Глава XXIII
Способность соображать вернулась лишь в здании полиции. Сломанную руку умело зафиксировали между двух дощечек, дали выпить какие-то капли, после чего боль отступила.
За свои неправедно прожитые тридцать лет Почка не впервые попадал в это неуютное заведение, и всегда ему удавалось выкрутиться. Была надежда и в этот раз, но все шло как-то неправильно. Вначале схвативший его полицейский смазал его ладони чернилами и зачем-то отпечатал их на листах плотной бумаги. Затем разули, ботинки унесли в другую комнату, а самого оставили в камере.
Только утром ему бросили какие-то тапочки и отвели в небольшой кабинет с маленьким зарешеченным окошком наверху. В кабинете был только стол и два стула. На одном, развалившись, сидел тот самый вчерашний полицейский.
– Присаживайся. Я сержант полиции Ажан, а как к тебе обращаться?
Почка привычно заныл, стараясь казаться жалким ничтожеством, – авось поможет:
– Энцо меня матушка назвала, Энцо Блан. Не виноват я ни в чем, господин полицейский, за что вы меня сюда? – И укоризненно показал переломанную руку.
– Ну что же, Энцо Блан, вопрос законный, отвечаю. Обвинений два – первое – вооруженное нападение на полицейского, то есть на меня.
– Не было такого, господин полицейский, привиделось вам. Даже если вы что и нашли, так это не мое, не докажете! – на притворно испуганном лице Почки промелькнула самоуверенная усмешка. – Уже сегодня здесь будет адвокат, он точно объяснит, что вы не правы. И начальство вас накажет за неправедный арест, поверьте, обязательно накажет!
Ого, у этого прощелыги имеется личный адвокат, который уже сегодня будет знать, где находится его клиент! И, бросив все, побежит спасать этого оборвыша! А что там он о начальстве пел? Очень интересно. Ну что же, подождем, посмотрим, как тут все повернется.
– Ну и второе – убийство. Зарезал ты недавно Кривого Жака, а вот это все, это виселица. И заметь, я ни о чем тебя не спрашиваю, даже пытать не буду. Зачем? Следы на месте мы описали подробно, они с твоими ботинками совпали, а рана жертвы – с твоим стилетом, – Жан останавливающе махнул ладонью, – только не говори мне, что стилет не твой, не надо. Просто поверь – докажу, ни один суд не усомнится. Но шанс на жизнь у тебя есть, – расскажешь о тех, кто тебя нанял – получишь каторгу. Тоже не сахар, но жить будешь.
– Не докажешь, не надейся! – с Почки напрочь спала маска жалкого труса, сейчас это был зверь, наглый, бравирующий, уверенный в своей неуязвимости.
– Как хочешь, была бы честь предложена, можешь возвращаться в камеру, – равнодушным тоном ответил полицейский. И было что-то в этом равнодушии от спокойствия палача, знающего, что жертве никуда не деться из его рук.
Однако оказалось, что Почка не врал. В полдень в полицию прибыл импозантный полный розовощекий мужчина, представившийся адвокатом Вержа. Уверенным шагом он проследовал в кабинет лейтенанта Маршанда, где провел больше часа. О чем они говорили, осталось тайной, но проходящие мимо двери полицейские слышали спокойные голоса, а иногда и смех адвоката. Впрочем, на то оно и начальство, чтобы самому решать, с кем и в каком тоне разговаривать.
А после ухода адвоката в руководящий кабинет был вызван Ажан.
– Ну, вот что, заканчивай заниматься дурью, отпускай задержанного.
– Не могу, господин лейтенант, – в официальном тоне ответил сержант. – Он напал на полицейского и убил человека, его вина доказана, за такое освобождение уже меня можно будет арестовывать.
– Кем доказана? Тобой? И чем? Рисунками, которые ты сделал у трупа? Следами ладошек? Да тебя в суде на смех поднимут. Исполнять, я сказал, немедленно освободить! – При этом господин лейтенант перешел на крик, больше похожий на истерику.
– Если суд будет в присутствии представителя графа, а по таким обвинениям по-другому и быть не может, то на смех меня не поднимут, уверяю вас. Об отпечатках ладоней мне известно от мага крепости Сен-Беа, где я служил. Он и научил меня с ними работать, так что не сомневайтесь. И по рисункам обуви. Будьте уверены, все сделано в присутствии патруля, они уже подтвердили и подписали показания о достоверности и совпадении следов. Так что если приказ не отмените – я и к интенданту пойду, и к самому графу, но убийцу на волю не выпущу.
