Глава 18
Чтобы преодолеть пятьдесят ярдов, спортсмену потребовалось бы пять или шесть секунд. Ричер рассчитывал на тридцать. Медленным шагом. Но решительным. Так он собирался отправить сообщение. Длинные шаги, плечи расслаблены, руки расставлены в стороны, взгляд прикован к молодому грубияну. Примитивный сигнал, выученный много лет назад. Парень смотрел на юг. Возможно, рассчитывал на помощь. Может быть, явился с компанией.
Ричер подошел совсем близко.
Парень повернулся к нему лицом и поставил старика перед собой, превратив его в живой щит.
Ричер остановился в шести футах от них.
– Отпусти его, – сказал он.
Всего два слова, но тон, отработанный много лет назад, вместе с несколькими скрытыми абзацами, прятавшимися в гласном звуке в конце фразы, намекал на неизбежные и катастрофические последствия при попытке сопротивления. Грубиян отпустил старика. Но он не собирался сдаваться. Нет, сэр. И хотел, чтобы Ричер понял: он просто освободил руки. Для более важных дел. Потом отпихнул старика в сторону и шагнул вперед, прямо в личное пространство Ричера, и теперь находился не более чем в четырех футах от него. Возраст немногим больше двадцати лет, темные волосы, небритое лицо, рост более шести футов, вес двести фунтов, загорелый и мускулистый, благодаря работе под открытым небом.
– Это тебя не касается, – заявил он.
Ричер подумал: «А это еще что такое, день сурка?»
– Ты совершаешь преступление в общественном месте, – заявил он. – И я не исполню своего долга гражданина, если не укажу тебе на этот факт. Именно так устроена цивилизация.
Парень снова посмотрел на юг и повернулся к Ричеру:
– Это не общественное место, а яблоневый сад моего деда. И вам обоим не следует здесь находиться. Ему запрещено, а ты незаконно проник в чужие владения.
– Это дорога, – ответил Ричер. – Твой дед украл ее у округа сорок лет назад. В те времена, когда был молодым и смелым. Как ты сейчас.
Молодой нахал еще раз посмотрел на юг, но на этот раз не стал поворачиваться к Ричеру, который увидел, что к ним, быстро шагая между двумя рядами деревьев, где сад спускался по склону, приближается мужчина, похожий на стоявшего перед Джеком мальчишку, только на поколение старше. Не больше. Возможно, отец. И точно не дед. Более дорогие, чем у сына, джинсы, более чистая футболка. Более глубокий загар и седые волосы. Такое же телосложение, возраст немного за пятьдесят.
– Что здесь происходит? – спросил он, когда подошел.
– Вот вы мне и расскажите, – ответил Ричер.
– Кто вы такой?
– Человек, стоящий на общественной дороге и задающий вам вопрос.
– Здесь нет общественной дороги.
– Ваше нежелание признать данный факт не имеет отношения к реальности. Это дорога. Здесь всегда была дорога. И она никуда отсюда не делась.
– Что вас интересует?
– Я увидел, как ваш сын применяет физическую силу к пожилому джентльмену. Полагаю, мой вопрос – о том, как это характеризует вас в качестве родителя.
– В данном случае он получает максимальную оценку, – заявил предполагаемый отец. – Сколько будут стоить яблоки, если люди станут думать, будто наша вода отравлена?
– Речь идет о том, что произошло восемь лет назад, – сказал Ричер. – Никаких последствий не было. Лучшие мировые ученые сказали, что с вашей водой всё в порядке. Так что пора забыть о тех событиях. И проявить миролюбие. Возможно, вы говорили какие-то глупости восемь лет назад. Может, мне следует за это вывернуть вам руку сегодня?
– Технически у них имеется соглашение с корпорацией в Колорадо, – вмешался старик с собранными в хвост волосами. – В него внесена поправка к закону об ограничительных судебных постановлениях. Там сказано, что им заплатят, если они смогут доказать, что я здесь находился. Я надеялся, что они о ней забыли. Судя по всему, я ошибся. Они заметили мою машину.
– И как они это докажут?
– Они только что отправили фотографию. Сотовый телефон ловит сигнал только на холме, и он туда ходил.
– Закон и порядок, – сказал отец. – Вот в чем нуждается наша страна.
– А как это соотносится с той его частью, где говорится о краже общественной дороги для выращивания яблок?
– Меня уже тошнит от ваших бесконечных повторений одного и того же, – заявил отец.
– Это лишь звук реальности, не более того.
– Что вы вообще делаете в лесу?
– Не ваше дело, – сказал Ричер.
– Может быть, очень даже мое. Мы связаны определенными отношениями с владельцами земли.
– Вы не сможете послать мою фотографию.
– Интересно, почему?
– Вам придется достать телефон из кармана, я его у вас отберу и сломаю. Вот почему.
– Нас двое. И у нас два телефона.
