Глава 10

Тэпп расставил в аккуратный ряд гильзы, повалил одну и заметил, что у него дрожат пальцы.

Как они так быстро все сообразили? Рассчитали время полета пули. Обнаружили, где он прячется. Поняли, с какой скоростью он может производить выстрелы. Воспользовались этими факторами против него и дважды отвлекли внимание. Его унизили прячущиеся за сломанной машиной три незнакомца. Ничто не раздражало его больше. Разве что стрельба по бумажным мишеням, в которых до этого было полно дыр.

Тэпп мысленно повторил почтительные слова Сергея о том, какой он демон, однако это не помогло, потому что никаких богов и демонов нет. Совершенная случайность, что наша Вселенная существует и расширяется до момента тепловой гибели. Жизнь волей Провидения продолжается только на этой скале, но это ненадолго (атеизм не берется за предсказания). И на данном безбожном маленьком отроге Уильям Тэпп сплоховал.

Они надо мной смеются?

Смейтесь, смейтесь. Все равно вам предстоит умереть.

Не вооруженный оптикой глаз различил на волосяной ниточке дороги на Тенистом спуске крохотную точку джипа Сватомира. Машина пробиралась к застывшей «тойоте», и Тэпп попытался ощутить восторженную дрожь: вот сейчас «тойоту» уберут, и эти люди окажутся в его распоряжении. Три легких нажатия на курок, потом брызги красного, неестественные взмахи руками и ногами, кружащие тела, поднимающие тучи песка. Неожиданно Тэпп осознал, что все это больше не доставляет ему удовольствия – каким-то образом оно превратилось в работу. Хуже, чем в работу, поскольку он запутался в своих чувствах и ему есть что терять.

Нет, они над ним не смеются. Слишком испуганы.

Наслаждайся процессом, и нечего себя загонять, добиваясь совершенства. Тэпп понимал: смешно себя корить за малейший промах. Ошибки случаются: поднимается ветер, десятичные числа округляются странным образом. Такова особенность его ремесла. Оно должно приносить удовольствие. В противном случае зачем им заниматься?

Так это удовольствие?

Да. Говори себе: я за этим делом… отрываюсь.

Тэпп допил энергетический напиток и пустил бутылочку вниз по склону. Скоро захочется помочиться, но сначала он отнимет еще три жизни.

– Джип возвращается, – предупредил Рой.

Джеймс положил жену на спину. Дыхание Эль стало частым, она, напрягая грудь, жадно хватала ртом воздух.

– Не получается дышать. – Ее голос стал чужим, каким-то приглушенным, хлюпающим, будто что-то засело у нее внутри.

Джеймс попытался разжать ее руку, но крепко скрюченные пальцы не распрямлялись.

– Джип возвращается! – сердито повторил Рой. – Спустится по дороге минуты через две.

– Следовательно, у нас есть сто двадцать секунд, чтобы решить, как нам его убить. – Джеймс развел руки Эль и нашел рану. – Вот она!

Маленькая дырочка располагалась чуть ниже подмышки над вырезом рукава. Размером примерно с монету в десять центов. Входное отверстие? Вокруг разрастающийся венчик пенистой крови. Рана намного меньше, чем в животе Сары. Джеймс был уверен, что стрелок промахнулся. Может, он все-таки прав?

– По-моему, это осколок. Пуля ударила в землю и разорвалась на части.

– Заделался в доктора? – рявкнул Рой.

«Нет, но у меня есть сто десять секунд, чтобы им стать».

– Не получается дышать, – повторила Эль.

Она надавила себе на ключицу, другой, сжатой в кулак ладонью колотила в грудь. С такой силой, что могла сломать ребра. С каждым вдохом раздавалось ровное змеиное шипение. Словно воздух выходил из шарика. А затем бульканье, как в туалете после того, как спускают воду. Эль выгибала спину, пиная гремящие камешки в бок «тойоты», и отбивалась от рук Джеймса.

– Эль!

Она билась, будто в смирительной рубашке, в округлившихся глазах мелькал животный страх. Джеймс, ощущая себя будто в аду, видел, как с каждым усилием легких заметно напрягается ее грудь. Он понимал, что для нее это жуткий кошмар, потому что она рассказывала, что однажды с ней случилось нечто подобное. Эль оказалась в ловушке под перевернувшимся каноэ, грудная завязка спасательного жилета зацепилась за дрейдвуд, в рот вливалась холодная зеленая вода. Сейчас она тонула в пустыне.

