Глава 40
Два важных разговора
И все же прежде чем отправиться с войском к рубежам, Святогору необходимо было сделать еще два важных дела; первое – проще, но последствия этого дела могли отразиться в веках, а вот второе… второе – личное.
Для начала нужно переговорить с двумя людьми, которые во многом и определяли то, как будет жить государство: с князем Рогволдом и Нежданом, главой новой церкви. Главный из них – князь, но власть у этих людей разная. Рогволд не являлся самостоятельной фигурой, он как бы говорил от имени сразу трех влиятельных князей и, как показывала практика, иногда вынужденно поступался даже собственными интересами. Неждан же в последнее время набирал все больше власти и влияния, его сила росла с числом последователей, а их количество увеличивалось весьма быстро. Особенно много людей влились в ряды церкви после похода на Китеж, даже Илья Муромец стал посещать богослужения. Богатырь как-то попытался переубедить бывшего ученика, и у них произошел достаточно любопытный диалог. Помнится, Святогор тогда ему сказал:
– Ладно, пусть ты сам не застал ни Перуна, ни Световита, но я-то с ними лично встречался. Неужели ты мне не веришь? Разве я смог бы тебе так вот нагло врать?
– Ты меня очень многому научил, и я правда тебе очень благодарен. Я не думаю, что ты обманываешь, я думаю, что обманывали они – те, кого ты называешь богами. А были они на самом деле чем-то вроде убитого нами бывшего царя Дабога, этакими надбогатырями или чрезмернобогатырями. Тьфу ты, оченьбогатырями, не могу придумать термин… сверхбогатырями.
– Да чего ты там увидал такого, в Китеже-то, что сразу переметнулся?
– Во-первых, не сразу, я давно присматривался. Даже с черным пророком лично разговаривал, проповеди его слушал. Люди от них лучше становились.
– Людишки – они всегда и везде одинаковые: вороватые, хитрые, отважные, самоотверженные. Кто-то мать родную за медный грош продаст, а кто-то на смерть лютую пойдет ради других людей, чужих. Это всегда было.
– Всегда, спорить не буду. Но вот то, что на человека повлиять можно, подтолкнуть его стать лучше, – это я точно знаю. Довелось мне пересечься с разбойником одним, Соловей-разбойник его звали, может, слышал? Он почему опасный был – у него свистулька имелась, которую, по преданию, Сварог сделал, чтобы поля расчищать…
– По какому, в пень тебя драть, Илья, преданию – да он ее при мне делал!
– Хорошо, пусть так. Суть не в этом. Обычным стражникам с ним было не сладить: он как свистнет – все с ног валились. Ну я-то устоял, свистульку сломал, хотя сейчас думаю, что зря. А разбойника властям сдал, потому как разбойник. Ну и пока я его в темницу тащил, выдал ему несколько проповедей, что от черного пророка услышал.
– И чего?
– Да вначале ничего, отдал его страже и забыл. А потом узнал, что с ним стало. Когда королевский конвой проходил через те края, королевский вельможа решил схитрить и обойти мою засаду. А для этого ему нужен был проводник из местных, вот он и вытащил из темницы оного разбойника, пообещал ему свободу и золота в придачу. А тот возьми да заведи их конвой в болота, да так ловко, что знаменитые королевские требушеты в трясине увязли и достать их никак не выходило. Разбойника того казнили, на куски изрубили, а вот все же успел он перед смертью что-то очень хорошее сделать. А мог быть живым, свободным и при деньгах. Я его останки нашел потом, похоронил со всеми почестями, как воина.
– Бывает и такое, даже разбойники далеко не все совсем уж пропащие люди, есть среди них и те, кто просто сбился с пути. Почем ты знаешь, что это твои проповеди на него повлияли? Может, родители в детстве что-то вложили.
– Знаю, и всё. Бог, он каждому надежду дает, даже перед самой смертью все зло, что ты вершил, искупить можно. Так в книге написано…
– Так, давай ты только мне проповедовать не будешь, хорошо? Я старый, во всякие глупости не верю. Расскажи лучше, чего там в Китеже было. Ты же не хуже моего должен знать – в Китеже Марья сидела, откуда там черти эти взялись?
– Люди сказали, что черти эти Марью убили и город захватили.
– Ее убьешь, как же, – хмыкнул Святогор.
