинку на каменной стене, в которой можно было бы угадать замочную скважину или что-то вроде этого. Они наудачу прикладывали меч к стене и одной стороной, и другой, и высоко, как только доставали руки, и низко у самого пола – и снова ничего не добились.

Наконец они тронулись в обратный путь, по дороге осматривая стены куполов в надежде найти хоть какой-то намек на пропущенный ход, но так ничего и не нашли. Вскоре они увидели над головой знакомый проем и мирно свисавшую до пола веревку. Радка заметила, что веревка висит неподвижно, да и пламя факела, когда они останавливались под куполами, ни разу не заплясало. В подземном коридоре не чувствовалось сквозняков, вероятно, он был перекрыт с обоих концов.

– Попробуем пройти в другую сторону? – предложил Карстен.

Радка только кивнула, не желая раньше времени говорить о своих подозрениях.

Впрочем, она оказалась права, и в этом они убедились очень скоро. Пройдя всего два купола (в первом изображены медведь и птица, клюющая рыбу, во втором – коронованные лиса и барсук), они натолкнулись на завал. Здесь кладка действительно обрушилась вместе с землей и погребла под собой оставшуюся часть коридора, куда бы он ни вел. Причем произошло это в давние времена – Карстен и Радка ясно помнили, что во дворе не осталось никаких следов.

Больше они ничего не смогли придумать и снова вернулись к вскрытому куполу. Карстен поднялся по веревке наверх и вытянул Радку.

На улице уже совсем стемнело, звезды разгорелись в полную силу. Ночь была по-летнему теплой, от ближайшего пруда долетали лягушачьи трели, пахло раскрывающимися почками.

Карстен с Радкой сидели на куполе, свесив ноги в провал, будто не решались уйти, хотя делать здесь уже нечего. Девушка растерянно крутила в руках оказавшийся бесполезным меч. Карстен покусывал мозоль, натертую лопатой.

Уже не в первый раз за время их поисков они оказывались в тупике, но на этот раз, пожалуй, поражение оказалось особенно сокрушительным. Невидимый Город надежно хранил свои тайны. В их распоряжении был только этот странный подземный коридор с рисунками и черепами. Пустой, безжизненный, брошенный, казалось, много столетий назад. Да и вообще ходили по нему когда-нибудь люди? Или неведомые мастера закончили работу, поднялись на поверхность и заделали купола наглухо, оставив зверей и черепа веками любоваться друг на друга? Или прежде эта галерея куполов в самом деле стояла на поверхности, а потом ушла под землю? Загадок много, но нужно ли знать разгадки? – спрашивала себя Радка. Или это нужно только ей, чтобы быть поближе к Карстену? И когда девушка поняла, что это правда, ее моментально обдало горячей волной, исходящей из самого лона, она согнулась, словно от боли в животе, поспешно спрятала заполыхавшее от стыда лицо. Она заманивала его в ловушку, втравливала в глупую игру с поисками Зеркала Превращений просто потому, что это казалось единственным способом добиться того, чтобы он не сторонился ее, видел ее, говорил с ней. И добилась своего: заставила его бросить в самое трудное время и брата, и замок, и своих воинов – а все ради чего? И так понятно, что ничего не выйдет. Берга не потерпит рядом с собой наложницы, а Карстен не станет обижать супругу без нужды, даже если и не полюбит ее. Так что если бы что-то и сладилось, времени у них оставалось совсем немного, и Карстен – это Радка понимала ясно – должен потратить это время на войну, а не на любовь, чтобы ему потом не было стыдно, как ей сейчас. А она обманщица, жалкая глупая обманщица – и ничего больше! Будь здесь Десси, она бы, верно, отхлестала сестрицу по щекам. И за дело…

– Может, это Страж Года, – сказал Карстен.

– Что? – Радка все еще не решалась поднять голову и взглянуть на него.

– Это может быть Страж Года, – повторил юноша. – Этот камень, что мы нашли в конце тоннеля. О них говорят в песнях: «темный и сияющий». Я думаю, если здесь и правда есть Зеркало Превращений или еще что-то волшебное, его должны были хорошо охранять. Эти коридоры сами по себе – защита, но если нужен особый запор… Понимаешь, Страж Года открыт только для волшебства и только одну ночь в году. Лучшую защиту для Зеркала трудно придумать.

– Но тогда что мы можем сделать? – спросила Радка.

– Тогда нам нужно будет вернуться сюда в Колдовскую Ночь и посмотреть, что тут изменится и что мы сможем сделать.

– Хорошо, – согласилась девушка. – А сейчас давай вернемся в Клык, я так устала путешествовать.

Рейнхард все еще не мог поверить, что выбрался живым из заварушки. Сразу после последнего выстрела их троица, опасаясь новой атаки вражеской конницы, бросилась врассыпную, и вскоре они потеряли друг друга. Рейнхард сначала отсиживался в болоте, потом осторожно пошел на голоса. Вышел далеко не сразу, но все же понял, что Кельдинги победили, и потом весь вечер шатался по полю, среди мертвых и раненых, поминутно рискуя встретиться с каким-нибудь недобитым мстителем из разгромленной армии Луса. Сначала он направился к воротам города, но там тела, обломки колесниц и лошадиные трупы оказались навалены так тесно, что пройти не было никакой возможности. Эта масса колебалась, двигалась и стонала, Рейнхарду стало тошно и страшно, и он повернул назад, к холмам. Так он бродил без цели и уже, кажется, без единой мысли в голове, пока не набрел на небольшой отряд королевской пехоты, укрепившийся на вершине одного из холмов. Здесь дул свежий ветер, здесь Рейнхард смог напиться, а после заползти под телегу и уснуть, для того чтобы проснуться через пару часов и встать на вахту. И снова перед ним расстилалось мертвое поле, скрытое милосердной тьмой, но по-прежнему воющее и стонущее.

Рейнхард не попал в город и на следующий день. К утру он оправился настолько, что смог вместе со своими новыми товарищами, повинуясь приказам прискакавшего из города офицера, спуститься на равнину и начать подбирать раненых и оттаскивать к болотам убитых.

Под вечер пришел новый приказ: трупы лошадей и тела солдат из Сюдмарка было велено сбрасывать в болото. Для защитников Галсвинты у холмов копали две братские могилы: одну для простых горожан, другую для знати.

Большинство тел уже ограбили предыдущей ночью, многие раздеты почти догола, так что не всегда можно было отличить солдата Сюдмарка от солдата Королевства. Однако и на долю похоронных команд кое-что осталось: между делом Рейнхард сумел разжиться хорошим сюдмаркианским панцирем, принадлежавшим знатному офицеру его лет и комплекции, а также легкой секирой чужанской работы.

Лишь на третий день Рейнхард тайком ушел из отряда и отправился в город. Вскоре он нагнал очередную колонну носилок и подменил одного из легкораненых, который уже выбился из сил и не мог больше тащить своего товарища. Они медленно двигались по узкому проходу, пробитому среди обломков и лошадиных трупов. Идти было тяжело из-за жары и вони, а когда они достигли предместий, ударивший в ноздри запах цветущих садов показался невыносимо тошнотворным.

Город, которому так и не довелось принять участие в сражении, казалось, жил как ни в чем не бывало. В лавках и на площадях бойко шла торговля, улицы заполнены прохожими и проезжими. Завидев носилки, всадники и возчики послушно освобождали дорогу, отступая в переулки, иногда даже перебрасывались парой слов с носильщиками: «Трудно пришлось? Да-да… Ну, все же мы им показали, больше не сунутся…» Потом толпа снова смыкалась за их спинами и забывала о них. Только голубые траурные платки на многих окнах говорили о том, что война все же коснулась города.

Рейнхард добрался с носилками до лазарета и поспешил оттуда сбежать: он чувствовал, что с него пока достаточно военных будней. К счастью, он уже выяснил, в какой гостинице жили Сайнем и Десси, поэтому нашел их без особого труда.

Оба были дома. Сайнем немедленно отправил служанку греть ужин и воду для мытья. Десси сидела на подоконнике и вязала. Рейнхарда она узнала и даже ему улыбнулась, но отрываться от своего рукоделия не пожелала. Впрочем, Рейнхард к тому времени уже так устал, что ему ни о чем не хотелось думать. Поэтому он поскорей навалился на еду (что-то горячее и вкусное, но что именно – разбираться тоже не хотелось) и между делом пересказал Сайнему свой последний разговор с братцем Карлом.

Сайнем глянул на Десси, та кивнула:

– Это ничего, недолго ждать осталось, придет Колдовская Ночь, все ясно будет.

– Ну и хорошо, – согласился Рейнхард. – Я сейчас мыться и спать, ладно? А потом поговорим.

Утром он узнал от Сайнема последние новости. Победа в самом деле была полная: две трети вражеской армии остались на поле боя, в город уже привели около тысячи пленных. Если кому из нападавших и удалось уйти, то шансов добраться до Сюдмарка живыми у них почти не осталось.

– Впрочем, я слышал, в Сюдмарке не жалуют тех, кто возвращается, бросив командира и знамя, – добавил Сайнем. – Так что пошатаются по лесам и либо сгинут, либо придут в плен проситься, либо в деревнях осядут.

Правда, защитники города также понесли немалые потери: из городского ополчения погиб каждый третий, из дивов, участвовавших в последней отчаянной схватке с кавалерией, уцелели лишь двое, да и те были едва живы. Среди погибших оказался и предводитель дивов Армед.

– Останешься его хоронить? – спросил Рейнхард.

Сайнем кивнул.

– Да. И это тоже. И вообще пока останусь. Десс говорит, что в Колдовскую Ночь мы должны быть здесь, в Галсвинте.

– Она заколдована? – осторожно спросил Рейнхард.

– Кто? Десс? Она сама себя заколдовала. Говорит, это нужно, чтобы эту Колдовскую Ночь пережить. Говорит, если все получится, то дальше все будет хорошо.

– С ней?

– Да нет. – Сайнем улыбнулся. – С Королевством. Про себя она ничего не говорит.

