Глава XXIV
Розыск, сыск, оперативная разработка… у этого дела много названий, но одна суть – тихая, тяжелая и очень нудная работа. Если у опера пятьдесят процентов ее идет в корзину – он очень хороший опер. Погони, аресты, то, что нравится читателю, – это редкие искры в бесконечной череде дней, потраченных на сбор тех крупиц истины, из которых, собственно, и строится здание правосудия.
И настоящий опер не может бросить дело, но может спрятать свой интерес. Что и произошло. Жан продолжил искать, но и прикрытием озаботился, для него самого неожиданным…
Вида был разочарован. Когда назначили нового сержанта, появилась надежда, что в полицию вернется жизнь. Этот Ажан довольно лихо разобрался с Робером, затем вышел на Почку и даже взял его, кстати, с помощью капрала. Казалось, еще чуть-чуть, и задрожат коленки у королей Зеленого квартала, по крайней мере, у салона мамаши Шантерель точно проблемы будут.
Увы, после смерти Маршанда сержанта как подменили. Построения, приказы, рапорты, отчеты, все, что угодно, лишь бы ничего не делать по сути.
После работы старается не задерживаться, живет у Крутой Марты, которой вроде бы приходится дальним родственником. Во всяком случае, они не любовники – в Амьене такого не скроешь. С ее сыном часто играет, а вот с самой хозяйкой – никаких шашней, только вежливое общение.
Еще ходит в фехтовальный зал, где азартно и умело бьется с дворянами. Более того, сам маэстро взял его в личные ученики, а это престижно, но дорого.
И, самое странное, скупает все книги по магии, которые на глаза попадаются, даже из Парижа журнал выписывает, можно подумать, что-нибудь в этом понимает.
Зато по вечерам проводит время как и положено – в веселом доме «Козочки», что расположился неподалеку от таверны «Прекрасная Марта», стал завсегдатаем. Говорят, ему даже скидку сделали, как любимому клиенту. С другой стороны, мужик молодой, здоровый, на девок заглядывается, как и все. Конечно, с такой рожей их только пугать можно, ну так на то и веселый дом, чтобы барышни не привередничали.
Но это все вне службы, а на работе – сухарь сухарем, ходячий параграф. Не таким его поначалу увидел капрал, совсем не таким. Впрочем, жизнь кого только не обламывала. Вида тоже поначалу горел, мечтал мир изменить. Сейчас успокоился – жив, здоров, зарплату платят, ну и слава богу, есть на что семью содержать. Вон сына скоро учиться отдавать, так что готовь, папаша, денежку.
С этими невеселыми мыслями после очередного утреннего развода Вида со своим патрулем направлялся в Зеленый квартал, когда его окликнул Ажан.
– Капрал, помнишь наш разговор о человеке с рапирой в трости?
– Я еще помню, как меня в церкви венчали десять лет назад, – грубовато ответил Вида. Еще бы, месяц не вспоминал, а сейчас сподобился, господин начальник.
Но сержант грубости вроде как и не заметил:
– Кажется, нашел я его!
Оказалось, этот месяц Ажан работал втайне ото всех. Как он умудрился не привлечь к себе ничьего внимания – загадка, но смог же! По вечерам, когда добрые граждане считали, что сержант полиции развлекается с козочками, тот выходил от них с черного входа и отправлялся в неприметный дом, что расположился прямо напротив жилища адвоката Вержа, поднимался на чердак и в веселом обществе мышей бегающих и летающих через окно рассматривал гостей господина адвоката.
И однажды повезло. Пришел к Вержа полноватый мужчина с тростью, поднялся в кабинет, в котором свечи горели, а окна остались незашторенными. О чем хозяин с посетителем говорил, Жан, конечно, не слышал, но было видно, что в какой-то момент они стали ругаться. И тут мужчина выхватил из трости клинок и приставил к горлу адвоката. Убийства не случилось, собеседники успокоились, и вскоре гость ушел.
А следующим вечером, уже затемно, появился вновь. И этим подарком судьбы сержант смог воспользоваться – проследил до дома, в котором объект, очевидно, заночевал. Жан назвал адрес, от которого у Вида кольнуло в сердце. Это был тот самый адрес, мамаши Шантерель. Ее и девчонок, которых к взрослой работе приобщили.
