Глава 16

Они показались Тэппу двумя столкнувшимися в длинном коридоре игрушечными машинками. Сложились вроде перочинного ножа: джип Сватомира спереди, «тойота» сзади. Колеса потеряли связь с дорогой, а правая сторона закопалась в песке, подняв красивую арку пыли, словно чья-то рука бросила на ветер горсть песчинок. Облако закрыло оба автомобиля и лениво поднималось. Но вот из плотной завесы вырвалась «тойота». По-прежнему двигалась вперед, катила по дороге и увеличивалась в оптике прицела, а Сватомир отлетел вбок, потерял скорость и отстал далеко позади.

Как же так?

Машина Джеймса бесстрашно и неудержимо проскочила флаг отметки девятьсот метров. На мгновение Тэппу почудилось, будто он срывается в штопор. Почувствовал во рту кисловатый привкус паники. Он испугался. Все сегодня складывалось не так, совершенно неправильно. Возникла страшная мысль – произнести ее он мог лишь шепотом в самой глубине сознания: «Ситуация выходит из-под контроля».

И еще страшнее: «На сей раз я могу не взять верх».

– Уильям Тэпп! – торжествующе прокричал ему в ухо Джеймс. Звук был с потрескиваниями, словно из жестянки. – Ты еще не наложил в штаны?

Удар отбросил «Моторолу» в сторону, и Джеймс нашел рацию на полу. Произнося слова, он прижимал микрофон к губам и трясся от выброса адреналина. Эль колотила по рулю и вопила – так ведут себя студентки колледжа, когда вместе фотографируются. Она улыбалась, смеялась и плакала одновременно.

– Ну, как я уделала этого подонка?

– Чуть не отлетел назад, – прокомментировал Рой. – Съехал с дороги, попал в яму, провозится какое-то время.

Эль посмотрела на мужа.

– Это было самым легким или самым трудным?

– Пока не знаю.

Джеймс потянулся сквозь разбитое окно к боковому зеркальцу, которое пострадало во время столкновения и теперь болталось в сломанном пластмассовом корпусе. И попытался разглядеть в треснутом отражении джип. Ничего не получилось. В зеркальце отражалась стена вьющейся, клубящейся пыли, похожей на облако извержения вулкана Сент-Хеленс. Ее прорезали оранжевые лучи солнца. Приходилось полагаться на слова Роя.

– Осталось четыре часа, – загадочно прошептала Эль.

– Что?

– Осталось четыре часа, – повторила она, словно говорила очевидное. – Помнишь?

– Да. Это был голос Тэппа в нашем приемнике.

– Он сказал это более трех часов назад, – усмехнулась жена. – Теперь я понимаю, что он имел в виду: светлое время суток. Я должна была догадаться: прицел лишь разновидность оптики. Как фотоаппарат, бинокль, телескоп, действует только при свете. Именно столько ему осталось светового дня, чтобы убить нас – менее часа. До захода солнца.

Джеймс потрясенно выдохнул. Слова снайпера резанули слух. «А ведь ты почти управился до заката». Ну конечно! Как он мог не сообразить? Солнце – это таймер, огромные часы в небесах, каждую убегающую секунду просвечивающие сквозь розовые облака. Сквозь пустые окна Джеймс видел, что небо на востоке над неровной кромкой стены кратера уже багровеет. В то время, как они катили к убийце, на край Тэппа опускались сумерки. Хорошо бы они наступили быстрее.

– Это объясняет… – Голос Эль заглушал скрежет и грохот шасси. – Почему он хотел, чтобы Рой убил тебя. Он приходит в отчаяние, но не может этого показать, подобно игроку в покер, когда ставка очень высока, а у него на руках одна дрянь. Время на исходе, скоро начнет смеркаться, и он это понимает.

Тэпп в отчаянии – ничего приятнее Джеймс вообразить не мог.

– Солнце сядет через полчаса. Даже быстрее.

– Продержаться тридцать минут? – произнесла Эль. – Не проблема.

Мир снова ожил открывающейся возможностью. Ослепнет ли Тэпп с наступлением темноты? Это в корне изменило ситуацию. Тогда им останется только ускользнуть от незнакомца. Во мраке у них будет преимущество над раненым. Если же он совершит глупость и зажжет фары, они буквально за мили заметят его приближение. Можно пойти по речушке вдоль русла, пересечь под покровом темноты долину и подняться на холмы у шоссе. Рядом с дорогой они будут свободны как ветер. Неужели так просто? Всего-то требовалось выжить в течение четырех часов, чтобы убийца не мог разглядеть их без света.

