Глава 25

Проверять пульс снайпера не было необходимости, однако Джеймс все-таки пощупал запястье и, убедившись, что все кончено, отпустил худую, как палка, руку. Крови вылилось мало. Ему хотелось посидеть, отдохнуть, но нужно было спешить к Эль. Он должен был видеть ее. И даже не переведя дыхания, Джеймс повернулся и принялся спускаться с холма.

Что ты помнишь?

Что вышел в эфир и сказал, что убил его.

Он стянул с себя желтый жилет дорожного рабочего и, швырнув за спину, оставил скомканным валяться на земле. Потом сбросил последний виток змеиной кожи – липкой ленты, – и на камни у ног звякнула испещренная тысячами старых и одной новой пулевыми отметинами металлическая плита. Джеймс пока не чувствовал боли в груди, но скоро ему предстояло оценить кинетическую мощь патрона «лапуа магнум.338» размером с сигару. Ударив в самодельные доспехи, пуля превратила кожу на грудине в черный, кровавый волдырь, под которым два ребра треснули и пять получили ушибы. Никто из медиков не поверил, когда он объяснил, что вообще не ощущал никакой боли до того, как оказался в машине «скорой помощи». В тот момент в его голове была только Эль и ее с каждой секундой слабеющий в рации электрический голос.

«Я даже не помню, о чем мы говорили, Джеймс».

«Обо всем. О чем угодно. Только бы слышать твой голос. Мне было безразлично. Я… кажется, спросил, какое твое любимое дерево».

«Я вроде ответила, клен».

«Да».

Джеймс миновал развалины бунгало. Угли кострища под рухнувшим остовом. Автомобили разметало со стоянки, как закопченные игрушечные машинки. Джип Сватомира стоял близко к месту взрыва и теперь горел вместе с трупами Эшли, Глена и Сары. Стекла в окнах расплавились, превратившись в бурые тягучие жгуты. В свете пожарища за спиной Джеймс увидел, что все еще сжимает посиневшими пальцами окровавленную отвертку снайпера, и бросил ее. И хотя потом точно назвал место, где это сделал (на берегу русла слева от настила), следствию обнаружить ее так и не удалось. Один из копов, пожимая плечами, тогда заметил, что пустыня – обширное пространство, больше, чем территория в акрах. Бывает, предметы проваливаются под землю и уходят все глубже и глубже.

«Тогда ты замолчал».

– Эль?

Джеймс пустился бегом. Настил остался позади, и начинался Тенистый спуск. Ему предстояло подняться наверх. Где-то там он потерял ботинок.

«Я так боялся. Должен был тебя найти. Все остальное не имело значения».

Джеймс подскочил к окутанной клубами дыма и подсвеченной полоской обнажившегося неба полицейской машине. И хотя одолел более полумили земли Мохаве, последние пятьдесят ярдов показались почему-то самыми длинными. Отчаянное усилие, кажется, что это сон, словно бег под водой. Хриплое дыхание разносилось по равнине и исчезало в темноте.

Он нашел Эль свернувшейся рядом с автомобилем, когда всполохи молний еще освещали горизонт. Она не двигалась. Грязные волосы рассыпались по лицу. Джеймса охватила паника. Он почти ничего не запомнил из того, что делал тогда. Только как перевернул ее под фотовспышки далекого света, держал за маленькие руки и шептал имя, будто пытался разбудить ото сна. Страшный момент растянулся и сцементировался в целую вечность.

Вскоре в просвете в волосах открылся ее глаз, посмотрел вверх и остановился на нем. Джеймс почувствовал на щеках дыхание жены и рассмеялся. Эль тоже – пустым, легкомысленным смехом. Они бросали вызов тьме, чтобы она не породила нового Уильяма Тэппа.

«Чему мы смеялись?»

«Не знаю».

Увидев последнюю молнию, они начали считать секунды до раската грома, но он не прогремел. Осталось лишь взболтанное небо и немного колючего косого дождя. Примерно в это время прибыл второй ответивший на вызов полицейский – патрульный штата Дэнни Хэтчер, которому пришлось добираться от шоссе, и теперь фары его автомобиля заметались по долине, как прожектора на вышках лагеря для военнопленных. Джеймс не верил в их существование, пока не увидел тени на лице Эль, потому что она была для него единственной реальностью в мире.

Началось со скромной распечатки полудюжины фамилий, прикнопленной к доске объявлений в коридоре на втором этаже полицейского управления Лас-Вегаса. Список рос на две-три фамилии в день по мере того, как устанавливалось соответствие зубных карт трупов стоматологическим картам пропавших десятилетия назад лиц – в большинстве похищенных по ночам из своих домов или с мест несчастных случаев. Айдахо. Вашингтон. Луизиана. Техас. Очень много из Невады и Нью-Мексико, жители которых направлялись по ложному объезду. Если возникали сомнения, что линию жизни насильно оборвали, проводился анализ ДНК, и на доске появлялись новые группы фамилий. Самая недавняя – убитая в прошлом году семья, включая десятилетнюю девочку. Накануне коридор превратился в возникшее само собой, невиданное здесь место поминовения со свечами и белыми, как мел, букетами цветов. Иногда детективы зажигали фитильки, и воск растекался по линолеуму радужными лужицами. Уборщики не решались здесь что-либо трогать. Новые фамилии добавлялись сверху, а имена первых опознанных жертв с наименее поврежденными телами перемещались в конец трехстраничного списка, который выглядел как длинный кассовый чек.