– Все равно недостаточно. Вам следует вызвать подкрепление. Но, к сожалению, вы не можете. Здесь сотовый телефон не ловит сигнал, для этого нужно подняться на холм.
– А ты наглый сукин сын, не так ли? – осведомился отец.
– Я предпочитаю слово «реалистичный», – поправил его Ричер.
– Хочешь устроить проверку?
– Тут возникает этическая проблема. Твой мальчик может получить психологическую травму на всю жизнь, если увидит, как папочку положат на землю у его ног. Впрочем, у тебя тоже, если я выведу из строя твоего отпрыска. После того как ты не сумеешь его защитить. Ты определенно испытаешь весьма неприятные чувства. Вероятно, такое случается с родителями. Однако я не могу знать наверняка. Я не отец. Но вполне могу представить, каково это.
Отец промолчал.
– Подождите немного, – сказал Ричер и посмотрел на юг, между двумя рядами деревьев, в ту сторону, где яблоневый сад поднимался вверх по склону. – Ты возвращался, отправив послание с вершины холма. Но фотография сделана немного раньше. Так зачем же твой сынок держал нашего друга здесь с заломленной за спину рукой?
Ответа не последовало.
– Они собирались меня избить, – сказал старик. – Чтобы преподать мне урок. Сразу после того как отправят фотографию и убедятся, что получат деньги. В тот момент они еще не знали, что вы где-то рядом.
– Да, но это ничего не должно менять, – заметил Ричер. – Не так ли? Во всяком случае, для убежденных в своей правоте людей.
Он посмотрел в глаза отца, потом сына.
– Мы тратим зря время, парни. Начинайте его избивать.
Никто не пошевелился.
Ричер посмотрел на громилу-сына.
– Все нормально. Он тебя не обидит. Ему семьдесят лет. Вместе с отцом вы легко с ним справитесь. Тут нечего бояться.
Парень повел головой, как собака, нюхающая воздух.
– Выбор из двух вариантов, – продолжал Ричер. – Либо ты его ударишь, либо ты его боишься.
Ответа не последовало.
– Может быть, дело в совести. Ты не хочешь бить старика. Правда не хочешь. Но подумай о яблоках. У тебя есть работа. Я все понимаю, более того, готов помочь. Сначала ты можешь разобраться со мной, и тогда будешь чувствовать, что заслужил право хорошенько отделать старика. В таком случае у тебя почти не останется угрызений совести.
И вновь никакой реакции.
– Почему нет? – спросил Ричер. – Ты и меня боишься? Боишься, что я сделаю тебе больно? Тут я должен тебя предупредить, что такая возможность существует. Видишь, я с тобой полностью честен. Ты должен принять взвешенное решение. Ведь теперь ты действительно оказался перед простым выбором – либо ты ударишь меня, либо ты меня боишься.
Никакого ответа.
Ричер сделал шаг к парню. Противоположность риску, чтобы оказаться как можно ближе. Если мальчишка настолько глуп, что попытается нанести удар, необходимо его смягчить, пока он не успел набрать скорость в оптимальном направлении. Что будет просто. Если, конечно, у юного головореза плоховато с мозгами. Ричер был на тридцать фунтов тяжелее, на три дюйма выше, руки на пять дюймов длиннее. Очевидные, не вызывающие сомнений факты.
Оказалось, что с мозгами у него не очень.
Он сдвинул плечо назад, и Ричер принял это за предупреждение – мальчишка собирался нанести ему короткий прямой удар в лицо. У Джека появился выбор – мгновенная реакция, широкое движение левого предплечья, чтобы защититься от короткой атаки правой, в то время как его собственная достигает цели. В любом реальном мире – лучший из возможных вариантов. Быстро, жестко и элегантно. Но не пройдет с точки зрения судебно-медицинской экспертизы. Ричер чувствовал себя так, будто стоял перед присяжными и давал показания. Или его попросили объяснить, что произошло, как свидетелю и эксперту. Он подумал, что для большей эффективности ему нужно, чтобы история продолжалась немного дольше, чем мгновение. Преступление требует намерения и действия, и Ричер решил, что ему следует сделать оба компонента полностью видимыми, чтобы потом не возникло проблем с доказательствами и не осталось зацепок для обоснованного сомнения.
Поэтому он резко отвернул голову в сторону, и удар правой во всем своем величии просвистел мимо его уха, не оставив ни у кого сомнений относительно намерений парня. Ричер подождал, когда тот вернет правый кулак назад после промаха (ему показалось, что ожидание длится слишком долго – исключительно для того, чтобы присяжные успели сделать правильные выводы), – и только после этого нанес сильный апперкот в челюсть мальчишке, который взлетел в воздух, разом став невесомым, и с глухим звуком, подняв тучу пыли и пыльцы, рухнул спиной в траву; руки и ноги застыли в неподвижности, голова повернута в сторону.
Ричер кивнул старику – нам пора.
Потом повернулся к отцу парня.
– Подсказка для родителя, – сказал он. – Не оставляй сына долго лежать на дороге. Его могут переехать.
