Ее руки были в крови.

Она уставилась на ладони, пытаясь вспомнить. Последние несколько дней прошли как в тумане, но, по большому счету, она жила в этом тумане с тех пор, как не стало хозяина. С того самого момента она не воспринимала время как что-то конкретное – скорее, как реку, в которую она случайно окунулась. Она помнила убийство Королевского Стража, но не помнила, как ей удалось выбраться из Цитадели. Она не знала, как здесь оказалась.

Слева от нее тек небольшой ручей. Бренна нагнулась и ополоснула руки, почистив ногти, чтобы избавиться от остатков засохшей крови. Она убила человека в Бернс Копс, припомнилось вдруг, убила ради еды и денег. Ей удалось застать его врасплох, до того, как он вытащил оружие. А потом он просто стоял и смотрел на нее, завороженный, а она ткнула его ножом под ребра. У него была лошадь, но ездить верхом Бренна не умела, а продать ее, не привлекая внимания, было невозможно. Весь Тирлинг думал, что она альбиноска, и хозяин говорил, что это хорошо, и что надо сохранить это в секрете.

Но в ней от альбиноски было столько же, сколько от сумасшедшей, а с тех пор, как умер хозяин, к ней постепенно стали возвращаться цвета, а вместе с ними и жизнь. Но пока их было недостаточно, чтобы пойти и продать лошадь, не привлекая особого внимания. Недостаточно, чтобы смешаться с толпой.

Она не проливала о нем слез, но лишь потому, что слезы – то, как проявляют свое горе только трусы. Сначала нужно мстить, а потом, много лет спустя, когда все долги будут уплачены, настанет пора выть от горя. Крик хозяина все еще эхом метался в ее голове; она не могла заглушить его. Она чувствовала, как он умирает, чувствовала его страдания и, что хуже всего, всепоглощающий страх в тот последний момент, когда он осознал, что ему не выбраться, что он встретил противника, с которым не сможет договориться. Она принимала на себя его боль всю свою жизнь с тех пор, как они были детьми; от этого она побелела.

Отойдя от ручья, она снова повернула на восток в поисках добычи. Она не использовала для этого нюх; скорее, это походило на бросок сквозь пространство, сквозь чувства и мысли тысяч людей, похожие на мутную воду, прямо к тому, что она искала. Этот ее талант был очень полезен хозяину, ведь если кто-то пытался избежать поставки, у него не было шансов скрыться от внутреннего компаса Бренны. Из-за мощи этого таланта Кейден несколько раз пытался заманить ее в свои ряды, оторвать от хозяина. Она убила троих из них прежде, чем они оставили ее в покое. В прошлом году они снова попытались; несколько наемников пришли к хозяину с просьбой одолжить на время ее и ее талант для поисков наследницы Рейли. Но они не смогли заплатить требуемую сумму.

«Если бы только они заплатили!» — с яростью подумала Бренна. Она прокручивала это в голове уже не в первый раз, но менее болезненными и горькими ее мысли от этого не становились. «Если бы они только заплатили, возможно хозяин все еще был бы жив!»

Она подставила лицо ветру, чувствуя его порывы на языке. Сука все еще была там, но больше не двигалась. Теперь она сидела в холодной, темной комнате. Бренна осмотрела стены, попробовала их на язык, и поняла, что они из толстого камня.

– В темнице сидишь, да? – прошептала она. Она не была уверена, но воображала, что сука ее слышит. В ней была сила, великая сила; Бренна ощущала ее даже сейчас, далекую и смутную, какой она всегда ощущала силу, находящуюся в Фэрвитче. Она подумала было податься на север, пройти через горы и заполучить союзника. Что бы там ни обитало, мощи ему было не занимать; Бренна чувствовала ее течение под ногами. Но сейчас в Фэрвитче происходил какой-то сдвиг, и она ощущала, что линии силы, всегда лежавшие под Тирлингом, сместились. Все было слишком неопределенно, а ей не нужны были помехи. Еды должно было хватить до мортийской границы, вед на самом деле ей нужно было совсем немного, чтобы держаться на ногах. Гнев питал ее лучше, чем еда.

Но если суку заперли в подземельях Демина, она может оказаться вне досягаемости даже для Бренны. Хозяину не поможет, если она умрет, пытаясь пробиться во Дворец. Должен быть другой путь.

После секундного размышления, Бренна начала приглядываться к лесу. При ее появлении большинство животных разбежалось, но теперь, когда она стояла спокойно, они снова стали подбираться ближе. После пары минут поисков она заметила серую белку, выглядывающую из-за дерева. Белка и глазом не успела моргнуть, как была схвачена. Белка вырывалась, кусаясь и царапаясь, но Бренна проигнорировала боль – в конце концов, боль лишь игра разума – и свернула ей шею. Вытащив нож убитого ею мужчины, она распорола белку от горла до живота, давая крови стечь в лужу на земле. Ей нужно было торопиться. Кровь привлечет других хищников, а следом может прийти и охотник. Она, конечно, с ним справится, но ей не хотелось оставлять след. Да, сейчас она была на свободе, но хозяин всегда говорил ей, что нельзя недооценивать Булаву.

Отшвырнув трупик белки прочь, она склонилась над лужицей крови, глубоко вдыхая ее запах, отдающий медью. Узнать, где находится человек, было несложно. А вот выяснить, где он будет находиться было намного сложнее, но вовсе не невозможно, и уж точно легче, чем пробраться в мортийскую тюрьму в одиночку.

Бренна отказывалась об этом думать. Смерть этой суки в мортийском плену не была бы легкой, но по сравнению с планами самой Бренны могла показаться просто подарком. Бренна страдала, хозяин страдал, и она не верила, что будущее может лишить их мести.

Она замерла в неподвижности прямо посреди лужи крови, широко распахнув глаза и сопровождая болезненным шипением каждый вдох. В четверти мили от этого места на Мортийском тракте кипела жизнь. Поток повозок и всадников непрерывно тек на восток: беженцы возвращались из Нового Лондона в свои дома на границе. Никто из них не видел Бренну, но, когда они проезжали мимо, каждого пронзала дрожь, словно он внезапно оказался на лютом морозе.

Наконец Бренна с улыбкой выпрямилась. На ее щеках появился легкий румянец. Она подобрала окровавленный нож и сумку с едой и отправилась на юго-восток.

Жавель поплотнее завернулся в плащ, жалея, что не может скрыться в тени нависающего над ним здания. Очередной мортийский патруль прошел мимо него всего пару минут назад. Рано или поздно кто-нибудь обратит внимание на стоящего без движения мужчину, и решит, что он замышляет что-то недоброе.

Дом, адрес которого раздобыл Дайер, находился напротив: роскошное кирпичное строение в три этажа, окруженное высоким каменным забором с коваными воротами. У Жавеля не получилось подобраться к окнам, потому что у этих ворот стояли два охранника и пропускали лишь определенных людей.

Дайер сказал, что Элли купила некая мадам Арно, и это было все, что он смог сообщить Жавелю. С того самого момента, как они увидели Королеву на Рю Гранде, Элли, похоже, просто перестала для них существовать. Дайер и Гален перебрались на заброшенную фабрику в районе сталелитейных цехов и все время тратили на какие-то необъяснимые поручения и тайные ночные встречи с людьми, которых Жавель не знал. Эти люди были мортийцами и носили оружие, хоть и не служили в армии. Они разрабатывали план спасения Королевы, и Жавель чувствовал себя лишним.

Из-за дома показался открытый экипаж. Должно быть, там находились конюшни, потому что, когда приезжали всадники, один из охранников у ворот споро принимал лошадей и уводил их в том направлении. Жавель видел, как вошли и вышли уже несколько мужчин. Двое из них были пьяны. Ужасная правда пробивала себе дорогу в его сознание, заставляя желудок сжиматься, а ноги – слабеть.