Лошадка Сайнема была жива-здорова и мирно отъедалась в гостиничной конюшне. На этой лошадке Рейнхард в тот же день и уехал из столицы. С собой он взял немного еды, денег и оружие. Правда, панцирь надеть не решился, побоялся, что в дороге его могут принять за солдата Сюдмарка и хлопот не оберешься. Пришлось грузить панцирь в мешок.

Сайнем проводил Рейна до ворот и дорогой все наказывал, как тому надлежит беречь себя на опасном пути. Потом махнул рукой и сказал:

– А впрочем, что это я все болтаю, ты вроде уже не маленький.

– Вроде да, – согласился Рейнхард и, подумав, добавил: – А ульи для метательных машин ты здорово приспособил. Без них мы не справились бы.

Десс за все время, пока Рейнхард был в гостинице, кажется, так и не слезла с подоконника, ни разу не оторвалась от вязания. Уезжая из города, юноша решил, что, пожалуй, не будет рассказывать об этом дома. «Совру что-нибудь. Скажу, что искал их в городе, но не нашел. Интересно, меня Карс вздует за отлучку или тоже решит, что я уже не маленький? Ага, конечно, решит, держи карман шире!»

Эгери жила в королевском дворце, вместе с проклятым Кельдингом и его родней. Официально она числилась пленницей Рагнахара, но на самом деле всем сейчас оказалось не до нее. Молодой король с утра до ночи занимался обустройством своей и чужой армии, старший брат помогал ему, чем мог, но пока что толку от него было немного: во время битвы он повредил колено и сильно хромал. Чужанка Аин не отходила от мужа – после того как Армед сгорел на погребальном костре, она искала себе опору в единственном мужчине, который у нее остался.

В результате для того, чтобы составить компанию Эгери, оставалась лишь молодая королева Хелейвис выглядевшая ничуть не менее напуганной и смятенной, чем пленница. И немудрено: именно на плечи этой девочки свалились все хлопоты по организации почетных похорон, почетных награждений, все вдовы, все сироты, все несправедливо обиженные и обойденные наградами достались на ее долю, хотя Хелейвис впору еще в куклы играть. Посему вскоре получилось так, что не королева из милосердия покровительствовала Эгери, а Эгери как могла опекала королеву.

В иное время они, может быть, и сдружились бы, но сейчас Эгери была слишком растеряна, слишком погружена в собственные беспокойные мысли, чтобы дружиться с этой хоть и старательной и по-своему храброй, но все же глупой и изнеженной девицей. Утирать ей слезы и гладить по головке – это одно, но, вздумай сама Эгери поплакаться на судьбу, вздумай рассказать, как казнит себя за то, что сама привела армию Сюдмарка на свою землю, и как по-прежнему ненавидит Рагнахара и прочих Кельдингов, она наверняка напугала бы Хелли до полусмерти.

Спросив дозволения у короля, Эгери навестила пленных, убедилась, что с ними обращаются более-менее сносно, и – главное! – сумела отыскать в их толпе живого и здорового Арлибия. Обращаться второй раз к Рагнахару она не решилась, использовала свое влияние на Хелли, но, к ее удивлению, король легко согласился и позволил своей пленнице забрать историка во дворец. Арлибий рассказал ей (правда, тоже с чужих слов) о том, как погиб Асий. Когда стало ясно, что поражение неминуемо, он велел своим офицерам и верстовым спасаться, а сам сел на камень, накинул на голову край плаща и так сидел неподвижно, глядя, как гибнет его армия. Тут мимо него проскакал один из молодых офицеров и, узнав полководца, соскочил с коня и крикнул: «Ты менее всех виновен в сегодняшнем несчастье! Возьми моего коня и беги!» Но Асий ответил, что ни живым, ни мертвым не покинет своих воинов, что не хочет быть осужденным народом Луса, не хочет и оправдываться, сваливая вину на других. Он просил передать жителям Луса, чтобы они воздержались от мести и не присылали в Королевство новые отряды, а также просил передать его матери, чтобы та не горевала о нем. И тут один из всадников Королевства снес голову полководца своим мечом.

Эгери не знала, можно ли верить Арлибию – история получилась слишком уж красивой, – но она понимала, что Асия действительно, скорее всего, нет в живых, и от этого ей было очень грустно.

Как ни странно, Арлибий пришелся ко двору. Поначалу Хелли попросила допустить его к обеденному столу – ей надоело сумрачное молчание, обычно царившее за обедами, и она хотела порасспросить историка о дальних землях и чужих обычаях, а иного времени у нее не нашлось бы. Ужины королевской семьи были столь многолюдны, и торжественны, и продолжительны, а завтраки столь поспешны, что только за обедом они могли поговорить в узком кругу. Эгери, сама того не желая, неожиданно оказалась вовлечена в этот круг и тут же потянула за собой Арлибия, чтобы спрятаться за ним. Что бы там ни думал про себя король Рагнахар и его ближние, Эгери считала себя пленницей и рассматривала вежливость и радушие Кельдингов как часть наказания.

Арлибий быстро оправился от смущения и, коль скоро речь шла о его любимом Лусе, распелся соловьем. Правда, говорить ему приходилось не на благородном лусском языке, а на наречии своей матери – языке дивов, который хорошо понимали не только Аин и Эгери, но Хильдебранд и даже Рагнахар. Для Хелли истории Арлибия переводила Эгери.

Хелли слушала с большим интересом, особенно о том, каким почетом и уважением окружены в Лусе женщины. Хильдебранд расспрашивал об армии Сюдмарка, хмыкал недоверчиво, но, похоже, что-то мотал на ус.

– Почему ваши пленные не хотят посылать домой письма с просьбой о выкупе? – спросил он однажды Арлибия. – Не все, конечно, но, как ни странно, как раз те, что побогаче, и жмутся.

– Это не жадность, это гордость, – сурово ответил Арлибий. – Они хотят в одиночестве нести позор своего пленения, не возлагая его на плечи родичей.

– Они знают, что родичи все равно не заплатят, – вмешалась Эгери. – Такой выкуп обойдется слишком дорого. Ни одна знатная семья Луса не решится открыто признать, что один из них попал в плен во время войны. Их политические противники ни за что не упустят такого шанса и будут кричать о трусости того бедолаги на всех перекрестках. А поскольку все должности у них выборные, то ни одного мужчину из этой семьи не выберут ни на одну из должностей в течение ближайших двадцати – тридцати лет. Так что это действительно гордость… в своем роде.

– Сюдмарк будет мстить за свое войско? – с просил Хильдебранд.

– Да, – в один голос ответили Арлибий и Эгери.

Подумав, принцесса добавила:

– Скорее всего, не сразу. Они и это войско собрали с большим трудом. А после такого поражения мало кто решится отправиться снова в дальние края. Да и война в Аргилее никуда не денется. Мне кажется, войско Сюдмарка появится здесь не раньше следующего лета.

– Хорошие новости, – кивнул Хильдебранд.

– Может быть, нам удастся закончить дело миром, – робко сказала Хелли, выслушав перевод Эгери. – В Галсвинте найдется немало благородных девушек, которые могли бы…

– Это ничего не даст, – возразил Арлибий. – Во-первых, в Сюдмарке не принято жениться на чужеземках, сколь бы высокородны они ни были. Во-вторых, мужчины в Сюдмарке больше пекутся о благе государства, чем об исполнении прихотей своих жен.

Аин демонстративно хихикнула в кулачок. Хильдебранд улыбнулся в усы и сказал негромко, будто про себя:

– Они много теряют.

Арлибий вскинул голову и продолжал, подчеркнуто обращаясь к Хильдебранду:

– В-третьих, поскольку власть в Сюдмарке принадлежит народу, воля одной женщины или одного мужчины ничего не значат. Едва ли Совет Старцев оставит такую обиду неотомщенной. Войска придут сюда так быстро, как это возможно.

– То есть следующим летом? – уточнил Хильдебранд.

– Скорее всего, – согласился Арлибий.

Эгери, покраснев, уставилась в тарелку. Если бы не ее амбиции, войска Сюдмарка не появились бы здесь никогда. Она сознавала, что втянула Королевство в затяжную и тяжелую войну, и даже не могла сказать, что не хотела этого. Еще как хотела!

– Сюдмарк очень силен, – сказала она неожиданно для себя самой. – Он едва ли захочет мириться с Королевством, а если бы и захотел, для Королевства это было бы еще хуже. Война – испытание доблести и удачи, она разоряет одних и обогащает других, но мир с государством, которое будет считать себя победителем, разорит всех нас. Они не остановятся, пока не оберут нас до нитки.

– Но если вы будете воевать с Сюдмарком, вы проиграете, – быстро возразил Арлибий.

Это «вы» несказанно порадовало Эгери.

– Здесь мне трудно судить, – созналась она. – Я просто женщина, хоть и из рода Хардингов. Но раз уж об этом зашла речь… Сюдмарк силен на суше, но слаб на море. Наши корабли гораздо быстрее и маневреннее. Затем, наша конница – она способна одолеть войско Сюдмарка даже в открытом бою, мы все это видели.

– Асий тоже сумел посадить воинов в латах на коней, – быстро возразил Арлибий.

– Ерунда, – отмахнулся Хильдебранд. – Я тоже мог бы поставить своих конников на колесницы, но от этого они не стали бы колесничими. Я мог бы дать вам всем луки, но от этого вы не стали бы лучниками. Сила конницы Асия в том, что они атаковали сомкнутым строем, словно живой таран. Но стоит одному из всадников упасть, и этот таран подомнет сам себя. Всадники Королевства учатся искусству верхового боя всю жизнь. Так что девушка права, наш конный отряд сможет без труда опрокинуть любой отряд Сюдмарка, конный или пеший, если, конечно, удача и милость богов будут с нами. Нам нужно только как следует контролировать перевалы и порты, и тогда мы сможем не только защитить Королевство от вторжения, но и делать вылазки на территорию Сюдмарка.

– Это глупо! – возмутился Арлибий, совсем потеряв страх. – Вы можете не бояться Сюдмарка, но зачем нападать на него? Зачем его дразнить?

– По-моему, не так уж глупо, – вновь заговорила Эгери. – Сюдмарк силен, это так. Силен и упорен. Но его нельзя назвать неуязвимым. Он намертво завяз в войне с аргилами, а Королевству нетрудно будет заключить с ними союз. Но и это не главное. Сюдмарк непрочен изнутри.