Сара Харрис

Эшли Харрис

Лерой Барк

Глен Флойд

Всякий раз, когда Джеймс смотрел на бумагу, ему казалось, будто он видит себя и Эйлин в назначенных для них местах. Не мог представить, что именно он оборвал цепь насилия – легче было поверить, что ничего подобного не случилось.

«Пятьдесят семь. Включая тебя».

С результатами этого утра итоговая цифра достигла тридцати девяти, но сержант, с кем Джеймс накануне пил кофе, считал, что число подтвержденных лиц не доберется до пятидесяти пяти. Преступления разбросаны по слишком большой территории, находящейся в ведении различных властей, и по хронологии тянутся в далекое прошлое. Поврежденные огнем и временем останки никогда не будут опознаны. Другие вообще не обнаружат. Жизни, лица и помыслы погребены в песке. И ради чего?

По всем отзывам, шериф Тэпп был совсем не подарок. Профессиональные полицейские из Мосби вспоминали о нем как о суетливом толстячке – нечто вроде духовника Робина Гуда, брата Тука, только в форме, – неспособном общаться с людьми, которые в свою очередь отвечали ему тем же. В социальном отношении не человек – иприт, охарактеризовал Тэппа сотрудник дорожной полиции из Прима. Его избрали два года назад, протащив восемнадцатью голосами. Служба из двух человек работала неэффективно, чем они занимались, никто не проверял. Тэпп накопил долг по кредиту свыше шестидесяти тысяч долларов, покупая, главным образом в Интернете, всякие стрелковые штуковины с длинными техническими названиями и превосходными отзывами пользователей. Никогда не был женат, в семидесятые годы отчислен из вооруженных сил по состоянию здоровья. Однокомнатное жилье под водонапорной башней Мосби имело вид студенческого общежития в сентябре перед заездом новых учащихся: стены побелены, на полу ничего, в холодильнике яблочный сок и энергетические напитки, постель убрана, подушка взбита в ожидании его возвращения.

Тэпп не был демоном, но и не вполне человеком. Он был нечто. Неудивительно, что оба Коала – по-детски недоразвитых мужика – оказались в сфере его притяжения.

Да, он был нечто.

Эль взяла Джеймса за руки и тихо выдохнула в затылок:

– Пойдем.

В пять минут восьмого здание гудело от булькающих кофеварок и хлопающих дверей. Город за окном еще находился во власти серых и свинцовых оттенков, но скоро восходящее солнце раскрасит его. Эль снова потянула мужа за руку, на сей раз нетерпеливо, и он, повернувшись спиной к святилищу, дал себе слово нанести шерифу самую страшную обиду – навсегда забыть о нем.

Асфальт шоссе раскручивался до самого горизонта.

Эль бесстрашно подпевала всем, кого слышала в приемнике. А когда замолчала последняя радиостанция, запела по памяти. Некоторых песен Джеймс никогда не слышал. Другие были из репертуара студенческого оркестра, в котором играла ее лучшая подруга. Одну он сразу узнал: Эль говорила, что ее пели на выпускном вечере – ее любимая, что-то насчет того, чтобы «найти тебя в темноте». Под нее они никогда не танцевали. Ее даже не играли на их свадьбе, хотя она значилась в списке. Эль исполнила песню дважды, и он внес свою лепту и энергично подпел. После чего жена замолчала и ласково положила голову ему на плечо.

Под колесами шелестел асфальт. Джеймс ждал, что Эль заговорит – подтвердит, что интуиция его не обманула и он прав в том, о чем думал с самого отъезда из Лас-Вегаса.

Но она молчала. К концу первого дня дорога привела их во Флагстафф, штат Аризона, где они задержались в пивнушке с чучелом змеи в окне.

– Американская гремучая, – объяснила Эль, когда они проезжали мимо.

Дешевое пиво, пронзительное караоке и жареный картофель. Они со смехом вспоминали студенческие забавы, начальника Эль из магазина рептилий и, конечно, слабительное в шоколадных пирожных, благодаря которому пережили вместе приключение. Когда стемнело, вспомнили Глена Флойда – правильно ли повели себя в его предсмертный час. И последнее, что сказала Эль Рою, когда тот вернулся: «Ты не идиот». Сдерживая слезы, она жалела, что не отнеслась к нему добрее и серьезнее. Джеймс заметил, что в этом мире быть не идиотом много значит. Посетители расходились. Джеймс продолжал пить, а Эль ограничилась диетической колой, и это не ускользнуло от его внимания.

Потом они занялись любовью в арендованной «ауди», заснули на заднем сиденье и проснулись с болью в шее, когда ветровое стекло осветилось рассветными лучами.

Следующий день пошел быстрее: Уинсброу, Гэллап, Альбукерке. Часы летели, и пустыня отступала назад, словно стянутое одеяло. Скалы отступали все дальше, и местность сглаживалась. Мир расстилался мягким зеленым покровом, которого они не видели много недель. Джеймс выключил кондиционер и открыл окно. Впечатление было таким, будто разгерметизировали вернувшийся с края вселенной космический корабль. Он думал, что Эль наконец заговорит, но она молчала.

Мелькали отмеряющие мили столбы, день клонился к закату. Проехали границу штата. Затем другую. Солнце скатилось к краю полей, окрасив оранжевыми брызгами небо за сбрасывающими листья деревьями. Тени росли и темнели, пока не превратились в силуэты на фоне улетающей назад со скоростью семьдесят миль в час, освещенной солнцем пшеницы.

– Давай придумаем имя этому, – наконец произнесла Эль и погладила себя по животу.