– Ну так пойдем, схватим его! – азартно воскликнул капрал, крепко схватив собеседника за руку.
– А домишко по кирпичику разнесем? В назидание потомкам? – легко освободившись, с издевкой спросил Ажан. – А что мы ему предъявим? В чем он виноват?
– Да ерунда, палачу сам расскажет, в чем виноват, никуда не денется!
– Правда, никуда? Ты знаешь, капрал, ты сейчас не в Зеленый квартал ступай, а на кладбище, навести могилы Маршанда и Почки, а потом возвращайся, поговорим о том, кто куда деться может.
Вида расстроенно почесал затылок.
– Так что делать?
– Если светлые мысли хватать всех подряд из головы выкинул, то слушай…
Девочки проснулись далеко за полдень. И верно, дети должны высыпаться и хорошо есть. Сладости, вкусности, веселые игры – что может быть лучше счастливого детского смеха, словно звоном серебряных колокольчиков оглашающего уютный двухэтажный дом на окраине Амьена.
Мамаша Шантерель была счастлива! Все девочки здоровы, веселы. Конечно, деньги важны, но куда важнее чувствовать искреннюю, святую любовь этих детей, которых удалось выдернуть из жестоких, страшных трущоб, где прошло и их, и ее детство.
Тогда сиротку Коко встретил приличный, богатый господин и пригласил в свой дом, где переодел, накормил, а вечером начал учить всяким интересным вещам. Конечно, от шлюх Зеленого квартала девочка знала много, но такого… Что-то далось сразу, на что-то потребовалось время, но при должном старании можно осилить любую науку.
Пять лет жила она в довольстве и не зная проблем, лишь только отрабатывай то, чему тебя научили. А потом господин дал ей сколько-то монет и выставил из дома, заявив, что старухи его не интересуют. Снова идти в грязь и мерзость, нищету безнадежности? Ну уж нет, не хочу! Не желаю!
Только что может сделать тринадцатилетняя девочка? Одна – ничего, но если найти помощников? И не беда, что денег мало – есть молодость, веселый нрав и редкие умения! А еще есть ум, недетская, железная воля и четко поставленная цель – разбогатеть и отомстить.
И люди нашлись, те, кто вначале заставил господина заплатить за все мерзости под угрозой ославить на весь город, и заплатить много. А потом господин исчез, а что – времена темные, пропадает народ и познатнее, в общем, бывает. Чего только не бывает, когда нужным людям обещают незабываемую ночь за, да неприятную, но, в общем, привычную работу.
Умирал господин долго и страшно, а маленькая рыжая девочка смотрела, слушала дикие вопли и удивлялась себе – не было ни радости, ни даже волнения, только спокойные мысли о том, как можно заработать большие деньги и, как приятное дополнение, получить власть над гнусными, но такими слабыми мужчинами. Главное – не повторить ошибки учителя.
Теперь слежка была организована за заведением мамаши Шантерель. Сержант и капрал с чердака соседнего дома наблюдали, когда вместе, когда по очереди. За полтора месяца они узнали всех слуг, их, да и самой хозяйки, расписание – кто когда обычно уходит, приходит, знали, когда привозят продукты, готовят еду, увозят мусор. Только девочек рассмотреть не удалось – они гуляли на заднем дворе, громкими криками и смехом разгоняя угрюмую тишину квартала.
А по вечерам все было тихо. К дому подъезжали солидные экипажи, из которых выходили хорошо одетые мужчины, а иногда и женщины, и быстрым шагом проходили к тяжелым дверям. Из забранных решетками плотно зашторенных окон выбивались искорки света, и полицейские в бессильной злобе лишь скрипели зубами, понимая, что сейчас происходило в тех комнатах, но не имея возможности ничего сделать. Пока войдешь в этот дом, больше похожий на крепость, все следы будут убраны, и ты увидишь благородных господ, мирно обсуждающих свои дела, и воспитанниц приюта, не менее мирно посапывающих в своих кроватках.
Преступления? Какие, господин полицейский? Лучше сами ответьте, по какому праву в мирный дом ввалились? И вообще, не надоела ли вам ваша работа?