«В этом доме может быть все, что угодно», – говорил он себе. Но сам понимал, что это полнейшая чушь. Пусть район и был почище, чем Кишка, но кое-что в таких местах не меняется. Трудно было не догадаться, что за дом перед ним. Проведя ладонью по лбу, он понял, что вспотел, хотя на улице стояла поздняя осень и было уже прохладно, Такая вероятность существовала с самого начала, напомнил он себе. Никто не станет покупать такую красавицу, как Элли, чтобы сделать из нее посудомойку, и он изо всех сил старался смириться с тем, что она, скорее всего, стала шлюхой. Но теперь он засомневался, что его сил достаточно для этого. Когда он представлял свою жену под другим мужчиной, ему хотелось разнести все вокруг вдребезги.

Звонкий, веселый смех заставил его поднять голову. Компания из пяти женщин вышла из парадного входа здания, оживленно о чем-то болтая. У каждой на плече висела сумочка. Все они были нарядными, в платьях из блестящей ткани, с макияжем и высокими прическами.

Элли стояла среди них.

Долгое мгновение Жавель не мог пошевелиться. Это действительно была его Элли; он узнал ее потрясающие светлые кудри, сейчас уложенные в пучок. Но ее лицо так изменилось. Стало старше, да, появились морщинки в уголках глаз, но дело было не в этом. Его Элли была милой. Эта женщина выглядела… сильной. В линии ее губ чувствовалось напряжение. Она смеялась так же весело, как и все остальные, но это был совсем не тот смех, что помнил Жавель: грудной, сдержанный, холодный, как корка льда на поверхности осеннего озера. Жавель потрясенно наблюдал, как она по собственной воле забралась в экипаж и устроилась рядом с товарками, все еще смеясь.

Высокий, крепко сбитый мужчина вышел из дома и последовал за ними. Когда он забирался в экипаж, Жавель заметил, как блеснуло лезвие ножа под его плащом. Надо же, еще один охранник. Хотя Жавель в своих прогулках по Демину заметил, что к проституткам здесь относятся намного лучше, чем в Новом Лондоне. Даже к тем, что работали на улице, не приставали просто так. Он не понял, зачем пятерым высококлассным шлюхам может потребоваться охранник в Демине, но, принимая в расчет его и кучера, у Жавеля не было ни малейшего шанса приблизиться к экипажу.

Кучер стегнул лошадей, и экипаж тронулся. Словно во сне Жавель последовал за ним, стараясь не приближаться более чем на сто футов. Внутри него росла огромная черная дыра. За прошедшие шесть лет он частенько представлял себе, как Элли живется в плену, и некоторые из картинок, появлявшиеся в голове, заставляли его нестись в кабак быстрее, чем кнут – лошадей. Но он никогда не представлял себе, что она может смеяться.

Когда экипаж замер на перекрестке, дожидаясь своей очереди, Жавель подобрался ближе, нырнув в аллейку неподалеку, и сделал еще одно неприятное открытие: все пять женщин, включая Элли, говорили на мортийском. Экипаж свернул на Рю Гранде, и Жавель двинулся следом, постоянно уворачиваясь и ныряя в разные стороны. Это была торговая часть бульвара, и здесь всегда было тесно и многолюдно из-за торговых лотков, павильонов и толп покупателей. Он почти упустил экипаж из виду, когда, на его счастье, кучер придержал лошадей, сворачивая к тротуару, чтобы женщины могли спокойно выйти. Двое из них пресекли улицу, и Жавель с изумлением понял, что это обычный поход за покупками. Элли направилась прямо в аптеку.

Кучер остался в экипаже, и охранник тоже, но его глаза безостановочно осматривали улицу. Жавель понял, что мужчина готов сорваться с места при малейшем намеке на опасность. Жавель подошел ближе, не представляя себе, что станет делать потом. Часть его хотела оказатьсяу заброшенной фабрики, в относительной безопасности, и не знать ничего о судьбе Элли.

Настороженно поглядывая на охранника и кучера, он непринужденной походкой направился к аптеке. Прохожие толкали его, но он уворачивался и продолжал пробираться вперед, к заветной двери. Кучер начал рассказывать какую-то историю, охранник, усмехаясь, слушал его, и Жавелю удалось проскользнуть мимо них в аптеку.

Он сразу заметил Элли, стоящую в темном углу, неподалеку от прилавка. Аптекаря не было видно, но из-за зеленой занавески на внутренней двери слышалось позвякивание и стук бутылок. Хотел бы он, чтобы эта встреча состоялась при других обстоятельствах, без страха, что в любую минуту могут появиться ненужные зрители, но даже такого шанса могло больше и не представиться. Сейчас или никогда.

– Элли.

Она подняла голову, пораженная, и Жавель почувствовал, как его мир содрогнулся, когда он увидел холодный недоверчивый взгляд ярко накрашенных глаз. Она смотрела на него долгое мгновение.

– Чего ты хочешь?

– Я пришел… – Жавель почувствовал, как перехватило горло, и не смог больше выдавить ни слова. Он призвал на помощь воспоминания: ночи, что он провел в кабаках, пытаясь избавиться от лица Элли, стоящего перед глазами, ненависть к самому себе, в которой он тонул все эти годы. На шесть долгих лет он бросил ее здесь, позволив ей стать такой, как сейчас. Если он снова бросит ее здесь, как ему потом жить с этим?

– Я пришел, чтобы забрать тебя домой, – неловко закончил он.

Элли издала короткий, горловой звук, который оказался смешком.

– Почему?

– Потому, что ты моя жена.

Она рассмеялась, и этот смех был как пощечина Жавелю.

– Мы можем вытащить тебя отсюда, – продолжил он. – У меня есть друзья. Я смогу уберечь тебя.

– Уберечь, – прошептала она. – Как мило.

Жавель вспыхнул.

– Элли…

– Меня зовут Элис.

– Я пришел, чтобы освободить тебя.

– Рыцарь в сверкающих доспехах! – весело воскликнула она, но выражение ее глаз не изменилось, и Жавель почувствовал, что за веселыми словами таится гнев. – А где же вы были шесть лет назад, сэр рыцарь, когда ваша храбрость действительно могла мне помочь?

– Я отправился за тобой! – настаивал Жавель. – Я прошел за караваном весь Мортийский тракт!

Она снова уставилась на него долгим, холодным взглядом.

– И?

– Люди Торна были слишком сильны. Я ничего не мог поделать. Я думал, нам от них не уйти.

– А что насчет всех остальных лет?

– Я…

Но дальше ничего не было. Что он мог ей сказать? Что был в кабаке?

– Я пытался, – убито закончил он.

– Хорошо, ты пытался, – согласилась Элли. – Но раз уж ты струсил тогда, не нужно изображать из себя героя теперь. Ты опоздал на шесть лет. У меня здесь своя жизнь. Я довольна.

– Довольна? Ты – шлюха!

Элли окинула его очередным изучающим взглядом. Этот взгляд всегда заставлял его почувствовать себя карликом, но за всю их с Элли совместную жизнь Жавель видел его лишь пару раз – в основном тогда, когда забывал сделать то, что обещал. Ему казалось, что на нее наложено какое-то заклятие; и что, если бы он только смог забрать ее отсюда, он бы расколдовал ее, и она стала бы прежней.

– Все в порядке, Элис? – раздался голос.

Жавель обернулся и увидел, что крепыш-охранник, сидевший в экипаже, уже стоит в дверях. Он смотрел прямо на Жавеля, и этот взгляд вызывал у него нервную дрожь. Этот тип с явным удовольствием превратил бы его в отбивную.

– Да, в полном, – легко заверила Элли. – Ловлю клиентов.

На этих словах, Жавель разинул рот от удивления, внезапно догадавшись о двойной цели прогулки, и о том, почему все женщины так ярко одеты и накрашены.

– Ладно, дайте знать, если что, мэм.

Разочарованный, громила вышел из магазина.

До Жавеля внезапно дошло, что он отлично понимал этого мужчину, ведь тот говорил на тирийском. Он представлял собой живое воплощение жестокости, но к Элли обращался с очевидным почтением. Жавель повернулся к Элли, сожалея, что не может забрать свои последние слова назад, но, с другой стороны, он чувствовал, что это ничего бы не изменило.