– Это неправда! – возмутился Арлибий. – В Лусе издревле говорили, что город силен не стенами, а своим народом. И эти же законы Лус распространил на весь Сюдмарк, так что все государство стало единым городом. Люди, живущие в Сюдмарке, – не просто его обитатели, они граждане и едины в своей заботе о благе своего государства.

– Да? – Эгери удивленно вскинула брови. – Похоже, мы с тобой жили в разных Лусах. Мой выглядел вот так: могучие стены, а внутри много-много бедных полуразвалившихся домов, забитых провинциалами, которые ненавидят местных уроженцев, и местными уроженцами, которые ненавидят провинциалов. Потом несколько роскошных вилл на холмах, где живут богачи, ненавидящие бедняков, и куда приходят по утрам с хвалебными песнями бедняки, ненавидящие богачей. А в самом центре – общественная площадь, куда лучшие граждане Луса собираются, чтобы поливать друг друга грязью в борьбе за общественные должности и доход, который они потом соберут с провинций. Ты прав в одном: весь Сюдмарк – это множество уменьшенных копий Луса, а потому, я думаю, рано или поздно мы выиграем войну.

– Вы?

– Может быть, не мы, – согласилась Эгери. – Скорее всего, не мы, а наши дети или внуки. Но если мы начнем сейчас, то через несколько поколений наши потомки разрушат Лус и разведут на месте общественных площадей виноградники.

Тут она поняла, что, как и Арлибий, чересчур увлеклась собственным красноречием и зашла слишком далеко. Пробормотав извинения, она снова опустилась на скамью и, не зная, куда деть руки, принялась крошить на тарелку кусок хлеба. Спасла ее Хелли, тихонько спросив, о чем сейчас шла речь.

– О том, как нам выиграть войну, – так же тихо ответила Эгери.

– О, вам не нужно об этом беспокоиться! – с ласковой улыбкой сказала юная королева. – Рагнахар наверняка что-нибудь придумает. У него есть бог-покровитель, и нам нечего бояться. Вы знаете, Рагнахар в одиночку выехал навстречу целой армии мятежников, и они все пали перед ним на колени, потому что его осеняла божественная сила.

– Тогда нам действительно нечего бояться, – согласилась Эгери.

Но про себя подумала, что Хардинги тоже владели магической силой, но это их не спасло.

Потом она сообразила, что молодой король, хоть и сидел весь обед во главе стола и наблюдал за происходящим, не произнес ни слова. Интересно, что у него на уме?

Весть о блистательной победе над армией Сюдмарка добралась до замка Сломанный Клык вместе с Рейнхардом, которого, едва новости распространились во всей округе, сразу же прозвали Огненной Рукой.

Когда все защитники замка наконец-то снова собрались под одной крышей, решено было отправить гонцов в Дождевой Камень и устроить грандиозный праздник. Вальдибер и его достойная супруга к тому времени тоже воссоединились и поспешили увидеться с дочерьми и соседями.

Так что Радка несколько дней не только не видела Карстена, а просто не вылезала из кухни, натирая приправами бесконечные свиные туши, кроша овощи в похлебку, вылавливая из бочонков соленые огурцы и капусту, выцеживая неподъемные кувшины лучших вин.

Молодые господа, как и прежде, проводили целые дни с дамами: разъезжали верхом, танцевали, играли в волан так, словно никакой войны и не было. В самом деле, прекрасная весна вступила в свои права, настало время вить венки и любовные гнездышки, и все связи и союзы, заключенные или разорванные в военное время, теперь забылись.

Так что когда однажды вечером Мильда крикнула Радку и сказала, что Карстен велел прийти к нему, то Радка не сомневалась, что речь идет о том, чтобы взбить перину или выколотить ковер, а может, приготовить какое-нибудь особенное блюдо из куропатки, пойманной соколом Берги.

Однако Карстен поджидал ее не в общем зале и даже не в своей комнате, а на боевом ходе у восточной стены замка. К тому времени уже совсем стемнело, и Радка не сразу заметила своего хозяина: он стоял, облокотившись на «ласточкин хвост» одной из бойниц, и вглядывался в небо, где уже загорелись первые звезды.

– Я пришла, господин Карстен. – Радка поклонилась, хотя и видела теперь, что он стоит к ней спиной.

Так и не оглянувшись, Карстен поманил ее пальцем:

– Иди-ка сюда. Смотри!

Радка подошла и остановилась на шаг сзади, не понимая, куда ей нужно смотреть и что она должна увидеть.

И тут Карстен неожиданно обхватил ее за плечи и притянул к себе, так что кончик ее уха оказался прижат к его щеке, а вся она – в его объятьях.

Сердце Радки подскочило к самому горлу и забилось часто-часто, но увы: Карстен просто ткнул пальцем в неяркое молочно-белое пятнышко над кромкой леса и сказал:

– Гляди, вон то созвездие называется Корзинка.

– Созвездие? – изумилась Радка. – Я ни одной звезды не вижу. Будто облачко какое.

– Ну да, правильно, его так на всех картах облачком и рисуют. А теперь глянь-ка вот сюда. – И он сунул ей в руки деревянную пирамидку, которую продал им в Купели антиквар.

– Смотреть?

– Ну да, дуреха. Это маленькое стекло к глазу приложи, а большим наведись на Корзинку.

– Ничего не вижу.

– Да не так! Внутрь трубки не заглядывай, просто приложи стекло к глазу, теперь второй конец приподними и смотри через оба стекла на небо. Ну дай-ка попробую навести. Вот так, вроде точно. Смотри.

Радка глянула и даже на секунду забыла, кто рядом с ней, – настолько невероятное зрелище предстало ее глазам. Корзинка оказалась полна огромных сияющих звезд, окруженных россыпью мельчайших искорок – словно рассыпали жемчужное зерно. Радка шепотом начала считать самые большие и красивые жемчужины и тут же сбилась со счета.

– Ну что, здорово? – спросил Карстен как-то удивительно по-доброму, так что у нее сразу защипало в носу и захотелось убежать прочь с боевого хода.

Но тут же он добавил:

– А теперь осторожно поведи другим концом трубки вниз и чуть направо. Постой, дай мне, сначала я поищу. Вот, над самым лесом – словно яркая черточка. Присмотрись, ее не так легко заметить.

Радка увидела: действительно яркая черточка, будто короткое и узкое лезвие сверкающего кинжала, рукоять которого тонула в тени.

– Это что? – спросила она.

– Я за нею уже третий день наблюдаю, – негромко сказал Карстен. – Сначала она была совсем тусклой, а теперь становится все ярче и ярче. Думаю, скоро ее можно будет увидеть без увеличительной трубки. И еще, я думаю, это та звезда, которую мы ждем.

– Олень-Звезда? – так же тихо спросила Радка.

Он молча кивнул, и она щекой почувствовала его кивок.

– Значит, нам еще раз нужно съездить в Купель?

– Думаю, да. Ты поедешь со мной?

Теперь она не сказала ни слова и только кивнула, так что он ощутил, как ее волосы щекочут ему щеку.

Они в самом деле были первыми людьми в Пришеламье, которые в тот год увидели Олень-Звезду.

Высокий темноволосый человек в черном камзоле задул свечу, распахнул ставни, сел на край полукруглого окна и принялся разглядывать быстро темнеющее летнее небо.

Женщина, сидевшая у холодного камина, откинула назад, на спинку кресла черные волосы и нетерпеливо спросила:

– Ну что, есть?

– Есть, – подтвердил мужчина. – Сейчас едва мерцает над самым горизонтом, но к полуночи поднимется выше и разгорится.

– И что?

– И все будет в порядке.

– Ну да, конечно! В порядке! С какой радости? Может быть, ты сумел уломать ту рыжую стерву? Или хотя бы нашел Дея?

– Ну, положим, не сумел, – спокойно ответил мужчина.

– И не нашел. А я нашла. И знаю, что в Колдовскую Ночь он попытается совершить превращение над королем-оборотнем. Так что времени у нас нет. Либо Кольскег станет сегодня богом, либо твоя Десси. А ты, видишь ли, не сумел ее уломать. Рассказать тебе, что Кольскег сделает с твоими любимыми Кельдингами, едва превратится? Или у тебя у самого хватит воображения? А ведь тут даже я едва ли смогу помочь. Силой мы будем равны, но я всего лишь женщина из Луса. Под его колыбелью лежал меч, а под моей – веретено.

– Десси уже стала тем, кем хотела. Второй раз она превратиться не сможет, – ответил мужчина, не обращая внимания на последние слова женщины.

– И что? Что мы будем делать?

– Мила, дорогая, успокойся. Ты сделала свою работу – помогла Кельдингам выиграть битву. Теперь дай мне сделать свою. Я сказал тебе, что все улажу. Обещаю, к утру нынешней ночи нас будет четверо, а Кольскег убежит с поджатым хвостом.

– Я не Мила, мое имя Аэта! – Теперь уже женщина не пожелала дослушивать своего собеседника. – И я тебе не верю.

– Меня это по-настоящему печалит, – со вздохом отозвался бог Судья. – Впрочем, тебе и не нужно мне верить. Подожди немного. Пусть Олень-Звезда поднимется над горизонтом еще хотя бы на ладонь, и ты сама все увидишь.

Женщина замолчала и словно застыла в своем кресле, ни единым движением не выдавая нетерпения или недовольства. Мужчина тоже не шевелился, и лишь хвостатая Олень-Звезда медленно совершала восхождение к Мечу Шелама, возвещая наступление Колдовской Ночи.

Вдруг женщина вскинула голову, приложила руки к вискам и закрыла глаза.

– Бежит твоя… дура в передничке, – проворчала она. – Избавься от нее поскорее, ладно?

– Я ж говорю, не беспокойся, – улыбнулся мужчина. – Избавлюсь.

