Глава 40
Астра – прощание
В лучах заходящего солнца, под кроваво-красным небом бежим мы по городу и врываемся в дом, где Бэзил, будто бы спящий, лежит, свернувшись, в своей корзинке, а над ним склоняется Вуди. Завидев нас, он сразу поднимается с колен.
– Мне очень жаль, Поппи, – с трудом выговаривает он, но я пролетаю мимо него.
– Бэзил? – тихо зову я, опускаясь на колени возле корзинки. – Проснись, Бэзил.
Я протягиваю руку и глажу его, но он не шелохнется, и тело его, такое теплое, которое я столько раз обнимала за все это время, уже начинает остывать.
– Он был такой тихий весь день, – со слезами на глазах говорит Эмбер. – А когда я привела его из магазина домой, мы с Вуди решили никуда не уходить, потому что беспокоились за него. Потом Бэзил слегка взбодрился, даже поел немного. Он казался таким довольным, когда забрался в корзинку поспать, да, Вуди?
Вуди отчаянно кивает.
– Мы решили, что просто посмотрим видео дома, – продолжает Эмбер. – Так что мы его не оставляли. А где-то на середине фильма я подошла проверить, как он, и поняла, что что-то не так. Пыталась его разбудить, но он не отзывался. Я тебе несколько раз звонила, Поппи.
– Я звук отключила, – слабым голосом говорю я. – Там, у Кэролайн в саду.
– А когда мы не смогли до тебя дозвониться, Вуди пошел тебя искать, да? – Эмбер поворачивается к Вуди, и тот обнимает ее за плечи.
– Кажется, он умер во сне, – бормочет Вуди, совершенно убитый.
– У него мирный вид, – говорит Джейк и передает Майли Эмбер. Он присаживается рядом с Бэзилом и треплет его по боку. – Старичок прожил долгую жизнь. И счастливую.
Он кладет руку мне на плечо.
– Надо вызвать ветеринаров, Поппи. Сделать они уже ничего не могут, но им нужно сообщить.
– Нет! – кричу я, отбрасывая его руку. – Он не может умереть! Это же Бэзил, он всегда со мной! Это мой друг!
Я отчаянно тормошу его, но он не отзывается, глаза закрыты, и на мордочке такой покой, словно он блаженно кемарит после обеда.
– Бэзил! – всхлипываю я, в последний раз зарываясь в его шерсть. – Ты же был единственным, кто все понимал. Единственным, кому я могла рассказать все. Как же я теперь?
Мои слезы падают на его тело и сразу исчезают на бело-коричневой шкурке.
Джейк встает и снимает с кресла одеяло.
– Ему сейчас хорошо, Поппи, – мягко говорит он.
– Да, – откликается Эмбер, подсаживаясь ко мне вместе с Майли. – Теперь он с твоей бабушкой. И он снова будет счастлив. Ты же знаешь, как он по ней тосковал.
– Знаю, – всхлипываю я. – Но как же я без него? Он был моим единственным другом.
Майли выворачивается из рук Эмбер и становится перед Бэзилом.
Мы все смотрим, теряясь в догадках, что она будет делать. А она протягивает лапки и, насколько дотягивается, обхватывает шею Бэзила, в последний раз обнимая своего героя. Потом забирается на руки Эмбер и утыкается мордочкой в ее грудь, будто плачет.
Тронутая переживаниями Майли, я в последний раз провожу рукой по длинному мягкому уху Бэзила. А потом киваю Джейку.
Тот осторожно заворачивает тело Бэзила в одеяло, голову закрывает последней.
– Прощай, мой чудесный ворчливый друг. – Я улыбаюсь, хотя почти ничего не вижу из-за льющихся слез. – Надеюсь, там много сыра. Тогда ты будешь счастлив.
Я бросаю последний взгляд на одеяло, а потом встаю и смотрю на Джейка. Он обнимает меня, и я реву в его рубашку так же, как и Майли, спрятавшаяся у Эмбер на груди.
Весь оставшийся вечер мы с Джейком жмемся друг к другу на диване, и Майли сидит вместе с нами, поближе к Бэзилу.
Мы пытались пить чай с успокоительными травами, Эмбер приготовила что-то поесть, но никому кусок не лез в горло. Наконец Вуди ушел домой, а Эмбер поплелась спать после того, как Джейк пообещал ей, что побудет со мной.
Так мы и просидели, клюя носом, всю ночь, и мне снились кошмары, будто Бэзила арестовывают и отправляют в тюрьму за пьянство и нарушение порядка, а я возвращаюсь домой и нахожу в его корзинке Кэролайн с бокалом красного вина.
Я просыпаюсь в отчаянной надежде, что вообще все это было сном и Бэзил будет сидеть у моих ног, требуя угощение или прогулку.