– А вот не скажи, не скажи. Я с этим самым Люцифернумом силушкой-то перемерился. И знаешь, отделал он меня, как медведь дворовую шавку. Ты мне что хочешь говори, а нет на Руси таких чудовищ чтобы богатыря могли избивать. Да что там, его кладенец не брал. Отскакивал. Бывает такое? Ты хоть и старше меня, но чудищ я не меньше твоего извел, но таких чудовищ нет, не бывает и быть не может.
– Это верно, – Святогор задумчиво потеребил бороду, – не может такого быть, чтобы кладенец не рубил, и такого, чтобы чудище было сильней богатыря.
– Вот видишь, и ты признал, что это был сам Люцифернум, враг рода человеческого.
– Ничего я не признавал. Скорее всего, это черный богатырь был. Мы, когда в чудищ перерождаемся, силу свою не теряем.
– И кто же это мог быть?
– На ум приходит только Дабог. Или Микула. Это только королевские сказители рассказывают, что убили его, а может, врут. Хотя не верю я, что Микула мог черным богатырем стать: он спокойней меня всегда был; ух, как выводил он меня всегда из себя своим спокойствием!.. Возможно, Дабог или кто-то вроде.
– Дабога мы надежно угробили и голову за много верст забросили. А тот был с головой.
– Значит, кто-то, о ком мы не знали; тоже мне…
– Вот и верь в то, что это какой-то неизвестный богатырь, который сильнее меня и про которого мы ничего и никогда не слышали, – Илья презрительно фыркнул, выказывая свое отношение к подобной версии, – а я буду верить, что это был сам Люцифернум.
Так что не удалось Святогору переубедить своего ученика, каждый остался при своем, да и ладно. Илья мужик умный и достойный, хочет верить, пусть верит, жалко, что ли.
Столь же немалую роль в росте авторитета церкви сыграло и открытие огромного и красивого каменного собора, построенного с помощью царьградских мастеров. Сам Святогор не очень одобрял новые веяния, но как умный человек надеялся использовать чужие интересы к своей выгоде.
Богатырь аккуратно постучал в ворота, слуги князя быстро распахнули перед ним створки и пригласили внутрь. Неждан и Рогволд его ждали, на лицах явно читалась заинтересованность, что уже само по себе было неплохо. Визит был согласован заранее, но о чем он будет с ними говорить, они знать не могли.
– Я без предисловий, сразу к делу, – взял с места в карьер богатырь, – теперь, когда мы присоединили и бывшее Тривосьмое и бывшее Тридесятое государство, глупо продолжать называться Тридевятым. Предлагаю объявить о том, что Русь возвратилась и вернула себе свое старое название. Как вы на это смотрите?
Рогволд пожал плечами, Неждан дипломатично ответил, что они подумают.
– Также я предлагаю исправить еще одну глупость: пора перестать называть нашу правительницу великой княгиней и короновать ее на царство.
– Ты с этим к нам пришел? – По интонации церковника было трудно понять, на что он намекает, так что Святогор даже немного растерялся.
Да, именно с этим он и пришел. Кому, как не церкви, выгодно усадить на трон царя; они что, этого не понимают? Должны понимать, оба умные и проницательные люди. Тогда чего они еще хотят?
– Видишь ли, – начал осторожно Рогволд, – сами твои предложения правильные, даже больше скажу, мы и без тебя все это собирались сделать, даже сама процедура коронации уже готовится с учетом царьградских церковных традиций. Это дело решенное. Но есть кое-что, что нас сильно беспокоит. Аленку-то нашу всерьез пытались убить. И практически убили, она чудом выжила.
– Молитвой, – поддакнул Неждан, не обращая внимания, как богатырь недоверчиво скривился.
– Чудом, – снова повторил полоцкий князь.
– Повезло, – осторожно ответил богатырь, – вы же не думаете, что это я?
– Мы думаем, что это Сигизмунд, – без обиняков заявил князь, – покушение серьезно организовано, с многомесячной подготовкой. Такое мало кто может. А наш король в случае смерти девочки остается с единственным наследником. И ничего мы сделать с этим не можем, пока у нашей девочки не народятся свои наследники, а до этого еще самое малое пять лет.
– А если уж наш друг из Белого королевства взялся за убийство девчонки, следующий раз может быть успешней.
– Ее хорошо защищают, сейчас Илья Муромец с ней постоянно.
– Муромец и ты покинете столицу через два дня. Останутся обычные стражники.
– Есть еще Михаил Поток и Еруслан.