Внизу хлопнула дверь, застучали стремительно по лестнице каблучки, и на пороге чердака появилась Дари, прекрасная, стремительная и испуганная, как падающая звезда. Щеки ее раскраснелись, волосы разметались от быстрого бега, полные слез глаза стали просто огромными. Взгляни на нее сейчас Рейнхард, Аэллис, Тамиас Мазила или любой другой человек, одаренный воображением, они не усомнились бы, что перед ними влюбленная королева или даже богиня, переодетая служанкой.

– Господин Айд, я нашла его! – воскликнула Дари. – Я нашла его, пойдемте со мной! Вы можете ему помочь?

– Конечно, могу, вот только кому? – отозвался бог-судья. – Кого ты нашла?

– Арнвера! Он… он… когда войско под стены подошло, он умолил тюремщиков, чтобы те его отпустили сражаться за столицу. Я же говорила всегда, он храбрый и добрый, просто ему в жизни досталось. Ну а теперь он опять в тюрьме. В госпитале тюремном. Он… его ранили, говорят, тяжело. Ты… ты сможешь исцелить его.

– Я – нет, – покачал головой Айд. – Это не моя работа.

Дари в ужасе закрыла лицо руками.

– Но ты сможешь, – спокойно продолжал Айд.

– Я?

– Да, ты сама, если решишься.

– Господин Айд, да я же на все… да вы же знаете! Только скажите мне как, а уж я… Я для вас что угодно… Вы же знаете… Я все смогу.

– Не сомневаюсь, – улыбнулся Айд. – На самом деле все просто. Есть в здешних землях такое чудо, называется Зеркало Превращений. И попасть к нему можно лишь раз в году, в Колдовскую Ночь – такую, как нынче. Если этой ночью заглянуть в Зеркало, обретешь волшебную силу, как у меня или у Аэты. Только все сразу взять нельзя, нужно что-то выбрать. Я вот выбрал себе справедливость. Аэта – воинскую удачу. А ты, если пожелаешь, можешь выбрать целительство.

– Конечно, конечно пожелаю! Где оно, это Зеркало?

– В Купели. Там прежде была столица древнего государства…

Но Дари его не дослушала – видно, сегодня день выдался такой.

– Постойте, господин Айд! – закричала она в ужасе. – Купель… это же так далеко. До нее же две декады пути, если не три! А вы говорите, нужно нынешней ночью!

– Не бойся, девочка. – Айд ласково обнял ее за плечи. – Не бойся, это уже моя забота. Мы будем там нынче же ночью. Ты только позволь, я над тобой немножко поколдую.

– Конечно, конечно, господин Айд, делайте что хотите, только скорее, скорее, пожалуйста.

– Сейчас все сделаю. А ты пока вытри слезы, а то сослепу в Зеркало врежешься.

Дари шмыгнула носом и против воли улыбнулась. Айд тоже с улыбкой коснулся ладонью ее макушки, шепнул одно-единственное слово, и девушка исчезла, а на пол упала цветущая ветка яблони.

Айд вскинул руки, тут же превратившиеся в мягкие черные крылья.

– Ну, поняла теперь? – сказал он, все с той же ласковой усмешкой обращаясь к Аэте. – Веришь мне?

Богиня только восхищенно покачала головой.

– Хитер ты, Анко! И всегда был хитрецом, кем бы ни прикидывался. Ты думаешь, она справится?

– Уверен. Ты же видишь, она к Зеркалу и по остриям ножей побежит, и по раскаленной лаве, если придется. Но я так думаю, что не придется.

– Да и договориться с ней будет проще, чем с той рыжей стервой, – задумчиво сказала Аэта. – Исцелить она своего красавчика, конечно, исцелит. Но как почует новую силу, так и поймет, что не он ей нужен. Возьмешь меня с собой?

– Не надо, я же сказал, это моя работа. Ложись спать, к утру все будет в порядке. Да, кстати, вот тебе еще одна новость на сон грядущий: наш король Рагнахар хочет идти войной на Сюдмарк. Это не ты ему нашептала?

– Вообще-то нет, – сказала Аэта задумчиво. – Но идея мне нравится.

– Вот и подумай, – усмехнулся Айд. – А нам пора.

Он трижды взмахнул крыльями, с каждым взмахом обрастая новыми перьями и уменьшаясь, пока не достиг обычных вороньих размеров. Прошелся по дощатому полу, постукивая когтями и поводя головой, затем подхватил в клюв веточку и вылетел в окно навстречу набирающей яркость Олень-Звезде.

Ее разбудил голос:

– Дарин, проснись! Поднимайся, пожалуйста!

Все еще не понимая, где она и что с ней, Дарин ухватилась за протянутую ей руку, мигом вскочила с холодной земли и огляделась. В серой тьме вырисовывались какие-то руины, разбросанные в беспорядке камни, уткнувшаяся в небо закопченная печная труба, полуобвалившиеся стены. «Арнвер», – сказала себе Дарин и сразу все вспомнила.

– Мы уже в Купели? – нетерпеливо спросила она у Айда. – Мы в давних временах, когда разрушили древний город?

Он усмехнулся:

– Да нет, этот дом сгорел во время беспорядков, когда к городу подступала армия Сюдмарка. Но мы действительно в Купели. И тут кто-то любезно открыл нам проход в подземелье.

– Тогда что же мы стоим?! – Дарин ухватила бога справедливости за руку и подтолкнула как заупрямившуюся корову. – Пойдем скорее, сам говоришь, времени совсем нет!

– Не надо никуда идти, – все также с усмешкой ответил он. – Вот проход, прыгай – и ты на месте.

И указал на темневшую у его ног яму, окруженную ровиком темной свежевыкопанной земли.

Дарин прыгнула прежде, чем он успел ее остановить. Скользнула по узкому проходу, обдирая бока о камни, довольно ощутимо ударилась о дно, оказалась во тьме кромешной, однако это не заставило ее помедлить.

– Я внизу, куда идти дальше?! – крикнула она, поднимаясь на ноги.

– Отойди в сторону, сейчас я спущусь, – ответил Айд.

Он спрыгнул на каменный пол, взял девушку за руку и повел за собой. Факелов у них не было, но Айду, кажется, свет вовсе не нужен.

Впрочем, вскоре Дарин заметила, что свет появился: слабое молочно-белое мерцание разгоралось впереди, и, пройдя еще немного, девушка увидела, что свет исходит из огромного камня, закрывавшего проход. Сейчас этот камень казался живым: он искрился, переливался, будто под его угольно-черной шкурой бегали взапуски золотые и серебряные змейки.

– Это и есть твое Зеркало? – спросила Дарин.

Айд покачал головой:

– Нет, это еще не Зеркало, это только страж. Страж Года и в придачу Страж Зеркала. Узнаю повадку братца Дея. Очень умно: под защитой таких стражей Зеркало почти недоступно. Но сама видишь, нынче ночью, когда Стражи оживают, мы можем пройти.

– Так идем же! – не дожидаясь дальнейших объяснений, Дари прыгнула вперед и вошла в камень, словно нож в масло.

Сноп искр, всполох радуг, и вот она уже на другой стороне – в круглой комнате, до самого потолка заполненной молочно-сверкающим туманом.

Посреди комнаты стоял какой-то большой темный предмет. Прищурив глаза, Дарин сумела понять, что это стол, накрытый тяжелой темной скатертью. В центре столешницы скатерть лежала немного неровно, будто под ее складками было спрятано что-то небольшое и плоское.

Дарин уже хотела подбежать к столу и сдернуть скатерть, но вдруг услышала, как кто-то совсем рядом нетерпеливо спросил:

– И что там лежит? Зеркало?

Туман был настолько густой, что Дарин не сумела разглядеть говорящего – лишь темный смутный силуэт. Он и вовсе ее не заметил – наверное, смотрел в другую сторону. И все же на всякий случай она отступила назад и спряталась обратно в камень, через который только что прошла, за завесу из золотых змей. При этом она едва не сбила с ног Айда. Он схватил ее за плечи, чтобы удержаться на ногах, и прошептал в самое ухо:

– Ну что, поняла, наконец, что торопиться глупо? Не мы одни тут такие умные.

– А что делать? – тоже шепотом спросила Дари, хотя золотые змеи, пронзая камень, трещали так громко, что без труда могли заглушить человеческие голоса.

– Подождем, там будет видно, – ответил Айд.

Дарин сердито хмыкнула: сейчас, когда важнее всего помочь Арнверу, любая задержка выводила ее из себя.

Но Айд был прав: соваться сейчас наобум, не разбирая дороги, очень глупо.

– Так где твое Зеркало? Там? – громко и сердито пере спросил человек, оставшийся в комнате. Судя по голосу, он еще очень молод и, как и Дарин, сгорал от нетерпения.

– Я не знаю, – со вздохом ответил второй.

Дарин его совсем не видела – какая-то темная куча на полу, словно тряпье, приготовленное для стирки. Можно лишь различить, что он невысок ростом – по грудь своему собеседнику, который тоже не был великаном.

– Не знаешь?! – возмутился первый. – Что, опять шутки? Ну-ка хватит вилять! Зачем ты привел меня сюда, если ничего не знаешь? И где тогда Зеркало?

– Да успокойся, там оно, Зеркало твое, там, – так же печально отвечал коротышка. – Просто я хотел предупредить, что не знаю, как оно будет выглядеть. Может быть, и правда как обычное женское зеркало, а может быть, и нет. Это ведь только символ, понимаешь, знак, чтобы стала видимой граница, грань, а знак может быть любым: зеркало, меч, пояс, перекрестье, чаша с водой, кристалл, если уж мы заговорили о гранях, порог, ручей…

– Ручей на столе – это вряд ли, – усмехнулся первый. – Хотя кто вас разберет, колдунов? Ладно, это неважно. Что нужно делать? Говори скорее, у нас еще много дел.

– Точно я не знаю, – протянул второй, но первый сердито топнул ногой и несильно двинул второго кулаком под ребра.

С новым печальным вздохом второй продолжал:

– Я ведь ни разу не присутствовал на обряде. Никийя ушла под землю задолго до того, как я появился здесь. Но исходя из того, что я видел, слышал и знаю, я думаю так: надо заглянуть в Зеркало, каким бы оно ни было, и увидеть там своего двойника. А потом вернуться в купольную галерею, найти его изображение, приложить ладони к отпечаткам на стене и отсечь себе фалангу пальца. Тогда через кровь совершится ваше воссоединение. Ведь камень – это тоже граница между двумя…

– Отлично! – перебил первый. – Наконец-то ты сподобился сказать что-то путное. Теперь отправляйся обратно в лес за моими воинами, а я посторожу это место. Да смотри, помни о клятве и не фокусничай. И поторопись – к полуночи мы должны быть в Галсвинте.

