Глава 25
Ричер подумал, что дом для престарелых являл собой дешевую, но искреннюю попытку обеспечить пожилых людей достойным местом, где они могли провести остаток своих дней. Ему это понравилось. Только не для себя. Он не рассчитывал прожить так долго. Однако другие вполне могли получать здесь удовольствие. Яркие краски в интерьере, атмосфера радости. Ну, может быть, немного неестественная. Их приветствовала у стойки администратора энергичная женщина, разговаривавшая с ними так, словно они понесли тяжелую утрату. Впрочем, не совсем так – немного оживленнее. Уникальный тон. Возможно, она прошла специальную подготовку и приобрела такую манеру во время ролевых игр. Как будто посетители дома престарелых наделены некими уникальными свойствами. Нет, они не понесли недавней утраты. Утрата ждала их впереди. В ближайшем будущем.
– Мистер Мортимер ожидает вас в комнате отдыха, – сказала женщина, указав нужное направление.
Ричер последовал за стариком с волосами, собранными в хвост, по длинному уютному коридору к двойным дверям. Внутри комнаты отдыха он увидел расставленные по кругу чистенькие кресла, на одном из которых сидел очень старый мужчина. Мистер Мортимер. Седые тонкие волосы, бледная прозрачная кожа, словно его вовсе здесь и не было. Под кожей выступали набухшие вены и узлы. Очень худой, запястья тонкие, как карандаши, в больших стариковских ушах слуховые аппараты. Ему хватало сил, чтобы сидеть прямо, но не более того.
В комнате больше никого не было. Ни врача или медсестры, ни санитара, ни даже приятеля. Как и других стариков.
Спутник Ричера подошел к мистеру Мортимеру, наклонился так, чтобы его глаза оказались на одном уровне с глазами старика, протянул руку и сказал:
– Мистер Мортимер, я рад снова вас видеть. Вы меня помните?
Старик пожал ему руку.
– Конечно, помню, – сказал он. – Я бы приветствовал вас как положено, но вы просили меня никогда не называть ваше имя. Даже у стен есть уши, сказали вы. Повсюду враги.
– С тех пор прошло много лет.
– И чем все закончилось? – спросил мистер Мортимер.
– Дело не было завершено.
– Вам вновь нужна моя помощь? – спросил мистер Мортимер.
– Мой друг, мистер Ричер, хочет расспросить вас о Райантауне.
Мортимер задумчиво кивнул. Его водянистые глаза медленно переместились и остановились на Ричере.
И стали внимательными.
– В Райантауне жила семья с фамилией Ричер, – сказал мистер Мортимер.
– Тот мальчик был моим отцом, – сказал Ричер. – Его звали Стэн.
– Присаживайтесь, – предложил Мортимер. – У меня растяжение мышц шеи.
Джек сел в кресло, стоявшее напротив. Вблизи Мортимер не выглядел моложе. Но в нем угадывалась какая-то искра. Любые слабости носили физический характер, а не интеллектуальный. Мортимер поднял руку, кривую и костлявую, как предупреждение.
– У меня там были кузены, – сказал он, и Ричер отметил, что у него низкий, слабый голос, влажный от слюны. – Мы жили рядом. Мы ходили в гости друг к другу, иногда болтались там, если дела дома шли плохо, а порой их отправляли к нам. Но в целом должен сказать, что мои воспоминания о Райантауне отрывочны. Особенно если говорить о том, что вас интересует, – я имею в виду, каким был ваш отец в детстве и какими были ваши бабушка и дедушка. Я бывал там лишь время от времени.
– Вы помнили, какие дети болели, – сказал Ричер.
– Только из-за того, что об этом постоянно говорили, что-то вроде бюллетеня округа, каждое проклятое утро. Кто-то заразился тем, кто-то другим… Люди боялись. Тогда ничего не стоило получить полиомиелит. И вообще дети часто умирали от болезней. Поэтому нам следовало знать, от кого держаться подальше. Ну или наоборот. Если кто-то заболевал краснухой, его отправляли играть с маленькими девочками. Если где-то начинали прокладывать дорогу, нас посылали нюхать смолу, чтобы защитить от туберкулеза. Вот почему я помню, кто и чем болел. Тогда люди были безумны.
– А Стэн Ричер часто болел?
Та же костлявая рука снова поднялась вверх.
