Прямо сейчас Альва не могла позволить себе погрузиться в мысли о разбитом сердце, о том, какой доверчивой она оказалась и как жестоко была обманута. Думать об убийстве или разводе тоже не представлялось целесообразным. Никакие радикальные меры, принятые сейчас (и ставшие достоянием общественности) не пошли бы на пользу ее главной цели – как можно скорее выдать замуж Консуэло. Всю жизнь Альва постигала тонкости подобающего поведения в обществе. Пусть оно еще немного ей послужит.

Первый выход Консуэло в свет должен был состояться на bal blanc, который проводил для своей дочери герцог де Грамон. Двумя днями позже планировалось, что она появится на вечернем салоне графини Мелани де Пурталь – графиня была уже в летах и испытывала все меньше желания устраивать приемы у себя дома, оттого ее салоны стали большой редкостью.

– Моей матери удалось получить для нас приглашение в салон графини всего раз или два, – рассказывала Альва дочери по пути в магазин Уорта, где они собирались заказать для нее белое платье. – Когда-то я мечтала стать одной из постоянных гостий салона. Быть приглашенной – большая честь.

– Почему?

– Потому что это значит – графиня признает твою значимость или твои заслуги.

Они ехали по Рю-де-ля-Пэ, по которой Альва много раз ходила в магазин Уорта. Фасад из черного мрамора был единственной достопримечательностью на совершенно обычной улице. Серость окружающей обстановки резко контрастировала с теми чудесами, которые открывались посетителям внутри магазина.

– Какие заслуги? – уточнила Консуэло.

– Твой вклад в жизнь общества, в культуру.

– Я считаю, гораздо важнее заботиться о благе народа. Богатые люди должны бороться с упадком и пороками.

«Если бы только твой отец считал так же».

– Это правда. Но тебе следует понять – чтобы иметь возможность принести пользу, придется не только выжить в змеиной яме под названием французский или английский двор, но и преуспеть в ней. Графиня де Пурталь, императрица Евгения и подобные им дамы понимали, что женщина, которая хочет оставить свой след в истории, должна быть расчетливой и изобретательной. Иначе чем она отличается от безжизненного украшения? Притом весьма недолговечного. Ты станешь настоящей красавицей. Долгие годы тобой будут восхищаться, перед тобой будут преклоняться. Тебе нужно решить, что ты хочешь получить в итоге.

Девочка явно пришла в замешательство. Что ж, скоро ей предстоит все испытать на собственном опыте. Альва всего лишь продолжит освещать ее путь, объяснять все и, если нужно, оберегать от опасности и предотвращать очевидные катастрофы. Насколько же проще воспитывать сыновей!

Перед тем как зайти в магазин, Консуэло спросила:

– Почему я впервые выйду в свет здесь, а не на собственном балу дома, как Гертруда?

– Потому что маму Гертруды устраивают местные перспективы.

– Я тоже знаю очень приличных американских джентльменов.

– Неужели?

– Да.

Продавщица открыла дверь магазина и поприветствовала их на французском:

– Мадам Вандербильт, мадемуазель Вандербильт. Мы так рады снова видеть вас у себя.

– Взаимно, – ответила Альва. – Моей дочери необходимо подобрать идеальное белое платье. Также я думаю заказать кое-что для ее свадебного наряда. Мне хотелось бы увидеться с месье Уортом. Он у себя?

– К сожалению, его нет. В последнее время он неважно себя чувствует, мы видим его редко.

– Передайте ему мои пожелания скорейшего выздоровления, – сказала Альва и обратилась к дочери: – Месье Уорт шил свадебное платье императрицы Евгении.

Консуэло спросила ее по-английски:

– Почему вы решили купить мне платье сейчас?

– Мы не вернемся сюда до следующей весны, – пояснила Альва. Она не призналась, что, может быть, они не вернутся в Париж никогда – по крайней мере, сама Альва могла к тому времени потерять возможность не только одеваться у Уорта, но и путешествовать. Вслух же она добавила: – Кто знает, что произойдет за это время?

Их с Консуэло проводили к диванчику, с которого полагалось рассматривать предлагаемые платья. Альва спросила дочь:

– Ты сказала, что знакома с достойными джентльменами – у тебя есть на примете кто-то конкретный?

– Что? Нет, никого.

– В таком случае перестань волноваться и подумай о les jeunes hommes, которых встретишь на балу, s’il vous plait.

