Глава XXVII

В этот вечер де Пуан блистал! Еще бы, спаситель невинно обвиненного, практически снял человека с эшафота! Дамы смотрели восхищенно, мужчины завистливо, двое даже бросили вызов. Кто? Провинциальные пижоны? Кому? Выпускнику Клиссона, ни на день не прекращавшему тренировки с лучшими фехтовальщиками страны?

Две схватки заняли две минуты, за которые каждый противник был обезоружен и получил легкий укол в руку, совершенно не опасный для жизни, но заставивший наглецов признать поражение и принести извинения.

Разве с таким героем можно придерживаться глупых правил приличия? Так что, выбрав из прекрасного букета претенденток самый красивый цветок, шевалье закончил удачный день, а точнее ночь, в ее постели, в сладких трудах, о которых мечтает каждый мужчина.

В полдень, расставшись с прелестницей, счастливый и голодный де Пуан шел домой. По пути заглянул перекусить в уютную таверну «Прекрасная Марта». Красавица была уже забыта, а мысли витали вокруг самого важного, самого любимого предмета – собственного величия. Какой же он молодец, что тогда, в Клиссоне, решился уменьшить свою силу. Брат, правда, пошел еще дальше, мир его праху. А вот он попал в точку! Жив, здоров, успешен и знает о магии такое, чего не знает никто. Например, де Пуан с ходу определяет – дворянин перед ним или нет. Над головой каждого человека благородного происхождения имеется легкое свечение, и его никогда не бывает у быдла. Да, возможности шевалье были на несколько порядков слабее Ажана, не давали разглядеть ни многих деталей конструктов, ни индивидуальных отличий, вписываемых в каждое сотворенное заклятье, но увидеть само наличие ауры он мог, чем безумно гордился.

Вот за столиком беседуют трое благородных, вот дворянин разговаривает с простолюдином, видимо дает указания, а вот… Женщина с маленьким ребенком, спускаются в зал. Да, разумеется, дворяне. Но нет? Женщину назвали госпожой Мартой, хозяйкой, а то, что знаменитая Прекрасная, а чаще Крутая Марта простолюдинка, его уже успели просветить. Но аура есть и у нее, и у ребенка, то есть их родители дворяне. Судя по взгляду, поведению обоих, это мать и сын – в Клиссоне прекрасно учили наблюдательности. А вот и еще загадка – в таверну вошел давешний сержант, дружески поздоровался с хозяйкой, взял на руки ребенка… демон, да они же похожи, как отец и сын! Но сержант не дворянин, это совершенно ясно. Загадка, однако. Только отгадывать ее некогда – завтра уже возвращаться в Париж. Что же, запомним этот вызов судьбы. Будет время – разберемся. А сейчас нам не до этого, сейчас надо спешить на очень, просто чертовски важную встречу.

Через пару часов вернувшийся в здание полиции сержант Ажан сидел в выделенном ему новом кабинете и с грустью осознавал старую истину: «Назвался груздем – полезай в кузов».

Ему было поручено организовать работу по разгрому разбойничьих банд, сделавших дороги вблизи Амьена самыми опасными в Галлии. И под это дело ему дали в подчинение аж пять человек, вероятно, самых старых полицейских в городе. С такими самое то гоняться по густым амьенским лесам за неуловимыми шайками. В смысле, увы, ироническом.

Час назад его вызвал сам де Романтен, принял как родного, только что не облобызал:

– Сержант, поздравляю! Не знаю, как тебе удалось, но я ничего даже близко похожего не припомню – вырвать такой гнойник! Клянусь, после этого в Амьене стало легче дышать! Сам его сиятельство, владетельный граф передал тебе послание.

– Мне?

– Вообще-то не лично тебе, – интендант смутился. – Он приказал передать тем, кто знает все обстоятельства этого дела, чтобы молчали о них как немые, иначе грозился лично языки повырывать, да и руки отрубить, если грамотные.

– Разумеется, буду молчать, но почему? – воскликнул Ажан, разыгрывая удивление. На самом деле все было понятно, но, как завещал Великий Петр, не следует разумением своим смущать начальство. Вредно это, для карьеры.