– Его имя никогда не попадало в бюллетень округа, – сказал Мортимер. – Насколько я помню. Но из этого не следует, что я могу что-то про него рассказать. У всех были двоюродные братья, которые уезжали и возвращались. Все старались спрятаться, когда на пороге появлялась беда. Так что мое окружение постоянно менялось. Люди приезжали и уезжали, в особенности дети. Я помню мистера Ричера, мастера завода. Он был известной фигурой и постоянной величиной. Но я не смог бы дать показания в суде, если б у меня спросили про его детей. Мы все выглядели похоже и никогда точно не знали, где кто живет. Они выбегали из дома с четырьмя квартирами, где жил мастер. Девять… Ну никак не меньше восьми. Один из них очень неплохо играл в бейсбол. Я слышал, что он уехал в Калифорнию и стал почти профессионалом. Возможно, это ваш отец?
– Он был орнитологом-любителем, – сказал Ричер.
Мортимер немного помолчал. Его бледные старые глаза затуманились, будто он смотрел в далекое прошлое. Потом старик печально и задумчиво улыбнулся, словно подумал об удивительных тайнах бытия.
– Вы знаете, я совершенно забыл о любителях птиц, – сказал он. – Как странно, что вы о них вспомнили, а я – нет… Какая у вас удивительная память.
– Это не память, – сказал Ричер. – И не воспоминание. Речь идет о давнем наблюдении. Я полагаю, отец начал интересоваться птицами в ранней юности. Мне известно, что он состоял членом клуба любителей птиц в возрасте шестнадцати лет. Но вы сказали «любители птиц». Их было больше одного?
– Двое, – ответил Мортимер.
– И как их звали?
– У меня сложилось впечатление, что один из них являлся чьим-то кузеном и не жил здесь постоянно, а другой был местным. Но они много времени проводили вместе. Как лучшие друзья. Пожалуй, из ваших слов следует, что одного звали Стэн Ричер. Я их помню. Должен сказать, что благодаря им мы все увлеклись наблюдением за птицами. Если честно, когда я в первый раз их встретил, мне очень хотелось над ними посмеяться и назвать «девчонками», но тогда мне пришлось бы привести с собой целую армию, потому что, во-первых, они потрясающе дрались, а во-вторых, очень скоро все стали интересоваться птицами, по очереди получая бинокль. Мы видели самых разных хищных птиц, а однажды наблюдали за орлом, который нес в когтях что-то размером со щенка.
– У Стэна был бинокль? – спросил Ричер.
– Или у его приятеля. Но я не знал, кто из них кто. Я приезжал туда без всякой системы и порой видел одного или другого, или никого. Или сразу обоих. Это было нормально. Время от времени кто-то пропадал, а потом снова появлялся. Нас куда-нибудь отсылали, чтобы мы могли подкормиться, или избежать эпидемии, или просто провести у кого-то каникулы. Так бывало всегда. Люди приезжали и уезжали.
– Интересно, как он мог позволить себе бинокль, – сказал Ричер. – Ведь времена были тяжелыми.
– Полагаю, они его украли.
– У вас есть какие-то основания так считать? – спросил Ричер.
– Без обид, – сказал Мортимер.
– Конечно.
– Мы были неплохими детьми, – продолжал старик. – И не стали бы грабить магазин. А в тех случаях, когда у кого-то появлялось что-то ценное, вопросов никто не задавал. В противном случае хорошие дети ничего не получали. Я полагаю, что мысли о чем-то плохом могли появиться у нас из-за его отца. И не важно, кто из тех двоих был Стэном. Все считали, что мистер Ричер, заводской мастер, немного странный, и, наверное, мы решили: каков отец, таков и сын. Хотя я совсем не помню Стэна. Вероятно, такова сила слухов. Я лишь иногда гостил в Райантауне. Но, казалось, все про него знали.
– А что в нем было странного? – спросил Ричер.
– Все его побаивались. Он постоянно кричал и дрался, мог сбить человека с ног. Теперь я думаю, что он выпивал. Мистер Ричер полагал, что его не любят из-за того, что он стал заводским мастером. Частично он был прав, ошибался только насчет причины. Наверное, дети просто приписывали ему самые разные злодеяния. Как в книге сказок. Нечто вроде пирата Черная Борода. Без обид. Вы сами спросили.