– У меня нет настроения. Папа все время сердится, и вы…

– Что со мной?

– Мисс Харпер сравнивает вас с быком. Она говорит, иногда вы упираетесь головой и толкаете, пока не получите то, что хотите.

Мисс Харпер оказалась куда более наблюдательной, чем думала Альва.

– Да, возможно, и так.

– И вас не обижает такое сравнение?

– Она же сделала мне комплимент! Даже если и ненамеренно. Послушай меня, – проговорила Альва, повернув к себе лицо дочери так, чтобы заглянуть ей прямо в глаза: – Запомни: не важно, что думают о тебе другие, главное – твое собственное мнение о себе.

Вскоре перед ними появились три юные леди, одетые в белоснежные платья разных фасонов. И девушки, и платья были великолепны. Консуэло указала на вторую девушку.

– Мне нравится то, что на ней.

Альва отрицательно покачала головой.

– Нет, рюши на груди тебе ни к чему. Дальше! – попросила она.

Девушки скрылись в примерочных и вернулись в новых нарядах. И снова Консуэло указала на то, что ей понравилось больше, и снова Альва отослала всех трех. Когда девушки вышли в третий раз, Альва сказала продавщице:

– Вот это, последнее, – нам оно подойдет, но рукава нужно переделать.

Она встала, подошла к модели и объяснила ассистентке, что именно нужно изменить.

Когда Альва закончила свои объяснения, Консуэло вполголоса возразила:

– Но мне это платье не особенно понравилось.

Альва подвела дочь к возвышению, на котором снимали мерки.

– В этом платье ты будешь выглядеть лучше всего. Это главное.

– Но все платья белые, я буду выглядеть в них одинаково. Почему нельзя было выбрать то, что нравится мне?

– Твой вопрос лишь доказывает, как мало ты понимаешь в таких вещах. Поэтому я и принимаю за тебя все решения. – Альва отошла, чтобы позволить швее снять мерки, и продолжила: – Выбирать наряды – целое искусство. Можешь считать, что я художник, а ты – полотно. Вместе с тобой – и с помощью швеи месье Уорта – мы создадим портрет скромной, но сногсшибательной юной красавицы, и тогда на балу сможем познакомиться с настоящими ценителями подобного искусства.

Швея улыбнулась словам Альвы. На Консуэло же они впечатления не произвели.

– Но вы ведь сказали, главное – мое собственное мнение о себе.

– Да, и я не отказываюсь от своих слов. Но ты пока не знаешь, на чем основано твое мнение, – тебе едва исполнилось семнадцать. Твоя подготовка еще не закончена.

– Как будто я одна из папиных гончих, – буркнула Консуэло.

Альва с трудом сдержала улыбку. Кажется, дочь наконец-то научилась показывать зубки! Хороший знак, хотя и в не очень подходящий момент.

– Если бы с тобой было так же легко справиться, как с гончими! С детьми приходится возиться гораздо больше, а ты еще почти ребенок. Подумай о том, что я для тебя сделала, и будь благодарна!

– Что вы имеете в виду?

– Какие языки ты знаешь?

– Английский, немецкий, французский, немного итальянский и испанский.

– Что ты изучала?

– Историю, литературу, искусство, математику, географию…

– И немало путешествовала.

– Да.

– А чем ты занимаешься здесь?

– Хожу в музеи, Театр Франсэ… да, еще в Сен-Сюльпис по воскресеньям, послушать, как играет на органе месье Видор. Он невероятно талантливый. Еще мы с мисс Харпер ходим читать в сад Тюильри… Иногда я езжу в Булонский лес…

– Только послушай себя! Сколько всего интересного, сколько культуры и знаний! Это я сделала так, чтобы твое образование ничем не уступало образованию любого джентльмена. Кроме того, ты прекрасно ездишь верхом, умеешь править гигом, знаешь все танцы и можешь одинаково свободно общаться с портье и президентами. Как тебе кажется, неплохую работу я с тобой проделала?

– Я думаю, неплохую.

– Ты думаешь. Отлично. И как считаешь, могу я еще немного этим позаниматься?

Альва много раз за последние годы представляла себе этот вечер. Лучшие из юных джентльменов Парижа выстраивались в очередь ради танца с ее дочерью, невероятно элегантной в белом тюлевом платье – им так хотелось впечатлить ее кадрилью или вальсом. У Консуэло было все, о чем Альва когда-то мечтала.

