Глава 6
Мужчина стоит у Альвы за спиной. Она чувствует жар его тела у себя на шее и плечах. Его губы приближаются к ее уху, его дыхание обжигает. Вокруг – принцессы и короли, рыцари и куртизанки, придворные денди и танцоры, переодетые лошадьми. «Альва», – произносит мужчина. Его губы прикасаются к ее уху, и по телу пробегает дрожь, перехватывает дыхание. Он обнимает ее за талию, поворачивает к себе лицом, поднимает ее юбки и толкает свою ладонь между ее бедрами.
– Альва, я хочу…
– Не надо, – говорит она, отталкивая его руку.
Мама изобьет ее, если застанет их за этим занятием. Но господи, какое это было бы чудесное занятие…
– Ваш завтрак готов.
Мэри. Солнечный свет. Это всего лишь сон.
Альва натянула одеяло на голову.
– Мне нехорошо. Зайди попозже.
– Да. Извините. Может, вам нужен порошок от боли? Или послать за доктором? Выпейте хотя бы немного кофе.
Когда же она замолчит?!
– Ладно, – простонала Альва, откидывая одеяло.
Сон уже растаял, она попыталась ухватиться за ускользающие образы, но вскоре поняла, что шансов на успех у нее не больше, чем у маленького Вилли, когда тот ловит мальков в прибое. «В следующий раз получится лучше», – уверяла она Вилли, когда пора было сворачивать сети и ведерки и везти все на тачке домой. Для нее же и мужчины из сна следующего раза, к сожалению, не будет. Да и что может вызвать такой сон? Ровным счетом ничего. Сознание Альвы предало ее во сне. Вероятно, ей стоит вообще перестать спать.
Мэри принесла стопку газет, кофе, тосты и джем – хотя, судя по солнцу, время было уже обеденное.
– Надеюсь, вы простите меня за то, что я читала «Тайм», – сказала Мэри, ставя поднос Альве на колени. – Мне было так интересно, что там написали.
Она развернула газету и показала заголовок:
БОЛЬШОЙ КОСТЮМИРОВАННЫЙ БАЛ МИССИС ВИ-КЕЙ ВАНДЕРБИЛЬТ,
КАЛЕЙДОСКОП ИЗЫСКАННЫХ НАРЯДОВ,
ИЗОБИЛИЕ ЭКЗОТИЧЕСКИХ РАСТЕНИЙ,
А ТАКЖЕ УНИКАЛЬНЫЕ ТАНЦЫ
– В заголовке написали мое имя! – ахнула Альва.
Ее имя, не Уильяма. Она добилась большего, чем рассчитывала.
– Вам посвятили целых четыре колонки!
– Четыре! Невероятно. – Ну вот, теперь она может отвлечься, а сон пусть уходит туда, откуда пришел. – Найди леди Мандевиль и скажи, что я приглашаю ее к себе. Если она еще спит, разбуди.
Мэри ушла, и, ожидая ее, Альва стала думать об Оливере (капризные мысли, никак от них не отделаться), о его теплой руке на ее плече, о словах, которые он произнес, о том, как он прикоснулся пальцем к своим губам и к ее. Это было так чудесно. И так ужасно.
«Я безупречна».
Но что, если это не так? Ответь Альва взаимностью, какие бы последствия это повлекло?
– Леди Мандевиль нет в спальне, – объявила Мэри. – Я нигде не могу ее найти.
– Не можешь ее найти? Но она ведь не могла просто взять и исчезнуть… Может, она с детьми?
– Нет, мэм. Гувернантка собрала их в классной комнате, они рисуют.
– И маленький Ким тоже?
– Да. Ее милость, должно быть, куда-то уехала.
– Это непостижимо. Неужели вчера вечером кто-то пригласил ее на обед?
– Этого я не знаю.
– А ее камеристка здесь?
– Она говорит, что заснула еще до того, как бал закончился, и ее милость ничего не сообщала ей о своих планах.
– Значит, оделась она самостоятельно.
– Полагаю, что так.
– Что же, мне пока одеваться не хочется. Возвращайся, когда наша леди объявится. И обязательно передай, что я ее жду.
