Глава 37
Старый «Текстильщик-Гарден», больше похожий на дикую чащобу, еще сохранял остатки благоустройства в виде бетонных скамеечных остовов, разваленных клумб и дорожек с намеками на асфальт. Местами уродливое сплетение разросшихся деревьев и кустарников разбавляли искусственной прямотой ржавые фонарные столбы, а в полукилометре от границы с цивилизацией, обвитый плющом и замаскированный ветвями орешника, высился горбатый декоративный мост, некогда любимый парочками. Под опорами моста раскинулись залежи пластиковых бутылок, банок, пожелтевших презервативов и тому подобной дребедени, сдобренной россыпями окурков от дешевейших сигарет.
«Текстиль» на западном крыле не умер, просто жизнь изменилась, и вместо цивильной публики его заполонили более подходящие эпохе обитатели: бомжи, наркоманы и прочий деклассированный элемент. Не нужно считать, что новые хозяева варились в беззаконии и хаосе, убивая друг друга при первом удобном случае, вовсе нет. Иначе Харитоныч обходил бы это место седьмой дорогой, направляясь к родному люку на свалке. Местные старика с внуком не трогали, ведь он свой, к тому же безобидный. Правда, частенько приходилось делиться сигаретами и продуктами, чтоб не били, но это отвечало принципам парковой справедливости и порядка.
В последние пару месяцев Харитоныч заметил перемены: реже встречались хулиганы, а те, что попадались, пили бормотуху неестественно тихо, мост обезлюдел, исчезли лежки нищих, больше не наблюдалось следов их беспечного досуга – рвотных масс на тропинках и гнилых объедков, даже повсеместный запах экскрементов ослаб до едва уловимого состояния. Циркулировали мрачные слухи.
Происходящее вызывало тревогу, но, с другой стороны, ушли проблемы с данью, что Харитонычем было расценено положительно, да и сам парк обещал в скорости остаться в прошлом: старик договорился о переезде в недорогую съемную квартирку в городе.
Вечером они с Женькой возвращались счастливые из города, оживленно переговариваясь на понятном только им языке. Предстояло в несколько ходок перенести в новое жилье вещи, и дед с внуком обсуждали детали мероприятия. Миновав покосившиеся столбы на входе, они углубились в парк. Под пиджаком у Харитоныча ждало своего часа припрятанное сокровище – кулек с пряниками и пластмассовый робот, а в руке дежурил сверток с ливерной колбасой и хлебом – на случай, если потребуется плата за проход. Про подарок внук знал прекрасно, но оба делали вид, что никто ни о чем не догадывается, предвкушая радостный момент дома, в теплом укромном люке.
По дороге не повстречалось ни одного бомжа, и Харитоныч уже мысленно начал радоваться сэкономленной еде, как вдруг со стороны моста сверкнул луч света. Здесь раньше не пользовались ничем, кроме спичек или зажигалки, поэтому дед встревожился, почуяв неладное. Они с мальчиком остановились и притихли, стараясь не привлекать внимания.
Тем временем неизвестный направил фонарь в их сторону. Луч выхватил из темноты фигуры старика и ребенка, и тут же прогремел выстрел. Пуля, коротко свистнув, хлестко ударила в ствол ближайшего дерева. От неожиданности Женька присел, затем почувствовал, как дед схватил его за руку и поволок к кустам. С другой стороны тоже зажглись огни, послышались крики: «Туда побежали! Трави! Трави!» Беглецы продирались сквозь густые заросли, царапая руки и рискуя выколоть глаза. Впереди снова ударил проклятый свет и послышались охотничьи кличи. Сердца Харитоныча коснулось отчаянье, он понял, что у старого инвалида и парализованного мальчишки нет шансов уйти от неизвестных убийц.
– Женя, – сдавленно прошептал Харитоныч, – беги на выход, к свалке. Я тоже побегу, только по другой дороге. Встретимся дома!
Затем он подтолкнул внука в темноту, развернулся и двинул на приближающийся свет. Ошеломленный мальчик подчинился и минуты три ковылял через мусорные кучи, пока за спиной не раздались частые выстрелы и отдаленное улюлюканье. Женька с щемящей тоской понял, что дед его обманул и к люку больше никогда не вернется. Слезы хлынули из глаз, и, развернувшись, он поспешил обратно. Ребенок мычал от горя, на ходу неловко размазывая рукавом сопли. Густые заросли порезали щеку, но боли не было, хотелось только скорей добраться к деду.
Впереди показалась группа мужчин в камуфляжной форме и черных масках. Они стояли кучкой посреди старой клумбы, склонившись над телом, и подсвечивали себе фонариками. Каждый держал оружие, а один вытирал тряпкой длинный нож. Обезумевший Женька бросился туда, гортанно завывая «Деда! Деда!» и размахивая руками.
Внезапное появление мальчика заставило компанию в камуфляже броситься врассыпную. Впрочем, оправившись от неожиданности, они тут же вернулись обратно.
Харитоныч лежал на спине и не дышал. Его окровавленные пальцы намертво сжали разорванный пакет, рядом в красной жиже белел игрушечный робот без головы. Внук упал на старика, заходясь рыданиями.
За картиной молча наблюдала группа убийц.
– Прикончи его, Ян! – наконец скомандовал вожак.
– П-почему я? – заикаясь, возразил тот, к кому обратились.
– Сегодня твой день, забыл?
Убийца, чьим днем было объявлено сегодня, навел ствол автоматического «МакКигана» на ребенка и зажмурился. Он еще не отошел от недавней охоты, когда настигнутый старик корчился на земле с простреленными ногами. И ладно бы убить бездомного разрешалось из огнестрельного оружия, так нет, пришлось мараться, колоть стилетом, потому что этот – первый, а первого обязательно так. Не дав разжалобить себя стонами, Ян схватил неудачника за волосы, приподнял и резко, по-мужски ткнул клинком в сердце. К досаде, жертва дернулась, укол пришелся в брюшину, и смерть старика растянулась в мучительной агонии. Теперь еще малолетний выродок…
Из-за деревьев послышался вой сирен, темное небо озарилось сполохами полицейских мигалок. Компаньоны нервно задергались, требуя немедленной расправы, и «виновник торжества» нажал на курок, выпустив в распластанные тела короткую очередь. Мальчишку подбросило, будто пружиной, а затем шлепнуло о землю. Он затрепыхался в конвульсиях.
– Все, не жилец, пошли отсюда, – одобрительно произнес вожак, и охотничья партия скрылась в чаще…