Вместе с этой мыслью Джеймс сразу же почувствовал горечь. Не так просто! И это еще не конец. Три часа назад в забитом помехами эфире Тэпп сказал кое-что еще.

– Черный глаз. Что это за штука? – спросил он у Эль.

В этот момент «тойота» попала в глубокую рытвину, Джеймс ударился головой о перчаточник и вдруг услышал сухой рвущийся звук – будто дул ветер на Грей-Бич или шумели охлаждающие вентиляторы в аппаратной его радиостанции. Он понял, что в переднее окно залетает воздух пустыни, шевелит волосы, хлопает измазанной кровью тканью одежды. По мере того как спуск становился круче, машина набирала скорость.

– Слишком быстро несемся, – морщась от боли, сдавленно проговорил Рой. – Без тормозов угодим в русло, словно манекены в краш-тесте.

«И превратимся в помидоры». Джеймс вспомнил, как четыре часа назад чуть не врезался в багажник автомобиля тупоголового полицейского, и возблагодарил Господа, что этого не случилось, поскольку считал тогда, будто это стало бы самым худшим кошмаром в его жизни. Нелепо. Они избежали смертельной аварии, чтобы попасть в ловушку ненормального убийцы, и теперь, удирая от него, могут насмерть разбиться.

В качестве варианта можно попробовать ручник, но на пересеченной местности это грозит кульбитом. К тому же, затормозив, не попасть в русло речушки, а это их цель. Русло скроет их от прицела Тэппа, и тогда снайперу придется приблизиться к ним. Остальное вторично.

– Ремни безопасности! – Джеймс шарил рукой по сиденью за спиной, отыскивая пряжку. Занятие было бесполезным, как попытки детей на фотографиях эпохи «холодной войны» спастись от ядерного удара, спрятавшись под партой.

– Я потеряла зеркальце, – пожаловалась Эль. – Мы к нему близко?

Джеймс выглянул из-за приборной панели и прищурился в солнечных лучах на «мрачную кровавую территорию» Тэппа. Они изрядно удалились от колеи, подпрыгивали и колотились по бездорожью. Петляющее каменистое русло речушки, следующей изгибам долины, виднелось в трехстах ярдах внизу и с каждой секундой приближалось. Вода появлялась здесь раз в несколько лет, однако русло угадывалось по тому, как потоки вымыли песок и почву, обнажив гранитные глыбы и базальтовые валуны, отливающие ярко-красным налетом и облюбованные растениями. Джеймс не представлял, насколько глубоко это русло. То ли след от ручейка, то ли родня Большому каньону.

– Думаю, это мы выясним, если ремни действительно спасут нам жизнь, – то ли пошутил, то ли смирился с участью Рой.

– Помнишь, как мы познакомились? – спросил у жены Джеймс.

– Я люблю этот твой рассказ, – ответила Эль. – Начинай.

Под решеткой радиатора хрустнула молодая юкка, ветка хлестнула в ветровое окно, и Эль сдавленно вскрикнула. Когтистые пальцы, нащупывая спрятавшихся в машине, царапали незащищенную кожу. Крупный лист ударил в пассажирский подголовник и громко хлопнул, как парусина на ветру.

– Начинаю. Квартиры с видом на реку. – Пытаясь собраться с мыслями, Джеймс закрыл глаза и почувствовал, как под его подбородком вибрирует подушка сиденья. – Возвращаюсь домой и вижу футах в двух от моей двери тарелку с шоколадными пирожными и маленьким красным бантиком.

– Не от твоей, а от его, – поправила жена.

– Скажем так: пятьдесят на пятьдесят – между моей и дверью… соседа.

«Тойота» снова подпрыгнула и, разламываясь, грохнулась о землю. Камешки, как пули, звякнули в кузов.

– Ты должен был сообразить, что пирожные не для тебя.

– Сомнения все-таки оставались.

– С чего бы вдруг…

С треском открылась дверь багажника, всосала в салон воздух и захлопнулась. Джеймс вздохнул:

– Я видел, как ты приходила к нему. В соседнюю дверь. Всегда по четвергам. Считал тебя очень красивой и боялся поднять голову, даже если мы встречались у почтового ящика.

– Помню. – Стараясь не расплакаться, Эль морщила нос.

Джеймс опять выглянул из-за панели. Русло было в сотне метров и стремительно неслось на них.