– Да, я действительно шлюха, – согласилась Элли после долгого молчания. – Но я работаю, Жавель. Зарабатываю деньги, и ни перед кем не отчитываюсь.

– А как насчет твоей сводницы? – процедил он, ненавидя себя за ядовитый тон и не имея сил его изменить.

– Я плачу ренту мадам Арно. Разумную ренту, намного более разумную, чем та, что платят в подобных местах в Новом Лондоне.

Жавель не нашелся с ответом. Он просто мечтал о том, чтобы хоть раз дотянуться до шеи ненавистной мадам.

– Взамен мне предоставляют прекрасные апартаменты и отличную еду три раза в день. У меня надежная охрана, определенные часы работы и клиенты, которых я выбрала сама.

– И что за бордель дает шлюхе так много свободы? – требовательно спросил он. – Так денег не заработаешь, скорее наоборот.

Глаза Элли сузились, а тон, казалось и без того недружелюбный, стал еще более холодным и резким.

– Такой, в котором понимают, что довольная и здоровая проститутка приносит больше денег. Я зарабатываю в три раза больше твоего жалованья Стража Ворот.

– Но мы все еще женаты! Ты – моя жена.

– Нет. Ты потерял меня, когда шесть лет назад просто стоял и смотрел, как я вхожу в клетку. Мне ничего от тебя не нужно, но и у тебя нет права требовать чего-то от меня.

Жавель открыл было рот, чтобы возразить – определенно, брак нельзя так просто расторгнуть, даже в Мортмине – но в этот самый момент из-за зеленого занавеса показался аптекарь. Он оказался крошечным, лысеющим человечком в очках и с маленькой коробочкой в руках.

– Вот, пожалуйста, госпожа, – сказал он, протягивая коробочку Элли. Он тоже говорил на тирийском, и это изрядно озадачило Жавеля, который не слышал ни одного тирийского слова на улицах Демина и потому улучшал свои скудные познания в мортийском с огромным трудом. – Здесь запас на два месяца, и принимать их следует непременно после плотного обеда. Иначе вам может стать только хуже.

Элли кивнула, доставая кошелек, полный монет.

– Спасибо.

– Приходите через два месяца, и я приготовлю вам следующую партию, но на шестом месяце прием нужно будет прекратить, чтобы не навредить ребенку.

На последнем слове Жавель почувствовал, что реальность ускользает от него. Он едва заметил, как Элли отдала несколько монет аптекарю и спрятала коробочку в сумку. Аптекарь окинул их внимательным взглядом и, ощутив напряженность атмосферы, поспешил снова скрыться за занавесом.

– Ты беременна, – сказал Жавель, не спрашивая, скорее подтверждая свои мысли.

– Да.

Она посмотрела на него, словно предлагая продолжить.

– Что ты будешь теперь делать?

– Делать? Рожу ребенка и стану его растить.

– В борделе!

Взгляд Элли пронзил его словно нож.

– Моего ребенка окружат заботой с самого рождения, а когда он подрастет, его будут учить три женщины, которых мадам Арно наняла специально для этих целей. И став взрослым, мой ребенок будет знать, что нет ничего постыдного в занятии его матери. Что ты на это скажешь?

– Скажу, что это преступление.

– Конечно, Жавель. Когда-то я сказала бы то же самое. Но в этом городе к женщинам относятся лучше, чем в Новом Лондоне вообще когда-либо будут относиться. Может быть, с твоей стороны явиться сюда было действительно храбрым поступком, я не знаю. Но эта твоя храбрость какая-то второсортная. Она всегда такой была, а я заслуживаю чего-то лучшего. И если ты дорожишь своей шкурой, не смей больше ко мне приближаться.

Она вылетела на улицу, хлопнув дверью напоследок, а Жавель так и замер у стены. Внезапно ему перестало хватать воздуха; магазин резко съежился, но он не смел выйти наружу, пока не уедет Элли. Он молился лишь о том, чтобы аптекарь не вышел из-за занавеса прямо сейчас, и каким-то чудом его молитвы были услышаны. Наконец, как будто много часов спустя, Жавель решился выглянуть на улицу через застекленную дверь и убедился, что экипажа больше нет. Сделав глубокий вдох, он вышел на улицу.

Бульвар жил своей обычной жизнью, что показалось Жавелю просто невероятным; как может город вести прежнюю жизнь, если все необратимо изменилось? Сладкий запах сдобы из соседней булочной висел в воздухе, но Жавелю он казался приторным, и за его сладостью скрывалась гниль, как и у всего города. Он шесть лет подряд беспокоился об Элли, страдал из-за Элли, и теперь просто не представлял, что ему делать дальше. Возвращаться туда, откуда он пришел, казалось невыносимым. Идти вперед было еще хуже. К тому же на город опускалась ночь.

Он замер на тротуаре, обхватив голову руками, но разум его был пуст. Оторвав ладони от лица, он поднял голову и ясно увидел свой дальнейший путь.

Прямо перед ним был вход в кабак.

Даже Булава не мог найти двух священников.

Королевская Стража должна была находиться рядом с ним все время. Им это поручила сама Королева, и Айса даже подумать не могла, что кто-то из Стражей относится к этому поручению менее серьезно, чем она сама. Но Булава был Булавой, и, если он хотел исчезнуть, никто не мог ему помешать. Вчера он исчез, а сегодня снова появился, так же неожиданно: он вошел через тайную дверь на кухне, до полусмерти перепугав Миллу, караулившую горшок с рагу.

Манера Булавы исчезать ужасно раздражала, но даже Айса понимала, что он терпит их лишь под давлением большинства, ведь он сам должен охранять, а не находиться под охраной. Иногда ему просто необходимо было уйти куда-то одному, без всякого сопровождения. Айса считала, что он отправляется пропустить стаканчик или собирать слухи, но подслушанная беседа Элстона и Корина убедила ее в обратном: он отправлялся на поиски священника из Цитадели, отца Тайлера, и его друга, отца Сета, за поимку которых Арват объявил награду.

– Кейдены тоже их ищут, – заметил Корин. – Им нужны деньги, наши или Арвата – не имеет значения. Кто же знал, что двум старикам удастся так хорошо спрятаться?

– Долго они прятаться не смогут, – отрубил Элстон. – И с каждым разом, когда капитан покидает Цитадель, шансы на то, что о наших поисках пронюхает Святой отец, растут.

Айса с удовольствием послушала бы и дальше, но тут Корин ее заметил и прогнал.

Всякий раз, когда Булава возвращался из очередного похода без пропавших священников, он казался все более и более озадаченным. Айса предполагала, что отец Тайлер давно мертв, ведь невозможно было представить, что робкий священник способен успешно скрываться ото всех столь долгое время. Она была не единственной, кого посещали такие мысли, но озвучить их Булаве никто не решился. Они научились оставлять его в покое после таких походов, но сегодня, едва рухнув на один из стоящих у стола стульев, Булава принялся орать.

Его рев эхом отразился от стен зала для аудиенций.

– Имей терпение, ты, толстый ублюдок! – долетел из коридора ответ Арлисса. – Не могу же я бежать!

Булава сгорбился, скривив лицо в уродливой гримасе. То, что он не мог найти двух священников, не было главной проблемой, подумала Айса. Главной проблемой был пустой серебряный трон. Отсутствие Королевы угнетало всех, но Булава был им просто раздавлен. Айсе казалось, что за внешней бесстрастностью капитан страдает даже сильнее Пэна.

Наконец Арлисс возник в дверном проеме.

– В чем дело, мистер Булава?

– Что слышно от Святого отца?

– С утра пришло очередное послание. Если мы не отдадим отца Тайлера и не вернем Арвату освобождение от налога на собственность, он грозится отлучить всех нас от Церкви.

– Кого это «нас»?

– Всю Цитадель, от Королевы до последней служанки.

Булава хмыкнул, раздраженно потирая красные глаза ладонью.

