Глава XXVI

Мадам де Ворг наслаждалась жизнью – блистала на приемах и балах, играла с дочкой, которая так забавно лепетала, с отцом отношения наладились, словно и не портились никогда, а старший брат и вовсе в ней души не чаял – даже лично служанку ей подобрал. Графиня вначале подозревала, что он какую-то свою Коломбину пристроил, но Николь оказалась девушкой смышленой, грамотной и работящей, готовой лететь сломя голову, чтобы исполнить любую прихоть госпожи.

Только младшего брата мадам де Ворг до сих пор не видела, но у того служба, ей ли не понимать, что это значит. Одна беда – мужа нет. Написала ему, что добралась благополучно, о дорожных приключениях умолчала – зачем расстраивать, когда все так счастливо закончилось? У него и без этого есть о чем волноваться – дел, поди, как всегда невпроворот.

А еще отец почему-то решил, что ее должен осмотреть шевалье де Пуан, который совсем не врач. Но он и осматривал не как врач – никаких «дышите – не дышите, покажите язык, а позвольте взглянуть на вашу мочу». Ничего подобного! Месье де Пуан, элегантный мужчина лет тридцати, просто беседовал – расспрашивал о Тулузе, сплетничал о парижских знакомых, рассказывал смешные истории, в общем, вел обычные светские разговоры. Только при этом держал перед собой лист бумаги, на котором изредка делал какие-то таинственные пометки.

Эти беседы, хотя и не скучные, понемногу стали раздражать. И вот во время одного такого разговора в комнату вошел слуга:

– Ваше сиятельство, прошу прощения за беспокойство, но у ворот стоит какой-то полицейский, говорит, что у него письмо для вас от господина де Савьера, которое надо передать лично в руки.

– Полицейский ко мне? – мадам де Ворг изобразила недоумение, скрывая неподобающее графине любопытство. – Что за полицейский, откуда?

– Наш, амьенский, назвался сержантом Ажаном, – слуга пожал плечами, всем видом показывая, что это не его вина, мол, не он его так назвал.

Ажан? Сержант полиции? Здорово он здесь устроился, молодец. Однако интересно, зачем пришел? Неужели всего лишь письмо передать? Или опять что задумал? Только со слугой надо говорить спокойно, не теряя достоинства.

– Ладно, пусть войдет. И предупредите, чтобы вел себя прилично, а то знаю я этих полицейских. – и уже де Пуану, горестно вздохнув: – Здесь не Париж, иногда приходится и таких принимать.

Получив строгое внушение от слуги при благородной даме не зевать, говорить только когда спрашивают, в рукав не сморкаться и иных непотребств не творить, Ажан вошел в комнату. Когда-то, видимо, это была обычная комната старинного замка с мрачным сводчатым потолком, стенами, сложенными из крупных камней, узким окном. С тех пор ее облагородили – оштукатурили и покрасили в бледно-розовый цвет стены, побелили потолок, расширили и даже застеклили(!) окно, расставили вычурно-изящную мебель и, о господи, на окнах повесили занавески. Тоже розовые, с рюшечками. Интересно, это сама графиня придумала или подсказал кто? Для завершенности картины не хватало стоящих на комоде слоников, ну да не вам, господин Ажан, здесь жить.

Рядом с хозяйкой стоит в пух и прах разодетый кавалер, похоже, столичный хлыщ. Однако кисти крепкие, взгляд твердый и что-то знакомое в этом взгляде, осанке. Нет, раньше они не встречались, но что-то неуловимо знакомое есть.

Шевалье де Пуан, в свою очередь, разглядывал вошедшего. Молодой, лет двадцати, но крепко битый жизнью. Военная выправка, держится, как и положено простолюдину, скромно, но взгляд твердый. Да, этот цену себе знает и снижать ее не собирается ни в чьем присутствии. А графиня-то ему улыбнулась, как старому даже не знакомому – другу! Вон как глаза засветились! Виду не показывает, но взгляд же не спрячешь.

– Давно не виделись, Жан. Что за письмо? – голосом графини можно было сушить белье. «Вот ведь актриса», – подумал шевалье.

Полицейский не ответил, лишь выразительно скосил глаза на де Пуана, мол, можно ли при нем говорить? Да, несомненно, эти двое познакомились давно, интересно где?

– Месье де Пуан, позвольте вам представить господина Ажана, он сопровождал меня в поездке из Тулузы.

Ну, разумеется! Граф, приглашая шевалье, чтобы обследовать дочь на наличие наведенных скрытых проклятий, рассказал об этой поездке, больше похожей на эпическую эскападу. После таких совместных приключений людям трудно остаться чужими. Хм, а чего этот уставился на меня, как дурак на фокусника? Неужели о моих талантах и здесь слышали, даже простолюдины? Приятно, демон побери.

