Цветы, цветы, повсюду – цветы. Настоящий цветочный парад, вынудивший мистера Кландера (по заявлению Уорда, le meilleur из флористов) и его ассистентов целых два дня носиться туда-сюда с вазами и кашпо размером с бочонок. Особенно много было роз – пурпурные розы «жакмино» величиной с голову, темно-розовые «глуар-де-пари», бледно-розовые «баронесса Ротшильд», «король Марокко», «герцогиня Кента», а также «новая прекрасная «Мария Луиза Вассей», – как сообщил Уорд репортерам, утром перед балом устроив для небольшого числа избранных экскурсию.

Также в доме появились охапки папоротников, каждая высотой с четырехлетнего Вилли, который, подражая Уорду, устроил торжественную экскурсию для своей няни. Из экзотических резных пальмовых листьев сплели высокие зеленые ширмы, по которым бежали каскады сиреневых орхидей – их поставили по периметру зала на третьем этаже. Под потолком протянули японские фонарики, а в центре установили вазон с гигантской пальмой, задрапированной длинными стеблями фуксии. В каждом углу стоял скульптурный мраморный фонтан, снабженный насосом на угольном топливе. В зале расставили не менее дюжины столиков со стульями, за которыми, по словам Уорда, «каждый из гостей сможет насладиться изысканнейшим разнообразием деликатесов и вин, которые я рад буду предложить вам в конце нашей маленькой экскурсии». Завидев неподалеку Альву, он задорно подмигнул.

Таким образом, на третьем этаже гости могли поужинать. Банкетный зал внизу превратился в бальный – массивную дубовую мебель отодвинули к стенам, люстру не зажигали – вместо этого по всей комнате поставили театральные светильники, поскольку всезнающий Уорд заявил, что свет люстры слишком яркий. Прошлым вечером Альва видела, как рабочие зажгли их, и зал тотчас превратился в серебристую сказку. Витраж словно светился изнутри. Альва тоже сияла.

В десять часов в спальне Альвы Мэри и Кейтлин, камеристка леди Си, помогали госпожам с нарядами. Альва выбрала костюм венецианской патрицианки с картины Александра Кабанеля, который прошлой весной сообщил ей при встрече в Париже, что начал писать шекспировскую Офелию.

Они обсудили любовь Офелии к Гамлету и трагическую развязку истории: соблазненная Гамлетом и забеременевшая от него, влюбленная и отвергнутая любимым, потерявшая рассудок после смерти отца, Офелия тонет.

То, как Гамлет обошелся с Офелией, ничем не отличалось от того, как вели себя по отношению к ничего не подозревающим юным леди якобы воспитанные и благородные джентльмены. Возможно, со времен Шекспира многое изменилось, но уж точно не то, как большинство мужчин привыкли использовать девушек. А девушки – идти прямо в волчье логово, напевая песенки.

– На месте Офелии я бы поговорила с ним и убедила поступить правильно, – сказала Альва.

На что месье Кабанель ответил:

– Но без трагедии не было бы никакого смысла писать ее портрет.

Мэри помогла Альве облачиться в платье с квадратным вырезом и длинными рукавами из золотого миланеза. Парчовая нижняя юбка переливалась всеми оттенками от глубокого оранжевого до светло-канареечного, с акцентами из светлого шелка. Листья и цветы были вышиты золотым, белым и переливчатым бисером. Бледно-голубой шлейф расшит золотом и украшен кроваво-красным подбоем. Альва посмотрелась в зеркало и улыбнулась.

– Вот это преображение! Хотя в наши дни итальянский титул ничего не значит, их раздают налево и направо, точно леденцы.

– Я бы от такого леденца не отказалась, – заметила Мэри.

Она закрепила на волосах Альвы расшитый самоцветами капор с брошью в виде павлина из крохотных драгоценных камней – одно из украшений, которое Альва приобрела взамен украденных материнских. Брошь стоила больше, чем обычный человек смог бы заработать лет за десять непрерывного труда, она же после сегодняшней ночи закроет ее в сейфе и, возможно, больше никогда не станет носить, поскольку для леди ее уровня надевать подобное украшение дважды – дурной тон. Конечно, если бы это была фамильная драгоценность, Альве пришлось бы надевать ее часто, но, учитывая ее броскость, это тоже могли бы счесть моветоном.

Леди Си заказала платье из черного бархата, подобное тому, в каком Ван Дейк изобразил Мари-Клер де Крой, герцогиню д'Аврскую. К платью она подобрала черную шляпу с широкими полями, которые подняла вверх с одной стороны и украсила самоцветами. Три выкрашенных в черный страусовых пера спускались аркой к ее плечам.

– Только посмотрите: Тьма и Свет, две стороны бытия! – воскликнула Альва.

– Трагедия и Комедия, – поддержала ее подруга.

Голоса, раздававшиеся с улицы, привлекли Альву к окну. Свет из нижних окон струился наружу, как жидкое золото, окрашивая все радостным сиянием.

– Иди сюда, посмотри, – подозвала она подругу. – На мостовых яблоку негде упасть. На каждой ступеньке зеваки.

Несмотря на холод, улица была усыпана людьми, кутавшимися в пальто и кашне. У парапета ждала стайка детей, они толкали друг друга и хохотали – маленькие карманники, ждавшие, когда прибудут кареты и начнется суета.

Альва приблизила лицо к стеклу и приставила руки к глазам, чтобы лучше все рассмотреть:

– Ну и столпотворение! Может, приказать дворецкому вынести им немного вина…

– Не выдумывай, – остановила ее леди Си, которая даже не стала подходить к окну. – Если только ты не желаешь, чтобы они взяли твой дворец штурмом.