– Ничего смешного, парень. Мне до Бога дела нет, но в Цитадели полно искренне верующих людей. Даже в Страже есть исповедующие христианство. Для них это важно, даже если тебе плевать.

– Если они настолько глупы, чтобы считать этот арватский кусок дерьма Гласом Господним, они заслуживают адского пламени.

Арлисс в ответ пожал плечами, хотя Айса заметила, что он собирался что-то сказать.

– Они требуют только отца Тайлера? Без отца Сета?

– Только отца Тайлера. И награду снова подняли в два раза.

– Странно. До сих пор ни слова о том, что произошло перед его побегом из Арвата?

– Драка. Какая-то шумиха в апартаментах Святого отца.

Это все, что я сумел нарыть.

– Странно, – повторил Булава.

– Кстати, он больше не отец Тайлер, и даже не священник Цитадели, как сообщается в этом послании. Святой отец дал ему другое имя.

– Какое?

– Отступник.

Булава покачал головой.

– Что еще произошло, пока меня не было?

– Напали на очередную деревню в предгорьях.

– Кто напал?

Теперь пришла очередь Арлисса качать головой.

– Выжило лишь два человека, сир, и оба несут какую-то околесицу, про чудищ и призраков. Мне нужно еще несколько дней.

– Ладно. Что еще?

Арлисс повернулся к Элстону, который внезапно принял ужасно сконфуженный вид.

– Нам нужно поговорить о Пэне, сэр, – пробормотал он.

– А что с Пэном?

Элстон опустил голову, пытаясь подобрать слова, и вступил Арлисс.

– Парень слишком много пьет…

– Я знаю.

– Я не закончил. Прошлой ночью он ввязался в драку. Драку в кабаке.

Айса вытаращила глаза, но не сказала ни слова, чтобы никто не вспомнил о ее присутствии и не прогнал ее, как это сделал Корин.

«Ох, Пэн», – мелькнула мысль, и она грустно качнула головой.

– К счастью, он был в одном из моих игорных кабаков, а то бы его просто прирезали. Он полез на пятерых без меча. Но все равно, избили его знатно. Я пытался замять слухи, но они, наверняка, пойдут. Как всегда.

– Где он?

– В казарме, отсыпается.

Мрачный, как туча, Булава поднялся.

– Простите, сэр, – вставил Элстон несчастным голосом. – Я пытался его отговорить, но…

– Не бери в голову, Эл. Эту кашу я сам заварил.

Булава вышел в коридор и широким, целеустремленным шагом двинулся в сторону казармы стражи. Спустя секунду за ним поспешил Элстон, а следом и Корин с Киббом, и даже Айса с опаской пристроилась в конец процессии. Они добрались до конца коридора и застыли, остановленные резким шлеп! похожим на грубую оплеуху.

– Поднимай свой зад!

В ответ Пэн что-то пробубнил.

– Довольно мы с тобой нянчились, чертов втрескавшийся сопляк. Вылезай из кровати, или я вышибу тебя оттуда пинками, и, уж поверь, осторожничать не стану. Ты позоришь себя и всю Стражу. Позоришь меня.

– Почему?

– Я выбрал тебя, чертов кусок дерьма! – взревел Булава. – Думаешь, кроме тебя на улицах не было ни одного пацана, способного неплохо махать мечом? Я выбрал тебя! А ты сдулся, как раз тогда, когда был нужен мне больше всего!

Пэн пробормотал что-то еще. Он все еще пьян, поняла Айса, или мучается ужасным похмельем. Такое бормотание ей частенько доводилось слышать от Па. Затем он добавил чуть громче:

– Я – личный страж, а тебе не нужен личный страж. – Пэн повысил голос. – Она там, а мы сидим здесь и ничего не делаем! Мне некого охранять!

Раздался треск дерева, глухой удар и Пэн взвыл от боли.

– Может, нам войти? – шепнула Айса, но Элстон покачал головой и поднес палец к кривоватым зубам. В комнате что-то зашелестело и заскреблось; Булава волоком тащил Пэна по полу, тяжело дыша от напряжения.

– Ты был неглуп, парень. Ты должен был возглавить Стражу, когда остальные состарятся и станут слишком неповоротливыми. И вот он ты, барахтаешься в жалости к себе, как свинья в помоях.

Айса почувствовала, как ее потянули за рубашку, обернулась и увидела, что ее младшая сестра, Гли, смотрит на нее снизу вверх.

– Гли! – шепнула она. – Ты же знаешь, что тебе нельзя здесь быть.

Гли продолжала смотреть на нее невидящим взглядом, и Айса поняла, что у сестры очередной транс.

– Гли? Ты меня слышишь?

– Твой шанс, – прошептала Гли. Ее глаза были пусты, словно две сквозные дыры. – Ты ясно его увидишь. Они завернут за угол, а ты лови свой шанс.

Айса приоткрыла рот. Она не могла сейчас отвлекаться на Гли, потому что Булава, похоже, взялся за Пэна всерьез; она слышала, как в комнате ломается мебель и раздаются звуки ударов.

– Иди найди Маман, Гли.

Она развернула сестру и легонько подтолкнула ее в коридор. Пару секунд Айса с беспокойством смотрела ей вслед, а затем снова повернулась к казармам. Элстон и Кибб замерли по обе стороны от двери, и Айса, плюнув на свою гордость, шлепнулась на колени и высунула голову из-за ног Элстона, чтобы посмотреть, что там творится.

Пен согнулся, окунаясь с головой в один из тазов, стоящих у дальней стены. Булава замер над ним, держа его за шею, и у Айсы сложилось впечатление, что, если Пэн попробует вынырнуть слишком рано, Булава с готовностью макнет его обратно. Элстон знаками спросил, следует ли им уйти, но Булава лишь пожал плечами.

Пэн поднял голову и судорожно вдохнул. Его вымокшие каштановые кудри жалко облепили голову. Айса поморщилась, разглядев его лицо: яркая россыпь кровоподтеков, чернота под обоими глазами, и широкий мазок подсохшей крови на щеке. Булава посмотрел на него с сомнением.

– Протрезвел, парень?

– Почему мы ничего не делаем? – простонал Пэн. – Мы сидим здесь, и ждем, ждем, пока ее там…

Булава отвесил ему очередную оплеуху.

– Ну ты и наглец, Пэн. Если бы ты хоть изредка переставал себя жалеть, то кое-что бы заметил. У нас целый город людей, которым нужен дом. Церковь, которая спит и видит, как бы разрушить этот трон. Гнойный нарыв под Кишкой. Ты же знаешь Королеву, Пэн. Если мы оставим весь этот бардак как есть, а сами ринемся спасать ее, она убьет нас обоих.

– Когда ее здесь нет, все становится только хуже – Церковь наглеет…

Взгляд Булавы дрогнул.

– Это так. А ты мог бы здорово помочь, но вместо этого топишь свою печаль в драках и выпивке. Думаешь, Королеве понравится твой нынешний вид? И она будет гордиться тобой?

Пэн угрюмо пялился в землю.

– Она решит, что ты жалок, Пэн, прямо как я сейчас. – Булава глубоко вздохнул, складывая руки на груди. – Вымойся и переоденься. А затем выметайся отсюда. Переделай свои дела, подумай, хочешь ли ты остаться в Страже или нет. У тебя есть два дня. Приходи в себя, или не приходи совсем. Понял?

Пэн судорожно втянул воздух, в его покрасневших глазах вспыхнула боль. Айса надеялась, что Булава выдаст ему очередную оплеуху, но тот просто направился к двери, шикнув на них всех.

– Простите, сэр, – повторил Элстон.

– Не твоя вина, Эл, – ответил Булава, захлопнув дверь казармы за собой. – Я нарушил старое правило, хоть и знал, что нельзя.

– Думаете, он вернется?

– Да, – отрезал Булава.

Арлисс все так же ждал их у своего кабинета, с привычной уже стопкой документов, но теперь к нему присоединился Ивен, выглядывающий из-за плеча казначея как непослушный ребенок.

– У нас есть примерная оценка урожая… – начал Арлисс, но Булава его перебил.