– Эль, не шевелись!

Жена резко развернула плечи, и его рука соскользнула с раны. Джеймс увидел, что кровь стала другой – пенистой и розовой, как сахарная вата, пузырящейся, словно взбаламученное море или туалетное мыло. Наружу выплыла кровавая масса и замарала рубашку. Эль вздохнула, и месиво всосалось обратно в отверстие. Джеймса осенило – мысль была дилетантской, но другой у него не могло возникнуть. Проникающее ранение грудной клетки.

Нарушена герметичность грудной полости – простая физика. Легкие не способны сделать вдох, поскольку не позволяет скопившийся вокруг воздух. При каждом выдохе он все больше проникает в грудь. Поэтому дыхание будет становиться поверхностнее, пока Эль не задохнется в собственном теле. Если бы Джеймс был врачом, в его распоряжении был бы шариковый клапан – прибор, пропускающий воздух только в одну сторону. Его накладывают на рану, после чего воздух способен выходить из грудной клетки, а внутрь не попадает. Но Джеймс не был врачом.

– Джеймс! – Эль откинула голову, ее волосы рассыпались по земле.

Она искала взглядом его лицо. Но он на нее не смотрел – не было времени. Джеймс напряженно думал. Эль взяла его голову окровавленными ладонями и повернула к себе. Кому хочется умирать в одиночку? Джеймс и поглядел бы на нее, но не мог. Требовалось действовать механически, проникнуть в глубину собственного черепа и размышлять.

Шариковый клапан. Клапан, пропускающий воздух в одном направлении – извне, но не внутрь.

– Рой, – прошептал он.

– Что?

– В багажнике рядом с черной сумкой лежит рулон липкой ленты. А под передним сиденьем – старые термостойкие мешочки. Мне нужно и то и другое. – Он сам удивился, как спокойно говорил, будто заказывал ленч.

– Для чего?

– Давай!

Рой прокрался к задней дверце «тойоты», а Джеймс повернулся к жене. Эль смотрела на него с лихорадочным блеском в глазах – хотела сказать что-то важное.

– Молчи, – велел он. – Потом.

Она покачала головой.

За его спиной Рой открыл заднюю дверцу машины с тем же двойным скрипом, какой она издала, когда Джеймс впервые попробовал ее на дилерской площадке. И его странным образом кольнуло, что все это реально и будет реальным завтра, если оно наступит в мире. В этом испорченном мире, где Эль до смерти задыхается в собственном теле оттого, что в нее попал осколок пули. И что еще хуже – останется реальным навсегда, и этого никак не изменить.

Эль снова открыла рот, словно хотела что-то сказать, но из груди вырвался короткий и хриплый, как у зомби, вздох. Это было настолько неправдоподобно, что больше напоминало пародию на третьесортный фильм. А почему бы этому кошмару не оказаться шуткой?

Глаза Эль расширились – ее саму ужаснул этот звук.

– Молчи, – повторил Джеймс, нахмурившись. – Не трать силы. Сам все знаю. Я тебя тоже люблю. Слова не нужны.

Скривив губы, Эль посмотрела на него, но в то же время сквозь него, через него. Все ее страхи предыдущего мгновения исчезли, сменившись странным обманчивым спокойствием, которому Джеймс нисколько не поверил. Она почти улыбалась, что его ужаснуло. Люди не улыбаются, если держатся изо всех сил. Они улыбаются, когда сдаются.

– Не могу найти скотч! – крикнул Рой. – Не могу…

– Под чехлом.

Эль разжала губы и обрела голос. Он лишь отдаленно напоминал прежний. Чтобы выдавить звук, приходилось несколько раз хватать воздух ртом. Казалось, это предсмертный хрип больного воспалением легких.

– Я… я так скучаю по своим змеюшкам.

– Давай о них не будем, Эль.

– Очень скучаю.

Джеймс делано рассмеялся:

– При чем тут чертовы змеи?

– Мои детки.