– Он был полным идиотом, что так с тобой поступил. И надеялся, что ты не узнаешь. – Джеймс схватил водительский ремень безопасности и обмотал вокруг плеч жены. – Понятно, что ты приготовила ему слабительные пирожные.

Эль виновато улыбнулась, когда он поднял ее руку и продел в петлю. Замок закрылся с резким щелчком.

– Рой! – позвал Джеймс. – Держись! – Он обмотал вокруг себя пассажирский ремень, выгнул спину, приподнял бедра и соединил концы пряжки. Снова раздался щелчок.

– Я израсходовала всю упаковку слабительного, – усмехнулась Эль. – Это двадцать четыре дозы. Рассчитывала, что он съест одно-два пирожных.

– Я люблю шоколадные пирожные.

– А он не любил.

– Я съел одиннадцать.

Эль рассмеялась, и Джеймс почувствовал на своей щеке ее дыхание. Он сжал ей пальцы.

– Те двое суток были самыми худшими в моей жизни.

Исчезли все шумы – звон стекла, скрежет металла, свист ветра – остались лишь тихие голоса и аромат яблочного шампуня.

– Следовало все это вспомнить. – Джеймс закрыл глаза. – Нашлось о чем поговорить, пока…

Тэпп не видел момента падения машины в русло реки – обзору мешал понижающийся склон, – но через секунду до него долетел глухой треск. Было похоже, как если бы сломали бедренную кость. Проделанная водой расщелина находилась в четырехстах метрах внизу. Чуть более четырех футбольных полей. По меркам снайперов – ерундовая дистанция.

Он прогнал со спины нервную дрожь и перевел оптику на Сватомира – выше на пятьсот метров по склону, туда, где следы шин Джеймса свернули с дороги. Великан стоял на краю ямы, в которой с круто вывернутым в сторону колесом, накренившись, застыл его джип. Затем он, сильно наклонившись, обошел валун с палочкой-выручалочкой на все случаи жизни в руке – буксиром. Обмотав трос вокруг камня, уперся в землю ногами и за крюк натянул. Теперь через минуту, максимум через две выберется из канавы. После чего съедет по склону, превратит Джеймса Эверсмана и его компанию в движущиеся мишени и будет гонять по руслу, пока не уложит из своего револьвера.

Если только Джеймс не придумает что-нибудь еще.

Например, он может…

Тэппу требовалось подкрепиться энергетическим глотком. Без кофеина его мозг будто рассыпался, как распеленутая мумия. Мелькали вопросы. Насколько серьезно ранен Сватомир? Хватит ли освещенности для линз объектива? Не придется ли опять пописать? И не такие сформулированные, полуоформленные, ускользающие прежде, чем он успевал их осознать: койот с обугленной до кости рукой в зубах, проценты по кредитной карте, засохшая слюна на его подушке, переменный ветер. Слишком много предметов для одновременного восприятия, и все срочные. Тело свернулось в защитную позу зародыша, колени поползли к плечам. Сердце колотилось, как рельсы под колесами локомотива. Тэпп ненавидел себя. Он так и не стал настоящим снайпером. Именно поэтому.

Он взял третью банку с энергетическим напитком. Открыл, потянув за кольцо, и одним глотком выпил половину содержимого. Его гиперактивный мозг – какое неподобающее качество для стрелка, можно сказать, наказание, обладать головой, похожей на мешок с кошками, – переключился на самодельный камуфляжный костюм. Покров из нитей и сухой травы, пропитанный по́том и порохом. Его шедевр, его гилли.

Тэпп перевернул банку с напитком. Пусто. Выбросил, взял новую.

Гилли – от гэльского слова «мальчик» или «слуга». В феодальные времена в Шотландии у богатых людей были особые егеря. Они надевали на себя грубую сеть, натирали кожу землей и мхом и растворялись в чаще. На глазах превращались в невидимок и, безоружные, поджидали добычу…

Черт! Порезал палец, открывая банку. Та сторона, откуда пьют, измазана кровью. Наплевать, это его не остановит.

Им приходилось ждать часами, а то и днями, но животное наконец приближалось – призраком среди деревьев. Великолепный грозный зверь, весь из подрагивающих мышц и натянутых нервов. Невидимый, недоступный обонянию, гилли подползал и крался к нему, порой по часу, чтобы приблизиться только на метр. А когда оказывался рядом, нападал, хватал голыми руками – прижимал к земле, спутывал лапы. Затем волочил добычу в город, на украшенную папоротниками и обнесенную забором арену хозяина, где их ждали нетерпеливые зрители, и отпускал зверя. Какой-нибудь гомик из шотландских принцев стряхивал пыль с лука, натягивал холеными пальцами тетиву и в этой имитации охоты убивал красавца. Ему аплодировали, хотя все знали, кто настоящий герой.