Чтобы скоротать время, Альва с удовольствием взялась за чтение:
«Бал Вандербильтов взбудоражил нью-йоркскую общественность больше, чем любое другое событие последних лет. С того самого момента, как за неделю до Великого поста была объявлена дата бала, он стал главной темой для разговоров в высшем обществе. Бал завладел умами светских львов и львиц, занял их грезы и мысли на целых шесть недель и, пожалуй, в некоторой степени даже помешал строгому соблюдению поста, как того требует церковь. Главные дельцы города думали лишь о том, какой наряд им выбрать: Роберта-дьявола, кардинала Ришелье или Отто-варвара…»
В дверь постучали, и на пороге появилась растрепанная леди Си. Растрепанная, но прекрасная. Каким же чудесным даром наградила ее природа – золотистые волосы, поцелованная солнцем кожа, огромные манящие глаза… Она всегда оставалась настоящей красавицей.
– Входи же! – позвала ее Альва. – Я думала, ты ушла на прогулку в парк или тебя украл какой-нибудь извозчик. Ты уже завтракала? Я пошлю за кофе…
– Нет, мне не хочется. Слишком много вина. Ужасное утро.
– Уже день, – поправила Альва. Встряхнув газету, она радостно объявила: – Мы победили! Это «Таймс» – посмотри, расписали бал во всех подробностях почти на целую страницу. Может, Уорд Макаллистер иногда и кажется немного не от мира сего, но я его просто обожаю. Никто бы не помог мне воплотить все так, как он.
– М-м-м, – протянула подруга и подошла к зеркалу, чтобы получше себя рассмотреть.
– А Ричард был совершенно великолепен в своем костюме Чимабуэ! Как бы он ни любил Париж, мне кажется, в душе он – флорентиец.
– Тебе нужно выйти за него замуж.
– Но он слишком стар для меня, и у него есть жена.
– Но ведь ты его любишь.
– Ты снова за старое? Я люблю его как друга, но я в него не влюблена.
– В кого же ты влюблена? – поинтересовалась леди Си, глядя на отражение Альвы в зеркале. – Есть ли кто-то…
– Прошу тебя, перестань. Ты прекрасно знаешь, что никого нет. Неужели ты считаешь, что я бы рискнула всем, чего достигла, ради минутной прихоти?
– А если бы для этого не нужно было рисковать?
– У меня есть любовь, не требующая риска. Но это не кто-то, а что-то: архитектура.
– Да, конечно, – есть только Альва Вандербильт, застывшая в вечном каменном объятии своего маленького шато.
– Чему она весьма рада.
Вернувшись к газете, Альва заметила:
– Элис думает, она такая умная. Электрический свет. Как ей в голову пришло нарядиться изобретением?
– Надо отдать ей должное – это что-то новенькое. Она сказала мне, что они с Корнелем часто встречаются с Эдисоном и собираются провести электричество в дом.
– Уильям тоже мне об этом говорил – он не может позволить Корнелю обойти себя. А тебе не показалось, что приводить на бал детей не очень прилично? Элис просто хотелось ими похвастаться и иметь возможность уехать пораньше.
Она продолжила читать.
– Слушай! Они пишут, что у меня «безупречный вкус»… А вот еще: «Над камином висит великолепный портрет миссис Вандербильт кисти Мадрасо – яркий образ, преисполненный элегантности и внутренней силы». Так лестно. И я не могу с ними не согласиться.
– Кое-кто летает на крыльях гордости!
– Разве я этого не заслужила?
– Конечно, заслужила. – Леди Си повернулась к Альве и указала на газету: – Вот только я представляю, как обрадуется всем этим подробностям наша новая подруга Кэролайн.
– Не думаю, что она будет мне завидовать. Полагаю, она уже устала от внимания. Она мне в этом почти призналась.
– Кобры танцуют и гипнотизируют жертву, глядя ей в глаза, прежде чем атаковать.
– У тебя, кажется, не в меру разыгралось воображение, – улыбнулась Альва и продолжила читать. – Послушай это: «Красоту белокурой леди Мандевиль как нельзя лучше оттенил ее величественный и мрачный наряд.