В течение одного танца могло произойти очень многое, поскольку на балах, подобных этому, времени, чтобы побеседовать между танцами, попросту не имелось. Тем общим, что объединяло всех девушек на балу, независимо от их статуса или внешности, была непорочность – именно она и демонстрировалась. Все махинации родителей – обсуждение и рассмотрение потенциальных союзов, если юная леди оправдает ожидания (или если ее семья сможет всех убедить, что это так) оставались за кулисами.

В молодости прагматическая сторона первого выхода в свет ничуть не беспокоила Альву – она думала только о романтической стороне события и с замирающим сердцем пыталась угадать, который из добивающихся ее джентльменов получит одобрение отца.

Что касается ее дочери – Консуэло могла думать лишь об Уинтропе Резерфорде, который уехал в Испанию смотреть бои быков. Если сегодняшний вечер и казался ей романтическим, таинственным и волнительным, она очень хорошо это скрывала. Перед самым выходом из отеля Консуэло спросила: «А нам обязательно оставаться там допоздна?»

Со своего кресла Альва наблюдала за Консуэло, которая приветствовала каждого из джентльменов скромной улыбкой, выполняла все фигуры танца, а затем, улыбаясь так же скромно, их покидала. Те из юношей, которые желали продолжить знакомство (а этого желал каждый без исключения) подходили к Альве, чтобы обсудить эту возможность. Уильям проводил все время в салоне или в гостиной в кругу подобных ему джентльменов, обсуждая лошадей, яхты, ипподромы и гончих псов.

Такой вывод в свет дочери принципиально отличался от того, что выбрала Элис для Гертруды. Элис собиралась открыть двери своего дома только тем американским наследникам, чьи фамилии ласкали ей слух. Она уже давно позволяла Гертруде ездить с друзьями на конные прогулки без сопровождения – совсем как когда-то мать леди Си. И какие плоды это принесло? Юная и цветущая мисс Консуэло Изнага позволила Уильяму (и кто знает, кому еще) снять с нее «пробу», а потом вышла замуж за человека, которого привлекали именно такие женщины, и в результате ее жизнь превратилась в череду несчастий, измен и, наконец, чудовищного предательства, следствием чего стала потеря самой близкой подруги, брак которой, вполне возможно, разрушен. Альва не собиралась пускать свою дочь по такой же скользкой дорожке.

Краем глаза Альва увидела Уильяма, который приблизился к ней и заявил:

– Наша дочь – самая прелестная девушка на балу.

Альва промолчала.

– Ее мать тоже прекрасна.

Альва оставила его стоять в одиночестве.

Последняя неделя в Париже. Дальше – Лондон. В Лондоне их ждал ужин с леди Альбертой Спенсер-Черчилль и ее сыном-герцогом, а также с парой десятков гостей и знакомых. Хотя именно здесь, в салоне графини Мелани де Пурталь, у Альвы появилась возможность помечтать о том, как темные блестящие волосы Консуэло украсит королевская корона – среди гостей графини был…

– Принц Франц Иосиф Баттенберг, – сообщила герцогиня Альве, которая сидела с ней рядом. – Многие считают, что он не так влиятелен, как его братья. Но если его влияние подкрепить достаточными средствами, в свое время он вполне может стать правителем Болгарии.

Альва окинула принца Иосифа взглядом. Высокий, стройный, вытянутый в струнку, с густыми волосами и привлекательным лицом… Она спросила:

– Кажется, один из Баттенбергов женился на дочери королевы – принцессе Беатрисе?

– Да, это был Генри. Виктория дала согласие на их союз, что пошло на пользу всем родственникам.

Открывшаяся перспектива заинтересовала Альву, и она не без гордости заметила:

– Несколько лет назад я говорила своей снохе: девочкам обязательно надо учить немецкий язык и историю Германии. Ее дочь на два года старше моей, но гораздо меньше подготовлена для того, чтобы занять положение в обществе.

Альва располагала некоторыми сведениями о семье Баттенберг, помимо свадьбы Генри и принцессы – она вспомнила, что лет десять назад старший из братьев был правителем Болгарии, но после конфликта с Россией и собственным правительством отрекся от власти. Она спросила герцогиню:

– А кто сейчас правит Болгарией?