– У него была борода?
– Никто на заводе не носил бороду. Она могла загореться, – ответил Мортимер.
– Вы помните, когда Стэн уехал, чтобы поступить в морскую пехоту? – спросил Ричер.
Мортимер покачал головой.
– Никогда ничего такого не слышал, – ответил он. – Наверное, я на год или два старше. К тому времени меня уже призвали.
– Где вы служили?
– В Нью-Джерси, – ответил Мортимер. – Но я им не был нужен. Война закончилась, у них и без меня хватало солдат, и вскоре нас распустили. Я вообще ни в чем не участвовал. И всегда чувствовал себя мошенником во время парада Четвертого июля. – Он покачал головой и отвел глаза.
– Вы помните что-нибудь еще о Райантауне? – спросил Ричер.
– Ничего особо волнующего. Место, где людям приходилось несладко. Они весь день работали, а потом ложились спать.
– А как насчет Элизабет Ричер? Жены Джеймса Ричера?
– Иными словами, вас интересует ваша бабушка.
– Да.
– Она много шила, – сказал Мортимер. – Это я помню.
– А какой она была?
Мортимер немного помолчал.
– Трудный вопрос, – наконец ответил он.
– В самом деле?
– Я бы не хотел быть неучтивым.
– А есть какая-то вероятность этого?
– Быть может, мне следует сказать, что она была замкнутой, и воздержаться от других слов.
– Я никогда с ней не встречался, – сказал Ричер. – Она умерла задолго до моего рождения. Мне она совершенно безразлична. Вам не стоит чувствовать себя неловко.
– Говорить о вашем дедушке проще. Он являлся публичной фигурой. Заводской мастер и все такое… А вот ваша бабушка – совсем другое дело.
– Насколько плохой она была?
– Она была жесткой женщиной. Холодной. Я никогда не видел, чтобы она улыбалась. Она всегда выглядела рассерженной и угрюмой. Они друг друга заслуживали, эти мистер и миссис.
Ричер кивнул.
– Вы можете рассказать мне что-то еще? – спросил он.
Мортимер замолчал так надолго, что Джек подумал, будто он впал в гериатрическую кому. Или умер. Но потом старик пошевелился и поднял все ту же искривленную костлявую руку. На этот раз – чтобы привлечь внимание. Так комик успокаивает толпу перед концовкой анекдота.
– Я могу вам сказать одну вещь, – заговорил он. – Раз уж вы разбудили мою память. И раз к случившемуся мог иметь отношение ваш отец. Я помню, как однажды поднялся ужасный переполох и страшный шум из-за редкой птицы. Такую впервые увидели в Нью-Гэмпшире. Или что-то вроде того. Орнитологи-любители написали о ней в клуб и составили полный отчет, всё по протоколу. Или как там оно называется. Один из ребят тогда являлся секретарем клуба. Не могу сказать, который. Там говорилось о причинах, по которым птица могла туда попасть. Получилось весьма впечатляюще. Насколько я помню, отчет даже напечатали в специальном журнале, и «Ассошиэйтед пресс» заявила, что это первый случай, когда Райантаун упомянули за пределами округа.
– И какая это была птица? – спросил Ричер.
– Я не помню, – ответил Мортимер.
– Жаль. Должно быть, тогда это стало большой сенсацией.
Рука Мортимера снова поднялась вверх. Он был взволнован.
– Вы можете узнать подробности. Благодаря клубу любителей птиц. Их книги есть в библиотеке. У них имеется полное собрание журналов наблюдения. Всех старых клубов и обществ. Это часть культуры. Лично я считал, что телевидение лучше, когда оно появилось.
– В какой библиотеке? – спросил Ричер.
– В Лаконии, – сказал Мортимер. – Именно там находились клубы.
Джек кивнул.
– Вероятно, потребуется три месяца, чтобы что-то найти, – сказал он.
– Нет, там все расставлено в строгом порядке, – сказал Мортимер. – Внизу есть большой зал с полками, расположенными, как спицы колеса. Справочно-библиографический отдел. Вы найдете все, что нужно. Вам следует туда сходить. Узнаете про птицу. В конце концов, шансы пятьдесят на пятьдесят. Это либо ваш отец, либо его приятель.
– Отделение библиотеки находится в центре? – спросил Ричер.