Леди Си все еще сидела за туалетным столиком и рассматривала свое лицо.
– Как они верно подметили – «величественный и мрачный».
– Но ведь ты не бываешь мрачной?
– Не бываю – от этого кожа тускнеет.
– И все же в твоей жизни наверняка случаются неприятные моменты.
– О, я могу быть чернее тучи. Спроси Мандевиля.
– Но он сам виноват в этом, – возразила Альва.
– Я тоже не святая.
Альва и себя не назвала бы святой. Деньги, которые ее супруг потратил на вчерашний бал, могли пойти, скажем, на благотворительность, если бы она обратилась к нему с таким предложением. И все же – какие обязательства у нее перед теми, кому в жизни повезло меньше? Ведь ее семья не должна отдавать им все свои деньги.
Сон, который ей снился, тоже говорил отнюдь не в пользу святости. Желание быть рядом с мужчиной, ощущать его прикосновение, то, что она при этом чувствовала.
– Что случилось? – спросила леди Си, заметив, как изменился взгляд Альвы. – Выкладывай! Ты не умеешь ничего скрывать.
Альва почувствовала, что краснеет.
– С чего ты взяла? – сказала она с деланым легкомыслием. – Может, я настолько хорошо все скрываю, что даже ты никогда ни о чем не догадаешься.
Леди Си поднялась из-за столика.
– Ладно. Оставлю тебя наедине с твоими тайнами. Мне ужасно хочется выпить кофе. И принять ванну. И близняшки, наверное, по мне соскучились. Наслаждайся своим триумфом. Ты его заслужила.
Только после, вытирая руки от газетных чернил, Альва поняла, что подруга так и не обмолвилась о том, где пропадала. «Я тоже не святая…» Альва, разумеется, пошутила насчет извозчика, но, возможно, леди Си и вправду завела любовника. Может, следовало присмотреться, не застряла ли в ее волосах солома…
О «Большом костюмированном бале миссис Ви-Кей Вандербильт» написали все газеты от Нью-Йорка до Кливленда и от Чикаго до Сан-Франциско. Вдобавок к полным восхищения и благодарности запискам от гостей вечера Альве стали приходить письма от людей со всех уголков страны.
«Вы – благородная леди, наделенная прекрасным воображением. Поздравляю Вас, и да хранит Вас Господь».
«Благодарим за то, что подарили нам эту волшебную сказку и подняли наш дух – весна в Иллинойсе нынче поздняя, и мы уже опасаемся, взойдет ли урожай».
«Не могу не согласиться с издателем: тратить такие деньги на развлечения – безнравственно, когда столько людей голодает. Вам должно быть стыдно!»
«Мне четырнадцать лет, и я всю жизнь мечтала переехать в Нью-Йорк. Пожалуйста, вышлите мне денег на билет, и я буду работать на Вас два года, если Вы не против».
«Наверное, в своем прекрасном платье Вы выглядели как спелый персик – я бы Вас облизал».
«Недавно я стала женой состоятельного человека, и мы с ним хотим организовать бал по Вашему примеру. Некоторую часть года я живу в Нью-Йорке. Мы обязательно пригласим Вас на свой бал».
Также ей прислали записку без подписи с пометкой ЛИЧНОЕ. К ней прилагался букетик гардений, а значит, автор записки не пожалел денег – в это время года гардении можно было либо купить в оранжерее либо заказать из-за границы. Гардении. Конечно, она поняла, что это значит.
«Мой дорогой друг, я прошу у Вас одного: простите меня. У меня и в мыслях не было Вас оскорбить. Я питаю к Вам исключительное уважение. Если честно, более подходящее слово – любовь. Ваш ответ был совершенно уместным и правильным. Я не побеспокою Вас вновь, если Судьба не сделает так, чтобы Вы испытали ко мне подобные чувства. В скачках такое редкое явление называется рискованной ставкой, и букмекеры считают ее невыгодной. Но в случае победы именно такие ставки дают самый крупный выигрыш. Я слишком азартен? Возможно. Как бы то ни было, я надеюсь, что Вы воспримете мое отношение как в высшей степени уважительное, а также не лишите меня своего уважения. Вы навсегда в моем сердце. А я навеки Ваш».