А я который из них в этой игре?

Тэпп смял о лоб очередную опустевшую банку и отбросил ее в сторону. Ему требовалось сосредоточиться. Ставки на сей раз были немыслимыми. Если Джеймс или кто-нибудь из его приятелей выскользнет из долины и обратится к властям, все пропало. Конец. Как на карточке в «Монополии»: не проходи мимо, не подбирай 200 долларов, твоя дорога в тюрьму. Его повяжут, как Унабомбера, распнут и примутся накачивать барбитуратами.

Тэппа резанул новый, острый как бритва, приступ паники, и он потянулся за очередным (номер пять) энергетическим напитком, но чтобы не травмировать окровавленный палец, открыл зубами. Пока вливал в себя напиток, словно теплое лекарство, в голове мелькали кошмары: то в долину приперся по картам из Google какой-нибудь псих, то их разговор со Сватомиром по рации услышал в своем коротковолновом приемнике проезжающий мимо дальнобойщик, то его подавитель сигнала телефонной связи насторожил заглянувшего на ретранслятор километрах в десяти к северу малооплачиваемого инженера из телекоммуникационной компании «Веризон». Все возможно. Подобные мелочи губят человека – пакостные мелкие детальки.

Тэпп понимал: это больше не отстрел, а психологическая борьба с Джеймсом. Убить или умереть. На что Тэпп пойдет, чтобы выжить?

На что угодно.

Однажды, чтобы выжить, он застрелил девочку.

Да, да, я это сделал.

Это было непросто.

И теперь будет нелегко.

Угрюмая паника наконец отступила. Тэпп откупорил последнюю (шестую) банку с энергетическим напитком и пожалел, что не припас больше «Читос», желейных конфет или хотя бы крекеров. Он представлял, как буйствует в его теле кофеин: наполняет жизнью вены, открывает новые нервные тоннели, укорачивает соединения в мозгу. Пальцы внезапно обрели проворство, рефлексы обострились. После бурного кайфа последует катастрофический упадок сил, но к тому времени Джеймс умрет. Превратится в труп. Если через пять часов его главной проблемой будет буравящая темя головная боль и помраченная память – значит, теперь он делает все, как нужно.

Я делаю все, как нужно?

Просто классно.

Тогда все в порядке.

Местность вокруг заволакивала тень, и она погружалась в темноту – ту, извечную, которая существовала задолго до того, как появился человек, и останется после того, как его не будет. Звуки по-иному разносились в воздухе: резче, чище, громче. Эхо исчезло. Теперь его выстрелы лишатся басовитости и покажутся щелканьем кнута. Ветер будет дуть робкими порывами, касаться щек, теребить желтые флажки. Гроза стала не такой далекой, туча над горизонтом наползала на багровеющее солнце. Все менялось и принимало свои более темные формы.

Джеймс, сам не понимая почему, не мог оторвать взгляда от солнца.

Светило закатывалось, и это его радовало, хотя память не сохранила причину радости. Поэтому он оцепенело смотрел на тусклый диск, мерцающий, словно фонарь в тумане. Тепло коснулось лица, и Джеймс с трудом вспомнил: восемь минут. Потребовалось восемь минут, чтобы преодолеть пространство от далекого ядерного огня к этой маленькой скале.

– Джеймс!

Он узнал ее голос, и события дня будто взорвались в его мозгу. Странный зачес на голове Глена Флойда, история с остановившимся на дороге грузовичком, напоминающая взрывы банок с содовой, стрельба очередями и кровь, застывающая на песке похожими на глазированные пончики шариками.

– Джеймс! Все очень плохо!

Тон Эль невообразимо мрачный. Ни сарказма, ни сдержанности. По салону «тойоты» пронесся неожиданно прохладный сквозняк, звякнул разбитыми стеклами, растрепал клочья мягкой обивки сидений. Джеймс зажмурился, моргнул, но продолжал видеть одно ненавистное солнце, засушенное в сетке всплесков оранжево-фиолетово-желто-лилового. Он чувствовал себя так, словно всю ночь пил дешевое пиво и теперь пытался разобраться в ситуации. Где я? Неужели мы с Эль поругались? Где мой бумажник? Меня тошнило? Где-то в машине шевелилась Эль, и на заднем сиденье поскрипывало дерево. «Тойота», будто качели, раскачивалась на несколько дюймов в каждую сторону, это свидетельствовало о том, что они повисли на чем-то. Подбородок упирался в твердое, как он догадался, в приборную панель. Джеймс поднял голову, развернул плечи… Руки не шевелились.