У капрала в какой-то момент кончилось терпение.
– Какого дьявола мы здесь делаем? Что ты тут еще высматриваешь? Надоело! Завтра же пойду к командиру, все расскажу, потребую прикрыть этот гадюшник. Не поможет – к графу пойду! Мы все уже знаем, всех знаем, что ты еще раскопать надеешься?
Однако этот бунт был подавлен простым вопросом:
– А кого и в чем ты собрался обвинять? В этом гадюшнике законов никто не нарушает, нигде не сказано, что раз ребенок – то нельзя. Конечно, за такие развлечения с этими подонками не то что дела вести – здороваться перестанут. Но полиция здесь при чем? Кто нам с тобой разрешит благородных господ порочить?
– И что, ничего сделать нельзя? Так все и будет продолжаться? – растерянно спросил Вида.
– Капрал, а куда деваются девочки, когда вырастают? Ты хотя бы слышал о них? Хоть что-то, хоть где-то? Ты представляешь, насколько каждая из них опасна для клиентов этого милого заведения?
Больше попыток спорить не было, работа продолжилась.
И однажды…
В воскресенье, слякотным осенним днем, к дому мамаши Шантерель подъехал закрытый экипаж. Из подъезда вышли таинственный господин с интересной тростью, хозяйка и три девочки лет одиннадцати – двенадцати. Хозяйка, улыбаясь, им что-то сказала, обняла и расцеловала, а потом, когда экипаж с господином и детьми отъехал, еще стояла на крыльце, платочком махая вслед и смахивая с глаз слезы.
И пока она так стояла, спустившиеся полицейские не могли выйти из-за угла здания и пойти за экипажем. Пришлось бежать на параллельную улицу и два квартала отслеживать его на перекрестках, молясь, чтобы тот не свернул в какую-нибудь подворотню. Или не отправился куда-нибудь в другой город – бравые слуги закона не озаботились транспортом на этот случай. Но в этот день Всевышний был на стороне полиции!
Экипаж не спеша ехал по основной улице в сторону окраины, оставляя на мокрой от дождя дороге отличные следы. А улица петляла, давая возможность преследователям держаться поближе к объекту.
Но вот город кончился, и пришлось отстать, чтобы из экипажа их не заметили. Полицейские пошли по следам, которые вскоре повернули на знакомую дорогу. Ту самую, по которой они возили из Зеленого квартала трупы.
– За мной, напрямую, – скомандовал Вида, и они ломанулись через лес.
Вот деревья стали редеть, вот кладбище… поздно!
Возница и господин в сером несли два детских тела. Именно тела. В том, что девочки мертвы, сомнений не было. На всякий случай, пользуясь тем, что у экипажа никого, полицейские подкрались, открыли дверь… на полу лежала еще одна, недавно улыбавшаяся мадам Шантерель. Теперь ее глаза неподвижно смотрели вверх, а под едва наметившейся левой грудью разрасталось красное пятно.
Дьявол! Помочь уже нельзя. Но можно отомстить. Лишь бы не сдали нервы, лишь бы не броситься к убийцам, не дать возможность главным виновникам остаться в стороне!
Поэтому сжать зубы, усмирить бушующее сердце и очень тихо, очень аккуратно идти и смотреть. Сумерки и дождь спрячут следы, только бы самим себя не выдать. Вот удачно растут кусты с густой, по-осеннему пестрой, но еще не опавшей листвой. Здесь можно спрятаться и смотреть, смотреть, до крови кусая губы, смотреть, не смея отвернуться, не желая дать преступникам хоть малейший шанс выкрутиться.
Детей принесли к свежевырытым могилам, около которых сидел угрюмый дядька с лопатой. Трупы бросили вниз, по одному в могилу, и землекоп присыпал их землей. Возница сходил за третьей, ее также закопали, расплатились с сообщником и пошли к экипажу.
Вида рванулся было вперед, но смог остановиться.
– Ты останься, проследи, где этот копатель заночует. Только не пытайся брать его – если упустишь или в драке убьешь, эти сволочи тебе большое спасибо скажут, – шепотом приказал Ажан. – Как выяснишь – приходи на службу, я там буду ждать.