У нее было две. Греем звали колумбийского удава-констриктора длиной восемь футов, которого ей в шестнадцать лет подарила мать. Нежный гигант, весь из плоти и мускулов, с гладкими, сухими на ощупь чешуйками и пытливым, жестким, как сухая трава, языком. Эль садилась во внутреннем дворике с романом ужасов на коленях, а монстр жутким шарфом обвивал ее плечи. Он поедал кроликов. Эль покупала их в своем змеином магазине, предварительно гуманно убитыми, замороженными и помещенными в аккуратные пластиковые пакеты с ярлыками и инструкциями по кормежке. Джеймс помнил, что всю дорогу домой смеялся после того, как обнаружил напечатанное внизу мелким шрифтом предупреждение: «Продукт не для людей».

Другая, Айрис, была пятнистым полозом. Намного меньше, короче и тоньше. Ее забрали в питомник, потому что владелец скормил ей без присмотра живую мышь. «Мы не станем давать нашим змеям живой корм, – настаивала Эль. – Почти всех рептилий можно научить питаться заранее умерщвленными животными. Сводить в террариуме в драке двух особей оскорбительно как для хищника, так и для жертвы». По иронии судьбы, в случае с Айрис «последнее слово» осталось за жертвой. Мышь выгрызла вдоль позвоночника змеи глубокие раны, которые не заросли чешуйками. На этих местах остались белесые, мягкие, как воск, шрамы. Айрис была робкой розовой рептилией, боялась, как бы ей снова не причинили боль, и, когда испытывала страх, прятала голову под кольца собственного тела.

Восемь месяцев назад Эль продала и Грея, и Айрис, потому что врач сказал, что ее выкидыши, возможно, следствие повышенного уровня токсичности из-за бактерий рептилий. Не помогло.

– Ты ненавидел моих змей, – сонно проговорила она.

Джеймс отвел волосы с ее щеки и солгал:

– Ничего подобного!

– Никогда не брал в руки. Почему?

– Грей пытался схватить меня.

– Он думал, что твоя рука – кролик.

– Вот именно поэтому я до них не дотрагивался.

– Мне кажется, я уже умерла. Какое-то странное ощущение.

– Нет, не умерла. – Джеймс понимал, что одного его утверждения недостаточно.

Эль мрачно улыбнулась. Ее следующая фраза потребовала двух вдохов.

– Ты действительно веришь всей той оптимистической чуши, какую несешь?

Джеймс хотел ответить «да», но не стал. Не смог. На сегодня хватит вранья. И покачал головой.

– Я тоже не верю, – промолвила Эль.

Ее слова укололи. Джеймс всегда знал, что это так. Но произнесенное вслух уязвляет больнее.

Глаза Эль расфокусировались. Джеймса поразило, насколько внезапно это произошло. Словно щелкнули выключателем, и ее мозг отрубился. Вот она была – Эйлин Линн Эверсман, женщина, обожающая кинострашилки, ненавидящая кинзу и не способная взять в толк, почему всем так нравятся словечки Бэтмэна, – и вот ее нет. Солнце осветило ее лицо, и Джеймс заметил, насколько оно посерело. Из-за синюшного оттенка удушения казалось, будто Эль погрузилась под воду и быстро тонет.

– Рой! Ты где, черт тебя побери? – крикнул Джеймс.

Тот подполз сзади и с силой сунул ему в руку рулон липкой ленты и единственный мятый пакет. Джеймс не представлял, что предполагал получить – скорее всего именно это, – но когда небольшие предметы оказались у него, сердце екнуло. Он схватил тугой пластик, вытряхнул хлебные крошки вчерашнего дня – дня, когда в мире еще царил здравый смысл, – и прошептал себе: «Односторонний клапан. Воздух выходит наружу и не попадает внутрь».

– Джип почти уже здесь, – напомнил Рой.

За работу!

– Потерпи, родная, все будет в порядке.

Джеймс подвернул пластик с каждой стороны, чтобы получился примерно квадрат, и приложил к пенящейся ране. Затем, отгрызая зубами, оторвал одну, две, три короткие полоски липкой ленты и прилепил одну с левой стороны квадрата, другую справа, третью внизу над пропитанной кровью майкой на бретельках. Пальцы онемели, едва слушались, будто он действовал в перчатках. Герметично приклеил ленту к мягкой коже жены, но, что важно, сверху оставил квадрат свободным (это главное, самое главное). Три стороны закрыты, одна свободная.