Оливер Белмонт ее любит.
Альва разрыдалась.
Через некоторое время, взяв себя в руки, она начала составлять в уме ответ, содержащий вежливый, но твердый отказ. На самом деле она жаждала дать совсем другой ответ. Ее сердце говорило о другом. Да только она ничего не могла с этим поделать. Совсем ничего.
Альва уже направлялась к письменному столу, когда вошла Мэри с перекинутым через руку отрезом бледно-голубой ткани.
– Хотела показать вам, прежде чем продолжить… Вы в порядке? Выглядите так, словно плакали.
Альва жестом подозвала ее ближе:
– Просто кашель напал. Давай посмотрим, что у тебя здесь.
– Это будет лиф для желтого платья мисс Консуэло. Я подумала, что как раз успею к Пасхе. Ей должно понравиться.
Альва взяла в руки вышивку и разложила на коленях. Мэри вышивала букетики нарциссов и фиалок. Самыми тонкими стежками она сделала крохотные незабудки.
– Просто чудесно, – похвалила Альва.
– Я хочу добавить листья вот здесь, вдоль талии. А на груди вышью желтую птичку.
– Ей очень понравится.
– Надеюсь. Про птичку мне подсказала камеристка миссис Белмонт. Мы с ней разговорились во время бала. Больше ведь делать было нечего. Только болтать. О том, кому как работается у леди или в семье, об отношениях с другими слугами. Она мне многое рассказала о мистере и миссис Белмонт. Вы знаете, я не люблю сплетничать, но…
– Но?
– Но… В общем, Луиза сопровождала мистера и миссис Белмонт во время медового месяца. Она говорит… я просто передам ее слова: мистеру Белмонту очень не понравилось, что миссис Уайтинг и сестры его супруги вечно брюзжат или требуют что-нибудь купить. А миссис Белмонт продолжала настаивать, чтобы муж позволял им скупать все, что заблагорассудится, в «Бон Марше», «Базар де ль' Отель де Виль», у Уорта и Дусе. Повсюду.
– Я сразу поняла, что скромностью и благоразумием она не отличается.
– А Луиза сказала, что после первой ночи миссис Белмонт больше не пускала мистера Белмонта к себе. Поэтому он уверен, что ребенок – не его. А супруга на это заявила, что после такого обвинения больше не проведет в его доме и дня. И уехала. Она вернулась к матери, и теперь он требует у нее развода.
– Он требует развода?
Мэри кивнула.
– Мне было интересно, знаете вы или нет.
– Я знала, что они поссорились. Но он не говорил, что все зашло настолько далеко.
– Они и на бал приехали только затем, чтобы избежать шумихи. Миссис Белмонт – мать Оливера – надеется, что до развода дело не дойдет. Но братья Белмонт все равно не разговаривают с Уайтингами, а поскольку мисс Кэрри Астор близкая подруга мисс Уайтинг – то есть Салли Белмонт, – Асторы не разговаривают с Белмонтами. – Мэри забрала вышивку и добавила: – Я подумала, что, раз мистер Оливер дружит с вами и мистером Уильямом, вам лучше узнать, что к чему, пока вся эта история не запутается окончательно.
– С подобными историями такое часто случается.
– Жаль, правда? Мне нравится мистер Оливер.
– Да, жаль.
Когда Альва осталась одна, она успела подумать: «Но если он будет свободен, то мы сможем…» Впрочем, она немедленно задавила эту мысль в зародыше, не дав ей развиться.
Нет. Она уважает своего мужа и уважает себя.
Они с Оливером могут быть друзьями, не больше. Конечно, он вправе восхищаться ею, сколько ему заблагорассудится – она не в состоянии это запретить. Сердцу не прикажешь.
Однако и поддаваться неразумным желаниям нельзя.