– Не получится, Кольскег, – сказал Айд, ступив в зал. – Не получится, бывший король. Ты никогда не вернешься в Галсвинту.

– Ты еще кто? – рявкнул король-оборотень, отскакивая к стене.

– Я Айд, Вершитель Справедливости, и я пришел сказать тебе, что твоя месть незаконна и ты никогда не свершишь ее.

– Справедливости? Давно не слышал этого слова. Где ж ты был прежде, когда я звал тебя?

– Ты никогда не звал меня. Ты не искал справедливости. Ты хотел лишь вернуть трон и сторицей воздать своим врагам.

Кольскег отступил еще на шаг, напружиниваясь для прыжка, но вдруг остановился и, хлопнув себя по коленям, расхохотался.

– Ба, да я тебя узнал! Узнал твой голос! Ты тот дурак-подпасок! Когда мы охотились в ваших краях, хозяева всегда приказывали приводить тебя, чтобы ты смешил гостей. Дылда с пустой головой! Ты судил свинью за то, что она сожрала твои штаны, и собаку за то, что она задрала лапу на тебя! Вершитель Справедливости! Ну уж раз Зеркало сотворило с тобой такое, я теперь верю в его силу. Уходи, дурак, не загораживай дорогу.

– Ты никогда не увидишь Зеркала, Кольскег, – спокойно ответил Айд.

Они преобразились, и в следующее мгновение в молочно-белом тумане во все стороны полетели черные перья и клочья серой шерсти: молодой волк и огромный ворон вступили в схватку.

В тот же миг Дарин выскочила из-под защиты Стража Года и бросилась к столу.

Еще в сумерках, когда камни только начали светиться, Радка и Карстен пробрались в комнату Зеркала, затаились в темном углу и стали ждать, что будет дальше.

Едва в комнате появились Кольскег и Дудочник, Карстен взялся за рукоять меча, но, как и Айд, решил не спешить, выждать, когда представится удобный случай. Правда, что делать, когда этот самый удобный случай подвернется, он толком не знал. Убивать бывшего короля – как-то не с руки, да и к тому же их просили не убить последнего Хардинга, а только разбить Зеркало. А как его можно разбить, тоже непонятно: хоть они и прихватили бронзовый меч с собой, но в глубине души уже не верили, что он сможет им помочь, а других магических предметов у них не было. Оставалось лишь верить, что главное – оказаться в нужном месте в нужное время. А дальше все сложится само собой.

Когда волк и ворон сцепились между собой, Карстен прошептал на ухо Радке:

– Раз Дудочник здесь, я проберусь к нему и спрошу, что делать. Не все же ему нашим врагам советы давать.

Радка кивнула и тут заметила какую-то незнакомую девицу, которая под шумок уже добралась до стола и ухватилась за край скатерти. Не раздумывая, Радка метнулась ей наперерез, пригнулась на бегу и с разбегу стукнула девицу головой в живот. Та отлетела на пол и не успела опомниться, как Радка насела сверху.

– Ты куда это собралась, – спросила она сурово, хватая девицу за запястья и прижимая ее к полу. – Тоже в богини полезла? Не выйдет!

– Пусти! – Девица, извернувшись изо всех сил, лягнула Радку. – Пусти, слышишь, не смей! Там Арнвер, его спасти нужно! Пусти!

– Вот еще! – прохрипела Радка.

За ее спиной был Карстен, и она не собиралась позволять всяким шустрым девицам ему мешать.

– Пусти, а не то!.. – Дарин не договорила, потому что сумела дотянуться до Радкиной руки и впилась в нее зубами.

Радка вскрикнула, ослабила хватку, но противницу не отпустила, и они обе покатились по полу.

– Ну что, мы с тобой тоже драться будем?! – поинтересовался Карстен у Дудочника.

И, не дожидаясь ответа, быстро задал настоящий вопрос:

– Как разбить Зеркало?

– Не могу сказать, – прошептал Дудочник, чуть не плача.

– Что? Ты что, очумел? Опять клятва? Ты же такой хитрый, придумай, как ее обойти.

Дудочник затряс головой.

– Нет, дело не в клятве, я просто не могу. Не знаю. Тут самому надо. Я ведь только рассказываю, а не делаю чудеса.

– Так расскажи мне, и я сделаю.

– Не могу… Я… я правда не знаю. Думаешь, для чего это все придумано: сказки, легенды, обряды, как в Никийе, боги, магия? Именно потому, что всем кажется, что нужно знать правила, и тогда все получится. А на самом деле ты просто делаешь то, что считаешь нужным, и все. Как Десс. Когда она поняла, что должна сделать, чтобы защитить королевство, ей никакие зеркала не понадобились, вообще ничего. Для этого не надо ни богом быть, ни магом. Просто человеком. Человеку всегда достаточно сил, чтобы справиться со всем, что он на себя берет. Просто нужно смотреть, слушать и делать. Потому и необходимо Зеркало уничтожить, что оно для тех, кто не может сам с собой совладать, для тех, кому нужны маски и волшебные имена. А если не может, тогда и не надо, понимаешь?

– Да все я понимаю, – отмахнулся Карстен. – Ты скажи, что делать. Вот погляди вокруг, тут полно тех, кто «не может сам», но рвется к Зеркалу. И что делать? Просто бросить его на пол? Этого хватит?

– Не знаю! – Дудочник затряс головой в полнейшем отчаянии. – Не знаю. Попробуй…

– А не слишком просто? – Карстен шагнул к столу, взялся за скатерть и остановился. – Нет, – сказал он тихо сам себе. – Не могу открыть. Боюсь. Оно волшебное, а я просто человек. Вдруг я не справлюсь…

Дудочник сидел на полу, обняв колени руками, и смотрел, как дерут друг друга волк и ворон, как сражаются Радка с Дарин, каждая за свою любовь, как застыл у стола в испуге Карстен. Смотрел и понимал, что ничего не может сделать: это чужой мир, чужие жизни, им решать самим, а он способен только рассказывать истории, и эти истории всегда оборачиваются обманом.

– Опять всех обманул, – шептал он. – Опять всех… и себя. Когда же это кончится?

– Радка! – крикнул вдруг Карстен. – Радка, что тебе сказала Десси там, на мосту у Сломанного Клыка, когда колдовство не получалось? Что она сказала?

Радка с силой оторвала от себя Дарин, чуявшую, что сейчас решается, жить или нет ее Арнверу, а потому сражавшуюся как тигрица. Вывернувшись, Радка пнула противницу ногой в живот и крикнула:

– Сначала себя! Она сказала: сначала себя!

Карстен улыбнулся.

– А, тогда понятно. Так бы сразу!

И достал из-за пояса меч. Не бронзовый, а обычный железный.

То ли в его голосе было что-то особенное, то ли от его движения туман в комнате как-то по-особому всколыхнулся, но волк и ворон вдруг разом прекратили битву и обернулись к столу.

– Парень, стой! Не смей! – крикнул ворон голосом Айда.

Волк свирепо зарычал.

Но Карстен теперь действительно знал, что нужно делать. Не медля ни секунды, он рубанул мечом по своему запястью и быстро, прежде чем почувствовал боль, ткнул обрубком прямо в скатерть, под которой лежало волшебное Зеркало.

Ослепительная вспышка, стол разом оплавился, как брошенная в огонь свеча, и беззвучный взрыв раскидал всех по углам подземелья.

Сайнем думал, что ни за что не уснет Колдовской Ночью. Слишком многое решалось в эти часы, чтобы отдавать их сну. Айд и Аэта, однажды напавшие на Десси в Купели, могли и в эту ночь что-нибудь натворить. Да и его собственный заклятый враг – Верховный Маг Хугин – в последние дни вел себя подозрительно тихо, а значит, нельзя было терять бдительности.

Итак, он не собирался спать и, чтобы отогнать дремоту, взял нож, кусок дерева и принялся вырезать черепашку наподобие той, что недавно купил для Десс.

А вот Десс, которая в последнее время дневала и ночевала на подоконнике, наоборот, ни с того ни с сего после полудня покинула свой наблюдательный пост и уютно устроилась под одеялом. Повертелась, покрутилась и как ни в чем не бывало позвала:

– Что ты там маешься? Иди отдохни, сам ведь носом клюешь.

– Не время сейчас спать, – сурово ответил Сайнем, который и в самом деле изрядно измучился за последние дни и чувствовал, что засыпает на ходу.

– Как раз самое время, – настаивала Десс. – Отдохнешь сейчас, встанешь здоровым и бодрым, а нам того и надо. Ночка будет та еще. Иди сюда, не хорохорься.

Сайнем сдался, и они мирно уснули рядышком, под одним одеялом, совсем как в добрые старые времена. Во сне Сайнему казалось, что все уже позади, все как-то решилось, они вернулись домой (даже не в Сломанный Клык, а просто в какое-то тихое и спокойное место, которое он во сне считал своим домом) и живут там без всяких забот и тревог. Никаких подробностей той счастливой жизни Сайнем различить не смог, все тонуло в золотисто-зеленой дымке, пахло яблоками, осенними листьями, парным молоком, и Сайнем знал, что все у них ладно, хорошо и здорово.

«Ну вот, – говорил он себе во сне, – вот, я же всегда знал, что это только сон, эти Хардинги, Кельдинги, дурацкая война за трон, все это колдовство, я же знал, что это не может быть правдой. Это же все не нужно совершенно, а нужно вот это, вот так. Теперь я наконец проснулся, и все правильно».

Тут он во сне повернулся и обнаружил, что рядом с ним спит не Десси, а какая-то незнакомая темноволосая красотка, чем-то похожая на Аин. И вся радость тут же испарилась, а вместо этого душу затопила обида. «Ну вот, я так и знал, что что-то будет не так, – подумал он. – Не бывает так, чтобы все хорошо. Если все хорошо, тогда не для всех. Придется опять засыпать, то есть, тьфу, просыпаться».