– Им мы не доверяем. Михаил охоч до власти, а Еруслан его товарищ. Тем более оба они потеряли третьего своего близкого друга, Ивана Быковича. Оба они пойдут с тобой, в первую очередь потому что мы хотим их убрать из столицы.
– И что вы предлагаете? Удвойте охрану, утройте, удесятерите.
– Девочке в спину нож вонзил один из охранников. Многократно проверенный. Ты правда считаешь, что утроение охраны поможет?
– Жизнь так устроена, правителей часто пытаются убить. Они пытаются, а мы не даем, и наоборот. Что еще можно сделать?
– Кое-что можно… – еще более осторожно заметил князь.
– Да что ты дурака из себя строишь, – разозлился Неждан, – как будто сам уже не догадался. Да, мы предлагаем самим убить наследника Сигизмунда, раньше, чем он убьет Аленку, и лишить короля всех возможностей.
На самом деле Святогор уже давно понял, к чему его ведут, но произнести вслух этого никак не мог. Шутка ли, убивать младенца, маленького и невинного! Он запросто готов был рубить головы восставшим новгородцам, но убить ребенка богатырю немыслимо. И ведь в словах Неждана было зерно истины, но только в том случае, если на Аленку покушался именно Сигизмунд, а в этом богатырь не был так уверен. Он бесчисленное множество раз видел, что те, кому результат был выгоднее всего, оказывались вовсе ни при чем.
– Что-то в этом покушении не все вяжется… Чем король мог прельстить того, кто идет на смерть? Золотом? Оно мертвецу без надобности. А эти убийцы шли на явную смерть: покушение в людном месте, где куча стражи… нет, они и не думали, что смогут уйти. И еще кое-что: говорят, что Трофим этот перед смертью смеялся, пока ему Колыван голову не проломил. Никак не похоже это на королевских убийц, нет, это что-то личное.
– Убийц было трое – так что это уже не личное. Тем более что этот Трофим несколько месяцев все готовил и все это время сопровождал нашу княгиню, шутил с ней, улыбался. Нет, ничего личного тут нет, тут холодный расчет. А то, что он смеялся… возможно, Сигизмунд обещал кому-то из его близких роскошную жизнь, вот он и радовался, что устроил кому-то из своих такой королевский подарок.
К сожалению, все это звучало слишком логично и правдоподобно. Проклятый Колыван, убил на месте единственного, кто мог пролить свет на эту историю… теперь оставалось только предполагать. Если за покушением стоял король, это означало только одно: покушения будут повторяться. И теперь, когда оставить богатыря защищать правительницу не было возможности, следующее покушение могло стать успешным. И предотвратить его можно только одним путем: убить маленького мальчика, который еще ничего не понимает, невинного как младенец, потому что младенец он и есть. Проклятье… в такие моменты ему страшно хотелось быть куда глупее, рубить врагов с яростным азартом и не лезть в государственные дела. Потому как государственные дела – они вот такие вот.
– Ну а я тут при чем? Вы же не предложите мне пойти и убить ребенка? Я слишком заметный, меня к нему не подпустят.
– А обращаемся мы к тебе по одной, но очень важной причине: мы не знаем человека, у которого была бы и шапка-невидимка, и сапоги-скороходы, а ты знаешь. У нас нет своих людей в ближнем окружении короля, а готовить убийство годами и внедрять нового человека нет времени. Шанс есть только у такого человека.
– Вы про Ратибора? – удивился Святогор. – Но он не мой человек, а Марьи.
– А поскольку Марья мертва – возможно, он не откажется от этой… работы, столь нужной государству и которая спасет от смерти одну славную девочку.
«Марья не мертва», – хотел было возразить Святогор, но не стал. Сидевшие пред ним люди по-своему тоже хотели блага его родине, но уж очень часто их взгляды на это самое благо расходились с его взглядами, так что не стоило выдавать им все, что он знает. Вместо этого он ответил:
– Я могу попытаться, но обещать что-то не стану. Как его позвать, я придумаю, но, сами понимаете, он может и не отозваться.
– Мы понимаем, – кивнул Рогволд, – и ты понимаешь: жить будет либо мальчик, либо наша Аленушка. А она скоро станет царицей. Ты ведь любишь царей, это все знают, так что готовься к коронации, она послезавтра. А сразу после нее выступай в поход. Два дня – немного, мы понимаем, но ты уж постарайся успеть.