– Молодой ты еще, так что вникай. Если народ об этом узнает, он чем займется? Начнет виновных искать, а точнее назначать из тех, на кого глаз неудачно ляжет, и тут же суд править и приговоры исполнять. Народ, он такой, ему только дай себя почувствовать вершителем справедливости – устанешь трупы убирать. Это раз. А два – ты же сам нашел ту зашифрованную бумагу, а это уже не наше дело, на то другие люди есть. По секрету скажу – ими старший брат твоей спутницы командует, вот пусть он этим и занимается. Кстати, приказ о том, что ничего не было, именно от него пришел. Действительно, девочки в приюте, мамаша Шантерель с сообщником погибли при попытке к бегству, остальные слуги разбежались в неизвестном направлении. А уж кто к ней в гости захаживал, так об этом и не знает никто. Не знает? – теперь голос виконта прозвучал твердо, без намека на иронию.

– Не знает, уверен! – Сержант ответил предельно серьезно. Все правильно – этот вопрос должен быть закрыт надежно и навсегда.

– Ну и слава богу, – явно успокоившись, продолжил де Романтен. – Только ты не подумай плохого, господин граф хорошую работу ценит, держи, – и передал увесистый кошель, в котором мелодично звякнули золотые экю.

– Благодарю, господин интендант! – вытянувшись по-военному, ответил Ажан.

– Подожди, еще не все. Понимаешь, когда я уже уходить собрался… в общем, нас новой задачей осчастливили… и я даже знаю, откуда она прилетела… Казначей, сволочь, – не сдержавшись, виконт грохнул кулаком по столу, – точно знаю – его работа. Нашептал его сиятельству, что мы должны лесными молодцами заняться, вроде как даже профинансировать это дело казна в состоянии, на целых пять человек готовы штат увеличить.

– Но это же бред! Господин интендант, бандиты караваны под корень вырезают, что пять человек могут сделать?

– Почему пять? – горько усмехнувшись, спросил де Романтен. – С тобой шестеро.

– Я?!

– А кто? – интендант встал и подошел вплотную к Ажану. – Из наших в лесу только ты не заблудишься. Сам говорил – и следопыт, и в горах патрулировал, ну нет у меня никого больше! Нету! Только ты и пятеро пока еще бойцов – я им пенсию пообещал хорошую, если все получится. А тебе лично будет и надбавка, вообще все, что могу, – все будет, только ты уж постарайся, хоть какой-нибудь результат дай. Справишься – лично к лейтенанту представлю. Нет – не обижайся, не уволю, но из Зеленого квартала ты уже никогда не выберешься. Так что приступайте, господин сержант полиции!

Когда же за подчиненным закрылась дверь, интендант сел за стол и вновь перечитал письмо, которое утром принес ему Гурвиль. Писал помощник интенданта полиции Тулузы. Сообщалось, что недавний собеседник в период славной службы в не менее славном Сен-Беа, помимо геройских подвигов, умудрялся и убийц ловить, и похитителей детей… Ребенок, правда, был один, но кто знает, остановились бы эти мерзавцы, если б первое дело у них выгорело.

Интересный у него получился подчиненный: умный, храбрый, знающий. Только где он этих знаний успел набраться?

С одной стороны, этим грех не воспользоваться, а вот с другой… Де Романтен позвонил в колокольчик.

– Дежурный, – сказал он вошедшему полицейскому, – пригласи ко мне Гурвиля, срочно.

После этого разговора и впал Ажан в хандру, не имея ни малейшего понятия, с какой стороны взяться за порученное дело.

В разгар жизнерадостных размышлений вошел Гурвиль с двумя бутылками вина и корзиной закусок. Что же, полицейские традиции не зависят ни от страны, ни от века, ни от мира: выпить в своем кабинете с сослуживцем под хороший разговор – это нормально, более того, это правильно. На таких застольях люди познаются не хуже, чем в боевых операциях. Действительно, если я с тобой пью на работе, значит, я уверен, что не настучишь начальству, не будешь потом требовать от меня чего-то, с нашей службой несовместимого. Поэтому и рассказать о себе можно побольше, особенно после того, как выпили за службу, за Амьен и за… Жан был поражен – третий тост Гурвиль предложил за погибших друзей!