– Принц Фердинанд Саксен-Кобургский. Королева не очень довольна этим выбором. – Альва надеялась, что герцогиня объяснит, что именно не устраивает королеву, но та лишь сказала: – Зато Баттенберг довольно хорош собой, не так ли? – На лице герцогини появилась знаменитая лукавая улыбка: – Только представьте себе, какие прелестные у них будут дети.

– Они едва познакомились, а вы уже думаете о наследниках!

– Такова жизнь. Он начнет ее добиваться, вот увидите. Мне нравятся Баттенберги. Они себя еще покажут, попомните мое слово.

Большую часть вечера Консуэло провела в беседах с принцем, который не отходил от нее ни на шаг. Альва заметила, как разрумянилась Консуэло – безраздельное внимание такого мужчины наверняка кружило ей голову (и было прекрасным контрастом общению с Уинти). Альва бывала в компании мужчин вроде принца в том нежном возрасте, когда дальше разговора дело зайти не могло. Она помнила, как сама сияла в свете той изысканности, на которую сейчас с такой радостью отзывалась ее дочь. Она помнила, как ее остроумные высказывания весьма занимали тех мужчин, а сама она занимала немаловажное место в сердце каждого из них (тогда она была в этом уверена), и она не сомневалась, что, когда она подрастет (а это случится совсем скоро, нужно чуть-чуть подождать), один из них, не важно кто, но непременно самый великолепный, придет к ее отцу с предложением.

– Если бы не моя мать…

– Вы бы сами носили корону? Возможно. Нам всем было жаль вас и ваших сестер. Но ведь вы добились своего! Вы правите лучшими людьми Америки, разве не так? И можете купить себе корону не хуже той, которую могли бы получить в наследство.

– Я ими не правлю – в лучшем случае, веду за собой. И, даже купив корону, я не получу титула. Я никогда не смогу купить статус и престиж, который есть у аристократии – хотя, как я убедилась, титул вовсе не является гарантией нравственности.

– Неужели? – удивилась герцогиня.

– Английский герцог Манчестер.

«И его жена».

– Да, это правда. Если можно выбирать, нужно делать это внимательно.

– В любом случае по-настоящему Америкой правит молодежь. За некоторыми весьма немногочисленными исключениями, леди постарше могли бы попросту не существовать. Одна из многих вещей, которые мне нравятся во Франции, – то, что подобные вам изысканные дамы, обладающие влиянием, никогда это влияние не теряют.

– Если только не растратят его впустую. Или не перестанут над ним работать.

– В вашем случае этого можно не опасаться.

– Совершенно верно. Ваше влияние также останется при вас, если вы не ошибетесь в выборе. – Герцогиня говорила о Консуэло и принце. Однако Альва думала об Уильяме.

Хотя Альва и пыталась игнорировать мужа и мысли о том, какие неприятности он ей принес, слова герцогини не шли у нее из головы до самого утра.

Она не хотела потерять все, что досталось ей таким трудом. Однако, если не предпринять никаких действий сейчас, все ее дальнейшее существование будет отравлено знанием о том, что произошло.

Но неужели жить в этой испорченной роскоши лучше, чем быть бедной и отвергнутой?

В юности ответ на подобный вопрос был очевиден.

Проведя бессонную ночь в размышлениях о том, как поступили бы на ее месте герцогиня или императрица, Альва отправила Уильяму записку с приглашением позавтракать у нее в комнате. Она надела скромное платье из голубой саржи, гладко причесала волосы, припудрила лицо, чтобы скрыть следы бессонницы, а в уши вдела простые серьги из жемчужин.

Приказала подать тележку с завтраком, села у маленького столика и стала ждать, глубоко дыша и готовясь в очередной раз сыграть нужную роль.

Войдя в комнату, Уильям уселся в кресло напротив.

– Надеюсь, вы хорошо себя чувствуете сегодня, – сказал он, поднимая крышки с блюд и наполняя едой свою тарелку.

Голова Альвы раскалывалась, живот сводило. Она ответила:

– Очень хорошо, благодарю.

– Вы не хотите есть? – спросил он, заметив, что перед ней стоит лишь чашка кофе.

– Я решила требовать у вас развода по причине неверности.

Уильям откусил от колбаски.

– Я так не думаю.

– Я не прошу вашего позволения.

– Вы же сами говорили – мы должны защитить свою дочь и девочек Монтагю… – Уильям откусил тост, пожевал и проглотил: – О разводе не может быть и речи. Кроме того, я разводиться не хочу. Мы ведь отлично справляемся. И будем справляться еще лучше, если вы возьмете себя в руки.