В итоге Альва написала такой ответ:
«Мой друг, Вы меня не оскорбили. Мне очень льстит Ваше внимание, и, сложись обстоятельства иначе, я бы смогла на него ответить. И все же моя жизнь течет в другом направлении. Не хотелось бы ошибиться в своих догадках, но должна Вас уверить – независимо от Вашего положения мои чувства к Вам не изменятся. Как бы мне ни хотелось ответить Вам взаимностью, ситуации, которая мне позволила бы это сделать, не существует. Я не могу пожертвовать всем, чего с трудом добивалась долгие годы. В отличие от Вас, мне пришлось сражаться за свое место под солнцем, и я потеряю все, если ослаблю хватку».
Перечитывая письмо, она пыталась понять, достаточно ли тверда в том, что говорит. Альве не хотелось подавать Оливеру тщетную надежду. Она была с ним честна, а «честность – первая глава в книге мудрости», как утверждал президент Джефферсон. Он о многих вещах говорил честно, так что на его мнение можно положиться.
Отправив письмо Оливеру, Альва сложила его записку и вместе с одной из благоухающих гардений положила в книгу, которую затем поставила на самую верхнюю полку – с глаз долой.
Ночью к ней пришел Уильям. Было темно, они оба молчали. Он привычным движением поднял ее сорочку и взобрался на нее. Альва отвернулась и смотрела в сторону. Пока Уильям совершал свои обычные движения, она думала о предложении леди Си завести любовника. Салли Белмонт так и поступила. Этот акт, такой унизительный и неприятный для Альвы, должен быть совершенно иным для тех, кто чувствует страсть друг к другу – по какой еще причине женщины так стремятся иметь любовников?
Уильям закончил, но остался на ней. Он лежал молча, не шевелясь. Альва тоже не двигалась. Если бы она не чувствовала его и не слышала его дыхание, то могла бы подумать, что муж умер.
Наконец он поднялся. Альва подождала, пока он поправит одежду – обычно он делал это одним движением, а сегодня почему-то медлил. Она чувствовала – Уильям хочет ей что-то сказать, но спустя мгновение он отошел от постели и вышел из комнаты, так и не проронив ни слова.
Подобное повторилось трижды в течение следующей недели, пока Альва не выдержала и не спросила прямо:
– Вы хотите мне что-то сказать?
Она одернула сорочку и села в кровати. В комнате царила темнота.
– Да. Да, я хотел поблагодарить вас. За то, что вы сделали. За то, что пригласили к нам леди Астор. За бал. За все.
– Вот как.
– О вас все говорят. Все жены без конца твердят мужьям, как вами восхищаются.
– Очень мило.
– Действительно. Ну, значит, доброй ночи.
– Доброй ночи.
Как славно со стороны Уильяма сказать ей это. И как забавно, что он так долго собирался со словами. Брак – странная и совершенно непонятная вещь. Хотя их собственный брак, кажется, начинал налаживаться.
Повышенный интерес Уильяма к Альве не угасал все лето и осень, а потому она нисколько не удивилась, когда в декабре месячные не начались. Не удивилась и тому, что у нее ушло так много времени, чтобы забеременеть. В предыдущем январе ей исполнилось тридцать лет. «Просто вы стареете», – сказал доктор, проверяя ее положение. Очевидно, решил не упустить возможности уколоть ее. Видно, он все еще помнил, какой несговорчивой она была, рожая Консуэло.
В первый день Нового года Альва написала леди Си:
«Как говорится, феникс возрождается из пепла. Я не только добилась невероятного успеха в свете, но и получила новый подарок судьбы – я жду малыша, он должен появиться на свет в июле. Когда я сообщила эту новость Уильяму, он купил мне шубу из русского соболя. Я надела ее сегодня, когда ездила к Кэролайн Астор – наверное, это выглядело как не самый тактичный намек на то, что семья ее мужа изначально занималась торговлей мехами.
Я читала в газетах о вашем сэре Фрэнсисе Гальтоне, ученом, который призывает к строгому отбору партнеров для получения более совершенного потомства. Что бы ни навыдумывал себе Гальтон, ни один из нас не лучше другого. Я вполне могла бы сейчас быть той, кто продает меха, а не носит их».