– Шевалье де Пуан, магический врач из Парижа?! – Вот это восторг! Полицейский смотрит как на святого, спустившегося с небес и готового творить чудеса! Даже о графине забыл, вообще этикет забыл, такое обращение к дворянину – хамство, но как же приятно! Только не показывать, держать сословные рамки.

– К вашим услугам, – да, именно так, ледяным голосом… только не следовало к нему на вы, ну да ладно, невелик грех.

– Кхм… – раздраженно кашлянула графиня, призывая Ажана вернуться в рамки приличий. Помогло – сержант подобрался, оглупил лицо, потом, видимо мысленно плюнув на формальности, заговорил нормальным голосом:

– Ваше сиятельство, письма никакого нет, это просто повод переговорить с вами, нужна помощь. Не мне лично, но… вы позволите занять несколько минут вашего времени? Если можно – конфиденциально.

Мадам де Ворг надменно заломила бровь, по привычке собираясь указать наглецу на его место, но любопытство пересилило – не мог Ажан сюда заявиться по пустякам, а зачем тогда? Интересно, интересно…

– Шевалье, прошу, подождите меня здесь, я скоро вернусь.

Графиня вышла с сержантом во двор, чтобы их разговор не оброс сплетнями, пусть все видят – это лишь беседа.

А Ажан рассказывал. О мамаше Шантерель, Сером Мэтью и, главное, о девочках, чьи души изуродовали, а судьбы изломали эти двое. О своих опасениях, как бы святые сестры не начали их ломать еще раз. Да, из лучших побуждений, действительно любя и желая помочь, но не оказалось бы лечение страшнее болезни.

Хорошо рассказал, так что собеседницу ни о чем и просить не пришлось, сама объявила, что возьмет несчастных под свою опеку. И что лично проследит, чтобы казнь виновных была достойна содеянного.

И тут пришлось перейти ко второй части беседы.

Во-первых, главные виновники уже мертвы.

Во-вторых, если эту историю узнают мирные амьенцы, то начнутся самосуды над любым, кого заподозрят в чем-то подобном. Будут кровь и пожары, а успокаивать народ придется той же кровью. Так что пусть решение о наказании принимает владетельный граф, – остальным в это дело лучше не лезть, чтобы дров не наломать.

И, в-третьих, разумеется, в-третьих, как положено. Капрал полиции, что убил негодяев, по мнению Ажана, в момент преступления находился под заклятьем, только доказать это сержанту не по силам. А тут такая удача – сам шевалье де Пуан, о котором столько пишут. Я говорил вам, что интересуюсь магией? Что, и господин де Савьер не говорил? Странно. Так вот, я кучу книг перечитал, господина лейтенанта вопросами замучил, так что кое-что знаю. Ну и дальше в том же духе.

В общем, удалось убедить графиню, чтобы упросила своего гостя помочь. А чем де Пуан знаменит? Ну как же, ваше сиятельство, он лучше всех умеет определять и снимать наведенные на людей заклятья!

Когда Ажан уже уходил, к мадам де Ворг подбежала служанка – сообщить, что граф хочет поговорить с дочерью. Подбежала и замерла, уставившись на спину сержанта.

– Мадам, простите мою наглость, но кто этот господин?

– Господин? – в голосе мадам де Ворг слышится явная насмешка. – Полицейские сержанты не бывают господами, запомни, Николь.

Значит, ошиблась? Наверняка. Но почему вдруг заболел левый глаз, словно кто-то приставил к нему кинжал? Сержант полиции, говорите? Надо будет при случае познакомиться с ним поближе. Конечно, тот барон мертв, это всем известно, но, демон, почему же так болит левый глаз?

Возвращаясь в полицию, Ажан был доволен – как удачно все сложилось! Еще утром он планировал, что для спасения Вида придется раскрыть свои способности, а от этого до раскрытия инкогнито всего один шаг, маленький такой. Зато сейчас…

О де Пуане курсантам клиссонской академии рассказал полковник де Мертен, преподаватель боевой магии. Когда-то братья-близнецы де Пуан уменьшили свои способности использовать магию взамен на повышение возможности ее видеть. Один – на десять процентов – и стал крупнейшим специалистом по магической медицине, второй – на двадцать – и через неделю сошел с ума.

Вот с этим выжившим Ажан сегодня и познакомился. Потому и почувствовал в нем что-то знакомое – обучение в Клиссоне специфическое, за два с половиной года накладывает на курсантов свой след в манере двигаться, держаться, да даже на взгляд. Интересно, а сам де Пуан что-то такое в собеседнике увидел? Будем надеяться, что дворянская спесь не позволила. Такие дела, господин бывший барон.

В полиции сержант доложил Гурвилю, что как бывший телохранитель мадам де Бомон, обратился к последней с просьбой о помощи, каковая соизволила помочь вышепоименованному и уговорить некоего господина де Пуана, каковой один только и может вытащить Вида из той лужи дерьма, в которую он угодил. Уф. Короче, если этот де Пуан появится, будьте добры, господин майор, определите меня его помощником.