– Я не забуду, – пообещал отец.
– В этом и состоит разница между нами, – сказал Ричер. – Я уже забыл.
Вместе со стариком они прошли оставшиеся пятьдесят ярдов по яблоневому саду к старому «Субару».
* * *
В конце концов Патти встала с кровати и подошла к двери, где находился выключатель. Три шага. Делая первый, она была уверена, что свет загорится. Во время второго решила, что ничего не произойдет. Если эти люди могут заблокировать дверь и опустить жалюзи удаленно, им ничего не стоит отключить электричество. Потом она подумала: зачем вырубать электричество? Сделав третий шаг, Патти уже не сомневалась, что с электричеством всё в порядке. Из-за еды. Неужели эти люди оставили им еду, чтобы они ели в темноте? Потом она вспомнила про фонарики. Зачем они? А еще, как Коротышка сказал: «На случай, если нам придется есть в темноте». Может быть, он не так глуп…
Патти нажала на выключатель.
Он сработал. Свет зажегся. Горячий и желтый. Патти ненавидела электрический свет днем. Она попыталась открыть дверь. По-прежнему заперта. Принялась нажимать кнопки жалюзи. Ничего. Коротышка все еще сидел неподвижно и наблюдал за ней остекленевшими глазами. Патти повернулась и окинула взглядом комнату. Изучила мебель, сумки, которые лежали там, куда она их бросила, когда грузовик не вернулся. Посмотрела на стены и тонкий лепной бордюр в том месте, где стены сходились с потолком. На сам потолок, представлявший собой снежную равнину идеально гладкого белого цвета Новой Англии, на пожарную сигнализацию и светильник – и то и другое над кроватью.
– Что? – спросил Коротышка.
Патти бросила взгляд на сумки.
– Насколько хорошо ты их спрятал? – спросила она.
– Где?
– В лесу, Коротышка.
– Довольно хорошо, – ответил он. – А чемодан большой и тяжелый. Он сразу свалился вниз, ты же видела.
– Потом Питеру повезло, он сумел завести свой грузовик и поехал по дороге, чтобы разогреть двигатель. Туда и обратно, очень быстро. Однако он сумел увидеть наши вещи.
– Может быть, ему помогли фары, когда он свернул, – предположил Коротышка. – Возможно, с другой стороны сумки были лучше видны. Свет падал под другим углом. А ты светила фонариком с дороги.
– И у него было время сделать веревочную ручку, – сказала Патти.
Коротышка ничего не ответил.
– А еще он использовал веревку, которая, так уж получилось, оказалась у него в машине, – добавила Патти.
– О чем ты думаешь? – спросил Коротышка.
– И еще кое-что, – продолжала она. – Мы посмеялись над Карелом, когда он сказал, что ему может повезти с автокатастрофой, потом он это повторил в разговоре с нами – практически сразу, в самом начале. Сказал, что нашел нужный автомобиль в дальнем углу свалки.
– Может, он часто повторяет эти слова, – предположил Коротышка.
– Зачем они сделали веревочную ручку? – спросила Патти.
– Возможно, хотели нам помочь, – предположил Коротышка.
– Ты шутишь? – спросила Патти.
– Наверное. Я не понимаю зачем.
– Они нас дразнят.
– Думаешь? – спросил он.
– Мы говорили, что нам нужно найти веревку, чтобы сделать ручку; именно так они и поступили. Взяли веревку и сделали ручку. Чтобы продемонстрировать свою власть. И показать, как они над нами смеются.
– Но как они могли узнать, о чем мы говорили? – удивился Коротышка.
– Они нас подслушивают, – объяснила ему Патти. – В комнате есть микрофон.
– Это безумие.
– Ты можешь предложить другое объяснение?
– Где он? – спросил Коротышка.
– Может быть, в светильнике, – предположила Патти.
Оба прищурились, глядя на яркий желтый свет.
– Но мы по большей части разговаривали снаружи, сидя на стульях, – заметил Коротышка.
– Тогда там также должен быть микрофон, – ответила она. – Именно так Питер нашел наш багаж. Он слышал, как мы обсуждали, где его оставить. Они с самого начала знали наш план. Туда и обратно с проклятым квадроциклом. Вот почему Марк сказал, что мы устали. При обычных обстоятельствах довольно странное замечание. Однако ему было известно, чем мы занимались, – мы сами им доложили.
– А о чем еще мы говорили? – спросил Коротышка.
– О многом. – Патти вздохнула. – Ты сказал, может быть, канадские машины отличаются, и мы тут же слышим: да, канадские машины не такие. Они подслушивали нас все время.
– Что еще?
– Это уже не имеет значения. Важно не то, что мы сказали. Важно, что мы скажем дальше.
– И что мы скажем? – спросил Коротышка.
– Ничего, – ответила Патти. – Мы даже не можем планировать наши дальнейшие действия. Потому что они нас слышат.