– Что ты делаешь? – спросил Рой.

– Помолчи.

– Забыл одну сторону…

– Заткнись! – Его зубы выбивали дробь. Важно услышать, как все будет действовать.

Господи, только бы получилось!

Джеймс посмотрел на жену: та безмятежно спала, привалившись головой к дверце машины. Он ждал, когда она вздохнет, чтобы убедиться, что его система действует правильно. Но проблема была в том, что Эль не дышала.

Жена лежала неподвижной тряпичной куклой – старой, негодной, выброшенной на помойку. Странно, но следующая мысль Джеймса была вовсе не о ней. Хотелось подняться во весь рост, как она предлагала, распрямиться, пойти вперед, как бедняга Глен, и получить пулю. Ему не вынести ни секунды в мире без Эль.

Самоубийство внезапно показалось разумным выходом. Хотя в тот злополучный раз, когда он нашел ее пьяной в «субару», Джеймс так не считал. Разозлился на нее, но, видимо, просто не мог понять, насколько ей больно. Разумеется, он тоже оплакивал ее нерожденных детей, но только как нереализовавшиеся возможности, как неприсвоенные имена. Эль всякий раз чувствовала на клеточном уровне, как в ней зрела жизнь, а вскоре умирала. Наверное, теперь он ее понял.

Затем она задышала.

Втянула в себя воздух, верхний край квадратика затрепетал и со свистом выпустил его изнутри. Легкие освободились, и Эль вдохнула – пластик плотно прижался к ране, предотвращая всасывание. Воздух больше не поступал в грудную клетку. Джеймс ощутил в горле жаркий пузырь дыхания и тихо наблюдал, как повторяется сотворенное им маленькое чудо. Боялся оторвать взгляд, чтобы оно не прекратилось.

Односторонний клапан. Сооруженный при помощи липкой ленты и пластикового пакета.

– Работает? – спросил Рой.

– Надеюсь.

– Говорят, что у скотча миллион способов применения. Этот, похоже, пока неизвестен.

Джеймс почти не слушал ворчание мотора и скрип тормозных колодок – джип остановился на дороге в нескольких ярдах от них. Не обращал внимания. Новая проблема возникнет через тридцать секунд. Пока он смотрел на Эль – сейчас это самое главное в мире, – наблюдал и ждал.

– Слышь, Джеймс. – Рой поднялся на корточки. – Черная борода. Он уже здесь.

– Я в курсе.

– Надо что-нибудь придумать, чтобы отбиться от него.

– Дай мне минуту.

– У нас нет минуты. – Рой скривился, посмотрев на лежавший между ними револьвер. – Какой прок от незаряженного оружия?

Джеймс пропустил его слова мимо ушей. В данную секунду неважно, насколько Рой прав, это не имеет значения. Пять стреляных патронов в аккуратно вложенном в кобуру револьвере. Почему парк-рейнджер из Монтаны носил разряженное оружие, хотя был не на дежурстве? Что ему понадобилось в Неваде? Неожиданно Эль открыла глаза – подвижные, живые – обвела взглядом светлое небо, нашла его.

Джеймс, обо всем позабыв, смотрел на нее.

Она слабо улыбнулась, явно не соображая, что с ней происходит. Будто опрокинула подряд четыре коктейля «Лемон дроп» и медленно сползала со стула в баре. Джеймс схватил жену за руки, но ничем помочь не мог, лишь рассмеялся. Громким, неестественным утробным хохотом, каким смеется аудитория за кадром в комедийных телесериалах. Пусть они попали в ловушку в этой адской долине и в двадцати футах от них вооруженный человек, готовый подцепить и увезти то единственное, благодаря чему они пока живы, но первая победа – только начало. Победа просто замечательная. Джеймс поцеловал Эль в лоб.

– Мне приснилось, что ты нас спас, – пробормотала она.

– Пока нет. – Он застенчиво улыбнулся. – Работаю над этим.

– Мы существуем?

Джеймс смахнул с ее глаз волосы и, целуя в переносицу, почувствовал, как трепещут ее ресницы. И это потрясающее существо мог вычеркнуть из мира слепой, случайный рикошет.

– Да, мы существуем, – ответил он.

Недалеко от них на дороге незнакомец уже открывал дверцу джипа.