Де Пуан появился в полиции уже следующим утром, разряженный как павлин, но с пылающим взглядом заинтересованного исследователя. К Ажану в роли помощника отнесся снисходительно, в смысле «пусть будет» – всегда приятно, когда кто-то ахает от восторга, наблюдая за мастером.

– Ну что, веди меня в свое узилище, посмотрим на вашего душегуба от полиции!

Камера, в которую они пришли, была копией той, где Жан беседовал с Гаврошем. Те же пыточные приспособления, полумрак и ощущение ужаса, который, казалось, намертво впитался в эти стены.

Вида сидел, привязанный к стулу, избитый, с потухшим взглядом.

– А, господин сержант, что, сегодня решили мною заняться лично? Не побрезговали? А с вами кто? На палача не похож. Или это какой особый специалист? Так зря беспокоились, я от вины не отказываюсь. А если что подписать надо – только скажите, я на все согласен, – и безнадежно опустил голову.

– Ну и зачем я здесь? – брезгливо поморщившись, спросил де Пуан. – Нет на нем ничего, можно уходить.

– Не торопитесь, ваша милость, подождите! – испугавшись, что шевалье действительно уйдет, быстро заговорил Ажан. – Понимаете, не может ничего не быть, не получается эта история без заклятий. Посудите сами – у капрала, – Вида поднял удивленный взгляд, за два дня в тюрьме никто здесь не вспомнил, что он полицейский, били как всех, кого виселица ждет, без жалости, – у капрала не было мотива. Мы подозреваем одного адвоката в организации этих убийств, так Вида с ним разговаривал буквально перед преступлением, но недолго, минут пять, за это время можно только заклятием заставить убивать. А раньше они знакомы не были, это я точно знаю. Если бы работали вместе, капрал просто сорвал бы нам работу. Тем более что этот подозреваемый после их разговора сбежал из Амьена.

– А что, этот сбежавший, он дворянин?

Сержант вспомнил, действительно, никакой ауры у адвоката Вержа не было, не мог он колдовать, вообще не мог. Если только…

– Я слышал об амулетах, господин де Пуан. Может быть, использовался он?

– Не смеши, ты знаешь, сколько такой амулет стоит? И ради чего?

– А вот ради чего, как раз было, поверьте. В нашем городе точно есть не бедные люди, которые никаких денег не пожалели бы, чтобы тем жертвам рты заткнуть. Надежно так, навсегда. Сами посудите – адвокат сбежал из города, наплевав на успешную практику. А я где-то читал, что есть такие заклятья, что быстро исчезают. Там еще говорилось, что их следы все равно найти можно, если знать, что ищешь.

«А ведь этот дуболом прав, – подумал шевалье, – действительно, есть такая техника, и нам она известна. А что, если получится, будет чем похвастаться перед коллегами. Да и дамам можно рассказать, как невиновного спас, если он действительно невиновный, разумеется. Этого сержанта мы, конечно, упоминать не будем. Зачем? Мы сами обо всем догадались, мы же великие!»

– Вот что, парень, ты сейчас в уголочке постой, не мешайся. Я работать буду.

И отошедший в сторону Ажан увидел, как перед магом возник конструкт. Не яркий, маленький. Естественно, магическая сила де Пуана была когда-то уменьшена. Но конструкт сработал – от него к Вида потянулись золотистые нити, вот они опутали подозреваемого, стали проникать в тело, но боли, видимо, не вызывали – капрал что-то чувствовал, испуганно озирался, но и только. И вот в какой-то момент над его головой возник след заклятья!

Ажан изо всех сил стремился запомнить конструкт, а потому не сразу среагировал на восторженные возгласы шевалье:

– Получилось! Я был прав, бедолагу действительно околдовали! Одно из заклятий подчинения. Не могу сказать какое – что-то новое, действует не долго, даже вызванный след уже сейчас распадается, но это точно оно! Кто-то совершил открытие – мало что создал новую версию заклятия, так еще и умудрился заключить его в амулет! Да, это действительно мастер! Но и я чего-то стою – разобрался!

Через час, после оформления нужных бумаг, шевалье де Пуан ушел хвастаться своим мастерством перед амьенскими дамами, а Вида был отпущен на свободу.

Еще через два часа, причесанный, побритый и переодетый он стоял перед господином де Романтеном, освещая его кабинет счастливой улыбкой на физиономии, все еще разукрашенной во все цвета радуги.

Господин интендант порадовался, что все благополучно закончилось (после этих слов Вида невольно погладил старательно обработанное палачом лицо), и поздравил с повышением до сержанта и назначением на должность заместителя командира патрульной группы Зеленого квартала. У занимавшего этот пост сержанта Ажана отныне будет другая работа.