И вновь слежка. Под дождем, по раскисшей дороге, по сумрачным узким улицам. Вначале к ненавистному дому, где вышел господин в сером. Интересно, а ведь мадам Шантерель так и стояла на крыльце, в промокшем платье, с лицом, мокрым то ли от дождя, то ли от слез. Дождалась экипаж и вместе с господином рыжей лисичкой юркнула в дверь.
А возница проехал на другой конец города, где остановился около неприметного дома, выпряг лошадь и завел ее в стоящий рядом сарай. В открывшуюся дверь был виден оборудованный денник.
Прождав еще час и никого не увидев, сержант направился в здание полиции.
«Значит, господин полицейский, – рассуждал Ажан, – кучер здесь живет либо работает. До этого вы его не видели, и это хорошо – можно тихо брать и везти для обстоятельной беседы».
Работника лопаты, если у капрала все сложится, тоже можно брать для разговора. Однако на все про все у вас после этого будет не более суток. Точнее, до следующего утра. Слишком быстро ребята среагировали в прошлый раз, и не Маршанд их предупредил. Тогда кто и как? Чтобы у уголовников была своя агентура в полиции? Ерунда, сказки, но все же… Все же с момента начала операции надо действовать очень быстро.
Затем, нужна поддержка наверху – черт знает, кто за эту сволочь заступиться захочет. Во всяком случае, отдельные завсегдатаи этого борделя крови могут попортить от души – один секретарь прево чего стоит.
А главный вопрос – что после этого делать с детьми? Отдать монахиням? Девочек, которые о сексе знают больше взрослых женщин и считают это нормальным, может даже веселой игрой? При всем уважении к сестрам, вряд ли они смогут их понять, а тогда ужас ломки уже и так изломанного детского сознания. Ломки жесткой, через колено, и кто знает, чем это кончится.
Нужен кто-то со стороны, кто-то авторитетный, кто смог бы просто смотреть и поправлять, тактично выверять курс труднейшей задачи – возвратить в мир детей, изуродованных жерновами мамаши Шантерель.
И такой человек на весь Амьен, пожалуй, один – молодая графиня де Бомон, мадам де Ворг.
Но это потом, сначала – работа. Кстати, вот и мэтр Вида заходит, и азарт в глазах горит ярким пламенем.
– Есть, нашел, можно хоть сейчас брать – эта сволочь надрался, как свинья, до полудня точно не проснется!
– Ты прямо специалист! Я тебя пьяным-то ни разу не видел, откуда такие познания в питейном ремесле? Может, для него вино – как для ребенка молоко – выпил, поспал, и все в порядке?
От этих слов Вида передернуло:
– Слушай, сержант, вот только о детях не надо, будь человеком. Я же едва держусь, я же заснуть не смогу, пока эти гады живы!
– Сможешь! – Ажан не сильно, но твердо ударил кулаком по столу. – Сможешь, – подошел и положил руку на плечо капрала, – потому что иначе все было напрасно, иначе ничего не изменить, а за твою горячность тебе мамаша Шантерель большое спасибо скажет. Знаешь, я, когда думал, куда после армии идти, познакомился с одним стариком, – стал придумывать Ажан, – он всю жизнь в полиции прослужил. Так вот он мне сказал, что у полицейского должны быть чистые руки, горячее сердце и холодная голова. Я не священник, чтобы о твоих руках разговаривать, но горячее сердце точно есть. Ты только голову сейчас остуди, тогда мы с тобой все сделаем. Сможешь?
Вида посмотрел на этого юнца с изуродованным лицом, на седину в его волосах, а спина выпрямилась, плечи развернулись, и само вырвалось: «Смогу, сержант».
Доложить о проделанной работе следовало непосредственному начальнику, но наученный горьким опытом Ажан доверил доклад по инстанции капралу, а сам пошел к Гурвилю домой.
Тому хватило одного взгляда на постучавшегося в его дверь промокшего, как бродячая собака, сержанта, чтобы понять, – спать этой ночью не придется. Но пригласил в квартиру, налил стакан вина и стал слушать. И чем дальше, тем отчетливее понимал, что о нормальном сне теперь придется забыть надолго.
Собрался, под тем же изматывающим дождем пришел на службу – и началось…