– Ивен, что тебя гложет?

Ивен, с полыхающими красным щеками, выдвинулся из-за спины Арлисса.

– Я бы хотел поговорить с вами, сэр.

– Давай.

Ивен сделал глубокий вдох, словно готовясь толкнуть речь.

– Я не Королевский Страж. Вы были очень добры ко мне, вы и Королева, когда позволили надеть этот плащ и сыграть свою роль. Но я не настоящий Страж Королевы и никогда им не стану.

Булава многозначительно посмотрел на Элстона.

– Кто-то сказал тебе об этом, Ивен?

– Нет, сэр. Все добры ко мне, так же, как и вы, – отвечая, Ивен покраснел еще сильнее. – Мне потребовалось время, чтобы самому понять это, но вот я понял. Я не настоящий Страж Королевы, и я бы хотел снова приносить пользу.

– И как ты будешь это делать?

– Как всегда, сэр: снова стану тюремщиком. У вас заключенный сбежал.

– Заключенный… – Булава с недоумением посмотрел на него. – Боже, Ивен. Нет.

– Я бы хотел снова приносить пользу, – упрямо повторил Ивен.

– Ивен, ты знаешь, как мы поймали Бренну в первый раз? Корин наткнулся на нее случайно, когда она валялась в отключке в одной из торновских курилен морфия. Ты слышал, что случилось с Уиллом в ее комнате. Зная то, что мы знаем теперь, можно смело утверждать, что Корину невероятно повезло, когда Бренна не увидела, что он подходит. Я бы и лучшего мечника Тирлинга не отправил ловить эту ведьму. И, конечно, я не могу отправить тебя.

Ивен расправил плечи и вытянулся в полный рост.

– Я знаю, что она такое, сэр. Знал с того самого момента, когда впервые увидел. И я слышал о том, что она написала на стене. Она хочет навредить Королеве.

Булава помрачнел.

– Ты уже говорил об этом с отцом?

– Мой отец мертв, сэр. Но даже умирая, он велел мне делать все, чтобы защитить Королеву.

Булава надолго умолк, и Айса видела, что он не может решиться.

– Ивен, она не обычная пленница. Ты не можешь убить ее, ведь Королева дала слово, что сохранит ей жизнь. Но если ты попытаешься взять эту ведьму живьем, скорее всего, эта попытка будет стоить тебе жизни. Я ценю твою храбрость, но не могу позволить тебе сделать это. И Королева сказала бы то же самое. Мне жаль.

Ивен молча уставился под ноги.

– Мы найдем тебе другое занятие. Такое, чтоб ты помогал Королеве. Я обещаю.

– Да, сэр.

– Свободен.

Сгорбившись, Ивен двинулся по коридору к залу для аудиенций.

– Возможно, тебе следовало отпустить его, – негромко заметил Арлисс.

– Это было бы просто замечательно и так по-регентски, правда? Отправить ребенка на самоубийственное задание.

– Он хочет совершить что-то значительное, сэр, – внезапно влез Элстон. – Может, было бы неплохо ему это позволить.

– Нет. Я завязал с убийством детей.

Айса замерла, но, казалось, никто больше не придал значения его словам.

– Те дни для тебя остались в далеком прошлом, – пропыхтел Арлисс, но Булава лишь горько хмыкнул, качнув головой.

– Спасибо за поддержку, старикан, но не имеет значения, как сильно мы хотим избавиться от прошлого. Оно все равно всегда рядом. Если я распрощался с теми днями, это не значит, что они отпустили меня.

– Ты теперь хороший человек.

– Еще бы, – кивнув, согласился Булава, но в глазах, как никогда пустых, не было ни искры доброты. – Но это не отменяет того, что было раньше.

И они двинулись дальше по коридору, обсуждая урожай, а вот Айса осталась на месте. Она словно вросла в пол, пока в голове снова и снова прокручивались недавние слова, смысл которых она пыталась понять и не могла. Она всегда считала, что Булава – лучший человек в Королевском Крыле, может, за исключением Веннера, и никак не могла связать того капитана Стражи, что был ей знаком, и картиной, нарисованной в голове его словами: мужчина, движущийся сквозь толпу малышей с косой в руках.

Два часа спустя они собрались в тронном зале перед началом аудиенции у Регента. Элстон, Айса, Корин, Девин и Кибб стояли вокруг помоста, остальные Стражи рассеялись по залу. Булава устроился в одном из кресел неподалеку от трона, а рядом с ним, в другом кресле, расположился Арлисс, и посетителям было разрешено войти. Пустой трон сиял в свете факелов.

– Боже, помоги мне, – пробормотал Булава. – Я когда-то удивлялся, почему Королева не всегда сдерживается на таких собраниях. Теперь я гадаю, как ей это вообще удавалось.

Арлисс хихикнул.

– Гнев Королевишны был могучей штукой. Но и забавной тоже. Я скучаю по нашей девочке.

– Мы все скучаем по ней, – грубовато буркнул Булава. – А теперь давайте займемся ее делами.

Айса повернулась к дверям, нацепив на лицо маску бесстрастного терпения, как советовал Элстон. Сначала заходила знать, согласно древнему обычаю, который Булава с Арлиссом уже не раз хотели отменить. Но, по правде, он значительно ускорял весь процесс. Все меньше и меньше дворян являлись на аудиенцию к Булаве, вот и сегодня пришли только двое, и оба за освобождением от налогов. Работа в полях встала, и даже Айсе было понятно, что это нужно исправить как можно скорее; иначе не только еды не будет, но и у каждого землевладельца появится оправдание для неуплаты налогов. Леди Беннет и лорд Тейлор с мрачными лицами слушали, как Булава невероятно терпеливо объясняет им, что изменившиеся обстоятельства пока не позволяют ему решить их проблему. Айса знала, что Арлисс занимается и урожаем, и возвращением беженцев домой, но было не так-то просто обеспечить провизией людей, отправляющихся в дальний путь пешком. Оба просителя ушли ни с чем, крайне этим недовольные, как и множество предыдущих.

За знатью пришли бедняки. Айсе они больше нравились, ведь их проблемы были действительно серьезными. Преступления без наказания, пропажа вещей, споры из-за имущества… у Булавы для всего находились такие решения, о которых Айса и подумать не могла. Во время этой части аудиенции Стражи слегка расслабились, даже Айса, которой все это даже доставляло удовольствие, ровно до тех пор, пока толпа не расступилась, и она не увидела своего отца.

Рука Айсы непроизвольно потянулась к ножу, и на нее нахлынули столь противоречивые эмоции, что сперва она не могла в них разобраться. Тут было и облегчение, облегчение от того, что она с весны выросла на несколько дюймов, и Па уже не казался ей громадным. Тут была и ненависть: медленно тлеющий огонь, ничуть не утихший со временем и расстоянием, и по-прежнему обжигающий нутро. И, наконец, главным, самым настойчивым, было желание найти младших сестер, Гли и Моррин, найти и защитить от всего белого света, с Па во главе.

Булава, очевидно, тоже узнал Па, потому что у него на скулах заходили желваки. Булава слегка наклонился к ней и тихонько спросил:

– Хочешь уйти, чертовка?

– Нет, сэр, – ответила Айса, мечтая о том, чтобы ее решимость была столь же твердой, как и голос. Пусть Па и не давил на нее сейчас, но выглядел он точно так же, как когда-то. Он работал каменщиком, и в плечах был раза в два шире, чем в бедрах. Когда он подошел к трону, Айса вытащила нож и сжала его во внезапно взмокшей ладони.

Булава подозвал Кибба и прошипел:

– Убедись, что Андали сюда не придет.

И тут Айса заметила, что Па был не один; из толпы следом за ним вышел священник. На священнике была белая ряса служителя Арвата, и капюшон ее опускался до самых бровей, не позволяя Айсе разглядеть лицо. Кинув в ее сторону единственный, внимательный взгляд, который Айса не смогла расшифровать, Па больше не обращал на нее внимания, сосредоточившись на Булаве.