– Попробуем сделать так. После того, как я с детьми уеду в Лондон, вы останетесь здесь и наймете женщину, которая сыграет роль вашей любовницы. Вы снимете для нее квартиру с прислугой в хорошем доме и будете регулярно наносить ей визиты. Станете брать ее с собой на ипподром. Сделаете так, чтобы друзья часто видели вас вместе. Не обязательно, чтобы это продолжалось долгое время. Хотя, если она вам понравится, можете ее себе оставить. Мне все равно. Когда новости о вашем поведении просочатся наружу, я устрою сцену, а затем передам все в руки своему адвокату. Вы выплатите мне денежную компенсацию, а также средства на содержание Мраморного дома и нового жилья в городе – наш общий дом вы обесчестили, теперь он ваш. Также вы гарантируете поддержку детей, которые останутся со мной. – Альва пододвинула к нему сложенную бумагу. – Здесь я обозначила общие детали.

Уильям уставился на нее. Альва продолжала сидеть с невозмутимым видом, выпрямив спину, и изо всех сил держала себя в руках. В голове стучало.

– Я должен разыграть измену, чтобы вы получили развод?

– Нет, вы должны разыграть новую измену, чтобы защитить репутацию девочек.

– Но я могу защитить их, просто ничего не делая. С чего вы взяли, что я соглашусь на ваш план? Я уже сказал вам, что не желаю развода.

– А я не желаю оставаться замужем за лицемером, который называет яхты моим именем, а сам развлекается с моей лучшей подругой!

– Альва, она для меня ничего не значит. Я никого кроме вас не…

– Не смейте говорить «любил». Неужели вы готовы на такую ложь ради того, чтобы сохранить немного денег и гордости?

– Что бы я ни говорил, это ничего не изменит.

– Наконец-то вы меня поняли. Прекрасно.

– Да, я понял, что вы хотите лишиться всего, чего добивались двадцать лет, только чтобы потешить собственную гордость.

– Я предпочитаю думать, что это поможет мне восстановить самоуважение.

– И ради этого вы с радостью испортите шансы дочери на удачное замужество.

– Причина всего, что сейчас происходит, – вы. Я лишь пытаюсь смягчить последствия. Если вы поступите по-моему, то будете в глазах общества выглядеть просто глупым, а не подлым, жестоким и бессердечным. В таком случае наш развод не станет для Консуэло слишком большой неприятностью. У одного из лучших кандидатов на ее руку родители тоже в разводе.

– Кажется, вы и не сомневаетесь в своей правоте.

– Как вы думаете, почему? Послушайте, через двадцать минут меня ждут в «Мезон-Дусет», – соврала Альва. – Скажите, вы согласны следовать моему плану?

– А если я откажусь?

– Полковник Манн с радостью опубликует мое подтверждение вашей связи с герцогиней. Статья получится еще лучше той, которую он хотел напечатать, пока вы от него не откупились.

Уильям еще откусил от колбаски и, дожевывая, помотал головой.

– Вы не сможете так поступить с девочками.

Альва сухо ответила:

– Да, мне очень не хочется это делать. Но если вы решите, что вольны действовать, как вам заблагорассудится, и снова избежать наказания – я отдам вас на суд общественности.

Она наблюдала за его лицом. Поверил ли он ей?

– Не понимаю, почему вы не можете просто забыть обо всем.

– Да, совершенно очевидно, что вы этого не понимаете.

Уильям взял сложенный лист бумаги и положил в нагрудный карман:

– Я подумаю об этом, – сказал он и покинул комнату.

Альва осталась в кресле. Она чувствовала себя опустошенной. Головная боль навалилась на нее со всей силой.

Он подумает об этом. Он подумает об этом, он обязательно подумает, потому что не может это не сделать.

На следующий день после обеда принц Франц Иосиф нанес визит Консуэло. Устроившись в противоположном углу гостиной, Альва делала вид, что разбирает корреспонденцию, а сама прислушивалась к их разговору, который понемногу превратился в монолог принца.