Тот самый третий тост, о котором тогда еще барон де Безье рассказал своим однокурсникам на их последней пьянке в Клиссоне. Оказалось, что обычай появился в амьенском полку пару лет назад, вроде как его привез откуда-то младший сын его светлости. Потом уже и полицейские переняли, которые тоже не всегда с патрулирований возвращаются.

А дальше Гурвиля понесло – он стал рассказывать о себе. Много лет зажатый в жестких рамках службы, он впервые за долгие годы «ослабил галстук». Да какое там – расстегнулся нараспашку.

Оказалось, что Гурвиль сам выходец из Зеленого квартала. Много лет назад отчаявшегося сироту поймали на воровстве. Добрый судья второго-третьего раза решил не ждать, тем более что мальчишку взяли шурующим именно в его доме, а закрыть вопрос сразу и кардинально, чтобы больше уже никогда и никак. Спасло заступничество тех самых полицейских, что его и поймали. Мужики вышли к присутствовавшему на суде владетельному графу и попросили о помиловании, а один, недавно потерявший жену с ребенком, даже поручился своей полугодовой зарплатой.

Мальчишке было глубоко плевать, кто и за что поручился, он только понял, что руки рубить не будут и надо делать ноги. Одна беда – бежать было некуда. А поручившийся полицейский предложил жить у него, так что воровать теперь стало незачем – тот и так делился всем, что имел. Даже фамилию свою дал – нет в Зеленом квартале фамилий.

Потом мальчишка выучился, вырос, сам пошел в полицию служить, даже карьеру сделал, для простолюдина почти невозможную. Но никогда не забывал, кем он был и откуда родом.

И в конце разговора, когда вторая бутылка наполовину опустела…

– Жан, а что у тебя с Мартой? Тут такое рассказывают…

– Кто рассказывает? Скажи, будь другом, – к тому времени они уже перешли на ты, – я ему зуб выбью.

– Не надо ничего выбивать, лучше ответь, пожалуйста?

– О-о, господин майор, – Ажан пьяно улыбнулся, – а ведь это не просто вопрос. Уж не строишь ли ты метри… мотри… матримониальные планы? Если так – будь уверен, я не соперник и не противник. Родственник я ей, дальний. Но я прав, прав?

– Ну да, прав. А толку? Я к ней как-то подошел, обратился, понимаешь, по-людски, да она не так поняла, – и Гурвиль почесал левую скулу.

Жан понимающе кивнул.

– Да, если Марта чего не так поймет, это больно, по себе знаю, – и почесал лоб, по которому когда-то получил медным тазом, слава богу, пустым. – Но ничего, в этом деле главное – не сдаваться. Если ты, конечно, всерьез, а не так, побаловаться…

Друзья разошлись по домам затемно, мечтая поскорей добраться до своих холостяцких постелей.

А наутро, придя на службу, Ажан поверил, что сможет решить проблему с разбойниками, иначе, откуда этот знак судьбы?

В роли вестника на этот раз выступил уборщик, который подошел к нему с поклоном, как к большому начальнику. Седой, но еще шустрый старик, бывший полицейский, который патрулировать уже не мог, но уборка и мытье полов были ему еще вполне по силам.

– Господин начальник, – старик явно не привык к появившимся званиям, – позвольте сказать, выслушайте, пожалуйста.

– ?!

– Тут ребята украшения передавали на хранение, вроде как у преступников отобранные, ну те, которые в доме Шантерель нашли, так я взглянул.

– Головы поотрываю, тоже мне, хвастуны. Ну да ладно, так в чем дело?

– Среди них сережки моей дочки. Она с обозом в Кале ехала, так обоз, значит, разграбили, всех убили. А украшения – вот они. Тогда всех убили, я тот обоз сам провожал, потом на место ездил… тоже сам. Все там лежали, никто не спасся… – по морщинистому лицу покатились слезы. – Я знаю, это вы тех гадов взяли, так я умоляю, найдите и этих… которые… младшенькая она у меня была, жена умерла, старшие все разъехались, только она оставалась… а теперь я один… вы уж найдите их, а уж я… все, что могу…

Вот это да! Украшения в борделе и рулон ткани у адвоката, побывавшие в руках разбойников – совпадение? Ой, вряд ли. Но старику надо отвечать.

– Найду, отец, не сомневайся, – дал опрометчивое обещание Ажан. Почему опрометчивое? Да потому что выполнять надо. Знать бы только как.