Второй разговор предстоял куда более сложный, и для начала нужно было отойти от первого. Детоубийцей становиться не хотелось совсем, но и Аленушку оставлять на расправу убийцам тоже нельзя. Вот как поступить?.. Прав Рогволд: как ни крути, если за покушением стоит Сигизмунд, обоим детишкам не жить. Может, оно и лучше, умереть в младенчестве, пока ничего не понимаешь…
Святогор остановился и обругал себя последними словами: ничего себе «лучше» нашел! Мерзость какая, нельзя детей убивать… А с другой стороны – куда деваться? Проклятье, нет выхода, никакого нет. Защитить будущую царицу можно только так. Проклятый Колыван, дурень, беспутный мальчишка, это надо же было – забить единственного человека, который мог все прояснить! Или однорукий тоже был в этом замешан? Нет, это уже совсем заумь, да и стал бы он тогда счеты с жизнью сводить? Или потому и свел, что не мог вынести того, что сделал? Все-все, Святогор, уймись: здоровая подозрительность – это хорошо, но ты уж совсем куда-то не туда загреб… Колыван был верен Аленушке, верен как пес. Сколько ты с ним бесед проводил, пытаясь на свою сторону склонить, когда он у тебя в плену был? Нет, не мог он предать, вздор это. Значит, не знал.
И нечего придумывать лишнего, он же молодой совсем, по меркам богатырей. А сколько ему настоящих годков-то было? Когда Финист был молод – и он тоже был молод. То есть он где-то ровесник нашей Варвары должен быть, за пятьдесят ему быть должно. Вообще, в таком возрасте уже пора бы и соображать, и эмоции под контролем держать. Обманываешь себя, сам-то сильно смог сдержать чувства, когда голову Мстислава на колу увидал? Попадись тебе бука в тот момент, смог бы его беспристрастно допросить? Не смог бы, сам себе не ври. Никакой возраст не вытравит человеческое, хоть тысяча лет, хоть пятьдесят. И все же, все же: останься жив убийца, он бы смог развеять сомнения, а теперь что, теперь рисковать нельзя. Аленку нужно защитить, а значит, младенца надо умертвить. Вот и нечего себя изводить: надо – значит, надо. Противно? Ничего, утрешься, не первый раз.
Отбросив сомнения, богатырь двинулся к месту намеченной засады. Ждать пришлось долго, но богатырь умел замереть и не двигаться. Место он выбрал в глубине темного переулка, его здесь не должно быть видно, хотя стоило помнить, что и «дичь» у него тоже сегодня непростая. Еще немного – и он бы плюнул на все и вломился в дом к жертве… но это плохая идея, так как у его цели должен иметься план на случай подобного вторжения. И все же спустя несколько часов его ожидание было вознаграждено: он воочию увидал то, что искал; все приметы полностью подходили под описание, стало быть, вероятность ошибки минимальна.
Темная фигура быстрой походкой двигалась по переулку; отработанным движением гигант вытянул руку и схватил свою жертву. Фигура дернулась, пытаясь вырваться, но он был слишком опытен, чтобы хватать за одежду: пальцы мертвой хваткой впились в руку и тянули человека в переулок. Все происходило в полной тишине, народу в этом месте и днем-то было немного, а сейчас и вовсе никого. Сбоку последовал удар, вполне способный убить здоровенного быка, но богатырь легко блокировал его локтем.
– Не вырвешься, – победно улыбаясь, сообщил он пойманному им человеку. Тот мгновенно прекратил сопротивление: видать, узнал голос.
Богатырь откинул капюшон плаща и довольно осмотрел пленницу: еще по удару он понял, что не ошибся.
– Марья Искусница, собственной персоной. Жестоко убитая чертями в Китеже. Живая и здоровая.
– И как ты меня нашел?
– Я умею искать.
– Это не ответ.
– А с чего я должен отвечать? Это ты мне будешь отвечать.
– А если не стану?
– Станешь, – жестко улыбнулся богатырь.
– Да брось, – усмехнулась в ответ Марья, – мы оба знаем, что у тебя нет времени, чтобы меня разговорить. Может быть, лет через сто – двести непрерывных пыток я и сломаюсь, но это не точно. Ты серьезно думаешь, что упрямее меня?
– Разговаривать мы, выходит, не будем? – нахмурился богатырь. – Тогда я могу просто отсечь тебе голову и унести с собой. И мы оба знаем, что не отрастет.