На самом деле его разбудил мягкий, но ощутимый толчок. Будто кровать, на которой они лежали, а вместе с нею и вся гостиница, и весь город приподнялись на локоть вверх, чуть сдвинулись в сторону и плавно опустились. Будто великан, от века державший их на плечах, немного поерзал, перенося тяжесть с ноги на ногу, – очень осторожно, деликатно, даже дружелюбно, и все же по-великаньему значительно.

Сайнем и Десси разом сели на кровати и замерли, прислушиваясь. Но толчки не повторялись, дом не трещал, даже посуда не звякала.

– Это Карстен уничтожил Зеркало Превращений, – тихо сказала Десси. – Ему очень больно, но он молодец. Теперь наша очередь. Надо торопиться.

Они одевались поспешно и молча в прозрачной, обманчивой темноте летней ночи. Сайнем не знал, что им предстоит сейчас, но не задавал вопросов: он видел, что Десси знает.

Они прикрыли за собой дверь, спустились по лестнице, и Сайнем вдруг понял, что проснулась вся гостиница. Однако не было никакой паники, наоборот, из комнат раздавался негромкий спокойный шум, как будто люди обычным порядком проснулись рано утром и готовятся разойтись по своим делам.

Слуги зажгли масляные лампы в общем зале и у дверей. Сайнем увидел, как по лестнице спускаются хозяин и постояльцы. Увидел и подумал, что сон продолжается.

У Тамиаса Младшего были круглые глаза ястреба, вместо носа ястребиный клюв, а из рукавов рубахи выглядывали какие-то мягкие, покрытые длинным мехом культи. Сайнем долго не мог понять, что это, но потом догадался – просто кисти, огромные кисточки. У Тамиаса Самого Младшего из-под капюшона выглядывали острые лисьи уши. Юбку Карин вскидывал вверх пушистый и задорный беличий хвост. Ее муж, как показалось сначала Сайнему, не изменился, но потом волшебник заметил, что ноги крестьянского парня как-то странно изгибаются и звонко цокают при ходьбе, и угадал, что там, под штанинами, – лошадиные копыта. У Сивела – круглые уши и толстые щеки суслика. Колдовская Ночь изменила всех.

Но самое удивительное то, что люди вовсе не были испуганы произошедшей с ними переменой. При этом они не казались сонными или заторможенными. Наоборот, все улыбались друг другу, обменивались приветствиями, беззлобно друг над другом подтрунивали. Словно вся компания надела с любовью изготовленные маски и собиралась всласть повеселиться на карнавале.

Сайнем с опаской осмотрел свои руки, ощупал лицо и убедился, что сам он не изменился. Не изменилась и Десси.

И тут он кое-что сообразил.

– Это все ты сделала, да? – спросил он у жены. – Связала каждого нитью с его двойником по ту сторону Меча?

Она кивнула:

– Да. Почти весь город. Еле успела.

– Зачем?

– Затем, что сегодня здесь будет Кольскег. Мы должны быть готовы.

Тамиас Мазила приветственно хлопнул Сайнема по плечу. Тамиас Самый Младший дернул волшебника за плащ и усмехнулся, показав маленькие острые зубы.

– Пусть знают волчары, что мы тоже не лыком шиты, да?

– Попробуем, наверное, – пожал плечами Сайнем.

Он все еще не понимал, что задумала Десс, но просто следовал за нею, как и все обитатели гостиницы.

На улицах было людно. Все горожане тоже преобразились: у кого отросли звериные уши, у кого – лапы, у кого – хвост. Некоторые остались людьми, но рука об руку с ними шли двойники, будто свитые из алых и голубых молний.

Не сговариваясь, все двинулись к городским воротам, которые поспешно распахивали стражники с черными вороньими крыльями за плечами. В небе ясно и щедро светил Меч Шелама, над горизонтом восходила Олень-Звезда.

С шутками, смехом и негромким пением люди вышли на поле, все еще пахнущее мертвечиной, свернули на север, прошли узким каньоном вдоль русла темной лесной речки и вышли к старой дубовой роще. В свете Меча Шелама было ясно видно, что молодая листва на дубах в эту ночь окрасилась в темно-карминовый цвет. В глубине рощи полускрытый высокой травой темнел Страж Года. В траве мерцали золотые искорки: то ли светлячки, то ли угольки от разбросанного костра, то ли нечто иное.

Переговариваясь вполголоса, люди расселись в кружки между деревьями, будто знали, что сейчас нужно терпеливо ждать, и знали, чего они ждут.

Текли минуты, складывались в часы, теплый ночной ветер шевелил одежду и волосы людей, птицы то умолкали, то вновь начинали перекликаться в ветвях.

Вдруг Сайнем увидел, как Десси вскочила и вытянулась в струнку, прислушиваясь, и в следующее мгновение сам различил звонкий и какой-то невесомый цокот копыт и эхом отражающийся от стен каньона волчий вой.

Сайнем поднялся на ноги, следом встали и остальные горожане и отступили на шаг, приветствуя Дикую Охоту: белого оленя, хранителя урожая, и семерых черных волков – чужан-оборотней, которые вели белое шеламское чудо к Стражу Года – черному с золотой искрой камню, спрятанному в тени стен Галсвинты. Вели, чтобы дать земле Королевства силу и плодородие, а его жителям – здоровье и благополучие. Так бывало и прежде, из года в год, но впервые за всю историю Королевства загонщиками были не серые Хардинги, а черные чужане, разделившие кров и судьбу с людьми Королевства и с новым королевским родом Кельдингов.

Но едва олень и волки вступили под сень дубравы, как из камня им навстречу вышло новое воинство: двенадцать всадников в охотничьей одежде, вооруженные копьями, и тринадцатый – мальчик-подросток в драных штанах и с длинными косматыми волосами, падающими ему на плечи. В правой руке он также сжимал копье, а левой указывал на оленя.

– Убейте его! – велел он своим спутникам. – Покажите его кровь звезде! Убейте его, а после – всех этих чернохвостых тварей! Пусть никто не уйдет отсюда.

Всадники подняли копья и замерли. Перед ними встало неожиданное препятствие: горожане живой стеной закрыли оленя от охотников. Сайнем стоял в первом ряду: в одной руке ладонь Десси, в другой – чей-то холодный хвост. Остро отточенный наконечник копья всадника плавал перед его грудью, а спиной волшебник чувствовал, как дышит, колеблется и гудит людская толпа.

Вдруг сзади раздались возгласы:

– Экберт!

– Кальстан!

– Арвед, это ты?

Люди узнавали в ночных всадниках давно потерянных родичей и друзей.

И копья опустились. Всадники не произнесли ни слова, не приблизились ни на шаг к своим близким: они уже принадлежали Шеламу и не роптали на свой удел. Они лишь опустили копья, развернули коней и медленно, один за другим, нырнули в черный камень. В роще стало совсем тихо, слышны были лишь тяжелое дыхание волков да шорох прошлогодних листьев и сухой травы под ногами людей.

И тогда закричал король-оборотень:

– Предатели! Предательский род! Вы пожалеете о том, что забыли клятву! Предатели, тупое стадо! Неужели не найду я сегодня помощника в правом деле?!

И словно в ответ на его слова сверху, из крон старых дубов, вылетели два золотых змея и, полыхая огнем, обрушились на толпу.

Люди в ужасе кинулись врассыпную, а Кольскег вскинул копье и, приветствуя нежданных союзников, закричал:

– Хугин, старая кадильница! Так ты теперь за меня?! Сожги этот скот! Сожги его!

Сайнем не двинулся с места. Не потому, что не боялся, а потому что оцепенел, был заворожен тем, что свершалось на его глазах. Когда-то, три года назад, в Пантеоне Кольскега околдовали во время коронации и он не смог взять в руки меч Харда Юного. Тогда на него наложил чары Хугин – предводитель Солнечных Магов. Теперь же Кольскег и Хугин объединились против Кельдингов – против рода королей-людей, сумевших отстранить от власти и оборотней, и колдунов. Словно огромное колесо завершило свой оборот. И вместе с ним прикатилось к началу маленькое колесо одной человеческой судьбы. Когда-то Хугин и юный Сайнем уже сражались в темноте женской спальни, тогда Сайнем проиграл, проиграл всю свою прежнюю жизнь аристократа, променял ее на жизнь беглого волшебника, мужа лесной ведьмы, советника маркграфа из приграничья. Нельзя сказать, чтобы он не был этим доволен, нельзя сказать, что он пылал жаждой мести, но долги нужно платить…

Сайнем почувствовал, как ладонь Десси выскальзывает из его руки, а сама шеламка отступает на шаг назад. Она знала, что он сейчас будет делать, и не хотела ему мешать. И на сей раз Сайнем тоже знал, что он будет делать.

Он протянул к огненным змеям руки, будто призывая их прийти в его объятия, и они в самом деле потянулись к нему, потому что в его ладонях пульсировал бурый шеламский огонь и у волшебных существ не было силы, чтобы противиться ему. Змеи скользнули с вышины к Сайнему, и он схватил их за шеи. Несколько мгновений их тугие сильные тела обнимали его в тщетных попытках вырваться, потом бурый огонь разрушил чары, и на траву перед Сайнемом упали два человеческих тела: старик и старуха, вечные любовники, Хугин Видящий Мыслью и Исгерд Прекрасная – мать Сайнема.

Волшебник склонился над ними: они дышали, но не открывали глаз и не размыкали рук, словно боялись осознать себя в новом теле, поверить, что магия и вечная молодость отныне и навсегда оставили их.

И пока Сайнем стоял на коленях, не решаясь коснуться руки своей матери, мимо них пронеслись, едва касаясь земли, легкие тени – белая и семь черных. На глазах у всех жителей Галсвинты олень вскочил на Стража Года, но не ушел в камень, как бывало прежде, а оттолкнулся от черной искристой тверди копытами и взлетел на небо. Следом за ним огромными прыжками понеслись по небесным полям семеро волков, превращаясь на бегу в звезды.