– София, где находится болгарский престол, конечно, не идет ни в какое сравнение с Парижем. Но я провел там немало прекрасных дней, прежде чем моего брата вынудили отречься от трона. Климат там великолепный. Не стану докучать вам болтовней о политических ухищрениях, которые мне необходимо предпринять, чтобы меня избрали правителем. Но с большой долей вероятности все пройдет мирно…

Сегодня в Консуэло и следа не осталось от той разрумянившейся инженю, которой она была прошлым вечером. Слушая принца, она улыбалась и делала вид, что ей по-настоящему интересно, однако в глазах ее затаилось беспокойство, для принца, скорее всего, незаметное, но очевидное для Альвы, которая без труда догадывалась, о чем думает дочь.

Альва и сама была обеспокоена. Конечно, в какой-то мере она решилась надавить на Уильяма, полагаясь на то, что именно принц сделает предложение Консуэло. Но она не была до конца уверена, что этот мужчина, каким бы привлекательным и благородным он ни казался, ей подходит. Кроме того, политические силы на Балканах и вокруг Балкан в постоянной борьбе, а следовательно, даже если принцу Францу Иосифу удастся воплотить свой план и свергнуть принца Фердинанда, его в скором времени могут точно так же потеснить. Стоят ли нестабильность и постоянный риск политического переворота тех преимуществ, которые Консуэло даст королевский титул? Да, немногим девушкам приходится думать о подобных вещах.

– …и поэтому, – сказал принц, поднимаясь, – я вынужден вас покинуть. Благодарю за гостеприимство. Я рад нашему знакомству и надеюсь его продолжить.

Консуэло кивнула и протянула руку.

– Это взаимно.

Альва проводила принца. Вернувшись в гостиную, она не обнаружила там Консуэло. Дочь ушла в свою комнату и заправляла там ручку чернилами.

– Неотложное дело? – поинтересовалась Альва.

– Просто хочу кое-что записать. Гертруда ведет дневник. Она говорит, это помогает привести мысли в порядок. Я тоже хочу попробовать.

– Великолепный джентльмен, правда?

– Да, очень интересный.

– Если у него получится воплотить задуманное, он станет править своим кусочком мира.

– Он сказал, что любит читать греческих философов. Это хорошо. Что он любит читать.

– Графине не терпится увидеть вас вместе.

– Да, он мне говорил. Но ведь… он меня почти не знает.

– Ты создаешь благоприятное впечатление, – сказала Альва, решив не упоминать политические убеждения и сочетание великодушия и меркантильности, которые правили желаниями графини. Она сменила тему: – Проведем вечер дома? Гарольд говорил, что готов сразиться с тобой в безик.

– Можете вы с ним поиграть? – Консуэло отвернулась к столу. – У меня нет настроения.

– Он, конечно, расстроится, но я попробую его уговорить.

Альве тоже было не до игры в карты (хотя ради Гарольда она могла притвориться). Игра, которую она затеяла с Уильямом, не принесла ей ожидаемого удовлетворения. Все так непонятно. Альва чувствовала себя как вол, бредущий по грязи в непогоду.

Спустя три часа пришло предложение о браке от принца. К нему прилагалась записка от Уильяма, в которой он давал на брак свое согласие, если таково будет желание Консуэло. Оставив Гарольда ужинать с мисс Харпер, Альва отправилась с Консуэло в обеденный зал для дам. Когда подали вино и суп, она показала дочери письмо от принца.

– Кажется, ты покорила сердце Франца Иосифа Баттенберга быстрее, чем предполагалось. Что ты об этом думаешь?

– Я… я, конечно, ужасно польщена… – Огромные карие глаза Консуэло стали еще больше, на ее лице появился одновременно восторг и страх. Она прижала ладонь к губам, сдерживая нервный смех. – Это ведь огромная честь, правда?

– Да, это замечательно. Он мог выбрать любую другую юную леди.

– Но вполне возможно, что его просто привлекли папины деньги…

– Ты должна понимать, что твое наследство всегда будет играть определенную роль, – проговорила Альва, рассматривая принесенное блюдо (им подали жареную утку с фаршированным инжиром, ломтиками моркови и салатом фризе. Если с Уильямом договориться не получится, очень скоро ей придется скучать по таким блюдам). Она продолжила: – Мужчин, чьи средства соразмерны твоим, очень и очень мало.

– Но мне кажется, я и вправду ему понравилась.

– Я тоже так думаю.

– И он довольно симпатичный.

– Это правда.

Консуэло сжала руки:

– А что, если, кроме него, больше никто не сделает мне предложение? Вдруг я откажу ему и останусь одна, как тетя Армида?

– Не беспокойся, предложения будут. Уже были.

– Когда? От кого?