Но нет, передо мной лежит сверток из одеяла, и чувство опустошенности и горя наваливается с новой силой.
Я осторожно выбираюсь из объятий Джейка, оставив его, крепко спящего, на диване. Рядом в кресле-качалке спит укрытая одеялом Майли. Я подхожу к французскому окну, открываю его как можно тише и выхожу на балкон.
Уже позднее утро. Вчерашний закат не обманул, суля прекрасную погоду в Сент-Феликсе. Я смотрю, замерев, на солнечные блики на воде, завороженная бесконечным и мерным рокотом моря. И никто не говорит этим волнам, что им делать: они просто живут в своем ритме, кочуя вместе с морскими обитателями в сторону горизонта.
Я стою на балконе уже несколько минут, когда за спиной у меня слышится голос:
– Ты в порядке?
Я оборачиваюсь. На пороге стоит Джейк, растрепанный, с осоловелыми глазами. Спал он, похоже, не лучше, чем я, и на его лице явственно заметна щетина.
– Ты целую вечность стоишь, глядя на море.
– Ты за мной следил?
– Ты казалась такой умиротворенной. Не хотелось тебя беспокоить.
И Джейк, одетый в то же, что и вчера – синие джинсы, мятую ковбойку с пятном от помады, – выходит на балкон и становится рядом со мной.
– Море такое удивительное, – говорю я, снова устремляя взгляд на гавань. – Нескончаемый круговорот. И оно никому не подвластно, живет себе своей жизнью.
– И правильно делает. – Рука Джейка обвивает мои плечи. – Жизнь циклична, Поппи, это бесконечная череда рождений и смертей. И порой люди или животные, которые нам дороги, покидают этот мир, чтобы дать место кому-то другому.
– О чем ты?
– Может, Бэзил покинул нас, чтобы другой пес занял свое место в чьем-то сердце и любил кого-то так же, как он любил тебя. Как ты сама заботилась о Бэзиле, когда не стало Розы. Вы были нужны друг другу.
Я чувствую, как на мои глаза наворачиваются слезы.
– Как ты хорошо это сказал.
Я только и могу, что снова обнять его, и он притягивает меня к себе.
– Кто-то говорил мне это, когда не стало Фелисити. Не скажу, чтобы это умерило боль – тут помогает только время. Но все-таки немного помогло.
Я отклоняюсь назад, в его объятиях.
– Я не хочу занимать ее место, понимаешь? – вырывается у меня. – Этого никто и никогда не сможет. Фелисити была твоей женой, матерью твоих детей. Я… Мне просто хорошо быть с тобой.
Джейк кивает.
– Знаю, я сам прошел через это. Мне долго казалось, будто я таким образом предаю память Фелисити, и это пугало. Я боялся изменить ей, боялся чувств к тебе. Да, я уже говорил тебе: ты первая, к кому я такое испытываю после ее смерти. И это страшит меня, Поппи, я не думал, что такое произойдет еще раз.
– Мне тоже страшно, Джейк, – произношу я, гладя его лицо.
– А тебе почему? Потому что я старше и у меня есть семья?
– Нет, конечно. Возраст меня не смущает, и я очень люблю Бронте и Чарли, ты же знаешь.
Джейк вопросительно смотрит на меня.
– Что же тогда?
Я делаю глубокий вдох.
– Я боюсь любить тех, кто может меня покинуть. Это больно. Это очень-очень больно.
– Знаю. – Он отводит волосы от моего лица, а ветер упорно пытается отмести их обратно. – Ты ведь говоришь о ком-то, кто тебя оставил? У всех есть потери, которые тяжело пережить, – родные, друзья, животные… – Джейк указывает на комнату, где лежит Бэзил. – Но для меня ничто не сравнится с потерей Фелисити. Я думал, моя жизнь кончена. Меня вытащили только дети и Майли. Без них я бы сорвался.
– Как я, – говорю я, глядя в его добрые карие глаза. – Я сорвалась. Вылетела из колеи, если подбирать эвфемизмы. На самом деле это выбило меня на пятнадцать лет.
У Джейка расширяются глаза.
– Так когда же ты выкарабкалась?
– Вскоре после возвращения в Сент-Феликс. – Я окидываю взглядом город и качаю головой. – В голове не укладывается. Этот городок, волшебный цветочный магазинчик и несколько прекрасных людей, в том числе и ты, помогли мне больше, чем все психологи, вместе взятые, за пятнадцать лет.
Кажется, Джейка отнюдь не шокирует моя откровенность.
– Ты же понимаешь, Поппи, – мягко произносит он, – я не могу не спросить. Что же с тобой стряслось, что понадобилось пятнадцать лет работы с психологами?