– Сейчас доберусь и до этого, – пообещала жена.

Хорошо, что к ней возвращалось чувство юмора.

Джеймс сморгнул солнечную радугу и все увидел. Его запястья были неряшливо обмотаны петлями липкой ленты – ниже, выше, от костяшек пальцев до руки – и надежно привязаны к рукоятке переключения передач. На большей части брызги крови, потеки на складках и в швах. И вся эта кровь не его. Джеймс откинулся назад и потянул руки, но понимал, что освободиться не сумеет.

– Работа Роя? – выдохнул он.

– Да! – бросила Эль.

– Парень постарался, накрутил скотча от души.

– Он меня ударил.

– Что?

– Рой перелезал через меня, чтобы связать тебя. Я хотела его остановить, хлестнула по глазам, схватила за раненую руку, и его палец оторвался. Тогда он пихнул меня в дверь лицом и, кажется, ударил по затылку. – Эль пошевелила челюстью, и Джеймс увидел синюю тень на ее скуле. – Наверное, я вырубилась, и он ушел. Прости, не доглядела.

– Нормально.

Ее глаза блеснули.

– Очень, очень прошу, прости.

– Все хорошо. – В голове стоял туман, словно там плескалось дрянное пиво. – Поищи что-нибудь разрезать ленту… перочинный нож.

– Исчез.

– Сумка для инструментов…

– Валяется в полумиле выше на дороге. – Эль повернулась, и солнце осветило под ее глазом синяк в форме «галочки» на логотипе компании «Найк». Щека уже заметно распухла.

Рой! Джеймс ощутил, как вспыхнули щеки, и запоздалый приступ боли от контузии оглушил так, будто на голову наехала груженная шлакобетонными блоками тачка. Будь ты проклят и вся твоя родня, от которой ты отвернулся, и твоя идиотская футболка «Я вас всех имел». Будь проклят! Пропади ты пропадом за то, что ударил по затылку такое прекрасное, милое создание, как Эль.

Гнев – странная штука. Это не просто чувство. Гнев каким-то образом обладает массой – наполняет тело, как горячая пища. Джеймсу стало неловко от того, как хорошо ему сделалось от этого чувства. Он захотел убить Роя. Все в нем кричало, что это неправильно, однако он не мог с собой совладать. Из всего, что говорил ему отец, эти слова всплыли сами собой и зазвенели в ушах: «Знакомясь с человеком, надо заранее строить план, как убить его». Рой того заслуживал за все, что совершил.

Подожди, дай только встретиться с тобой.

– Постой… Ты, кажется, сказала, что оторвала ему палец?

Жена смущенно посмотрела на него.

– Вот это да, Эль!

– Я не нарочно.

– Как это так: не нарочно оторвать палец?

– У него кисть прострелена. Ты говоришь об этом так, будто только я виновата.

– И этот палец… где-то здесь?

Она показала на центральную консоль рядом с его локтем. Джеймс взглянул и отпрянул:

– Какого дьявола ему понадобилось в чашкодержателе?

– Надо же его было куда-нибудь положить.

– Но уж точно не в чашкодержатель.

Эль прыснула. И оба расхохотались – изнуряющим, безудержным, горьким смехом. На несколько секунд они забыли все страхи и перенеслись в кабинет начальника пожарной команды в Сакраменто, когда усастый старик вдохновенно сравнил взрыв в нарколаборатории соседа с образцовым извержением вулкана 1980 года в штате Вашингтон, и все было уморительно смешно.

– Если Рой выживет… – Эль с трудом отдышалась, продолжая жутко хрипеть, – перчатки будут смотреться на нем по-идиотски.

Со склона скатился гулкий рокот и разлился по обеим сторонам русла. Джеймс рывком повернулся и в оскаленном осколками стекла заднем окне «тойоты» увидел в трехстах ярдах джип. Автомобиль, жадно урча мотором, быстро скользил к ним.

Эль подняла голову и вздохнула.

– Так… – Джеймс пожевал губу. – Не пора ли нам начать резать скотч?