– От нескольких молодых людей, с которыми ты танцевала на балу у герцога де Грамона. Они прислали предложения твоему отцу и мне, мы поблагодарили их и отказались.

– Их было много?

– Можешь не сомневаться – если ты откажешь принцу, новые предложения последуют незамедлительно.

– Но что, если бы я хотела принять предложение кого-нибудь из тех, кому вы отказали?

Альва попробовала вино и ответила:

– Поверь мне на слово, они не стоили твоего внимания. Зато вино сегодня отменное.

– А как же Ким? – воскликнула Консуэло, вспомнив о сыне герцогини. – Он ведь герцог.

– Ты и Ким? Всего лишь семейная шутка. Кроме того, он тебе не подходит.

– Но вы постоянно твердите, что у меня должен быть титул.

– Я скорее выдам тебя за лакея, чем за молодого Манчестера. Только не говори, что думаешь об этом всерьез.

Консуэло покачала головой:

– Нет, мне просто интересно, что вы скажете. Но мы хотя бы увидимся с близняшками? Я думала, они тоже приедут в Париж.

– У них изменились планы.

Альва подумала о письме, которое носила с собой в сумочке. Она всегда держала его при себе для подстраховки, однако ответ так и не написала. И не собиралась.

Альва молча наблюдала за тем, как Консуэло передвигает кусочки моркови с одной стороны тарелки на другую.

– А что думает папа о принце?

– Он думает, что это достойный кандидат. И я с ним полностью согласна.

Еще несколько кусочков моркови переменило свое положение, и Консуэло произнесла:

– Он очень милый, но мне кажется… мне кажется, ему совершенно не важно, кто я, лишь бы у меня были хорошие манеры и фамилия Вандербильт.

– Немало великих союзов заключены именно таким образом.

– А мне бы хотелось кого-нибудь по-настоящему заинтересовать – это плохо?

– Нет, но пойми – часто интерес появляется позже, когда ваши отношения со временем разовьются и вы узнаете друг друга получше.

– Значит, я поступлю неправильно, отказав ему?

Альва выдержала паузу. Конечно, можно закрыть глаза на риск и выдать Консуэло замуж прямо сейчас. Но ведь ее главная цель – счастливое и стабильное будущее дочери. Герцог Мальборо мог предложить ей в этом плане гораздо больше. Конечно, он может сделать ей предложение, но может его и не сделать. В положительном случае Консуэло будет жить в Англии, а не в Болгарии, никто не попытается свергнуть ее мужа, и она не столкнется (Альва и думать о подобном не желала) с разъяренными толпами и гильотинами, как некоторые другие королевы. Разумеется, всего этого может и не быть. Но разве Мария-Антуанетта не думала точно так же?

– Как твоя мать, я бы чувствовала себя гораздо спокойнее, если бы он уже был всеми любимым правителем Болгарии.

Консуэло вздохнула с облегчением.

– Значит, мне следует ему отказать. Дождусь предложения, которое понравится мне больше.

– Хорошо, – кивнула Альва, моля Бога, чтобы они обе не ошибались. – Значит, покончим с этим делом и отправимся в Лондон.

Утром перед отъездом Альва получила записку от Уильяма – он приглашал ее зайти к нему в одиннадцать: «Мы должны окончательно обо всем договориться, пока вы не уехали».

Значит, он принял ее условия. Отлично. Чем скорее все останется позади, тем лучше.

В назначенное время Альва вошла в его номер со словами «хорошо, давайте все быстро…».

И замолчала. Прямо перед дверью, сложив руки на груди, стоял Корнель. Выражение его лица было страдальческим.

– Здравствуйте, Альва.

– Брат надеется, мы позволим ему выслушать наши проблемы, – объяснил Уильям.

– Вы могли предупредить меня.

– Прошу вас, – сказал Корнель. – Давайте присядем. Хотите чего-нибудь? Можем заказать кофе или выпечки…

– Спасибо, я ничего не хочу, – прервала его Альва, усаживаясь в кресло. – Пожалуйста, не затягивайте. У нас с детьми поезд в три, а еще нужно все упаковать.

Мужчины тоже сели. Первым заговорил Корнель:

– Я приехал, как только получил телеграмму от Уильяма. Он очень расстроен таким поворотом событий…

– Чего вы хотите? – прямо спросила Альва.

– Я хочу сохранить ваш брак. Из-за банального недопонимания может разрушиться союз, которому уже почти двадцать один год.