– Вот ты как заговорил, Инквизиторов выкормыш! – голос лейтенанта перешел на шипение, а лицо исказилось от ненависти. – Ну, смотри, не ошибись. Свободен!
Вечером, по дороге домой, на Ажана напали. Какой-то богато одетый прохожий при рапире, явно дворянин, атаковал его смертельным заклятьем. Для любого другого смертельным. Когда понял, что убить не удалось – обнажил оружие, сделал выпад, нацеленный в сердце.
Защититься от заклятья у Жана не получилось – спасла невосприимчивость к магии. А вот к атаке оружием он был уже готов – успел выхватить саблю, отбить клинок противника, но ответил неудачно – удар, лишь зацепив руку, прошел в шею. Кровь брызнула фонтаном, напавший умер на месте.
До полуночи пришлось оформлять документы, писать объяснения. Хорошо еще, что заклятие оставило след на стене дома, а рапира пропорола камзол – оборона ни у кого не вызвала сомнений. Иначе убийство простолюдином дворянина могло стоить дорого, законы твердо стояли на стороне элиты.
Утро следующего дня для амьенской полиции началось с суеты – Маршанд не вышел на развод. Дежурный клялся, что лейтенант пришел на службу затемно, поднялся к себе в кабинет. Сейчас дверь кабинета была заперта. Когда по приказу дежурного офицера ее сломали, увидели Маршанда, мирно покачивающегося на веревке, закрепленной на потолочной балке. Пейзаж дополнял Почка, точнее его труп, лежащий на животе в луже собственной крови, с торчащим из спины ножом, или, скорее, дагой. Вломившиеся в кабинет полицейские замерли в потрясении. Первым пришел в себя Жан.
– Всем выйти, кто-нибудь – срочно в тюрьму – узнать, как сюда этот, – он указал на труп Почки, – попал. И врача, срочно! Начальству сообщите! Не отвлекать – я начинаю работать.
Его послушались беспрекословно, а ведь рядом и офицеры стояли. Только о том, что надо делать, они понятия не имели, а потому предпочли остаться зрителями.
«Ну что, господин полковник, вспомним молодость? – подумал Ажан. – Начинаем осмотр места происшествия. И что имеем?»
Вначале Почка. Убили его горизонтальным ударом в сердце, от такого аккуратно на живот не падают. И руки у трупа в стороны раскинуты. Нет, его укладывали, тщательно так, вон даже кровь смазана. Зачем? Чтобы отпечатки пальцев на рукояти не стерлись? Возможно. И готов поспорить, что пальцы эти – господина лейтенанта. А кому про отпечатки пальцев в Амьене известно, кроме Маршанда? Ну не графов же в убийстве подозревать, в самом деле.
Та-ак, еще интереснее – а лицо-то у Почки счастливое, улыбка на трупе смотрелась жутковато и красноречиво, эта сволочь явно считала, что жизнь удалась. В момент смерти, ага.
Теперь о повешенном. Балка высоко, до нее со стула не дотянуться, только со стола. А что со столом? Следы лейтенантовых сапог на нем дважды. И следы на полу… интересно… получается, что Маршанд вначале пододвинул стол под балку, с него привязал веревку, потом передвинул стол в сторону, вновь залез, продел голову в петлю и прыгнул. Только прыгнул неудачно – шейные позвонки наверняка не сломались. Судя по искорёженному лицу, вывалившемуся языку и пене, залившей грудь, агония была долгой и страшной, такой смерти злейшему врагу не пожелаешь.
Как же так, командир, почему?
В этот момент в кабинет буквально ворвались интендант и Гурвиль. Ворвались, и словно на стену наткнулись на ладонь сержанта.
– Господа, прошу подождать, дайте закончить осмотр. Я следопыт, дайте мне возможность понять, что произошло, потом все осмотрите сами. Уверяю, здесь ничего не изменится. И где врач, черт возьми?! – это уже остальным.
– Врач?! – великолепно заломив бровь, осведомился, именно осведомился де Романтен. – И кого он здесь лечить должен?