– Снова ты, Борвен? – устало спросил Булава. – Что у тебя сегодня?

Па, похоже, собирался что-то сказать, но тут вперед вышел священник и откинул капюшон. Айса услышала, как со свистом выдохнул Булава, и покрепче перехватила нож, когда Элстон ринулся вперед. Остальные Стражи быстро окружили помост, и Айса спустилась к ним, перепрыгивая через две ступеньки, чтобы успеть втиснуться между Ки и Киббом.

– Ваше Святейшество, – медленно проговорил Булава. – Какая честь видеть вас здесь. Последний ваш визит был потрясающим.

Сам Святой отец! Айса изо всех сил старалась на него не пялиться, но удержаться не могла. Она думала, что Святой отец уже старик, но на деле он оказался намного моложе отца Тайлера: в его темных волосах почти не было седины, а на лице – морщин. Булава говорил, что Святой отец никуда не выходит без охраны, но Айса не смогла разглядеть ни одного охранника в толпе посетителей. И все же, она последовала примеру других стражей, которые заняли оборонительную позицию вокруг Булавы.

– Я пришел потребовать справедливости от правительства Королевы, – провозгласил Святой отец глубоким, волнующим голосом, и тут Айса разглядела его глаза, пустые, как у рептилии, не отражающие ни единой эмоции. – Наш брат, прихожанин Борвен, обратился к нам со своим горем несколько недель назад. Королева лишила его родительских прав.

– В самом деле? – Булава откинулся на спинку кресла. – И зачем ей было это делать?

– Ради выгоды. Она хотела заполучить жену Борвена себе в служанки.

Булава пронзил Борвена внимательным взглядом.

– Вот что ты выдумал на этот раз! Не слишком умно. Андали – не служанка.

– Я убежден, что Борвен ничего не выдумал, – вмешался Святой отец. – Борвен вот уже несколько лет является добрым прихожанином в приходе отца Дина, и…

– Вы же пришли сюда не для того, чтобы ходатайствовать о рассмотрении подобной ерунды. Чего вы хотите?

Святой отец замялся, но лишь на мгновение.

– Я также пришел, чтобы лично потребовать возвращения нам Отступника.

– Как я уже говорил, причем не один раз, у нас его нет.

– Я так не думаю.

– Ну, это уже не первый случай, когда вы верите чему-то без всяких доказательств, правда? – В тоне Булавы ясно слышалась насмешка, но на лбу гневно пульсировала жила. – У нас нет отца Тайлера, и я не стану больше обсуждать этот вопрос.

Святой отец растянул губы в вежливой улыбке.

– Тогда что насчет дела Борвена?

– Борвен – педофил. Вы действительно хотите, чтобы Арват был связан с таким делом?

– Это клевета, – невозмутимо заявил Святой отец, хотя Айса и отметила, что улыбка моментально пропала с его лица. Видимо, они думали, что Булава не станет поднимать эту тему на публике. Айса не могла определится, почувствовала ли она облегчение или разочарование, когда он все-таки заговорил об этом. – Борвен ведет жизнь доброго христианина. Каждое утро он посещает заутреню. Вечером он уделяет время…

– У Борвена нет выхода – он вынужден быть добрым христианином, – прогремел Булава. – Потому что он знает, что в последние полгода, по моему личному распоряжению, констебль Нового Лондона постоянно держит его в поле зрения. Насколько я понимаю, его соседям это значительно упрощает жизнь.

Это замечание удивило Айсу. Она никогда бы не подумала, что Булаву может заинтересовать что-нибудь из того, что напрямую не касается Королевы. Стало интересно, знала ли об этом Маман. Па вовсе не был хорошим прихожанином; их семья посещала церковь лишь пару раз в год.

– Борвен искренне раскаялся во всех своих прошлых деяниях, – заметил Святой отец. – Он исправился, и все, чего теперь хочет, это снова быть вместе с женой и детьми.

– Исправился, – усмехнулся Булава. – Можешь придумывать все, что угодно, Борвен. Мы оба знаем, что рано или поздно гниль внутри тебя все равно вылезет наружу, и когда мы схватим тебя на горячем, я запру тебя в темнице навсегда.

– Мои дети принадлежат мне! – взревел Па. – У вас нет права отбирать их у меня!

– Ты потерял своих детей в тот момент, когда поднял руку на них. И на их мать.

Внимание Айсы привлекло смутное движение: в дверях замерла Маман со скрещенными на груди руками. Кибб ее не заметил – или сделал вид – и Айса тоже ничего не сказала. Откуда Булава узнал о том, что произошло с Маман? Неужели, она сама ему рассказала? Вряд ли. Они совсем не ладили.

– Моя дочь стоит здесь! – рявкнул Па. – Спросите ее! Спросите, плохо ли я с ней обращался!

Айса замерла, когда все взгляды в зале внезапно устремились на нее.

– Твоя дочь служит мне, – быстро заявил Булава, и Айса поняла, что он не был готов к такому повороту разговора. – И говорить будет по моему приказу, а не по твоему.

Айса встретилась взглядом с Па, и увидела торжество в его глазах. Па все еще неплохо ее понимал. Он сделал хорошо просчитанный ход, решив, что она не захочет выставлять напоказ свои страдания, свое ужасное прошлое. Рассказать о своем стыде перед незнакомцами, с любопытством уставившимися на нее сейчас… как ей сделать это и жить дальше? Даже если они поверят ей, как она сможет прожить рядом с ними всю жизнь, зная, что первое, о чем они подумают при виде нее – это те ужасные вещи, что ей пришлось вынести? Кто бы решился на такое?

«Королева, – возник в голове ответ. – Королева бы рассказала и лицом к лицу встретила последствия».

А вот Айса не могла.

– Айса достаточно пережила, – заявил Булава. – И ни один добрый христианин не станет заставлять ее вспоминать все это.

– Действительно, Господь любит детей, – кивая, подтвердил Святой отец. – Но не лжецов.

– Следите за словами, отец. – Голос Булавы упал на октаву, что служило тревожным сигналом для всех, кто его хорошо знал, но Святой отец, казалось, не придал этому никакого значения. Айса задумалась, не планировал ли священник спровоцировать собственное избиение или арест; это, наверняка, было бы на руку Арвату. Но Булава был слишком умен, чтобы сделать ему такое одолжение… по крайней мере, Айса на это надеялась. Эта тихая, тщательно сдерживаемая ярость была намного страшнее его гневных криков. Она снова почувствовала на себе взгляд Па и с трудом подавила желание посмотреть в ответ.

– Конечно, если ребенку есть что сказать, пусть говорит, – пренебрежительно произнес Святой отец. – Эти безосновательные обвинения против Борвена нужны только для сокрытия того факта, что законы Королевы необъективны и служат лишь ее собственным интересам. Все слуги Господни должны встать на его защиту.

– Ее собственным интересам. Когда пришли мортийцы, Королева открыла Цитадель для более чем десяти тысяч беженцев. А скольких беженцев разместил в своих стенах Арват?

– Стены Арвата священны, – ответил Святой отец, но Айса с облегчением заметила, что Булава снова сбил его с курса. – Ни один мирянин не может войти в дом Господень без разрешения Святого отца.

– Как удобно и для Господа, и для Вашего Святейшества. А что там говорит Христос о приюте для бездомных?

– Я бы хотел вернуться к Отступнику, лорд Регент, – быстро сменил тему Святой отец. Айса украдкой взглянула на толпу посетителей, но не смогла понять, заметил ли кто-нибудь из них внезапное отступление священника. Большая часть посетителей просто пялилась на помост, разинув рты.

– Так что там с отцом Тайлером?

– Если к полудню пятницы его не передадут в руки Церкви, все, живущие и служащие в Цитадели, будут изгнаны из ее лона.

– Ясно. Когда больше ничего не остается, в ход идет шантаж.

– Вовсе нет. Но Господь разочарован тем, как Корона относится к распространению греха в Тирлинге. Мы надеялись, что теперь, когда Королевы здесь нет, вы объявите противоестественные связи незаконными.