И вслед им из дубовой рощи полетел тоскливый волчий вой: это король-оборотень оплакивал свое поражение.

Волчий вой разбудил бы Эгери, если бы она сумела заснуть той ночью. Но волчьей принцессе, даже если она не собирается превращаться и вообще не хочет выходить из дома, заснуть в Колдовскую Ночь все равно невозможно. Поэтому Эгери лежала, сжавшись в комок под душным меховым одеялом, вдыхала исходящий от него запах мятой оленьей шкуры и слушала, слушала, слушала, как где-то там, в глухой ночи, звенят оленьи копыта и глухо подвывает Дикая Охота. Она уже знала, что на сей раз оленя гонят воины-оборотни из войска Армеда, и сумела смириться с этой мыслью. Ее Колдовские Ночи закончились. Что ж, пусть будет так. От удовольствия бежать по весенней земле под звездами можно и отказаться – жизнь на этом не заканчивается.

Звон копыт и вой волков затихли, Эгери наконец вытянулась под одеялом, перевернулась на бок и решила попробовать уснуть. Однако уснуть ей не удавалось: она думала, сумеет ли когда-нибудь убедить Рагнахара в том, что она больше не представляет опасности для семьи Кельдингов, получит свободу и отправится разыскивать Лариса. Она раздумывала, откуда начать поиски и как подать о себе весть, чтобы брат не испугался, чтобы он сразу ей поверил, но тут ее мысли прервал волчий вой.

Эгери замерла, прислушиваясь. На этот раз волк выл совсем близко, прямо под стенами дворца. Эгери вскочила на ноги. Она сама была оборотнем, нынче – Колдовская Ночь, и Эгери знала доподлинно, чей этот голос. Это – Кольскег Хардинг, ее брат, незнакомый, но родной ей по крови, ее родич, который осмелился явиться в самое сердце королевства Кельдингов, где ему угрожала смертельная опасность. И она побежала на его зов, не раздумывая.

А подумать все-таки следовало. Поскольку дворец был велик, и Эгери еще не успела запомнить большую часть его залов и коридоров, она быстро заблудилась. Конечно, превратись она сейчас в волчицу, ей не составило бы труда выйти из дворца, ориентируясь по запахам. Но на пре вращение она не могла решиться, опасаясь случайной встречи. И, как вскоре выяснилось, не зря.

Плутая по закоулкам дворца, Эгери вышла в длинную галерею, увешанную доспехами, и, глянув вниз из окошка, поняла, что находится поблизости от выхода: нужно только пройти галерею, до башни, темный шпиль которой накрест пересекал Меч Шелама, и спуститься на первый этаж. В башне должна быть лестница, а внизу наверняка есть дверь.

В конце галереи и в самом деле обнаружилась башня, в башне – незапертая дверь, а за ней – узкая каменная лестница. Едва Эгери открыла дверь, в лицо ей пахнуло свежим ночным воздухом. Ступив на первую ступеньку, Эгери вдруг поняла, что стоит у стены над внутренним двором, где кто-то разбил маленький сад. На узкой и достаточно крутой лестнице она несколько раз споткнулась, но удержала равновесие и благополучно спустилась на землю. Впрочем, она тут же разглядела, что на самом деле стоит на плоской крыше небольшой пристройки. Деревья, посаженные в этом воздушном саду, так и не выросли до нормальных размеров, но сейчас они цвели, как и все обычные земные деревья, и воздух был наполнен сладкими запахами и пыльцой.

Пыльца серым покрывалом лежала на плечах стоящей в саду бронзовой девушки, на спине и морде Звездного Оленя, лежащего у ее ног. Эгери быстро преклонила перед статуей колено, приветствуя Лесную Деву и прося у нее благословения на эту ночь.

Потом она пошла в дальний конец сада, надеясь, что там обнаружится еще одна лестница. Но там была лишь широкая мраморная скамья, а на скамье сидел Рагнахар Кельдинг.

– Простите, ваше величество, – поспешно сказала Эгери, отступая назад. – Я… мне не спалось, и я…

К счастью, из-за дворцовой стены вновь долетел протяжный и гневный волчий вой, и принцесса замолчала.

– Он зовет меня, – спокойно сказал Рагнахар. – Это Кольскег Хардинг, и он пришел за мной.

«Неправда, за мной», – подумала Эгери, но тут же сама усомнилась в собственных словах. Откуда Кольскегу знать, что она здесь? Зачем она могла ему понадобиться? Да и в голосе волка было слишком много ненависти и ярости.

– Мне надо бы выйти ему навстречу, как это сделал мой отец, – продолжал Кельдинг. – Выйти и принять бой. Или кликнуть лучников, чтобы те застрелили зверя. Но я не могу решиться ни на то, ни на другое. Если я буду биться с ним и погибну, пропадет все, что я затеял. Если прикажу его убить – это будет не по-королевски. Да и пролить кровь Хардинга – значит обречь землю на проклятье. Поэтому я просто сижу здесь и думаю. Что ты мне посоветуешь?

Эгери пожала плечами:

– Ну, во-первых, тебе не следует опасаться проклятья Харда. Раз Кольскег сам вызвал тебя на бой, значит, он готов добровольно пролить свою кровь. А во-вторых, отчего же не по-королевски? Разве короли никогда не убивали чужими руками своих соперников? И разве Кельдинги никогда не делали этого?

– Я – никогда, – возразил Рагнахар.

– Значит, твое время еще не пришло, – усмехнулась Эгери. – Хорошо, представь себе, что Кольскег сам ушел обратно в леса, и тебе не пришлось ни сражаться с ним, ни убивать его. Думаешь, это все? Думаешь, тебе больше никогда не придется выбирать между честным боем и убийством? Думаешь, тебе не придется злоумышлять против родичей?

– О чем ты? – спросил Рагнахар.

– О твоем дяде и о его молодой жене. Я думаю, это была большая глупость. Вы очень поторопились со свадьбой. Что, если твоя невестка первой родит сына? Он будет твоим двоюродным братом и дядей твоему наследнику. Кроме того, он будет князем дивов. Это – серьезная претензия на трон. Тебе придется либо самому устранять эту угрозу, либо оставить ее в наследство твоим детям. Что ты выберешь?

Рагнахар покачал головой.

– Только не Хильдебранд, – с казал он. – Хильдебранд – воплощенная верность. Он всегда поддерживал моего отца и меня в трудную минуту.

Эгери от души рассмеялась. Наконец-то она почувствовала себя принцессой. Похоже, старый Стакад намеренно держал своего сына вдали от придворной жизни, и теперь она, девушка из рода Хардингов, рожденная для того, чтобы стать мелкой разменной монеткой в руках отца и его могущественных родичей, может многому научить этого мальчика, влюбленного в закон и справедливость.

– Знаешь, почему Хильдебранд был так предан Стакаду? – спросила она, остановившись перед королем. – И кстати, знаешь, почему тебя назвали Рагнахаром? На эти вопросы один ответ.

– Не знаю, – вновь покачал головой Рагнахар.

– Ну так слушай. Рагнахаром звали старшего брата Стакада и Хильдебранда. Никогда не слышал о таком? Впрочем, зачем тебе? Он был сыном твоего деда от побочной жены, княжны из племени бвардов – дивов-земледельцев, обитающих на равнине вблизи Ставерского перевала. О бвардах-то ты слышал?

– Слышал, но никогда…

– Ну так слушай. Твой дед сам объявил бвардку побочной женой и отправил ее назад к ее отцу и народу, когда решил жениться на твоей матери. Сына он, впрочем, оставил при себе и завещал ему треть своих земель. Меж тем среднему сыну Стакаду, который подвизался при дворе старого Коля Хардинга, постоянно нужны были деньги. С Хильдебрандом они заключили братское соглашение о совместном держании земли. Но Рагнахар не пожелал объединяться с братьями. Он женился на бвардке, своей двоюродной сестре, и уехал в Ставер. Стакад тут же подмазал Верховного Мага Хугина, и тот объявил брак Рагнахара распутством и беззаконием и повелел Рагнахару оставить жену и припасть с покаянием к королевским стопам. Рагнахар ответил послам грубо… очень грубо. Началась многолетняя война, и земли бвардов почти совсем обезлюдели, Ставер был сожжен, а Рагнахар и его жена погибли в огне.

– Про войну я знаю, – хмуро возразил Рагнахар. – Но то, что ты говоришь о моем отце… Откуда тебе это известно? Почему ты знаешь об этом, если не знаю я?

– Потому что за год до своей смерти Рагнахар послал в наш замок своего сына Рагнарда. Послал… мне в женихи. Он хотел породниться с Хардингами и выбить Стакада из Галсвинты. Узнав об этом, Стакад немедленно послал в Ставер войска. А уже после победы король, вероятно, по наущению того же Стакада, велел моему отцу отправить Рагнарда в Галсвинту. Мой отец… подчинился. Он… никогда не был особенно тверд в своих правилах и никогда не осмелился бы спорить с королем. Разумеется, Рагнард до столицы так и не добрался. Так Стакад собрал в своих руках все отцовское наследство и потом сделал… то, что он сделал. Не веришь мне, спроси своего дядю. Думаю, сейчас ему незачем скрывать все, что было, все равно это уже давно в прошлом.

– Вот как… – протянул Рагнахар. – Тогда понятно, почему… Ты его любила?

– Рагнарда? Да нет, я его почти не знала. У нас в замке мужчины редко встречались с женщинами в дневные часы. Мой отец хорошо знал его и, кажется, рад был породниться, что, однако, не помешало ему… Впрочем, это неважно. Я просто хочу сказать тебе, что усобицы и вероломство – удел любого королевского рода. Так что мой тебе совет: поскорее сделай своей жене сына и назови его Хардом. Может, такое имя поможет ему в борьбе с дядюшками и тетушками. Наверное, это все, что я могу для тебя сделать.

– Спасибо. А я что-то могу сделать для тебя? – как ни в чем не бывало спросил Рагнахар.

– Пожалуй, да. Помоги мне найти выход из дворца. Я хочу поговорить со своим братом.