– В городе всего одна библиотека.
* * *
Они оставили мистера Мортимера в чистом кресле, прошли по длинному уютному коридору к стойке дежурной и сообщили ей, что визит завершен. Жизнерадостная женщина приняла их уход с хладнокровным изяществом, и они зашагали к древнему «Субару».
– Вы знаете, где находится библиотека Лаконии? – спросил Ричер.
Старик с волосами, собранными в хвост, кивнул:
– Конечно.
– Вы можете припарковаться у входа?
– Зачем?
– Я хочу войти туда быстро и незаметно.
– Но сейчас нет дождя.
– По другим причинам.
– Нет, – ответил Мортимер. – Это большое здание, занимающее немалую территорию. Оно похоже на замок. Вам придется пройти через сад.
– Как далеко нужно идти? – спросил Ричер.
– Пару минут.
– Сколько людей увидит меня в саду?
– В такой хороший день там может быть немало народу. Люди любят солнце. Их ждет долгая зима.
– Как далеко находится библиотека от полицейского участка?
– Похоже, у вас проблемы, мистер Ричер.
Джек немного помолчал.
– Как вас зовут? – спросил он. – Вам мое имя известно, но я так и не услышал ваше.
– Если формально, преподобный Патрик Дж. Бёрк, – ответил старик с волосами, собранными в хвост.
– Вы священник?
– В данный момент у меня нет прихода.
– И как давно?
– Около сорока лет.
– Вы ирландец?
– Моя семья из округа Килкенни, – ответил Бёрк.
– Вы туда когда-нибудь возвращались?
– Нет. Расскажите мне о своей проблеме.
– На меня затаили обиду не только люди из яблоневого сада. Судя по всему, я огорчил кого-то из Бостона. Семью другого рода. И их реакция может оказаться совсем иной. Полиция Лаконии не хочет, чтобы на улицах стреляли, как во время бойни в День святого Валентина. Я должен находиться за пределами города.
– А что вы сделали людям из Бостона?
– Понятия не имею, – ответил Ричер. – Я не был в Бостоне много лет.
– Кто вы такой?
– Человек, который шел по дорожному знаку. И теперь хочу продолжить свой путь. Но сначала намерен выяснить, о какой птице шла речь.
– Зачем?
– Я и сам не знаю. Но почему нет?
– Разве вас не беспокоят люди из Бостона?
– На самом деле нет. Я не думаю, что они поджидают меня в библиотеке, где читают книги. Я беспокоюсь за полицейских. В особенности за одну из них. Когда-то она была военным копом.
– Но хотите узнать про птицу.
– Раз уж я здесь.
Бёрк отвернулся.
– Что? – спросил Ричер.
– Я никогда не видел полицейских в саду библиотеки. Ни разу. Маловероятно, что они узнают о вашем визите.
– Теперь уже вы вовлекаете меня в неприятности.
– Живи свободным или умри.
– Только постарайтесь припарковаться как можно ближе к библиотеке.
* * *
Двадцатью милями севернее Патти Сандстрём снова сняла туфли и встала на кровати, балансируя на пружинившем под ее весом матрасе, сделала шаг в сторону, посмотрела вверх и заговорила, обращаясь к лампочке:
– Пожалуйста, поднимите жалюзи. В качестве личного одолжения для меня. И потому, что это будет достойным поступком.
Потом она слезла с кровати, снова села на край и надела туфли. Коротышка смотрел на окно.
Они ждали.
– На этот раз они совещаются дольше, – одними губами произнес Коротышка.
Ничего не произошло. Жалюзи оставались опущенными. Они сидели в полумраке. Без электрического света. С ним всё было в порядке, но Патти не хотела его включать.
Потом заработал телевизор.
Сам собой.
Они услышали легкое потрескивание, пока он нагревался, потом экран стал синим со строчкой кода, как на мониторе компьютера, которую ты не должен видеть.
Затем надпись ушла в сторону, и появилась другая картинка.
Мужчина.
Марк.
Только голова и плечи; он ждал, как журналист, готовящийся начать прямой репортаж, стоя на фоне пустой стены и глядя в камеру.
И смотрел на них.
– Ребята, нам нужно обсудить последнюю просьбу Патти, – сказал он.
Его голос доносился из колонок телевизора, как во время обычной передачи.