Рядом с ней вздрогнул Элстон; Айса скорее ощутила это, чем увидела. Когда она посмотрела на него, он выглядел абсолютно так же, как обычно, лицо его было беспристрастно, а взгляд пристально обшаривал толпу.

– Как идет сбор налога на собственность? – внезапно спросил Булава. – Закончите к новому году?

– Не понимаю, о чем вы? – ответил Святой отец, но голос его стал напряженным.

Булава разразился смехом, и услышав это, Айса слегка расслабилась, чувствуя, как уходит сковавшее плечи напряжение. Она окинула зал очередным быстрым взглядом и заметила, что Маман пристально, с едва заметной улыбкой на губах, смотрит на Булаву.

– Вы знаете, Андерс, – сказал Булава, – сначала я не мог определиться, с какой целью вы сюда пришли. Но теперь я все понял. Позвольте мне, пользуясь подходящим случаем, раз и навсегда прояснить этот вопрос: даже ад и все его демоны не спасут вас от необходимости выплатить этот налог к первому февраля.

– Речь не о деньгах, лорд Регент.

– Речь именно о деньгах, всегда. Вы обложили тирийцев десятиной и не хотите отдавать из нее ни гроша, купаясь в роскоши на эти деньги, отобранные у доверчивых, нищих прихожан. Вы наживаетесь на них.

– Люди жертвуют добровольно на нужды Церкви.

– Даже сейчас? – Лицо Булавы исказила злая усмешка. – Я точно знаю, на что идут эти деньги. Вчера мы поймали двух ваших дуболомов. У вас какие-то дела в Яслях.

После этих слов по толпе прошла тревожная рябь, и с лица Святого отца на мгновение сползла улыбка.

– Беспочвенные обвинения! – выкрикнул он. – Я посланник Господа…

– Тогда ваш Бог – работорговец, торгующий детьми.

Толпа дружно выдохнула.

– А ты! – Булава повернулся к Борвену. – Я гадал, что ты опять здесь забыл, но теперь все ясно, как день. Думал, тебе удастся заставить прислушаться к твоим нелепым требованиям, если ты обратишься за поддержкой к большой шишке? Если ты хоть раз посмеешь приблизиться к своей жене и детям, я…

– Что? Убьете меня? – заорал Борвен. – Что мне смерть? Я уже мертв, ведь детей у меня отобрали, а меня травят, как зверя, куда бы я ни пошел! Почему бы просто не убить меня прямо здесь?

– Я тебя не убью, – спокойно продолжил Булава, пронзая его ледяным взглядом. – Я запру тебя в темницу и предоставлю твоей жене право решать твою судьбу.

Па побледнел.

Булава спустился с помоста, обратив все внимание на Святого отца.

– Вам не запугать меня угрозами, и не сбить с пути, обозначенного Королевой. Больше не приходите ко мне со всей этой чепухой. Следующему священнику, который сунет сюда свой нос, проводы могут и не понравиться. А ты, Борвен… думаю, тебе не захочется попасться мне на глаза снова.

Айса чувствовала, как рвется из груди сердце. Маман и Вэн всегда защищали ее от Па, когда могли, но получить защиту от кого-то вне семьи было совсем другим делом. Если бы сейчас можно было обнять Булаву, она бы непременно это сделала, ведь внезапно в ней вспыхнула такая яростная любовь к этому человеку, которую она прежде питала лишь к матери.

– Идем, брат Борвен, – велел Святой отец. – Все именно так, как я и говорил: правительство Глинн погрязло в собственной гордыне. Господь видит всю несправедливость, а мы обратимся с твоим делом в публичный суд, и укажем на нее всем людям.

– Можете попытаться, – ровно сказал Булава. – Но берегитесь, Ваше Святейшество. Дети Борвена – отнюдь не единственные, кому есть в чем его обвинять.

– Никто ни в чем его не обвинял, Лорд Регент.

– Я обвиняю его.

Слова сорвались с губ Айсы прежде, чем она смогла их остановить. Все присутствующие уставились на нее, и она от всей души пожалела, что не может взять их назад.

– Ты что-то сказала, дитя? – обратился к ней Святой отец.

Его голос был сладким, как мед, но в глазах пылало адское пламя. Как ни странно, именно это придало Айсе сил, чтобы продолжить. Она думала, что каждое последующее слово будет даваться ей все тяжелее, но начав, с облегчением поняла, что все наоборот: труднее всего было произнести именно первые слова, а остальные пошли легче, словно внутри нее рухнула сдерживающая их плотина.

– Мне было три или четыре года, когда ты начал. – Она изо всех сил пыталась заставить себя встретиться взглядом с Па, но смогла лишь уставиться на его подбородок. – Ты пришел к Моррин в том же возрасте. Нам приходилось прятаться от тебя в подвале. – Айса слышала, что ее голос срывается от горя, но чувствовала, словно она бежит с холма, размахивая руками, как крыльями. Она не могла остановиться. – Всегда давил на нас, Па, в этом весь ты, и никак не хотел оставить нас в покое, вот что я помню лучше всего…

– Ложь! – отрезал Святой отец.

– Нет! – выкрикнула она. – Это правда, просто вы не желаете ее слышать!

– Чертовка, – мягко позвал Булава, и она замолкла, со злостью втянув в себя воздух.

– Ты все сделала верно, дитя. Но я прошу тебя уйти, сейчас. Корин, отведи ее к матери.

Корин мягко потянул ее за руку, и после секундной заминки, Айса последовала за ним. Она кинула последний взгляд назад, и наткнулась на сотни глаз, уставившихся прямо на нее. Па по-прежнему стоял неподалеку от Святого отца, с красным от гнева лицом.

– Ты в порядке? – тихо спросил ее Корин.

Айса не знала, что ему ответить. Ее тошнило. Она услышала, как за ее спиной Булава велит обоим мужчинам убираться.

– Айса? – спросил Корин.

– Я поставила капитана в неловкое положение.

– Ничего подобного, – возразил он, и она была благодарна ему за этот деловой тон. – Ты сделала нужное дело. Арват теперь не посмеет вступиться за твоего отца на публичных слушаниях. Слишком много людей было здесь.

Все узнают. Эта мысль обожгла Айсу.

– Кейденам плевать, – буднично заметил Корин, и Айса застыла.

– Почему вы так говорите?

– Я видел твое лицо, девочка. Я знаю, что ты покинешь нас однажды. Но какой бы плащ ты не носила, красный или серый, сделай себе одолжение: не позволяй прошлому отравлять твое будущее.

– Это так легко?

– Нет. Даже капитан борется с этим изо дня в день.

Детоубийца, вспомнила Айса. Внезапно Маман оказалась рядом, распахнув объятия, и на Айсу снизошло милосердное опустошение. Она была готова убить Па, готова вот уже много лет, но сегодня она с удивлением обнаружила, что смогла сделать кое-что намного более трудное: она заговорила о нем вслух.

Тайлер не верил в ад. Он давным-давно, еще много лет назад решил, что, если бы Господь хотел их наказать, у него была бы для этого масса возможностей здесь; ад был ни к чему.

Но если ад на земле все же был, то Тайлеру, определенно, удалось его найти.

Они с Сетом забились в углубление в стене, в незаметную нишу в глубине тоннеля, ведущего в недра земли. Протиснулись туда через крошечную щель в каменной кладке стен. Стены и пол, освещенные слабым, дрожащим огоньком на конце спички в пальцах Тайлера, скрывались под слоем плесени. В последний момент перед тем, как огонек погас, Тайлер заметил, что сегодня Сет выглядит хуже, чем до этого: по щекам расползся лихорадочный румянец, а белки глаз пожелтели от инфекции. Тайлер уже несколько дней не осматривал рану Сета, но знал, что может там увидеть – красные прожилки, ползущие от живота Сета к груди. Когда они только выбрались из Арвата, Тайлер отвел Сета к доктору, потратив большую часть взятых с собой денег. Но тот оказался не настоящим доктором, и, хотя дал Сету средство для облегчения боли, остановить распространение инфекции он не смог.