В ответ на просьбу Эгери Рагнахар не выказал ни малейшего удивления. Он поднялся со скамьи и повел принцессу вверх по лестнице, а затем в иное крыло дворца, вплотную примыкавшее к внешней стене. Сняв с пояса ключи, он отворил маленькую дверцу и, все еще удерживая ее за кольцо, спросил, повернувшись к Эгери:

– Ты вернешься?

– Не знаю. – Та покачала головой. – Я хочу сказать ему, чтобы он уходил, что ему нечего здесь искать, незачем сражаться за корону и незачем мстить. Но я не уверена, что он станет меня слушать.

– Может, ты останешься здесь, и мы кликнем лучников? – спокойно предложил Рагнахар.

– Нет. – Эгери покачала головой. – Мы из одного рода, и я должна попытаться.

– Тогда удачи тебе, – сказал король, открывая дверь.

Эгери действительно всю дорогу искала слова, которыми смогла бы убедить Кольскега в том, что все бессмысленно. Что Рагнахар будет не худшим королем, чем любой из Хардингов, а любой из Хардингов ничем не будет лучше. Однако она прекрасно понимала, что шансов у нее нет. В роду Хардингов мужчины редко слушали женщин, будь то днем или ночью. Поэтому она сделала то, что сделала.

Шагнув за порог и увидев в двух шагах от себя ощерившегося молодого волка (видимо, он следил за их передвижением внутри дворца и заблаговременно вышел навстречу), Эгери мгновенно преобразилась, встала так, чтобы закрыть своим телом проход к двери, поставила шерсть на загривке дыбом, оскалилась и глухо зарычала.

Будь она и Кольскег обычными волками, он ни за что не тронул бы ее и любой ценой уклонился бы от драки: суки дерутся между собой, кобелям до этого не должно быть дела. Но он – Хардинг, он пылал вполне человеческим гневом и жаждой мести, а она стояла у него на пути.

Поэтому он атаковал в ту же секунду, как заметил ее, просто налетел со всего маху, сбил с ног (он был раза в два тяжелее ее) и вцепился в загривок, раздирая шкуру в кровь и подбираясь к шейным позвонкам. Эгери задыхалась под его тяжестью, у нее не хватало сил не то чтобы сопротивляться, а даже осознать, что это конец. Потом ей начало казаться, что она снова в сундуке госпожи Олии, снова колотится в крышку в поисках выхода, а крышка придавлена тяжелым ковром, и ей никогда не выбраться.

Потом внезапно в легкие хлынул воздух. В ушах звенело, глаза застилала серая дымка, но сквозь нее Эгери смогла разглядеть Рагнахара с окровавленным копьем в руках. Он ударил еще раз, насадил Кольскега на копье, как рыбу на острогу, и отбросил в сторону – подыхать. Потом упал на колени и наклонился над Эгери.

– Пожалуйста, превратись, – попросил он. – Превратись обратно, и я смогу тебе помочь. Слышишь меня? Пожалуйста, пожалуйста, превратись!

– Я отдаю кровь добровольно, – прошептала Эгери и не услышала своего голоса.

В рассветных сумерках Сайнем издалека заметил две фигуры, стоящие как на часах у входа в гостиницу и тут же отступил в тень, увлекая за собой Десси.

– Похоже, к нам незваные гости, – сказал он тихо. – Я нынче никого не жду, а ты?

Десси покачала головой:

– Я тоже, но… Иногда приходится принимать незваных гостей.

Она решительно освободила руку и шагнула навстречу незнакомцам.

Их оказалось двое: мужчина и женщина. Женщину Сайнем узнал сразу – Дарин. Мужчина был ему незнаком, но Десси обратилась именно к нему, как к старому приятелю:

– А, это ты, привет! Ну что, ты уже знаешь новости?

– Больше новостей, чем мне хотелось бы слышать, – ответил тот сердито. – Ты знаешь, что Зеркало Превращений разрушено? Это сделал твой человек? Я учуял твой запах там.

– Он свой собственный человек, – возразила Десси. – А запах, что ты учуял, – запах Шелама. Это Шелам хотел, чтобы Зеркало было наконец разбито. Впрочем, я тоже рада, что так случилось.

– Надеюсь, твоя радость не помешает тебе сдержать обещание? Ты обещала, что уйдешь со мной после Колдовской Ночи.

– А тебе это нужно?

– Это нужно мне, – внезапно вмешалась в их разговор Дарин. – Госпожа Десси, я должна исцелить Арнвера. Господин Айд говорил мне, что я смогу, если загляну в Зеркало, но теперь Зеркало разбито, и мне осталось только умолять вас. Пожалуйста, вы должны спасти его, ведь это вы его заворожили, заставили полюбить меня, теперь вы должны помочь нам, слышите!

– Слышу, слышу, – вздохнула Десси. – Хорошо бы только, чтобы ты сама себя слышала. Потому что только ты сама можешь исцелить его.

– Что? Госпожа Десси, не шутите надо мной так жестоко! Мое сердце разбито!

– Дурочка, и его сердце тоже. Именно это и мешает ему исцелиться, все его силы забирает та колдовская любовь, что мы ему внушили. Хочешь, чтобы он вылечился, вылечи его сначала от любви. Забери ее.

– Как?

– Просто положи ладонь на грудь и забери. Ты готова?

– Да… но… если вы пойдете со мной. Мне так страшно.

Десси повернулась к Сайнему:

– Видишь, я правда должна идти. Я обещала. Ты не будешь сердиться?

– Ну что ты, конечно нет. – Он устало вздохнул. – Конечно, иди.

«Только возвращайся…» – Он подумал это, но промолчал: ему не хотелось связывать Десси новыми обещаниями.

Рассвет колдовской ночи застал Десси и Айда у дверей военного госпиталя. Вернее, у широкой мраморной лестницы, ведущей к дверям. Прежде это был особняк одного из городских аристократов, но хозяин дома погиб на войне, родни у него не нашлось, и король Рагнахар распорядился отдать дом под госпиталь.

Десси сумела убедить Дарин, что ей лучше подняться наверх одной. Теперь лесная колдунья и бог справедливости стояли, словно юнцы у деревенской ограды, не решаясь ни глянуть друг на друга, ни заговорить друг с другом.

– Ты сильно сердишься на меня? – с просила наконец Десси.

– Я? За что? За Зеркало Превращений? Да нет, что ты! На тебя я не могу сердиться. Вот моя сестра… она да, она будет в гневе. Но когда я ей объясню, что теперь мы защищены от всяких неприятных неожиданностей и останемся единственными богами в этом мире, она сменит гнев на милость. Гляди, еще благодарить тебя придет.

– Вот этого не хотелось бы. Да и кроме того ты же сам знаешь, есть множество способов стать больше, чем ты есть, но при этом все равно невозможно стать не собой, а кем-то другим. Так что Зеркало Зеркалом, а по большому счету ничего не изменилось.

– Ну и ладно! – Он помолчал, а потом сказал решительно: – Насчет того, чтобы стать больше… Ты говорила, что, когда пройдет Колдовская Ночь, ты… возможно, уйдешь со мной. Ты решила?

– Да, решила. – Десси развела руками. – Прости, я не пойду.

– Не можешь?

– Не хочу.

– Любишь того человека, что был с тобой?

– Да. Нет. Не знаю… Знаешь, рядом с Дарин как-то не хочется говорить о любви. Просто… он выбрал меня, а я его. Мы живем вместе. Этого достаточно. Да и кроме того уйти с тобой и стать такой, как ты, – это… это очень много суеты. Я к такой жизни не привыкла и привыкать что-то не хочу. Ты…

Договорить она не успела: хлопнула дверь, и на верхней ступени лестницы показалась Дарин. Она пошатывалась от рыданий, а по ее блузке и юбке текла кровь.

– Дари, девочка, что случилось? – осторожно окликнула ее Десси.

Дарин услышав ее голос, отшатнулась и, сбежав со ступенек, бросилась к Айду:

– Скажи ей, пусть она уйдет! Пусть она уйдет сейчас же! Иначе… Иначе… Это она… это все она.

– Что? Что случилось, Дарин? Скажи, пожалуйста, что случилось? – Айд обнял ее за плечи. – Мы не сможем тебе помочь, если ты не скажешь.

– Все… все случилось… все кончено… это она… она виновата… я все сделала, как… как она сказала. Сначала дала ему есть той ложкой… как она сказала… и он влюбился… а потом возненавидел меня за это…

– Да, конечно, мы это уже знаем, а что случилось сегодня? Он опять ударил тебя?

– Он?! – Дарин опять безутешно разрыдалась. – Да разве ж он мог? Он бы и мухи не обидел теперь. Он спал… а я… я подошла и положила руку… как она сказала… тут он открыл глаза и улыбнулся мне… а я… я… я хотела взять любовь… как она сказала, и… и вот…

Не в силах больше говорить, она протянула им руки, и Десси с Айдом увидели у нее на ладонях окровавленное человеческое сердце.

– Это Колдовская Ночь, Дари, – сказала Десси как можно мягче. – Сегодня все всерьез. Ты делаешь то, что говоришь… или то, что думаешь. Ты могла бы также вырвать свое сердце и отдать ему.

– Замолчи! – взвизгнула Дарин и снова обернулась к Айду. – Скажи ей, пусть замолчит! Она… она обманула меня, она погубила нас! Пусть уйдет! Иначе… иначе…

– Тише, бедная моя. – Айд бережно укрыл Дарин своим плащом. – Тише… Поплачь, но тише. Поплачь и послушай, что я тебе скажу. Твоему горю не поможешь теперь, но ты сама теперь можешь помочь чужому горю. Если ты научилась убивать силой своего желания, значит, научишься исцелять. Послушай, сейчас твоя помощь очень нужна одному человеку. Он просит о помощи, а я ничего не могу сделать. Ты сможешь. Пойдем со мной… пойдем со мной, Дари. Ты научишься исцелять. Это не поможет твоему горю, но поможет тебе жить с ним. Пойдешь?

Дарин не произнесла больше ни слова, лишь один раз коротко кивнула. Все еще обнимая и успокаивая девушку, Айд повел ее по улице. Пройдя немного, он обернулся и сказал Десси:

– Ну, значит, быть по сему. Прощай, лесная ведьма!