– Нет никакого недопонимания. Все совершенно ясно. Или Уильям вам не рассказал? Все эти годы они с леди Мандевиль были любовниками. Я узнала об этом только потому, что она посчитала нужным сознаться. Теперь нам всем все понятно?

Мужчины переглянулись. Корнель сказал:

– Я неправильно выразился. Да, мой брат повел себя недостойно и теперь раскаивается.

– Очень на это надеюсь.

– Почему же вы не хотите его простить? – удивился Корнель. – Альва, ведь он подарил вам весьма и весьма достойную жизнь. Более того, вы дали клятву перед Богом. Вы не должны быть так легкомысленны. Нарушение клятвы влечет за собой последствия…

– Вы хотите сказать, я попаду в ад? Вот это аргумент! То есть мужчина может поступать со своими клятвами, как ему вздумается, но как только их нарушает женщина, ее ждут вечные муки.

– Боже мой, какая же вы упрямая. – Уильям встал со стула и зашагал по комнате.

– Альва, что вам даст развод? Ни одна уважаемая леди не примет вас в своем доме. Какая жизнь вас ждет? Подумайте, как это отразится на детях… и на моей матери – она слабеет с каждым днем. Вы разозлились, и я это прекрасно понимаю. Но Уильям изменится, – заверил Корнель, делая Уильяму знак сесть. – Он постарается загладить свою вину, и вы заживете как прежде. Вы заявляете, что его предательство вас оскорбляет, хотя вашей собственной любви к нему недостаточно для того, чтобы его простить. Развод при таких обстоятельствах кажется мне совершенно эгоистичным поступком.

Альва смотрела на свои перчатки, которые украшала изящная вышивка Мэри. Корнель прав – она не могла возразить ни на один из его аргументов.

На самом деле у нее не имелось никаких рычагов давления – угроза обличить Уильяма была всего лишь блефом. Если он это поймет, то унизит ее еще больше. А если она проиграет дело о разводе – ей конец.

Насколько проще было бы не продолжать борьбу, а просто сдаться.

Альва могла бы согласиться с доводами Корнеля, забыть обо всем и поселиться отдельно, как в свое время сделала ее подруга. Безусловно, это значило бы, что Уильям снова победил, но что, если именно такую цену она должна заплатить за то, что когда-то, сидя в саду Гринбрайера, согласилась на его предложение?

Какой умной она тогда себе казалась! Какой очаровательной и убедительной. Альва чувствовала себя героиней – ведь она самостоятельно сумела покончить со всеми бедами.

Как же она тогда обманулась. Не обманывает ли она себя и сейчас?

Альва подняла взгляд на Корнеля и произнесла:

– Вы совершенно правы.

– Очень рад это слышать. Уильям, вот видишь, обо всем можно договориться.

С каким самодовольным выражением братья посмотрели друг на друга… Они привыкли, что все происходит именно так, как нужно им! А потому Альва с особенным удовольствием заявила:

– Вы рано обрадовались – я еще не закончила. Я согласна с вашими словами и тем не менее собираюсь разводиться с вашим братом. Давно пора подать пример другим женщинам, иначе мужчины всегда будут обходиться с нами подобным образом.

– Просто невероятно! – прорычал Уильям, снова вставая со стула. – Кажется, вы считаете, что имеете право на все?

– Зачем же, только на уважение.

– Заклинаю – подумайте еще раз, – взмолился Корнель. – Вы должны стать примером христианского всепрощения. Иначе вам придется за все отвечать перед Господом.

– С удовольствием это сделаю, – уверила его Альва и взглянула на Уильяма: – Спрашиваю в последний раз – намерены ли вы поступить как джентльмен и последовать нашему плану?

– Этот план исключительно ваш.

Альва подождала.

Уильям сухо сказал:

– Как я вам всегда говорил – я человек чести. Поэтому сделаю все необходимое.

– Мудрое решение, – одобрила Альва. – Можете поставить в известность герцогиню – она будет рада узнать, что ее письмо возымело должный эффект.

Выйдя из номера, она закрыла за собой дверь, остановилась в коридоре и подняла глаза к потолку.

Победа!

Еще важнее то, что эту победу одержал не Уильям.

Недавно она посетила лекцию, где Виктория Вудхалл доказывала, что Бог – женского пола. Сегодня Альва впервые подумала, что это вполне может быть правдой.