Спичка потухла, и как раз вовремя, потому что Тайлер услышал звук торопливых шагов нескольких человек, в наружном тоннеле.

– Восточная ветвь! – тяжело дыша, скомандовал один невидимый мужчина. – Сворачивайте туда, встретимся по пути.

– Это кейдены, я знаю, – выдавил Сет слабым от страха голосом. – Они идут.

– Что кейденам может здесь понадобиться? Здесь нет для них денег.

– Эй, вы все, сворачивайте к восточной ветке, живо!

Шаги зазвучали чаще. Тайлер прижался к стене, чувствуя, как сердце выскакивает из груди. У них с Сетом и так уже были серьезные проблемы, но, если вниз действительно спустились кейдены, их проблемы умножались многократно. В первые дни после побега Тайлер несколько раз выходил на поверхность, чтобы купить еду и чистую воду, и до него быстро дошли новости: Арват объявил вознаграждение за их поимку. Тайлер и Сет давно уже сняли рясы, но и в мирской одежде они больше не могли чувствовать себя спокойно наверху. Тайлер не выбирался из тоннелей уже больше двух недель, и их запасы еды подходили к концу.

– Тай? – шепотом позвал Сет. – Думаешь, они пришли за нами?

– Не знаю, – ответил Тайлер. Он решил, что здесь, внизу, они будут в безопасности, но за эту безопасность пришлось дорого заплатить. Пробираясь по тоннелям, Тайлер увидел много ужасного, а когда понял, чем на самом деле является этот лабиринт, снова стал соскальзывать в черную дыру, возникшую в его голове в последние недели жизни в Арвате.

Неудивительно, что ответа не последовало.

Он знал, что нужно вывести Сета отсюда, и поскорее. Он даже пытался найти подземный путь в Цитадель; Булава пользовался им, когда незамеченным приходил и уходил из Арвата на уроки чтения. Но Тайлер боялся отходить слишком далеко от их безопасной ниши. За Сета давали всего тысячу фунтов, а вот за него самого, на момент его последнего выхода наверх, вознаграждение подняли уже до пяти. Ни один кейден не упустит такой шанс. Из слухов, долетевших до Тайлера в одном грязном кабаке, он узнал, что вознаграждение дают за него вместе со всеми его вещами, и понял, что, хоть Святой отец определенно хочет видеть их мертвыми – и готов раскошелиться, чтобы отправить их на смерть самому – но его главный интерес не Тайлер или Сет, а полированная шкатулка из вишни, которую Тайлер таскал в заплечном мешке. Тайлеру ужасно хотелось вытащить и открыть ее снова, но они не могли себе позволить тратить спички: подходил к концу последний коробок. И все равно, он не мог перестать прижимать к себе мешок, ощущая успокаивающую угловатость шкатулки внутри.

Проведя несколько недель в тоннелях, Тайлер сумел сопоставить некоторые события. Корону Тирлинга никто не видел с тех пор, как умерла королева Элисса. Должно быть, она преподнесла ее в дар Церкви – странный жест для правительницы, которая не бывала в Церкви чаще раза в год, но Элисса была не первой, кто вспомнил о Боге на смертном одре. Тайлер никогда не встречал мать Королевы Глинн, но поговаривали, что она была как раз из тех, кто может попытаться купить себе место на небе. Корона, безусловно, была очень ценной, сделанной из чистейшего серебра и сапфиров, но ее ценность для Тайлера измерялась вовсе не деньгами. Эта корона венчала головы каждого правителя со времен Джонатана Тира и была причиной многих кровопролитных сражений между наследниками. Говорили, что у нее есть даже какие-то магические свойства, хотя Тайлер полагал, что это просто чьи-то выдумки. Для него корона была исторической ценностью, свидетелем дикого, полного сражений, невероятного прошлого Тирлинга, и относиться к ней, как к обычному украшению было для Тайлера так же невозможно, как бросить Сета. К тому же, он обещал сохранить ее. При мысли о той женщине, Майе, сердце его разрывалось на части. Она отдала ему корону, а он бросил ее там одну, перед целым столом адского зелья. Он не мог забрать ее с собой, или игра была бы проиграна в самом начале; он знал это, но знание не приносило ему успокоения. Андерс был не из тех, кто прощает ошибки, и Тайлер боялся даже представить, какая судьба ждала Майю после его побега. Даже если не учитывать все остальное, он должен был сдержать слово и доставить корону Королеве. Но вряд ли это можно сделать, сидя здесь.

Над головой Тайлера прогрохотали шаги, заставив его вздрогнуть. Это, должно быть, кейдены, или другая группа потерянных и проклятых душ, которых Тайлер здесь видел. Но топот продолжался, и Тайлер не мог выкинуть из головы воспоминание о том, что он услышал однажды в кабаке: теперь по Новому Лондону бродили толпы людей, вооруженных мечами и сбитыми из досок распятиями, восхваляющие Господа и угрожающие всем, кто не делал того же. Ничего не указывало на связь этих толп с Церковью Господней, и все же Тайлер чуял, что от всего этого за версту несет кознями Святого отца. Он бы мог поспорить на свою Библию, что эти люди получают приказы от Арвата.

«Когда-то это была Церковь Господня», – подумал Тайлер, и это было правдой. После убийства Тира, Церковь Господня помогала поддерживать порядок. Церковь сотрудничала с первыми Рэйли, удерживала колонию Тира от полного распада. Во втором веке от Перехода, предприимчивый проповедник по имени Дэнис обратился к католичеству, увидев огромный потенциал в его зрелищности и обилии ритуалов. Дэнис сам следил за постройкой Арвата, ставшей делом его жизни, опустошившей церковную казну и заставившей его постареть раньше времени. Он умер всего через три дня после того, как был положен последний камень и ныне считается первым настоящим Святым отцом, но и до него было немало людей, направлявших Церковь Господню по этому пути. Тайлер, всегда стремившийся собрать как можно больше устных свидетельств старины, хорошо знал, что его Церковь всегда была далека от идеала. Но даже самые темные страницы ее истории не могли сравниться с тем, что творилось в Арвате теперь.

Конечно, Святой отец не посмел бы творить ничего подобного, будь Королева на троне. Андерс боялся Королеву Келси, боялся настолько, что не так давно лично вручил Тайлеру флакон с ядом и отдал ужасный приказ. Королева сдалась мортийцам – эту новость невозможно было пропустить, даже за то недолгое время, что Тайлер проводил на поверхности – а регентом стал Булава. Но жители Тирлинга не любили Булаву, просто боялись, а страх и в половину не такое мощное оружие, как любовь. В отсутствие Королевы Святой отец распоясался.

«Она должна вернуться, – думал Тайлер истово, словно молился. – Она должна».

Эхо шагов снова донеслось из тоннеля, и Тайлер прижался к стене. Несколько мужчин пробежали мимо крошечной трещины, не производя никаких других звуков, кроме звука шагов, и даже за стеной Тайлер ощутил боевую четкость их движений, слаженность в достижении цели.

«Кейдены», – подсказала память. Но что они ищут? Пришли за Тайлером и Сетом, или за кем-то другим? Едва ли это имело значение. Все, что требуется, это пара острых глаз, способных разглядеть узкую щель в стене тоннеля, и их убежище будет раскрыто.

Шаги отдалились, ни на секунду не замедлившись, и Тайлер расслабился. Сет свернулся у него под боком, дрожа в лихорадке, и Тайлер обнял друга, пытаясь согреть. Сет умирал, медленно и мучительно, и Тайлер ничего не мог для него сделать. Он помог Сету сбежать, но чем хорошим обернулся для них этот побег? Все обратились против них.

«Господь милосердный, – взмолился отец Тайлер, хоть и был уверен, что слова эти не достигают Господа, поглощенные черной дырой неверия в его голове. – Господь милосердный, молю, яви нам свой свет».

Но ничего не было, лишь темнота, бесконечный стук капель и затихающие невдалеке шаги наемных убийц.