Мужчина и женщина молча смотрели друг другу в глаза: они знали друг друга уже слишком давно, даже дружили когда-то, но это было много лет назад.
– Давай так, – предложила Марья, – ты мне честно сообщаешь, как ты меня нашел, а я честно отвечаю на твои вопросы. Как тебе такая сделка?
– Даешь слово?
– Даю. Может, и не на все вопросы смогу ответить, но там, где отвечу, врать не стану.
– Хорошо, – сдался Святогор, – на самом деле это несложно. Твоя слабость – хорошие сапоги. Все, что мне было нужно, это дать людям боярина Полкана указание высматривать женщин, которые одеваются просто и неприметно, но чьи сапоги явно стоят больше, чем должны стоить. Два месяца поисков, три ложных наводки на боярынь, бегавших ночью к тайным любовникам, и вот ты в моих руках.
Женщина звонко рассмеялась.
– Действительно просто. В голову не приходило, что меня так могут искать, а хорошую обувь я люблю, это да. Хорошо, верю. Спрашивай, что хотел.
– Да я даже не знаю, с чего начать. Ты у нас сплошная загадка, вся тайнами покрыта. Давай с давних времен. Ты мне письма Финиста передала через Ратибора, они настоящие?
– Настоящие.
– Тогда зачем вы вообще их перехватывали? Их ведь Вольга должен был царю передать, а не передал.
– Давай сразу поясню: вся задумка была моя, Вольга просто мне доверился.
– С ним у меня отдельный разговор будет, – пообещал Святогор, – где он, кстати?
– Исчез. Я сама его давно не видела.
– Врешь.
– Нет, правда. Я уже беспокоюсь сама, он должен был появиться в условленном месте, но я ждала-ждала, а он не появился. Это на него не похоже; я очень тревожусь, но найти не могу.
– От меня прячется. Сколько бы ни прятался, все равно найду. Хорошо, с Вольгой потом; зачем тебе понадобилось царя убивать?
– Никто не собирался его убивать, – рассердилась Марья, – заговорщики планировали только часть власти у царя забрать, и все. Чтобы решал все вопросы не один царь, а собрание князей. И убили его вовсе не заговорщики и не мы. Спроси хоть у князя Рогволда, вы же теперь друзья.
– Царя Василия убили по наводке новгородских купцов, они же и оплатили наемников. Знаю. Я в Новгороде одного из этих купцов допросил с пристрастием, и он во всем сознался перед смертью. И все равно твоя вина в гибели царя есть.
– А кто знал, что так все повернется? Мне самой от этого только хуже стало: пока царь был жив, я на него влиять могла, а как он помер, мне вообще прятаться пришлось вместе с городом. Я, если хочешь знать, тут одна из главных пострадавших. Не предусмотрела, что новгородцы на такое отважатся; так можно подумать, ты подобное предвидел!..
– Хорошо, – продолжал допрос Святогор, – допустим, верю. Как тебя из Китежа-то выгнали эти черти? Кто они вообще такие?
В этот раз женщина смеялась долго и все никак не могла остановиться.
– Неужели и ты поверил? Я была уверена, что обмануть смогу многих, но не тебя. Пришлось дождаться, когда ты из столицы уйдешь, и только тогда все провернуть.
– Что провернуть?
– Для начала Вольга похитил пророка, я не сомневалась, что наша княгиня не выдержит и тут же пошлет войско. Чтобы она знала, куда это войско отправлять, мы подстроили побег одного из наших пленников, который служил вашему боярину.
– А с чего это ты была уверена, что ради какого-то пророка самозваного все войско Тридевятого царства в поход двинется?
– А ты не знал? Тот, кого называют пророком Андреем, или Андреем Первозванным, раньше звался Иваном Царевичем. Это ее брат был. Вот почему ему так легко разрешили проповедовать. Но дальше он стал только мешать; как пророк он годился, но церковь лучше пусть организуют такие люди, как Неждан.
– Все еще не понимаю; ты же была против Неждана и его единомышленников…
– Пока он был жрецом Даждьбога – да. И ты пойми: мы не враги, скорее, соперники. А вот сейчас он делает как раз то, что мне и было нужно. Он помогает строить государство с одной религией и одним богом.
– И чем же тебя много богов не устраивало? Зачем вообще все это, я не понимаю.