А виконт молодец, подумал Жан, не теряется, и выдержка имеется, определенно молодец.
– Меня, если мне мешать не перестанут. А трупы надо осмотреть. На то он и врач, чтобы с трупами уметь работать. Ты, – Ажан обратился к одному из полицейских, – грамотный? Тогда садись за стол, только аккуратно, в кровь не наступи, бери бумагу, перо, записывай, – и скучным, нудным голосом он начал диктовать первый в истории Амьена, да и всего этого мира протокол осмотра места происшествия.
Когда прибыл врач, работа полицейского была закончена. Труп Маршанда вынули из петли, сержант бросил взгляд на странгуляционную борозду – все четко, как на фотографии учебника по криминалистике. Потом будет осмотр трупа на предмет синяков, может под ногтями чего найдется, но это уже для очистки совести. Картина сложилась.
Из тела Почки аккуратно извлекли нож, так, чтобы отпечатки не стереть… да, это точно дага, ну и ладно, потом все проявим и сравним…
Вечером Ажан стоял навытяжку в кабинете де Романтена. Интендант грозно восседал за служебным столом, а Гурвиль с бокалом вина вольготно развалился в стоящем у стены кресле.
– Установлено, что около шести утра лейтенант полиции Маршанд вызвал к себе в кабинет подозреваемого Энцо Блана для допроса, конвой отпустил, заявив, что ответственность за охрану берет на себя. О чем они разговаривали, мы, разумеется, никогда не узнаем, но подозреваемый разговором был доволен, это судя по счастливой роже. Затем Маршанд ударил своей дагой. Ударил сзади, когда жертва сидела на стуле. Потом аккуратно уложил на пол, так, чтобы дага была хорошо видна.
– Зачем? – спросил де Романтен. – И почему ты уверен, что убийца Маршанд? Он что, признание оставил?
– Фактически – да, ваша милость. За день до этого я рассказал лейтенанту об отпечатках пальцев, которые можно снять с орудия убийства и сравнить с ладонями убийцы. И он сделал все, чтобы эти отпечатки на даге не стерлись. А затем Маршанд повесился. Никто ему не помогал, тем более не имитировал самоубийство, я уверен. Подробности – в отчете.
– Итак, сержант, что у нас получается? – виконт был собран и деловит. – Вчера, после беседы с этим, как его, Вержа, Маршанд приказал отпустить убийцу. Ты уперся, как баран, тогда тебя попытались убить. Не получилось, бывает. В результате Маршанд лично убивает этого Почку, ну и кличка, прости господи, и вешается сам. Выходит, ты зацепил людей очень, очень серьезных. Так что теперь это дело надо распутать до конца.
– Вы правы, но то же можно сказать и по-другому. За три дня погибли четыре человека. Один ребенок остался сиротой, и не забудьте о жене и сыне Маршанда, которые теперь никому не нужны. Сколько еще погибнет, сколько детей осиротеет, пока мы будем распутывать? Господа, а может достаточно? В конце концов, все преступники найдены и наказаны. Да, не правосудием, но, возможно, это и к лучшему – приговор вынесло провидение.
– Так ты готов все забыть? – Гурвиль, прищурившись, разглядывал Жана сквозь бокал, как какую-то диковинку.
– У меня хорошая память, господин майор полиции, она умеет забывать.
– Свободны, сержант! Я надеялся на другой ответ, но, видимо, в Амьене вы менее храбры, чем в Сен-Беа, – с этими словами де Романтен хлопнул ладонью по столу, показывая, что разговор окончен.
Когда Ажан вышел, интендант повернулся к Гурвилю.
– Жаль. Я надеялся, что этот парень способен не только топтать улицы. Что, коллекция нераскрытых тайн в нашем городе пополнилась в очередной раз? Кто-то плюнул нам в лицо, а все, что предложил твой протеже, – это утереться?
– Надеюсь, вы не правы, ваша милость. По крайней мере, в истории с Робером он рук не опускал. Но в данном случае я его, пожалуй, поддержу. Действительно, хватит жертв. Давайте успокоим это болото, объявим, что дело закрыто, поскольку ловить, собственно, некого. Объявим и посмотрим, что сержант полиции Ажан предпримет дальше. Если я в нем не ошибся, нас ждет что-то очень интересное.