Патти промолчала.
Коротышка застыл на месте.
– Я с радостью подниму жалюзи, если вы действительно этого хотите, – продолжал Марк. – Но меня беспокоит, что вам может не понравиться то, что за окном, в отличие от первого раза. С этической точки зрения мне будет легче, если вы подтвердите свое желание.
Патти встала и потянулась к туфлям.
– Вам не нужно вставать на кровать, – сказал Марк. – Я и так вас слышу. В светильнике нет микрофона.
– Почему вы нас здесь держите? – спросила Патти.
– Очень скоро мы обсудим и это. До конца дня – совершенно точно.
– Чего вы от нас хотите?
– Сейчас мне нужно, чтобы вы подтвердили свою просьбу поднять жалюзи, – настаивал Марк.
– А почему мы можем не захотеть? – спросила Патти.
– Могу я считать ваши слова согласием?
– Что с нами будет? – спросила Патти.
– Очень скоро мы это обсудим. До конца дня – совершенно точно. Сейчас нужно лишь принять решение относительно жалюзи. Так вверх или вниз?
– Вверх, – сказала Патти.
Телевизор выключился. Экран стал пустым и темным, зашипела внутренняя схема, загорелся красный огонек.
Они услышали гудение моторчика, жалюзи начали медленно подниматься, и комнату залил теплый солнечный свет. Вид остался тем же: «Хонда», парковка, трава, стена деревьев. Красивый вид. Все вокруг заливал солнечный свет. Патти подошла к окну, положила локти на подоконник и прижалась лбом к стеклу.
– Микрофон находится не в светильнике, – сказала она.
– Патти, мы не должны говорить, – ответил Коротышка.
– Он сказал, что мне не нужно вставать на кровать, – ответила Патти. – Как он узнал, что я вставала на кровать? И вообще, как понял, что я собиралась это сделать?
– Патти, ты слишком громко говоришь, – сказал Коротышка.
– Тут не только микрофон. Здесь есть еще и камера. Они за нами наблюдают. Они с самого начала за нами следили.
– Камера? – переспросил Коротышка.
– А как иначе они могли узнать, что я вставала на кровать и снова собираюсь это сделать? Они меня видели.
Коротышка огляделся по сторонам.
– Где она находится? – спросил он.
– Я не знаю, – ответила Патти.
– А как она может выглядеть?
– Понятия не имею.
– Какое странное чувство, – заметил Коротышка.
– Ты думаешь?
– Они следили за нами, когда мы спали?
– Я думаю, они могут наблюдать за нами, когда захотят.
– Может быть, камера в светильнике, – предположил Коротышка. – И он именно это имел в виду. Может, он хотел сказать, что там находится камера, а не микрофон.
Патти ничего не ответила. Она оттолкнулась от подоконника, вернулась к кровати и села рядом с Коротышкой. Потом положила руки на колени и посмотрела в окно. «Хонда», парковка, трава. Стена деревьев. Она не хотела двигаться. Ни единой мышцей. Даже глазами. Они на нее смотрели.
И в этот момент перед окном появился мужчина.
Он стоял снаружи на тротуаре, подавшись вперед, и заглядывал внутрь одним глазом. Затем сделал шаг, и Патти смогла его рассмотреть. Крупный, с седыми волосами и загаром богача. Он остановился прямо перед окном и пялился на них, открыто и не смущаясь. На нее. На Коротышку. На нее. Потом отвернулся, помахал рукой и что-то сказал. Окно было звуконепроницаемым, и Патти не расслышала его слов, но у нее сложилось впечатление, что он говорил про поднятые жалюзи.
И его голос наполняли радостные, даже триумфальные интонации.
Через мгновение Патти увидела еще одного мужчину. А потом третьего.
Все трое смотрели в окно.
Они стояли плечом к плечу, на расстоянии дюйма от стекла.
Смотрели, судили и оценивали, задумчиво щурились. Губы плотно сжаты.
Потом на лицах стали медленно появляться довольные улыбки.
Им понравилось то, что они увидели.
– Марк, – сказала Патти. – Я знаю, что вы меня слышите.
Никакой реакции.
– Марк, кто эти люди? – спросила Патти.
Теперь голос Марка донесся с потолка.
– Очень скоро мы это обсудим. До конца дня – совершенно точно.