– Было пророчество. Очень сильное и явное. Иван Царевич должен был заложить фундамент великого государства. Мы, правда, все считали, что он станет Царем-завоевателем, его Илья Муромец учил воинскому искусству, его готовили править. Вот только доступ к пророчеству имела не только я. Кто-то из группы жрецов Даждьбога тоже узнал об этом, и они подобрались к наследнику ближе.
– Неждан – сновидец. Видит вещие сны.
– Ага, вот, ты что-то узнаешь новое, и я тоже. Полезный у нас разговор. Отпусти меня уже, я не убегу.
– Отпущу, когда сочту нужным, продолжай; итак, войско двинулось в поход…
– А мы его ждали. Я за полвека наготовила множество железных солдат. Только пользы с них было чуть. Ничего лучше, чем энергия сжатой пружины, я придумать не смогла, так что двигались они не дольше, чем горит лучина. Мы их покрасили, рога наставили, в шерсти обваляли – опля! – и готовы черти.
– Не сходится. Илья Муромец с ними бился, говорил, их меч-кладенец не брал. И били они так, что он отлетал, как тряпичная кукла.
В этот раз Марья смеялась еще дольше, задорно заливаясь смехом.
– Только один такой был!.. – сквозь хохот выдала она наконец. – Ты мог бы и сам догадаться. Что может отразить удар меча-кладенца? Только звездный металл. А кто у нас единственный мастер, который может его обрабатывать? Это я. Ты же в кольчугу одет, которую я смастерила. Вот я и вшила в один костюм накладки, что позволило ему выдерживать удары кладенца.
– Это не объясняет, как чудище могло избивать Муромца.
– Да Вольга в этом костюме был, Вольга. Мог бы уже и сам догадаться.
Теперь рассмеялся Святогор:
– А Муромец всерьез во все это божественное поверил! Представляешь – в церковь ходит. Вот я ему скажу, посмотрю на его физиономию…
– Не надо. Зачем тебе это?
– А тебе зачем? Зачем такой сложный план? Чтобы люди поверили в одного бога?
– В том числе. Сплотить людей, объединить. И если ты хорошо подумаешь, то поймешь: что хорошо Руси, то и нам хорошо.
– Не верю я в то, что государство с одним богом сильней, чем государство с разными. А ты почему так уверена? Опять пророчества птицы Гамаюн?
– И они в том числе. Поверь, нравится тебе или нет, но за такими государствами – будущее. Не мешай, очень тебя прошу. Это уже все поняли, и князья, и бояре. Ты один из упрямства сопротивляешься.
– К лешему тебя с твоими богами… Посмотрим, как все это поможет степняков разбить.
– Никак не поможет. Тут все в твоих руках.
– Ты чего-то недоговариваешь.
– Поверь, тебе всего лучше не знать.
– Да, я уже достаточно стар и мудр, чтобы поверить: когда тебе говорят, что лучше не знать – то лучше и не знать. Даже не знаю, что еще спросить. Если я тебя отпущу, чем намерена заниматься?
– Тем же, чем и всегда. Направлять из темноты.
– За покушением на Аленку не ты стоишь?
– Нет, конечно нет. Когда я стою за покушением, оно удается. Князь Владимир соврать не даст.
– Не знаешь, кто?
– Ни слухом ни духом. Вообще, на Сигизмунда похоже, ему выгодней всего. Но точно я не знаю.
Какое-то время Святогор колебался, но потом решился:
– Сделай так, чтобы Ратибор меня нашел. Есть к нему дело, государственной важности.
– Понадобились сапоги-скороходы или шапка-невидимка?
– И то и другое. И знаешь, что – поверь, тебе лучше не знать зачем.
– Я тоже достаточно мудра, чтобы поверить, – улыбнулась Марья, – хорошо, я пришлю его к тебе. Теперь отпустишь меня?
– Знаешь, – богатырь медлил, – медведь меня дери, если мне нравится, как ты действуешь. Да я даже твою логику не всегда могу понять, не то что принять. Но вот в то, что ты сама уверена, что делаешь как лучше, – я верю. С моей точки зрения, все это безумие какое-то, но я готов понаблюдать некоторое время, чтобы увидеть, куда все зайдет. И если мне не понравится, куда все идет, я тебя найду снова. Найду, не сомневайся, хоть в лаптях ходи. И тогда у нас разговор может сложиться куда менее приятный. Помни, Марья, я за тобой слежу.
– Так и я за тобой тоже. Как же иначе?