– Но это ведь жест доброй воли, – заметила Альва, обернувшись к подруге. – Благодарность за то, что они интересуются культурой и историей.

– Точнее, за то, что суют свой нос в твои несметные богатства.

– Мэри, а ты что думаешь? – спросила Альва.

– Я? – Мэри взглянула на леди Си. – Я полагаю, что некоторые из них вас за это поблагодарят, а некоторые – возненавидят.

Леди Си усмехнулась:

– Она говорит что думает.

– Я ведь сама ее об этом попросила. Люди и в самом деле меня ненавидят, Мэри?

Леди Си ответила за служанку:

– Альва, они презирают тебя так же, как презирают меня. И так будет до тех пор, пока мы все не воскреснем как равные в Царствии Небесном.

– Ты ведь в это не веришь.

– Я – нет. Но многие верят. В любом случае это не имеет совершенно никакого отношения к тому, что ты делаешь сегодня. Сейчас ты – хозяйка всего Нью-Йорка, леди, которая поставила на колени саму миссис Астор.

– А ты – моя главная почетная гостья.

Они вдвоем вышли из комнаты и спустились по лестнице с необычайным изяществом, совсем как Альва себе это представляла. Теперь они вместе с Уильямом будут встречать гостей в салоне, стоя под портретом Альвы, – продолжая традицию Кэролайн Астор, как сказал Уорд.

– Если вы так поступите, в сознании гостей ее и ваше влияние непременно окажутся связаны.

– Стоять под собственным портретом? Это обязательно? Я ведь вовсе не собираюсь становиться во главе общества.

– Вы можете этого не хотеть, однако общество нуждается в том, чтобы его возглавляли. И, безусловно, только так вы сможете совершить изменения, к которым стремитесь всю жизнь. Сейчас, когда вы так близки к цели, не время сомневаться.

– Но это же эпигонство, я не хочу становиться еще одной миссис Астор.

– Я ведь до сих пор не давал вам плохих советов?

– Нет, не давали.

Кому-то могло показаться, что и этот бал, и этот дом, и все усилия, которые Альва прилагала к переменам в культуре и облике Нью-Йорка, являлись лишь средствами, при помощи которых она стремилась возвыситься сама, а семейство Вандербильт выигрывало от этого как бы за компанию. Кто-то мог подумать, что она ставит личные амбиции превыше всего, дабы потешить свое ненасытное тщеславие. Ну и пожалуйста. В этом мире интеллигентная женщина должна использовать каждый шанс, когда у нее появляется такая возможность.

Лакированные экипажи подъезжали ко входу, гости в изысканных костюмах поднимались по ступеням, накрытым красной ковровой дорожкой. Герцогини и герцоги, принцессы и принцы… Маркизы с маркизами. Дьяволы. Монахи. Шмель. Пастушка Бо-Пип. Король Лир. Старосветская дама. Шут. Невероятно изобретательная леди в костюме кошки – верхняя юбка целиком из хвостов белых кошек и целая шкурка кошки вместе с головой, превращенная в шляпку. С появлением каждой французской или итальянской принцессы, каждого кавалера, рыцаря и вельможи, которых провожали любопытные взгляды зевак, с приходом каждого гостя в замысловатом костюме, чей взгляд, в свою очередь, обращался на великолепие, разворачивавшееся внутри, статус семьи Уильяма К. Вандербильта поднимался выше и выше.

Наконец троица хозяев вечера заняла свое место, и гости начали заходить в салон, стены которого были отделаны панелями из дуба и украшены парижскими гобеленами восемнадцатого века. Альве эта часть дома нравилась больше всего. Купидон и Психея резвились на потолке, над камином висел портрет Альвы работы Раймундо Мадрасо, а радушие, с которым хозяин, хозяйка и почетная гостья приветствовали каждого, не зависело от того, принадлежал входящий к старым или новым нью-йоркцам.

Впрочем, это вовсе не значило, что Альва не замечала между ними разницы, – напротив, ее особенно забавляли почтительные реверансы и оживленные улыбки некоторых леди из коренных нью-йоркских семей, которые десять лет назад не удостоили бы и толикой своего внимания ни ее, ни Вандербильтов, ни Консуэло Изнага. Мистер Изнага, торговец и к тому же иностранец, был гораздо смуглее их мужей, в чьих жилах текла голландская кровь, а также их самих, уроженок Северной Европы. Большинство этих дам затруднились бы найти Кубу на карте, но сегодняшним вечером все они восхищались троицей хозяев и чувствовали себя невероятно важными особами, когда их представляли виконтессе Мандевиль, будущей герцогине Манчестер.

Уорд тоже был здесь. Он выбрал наряд французского графа де Ла Моля, любовника Маргариты де Валуа, который в тридцатишестилетнем возрасте трагически окончил свою жизнь на гильотине за любовь весьма пылкую, но неосмотрительную. Костюм был сшит из ткани в полосы королевского пурпура и багрянца и состоял из пелерины, пышных панталон, шляпы с меховой подкладкой и отделкой из перьев, рапиры, трости с золотым наконечником и белых замшевых лосин. Ох и потрудился, наверное, мистер Макаллистер, чтобы в них втиснуться!

– Вы сегодня настоящий щеголь! – похвалила его леди Си. – Обещайте, что непременно потанцуете со мной.

– Для меня это будет огромной честью, мадам, – низко поклонился ей Уорд.

– Мой вечер будет неудачным, если я не проведу хоть немного времени с самым важным из присутствующих джентльменов.

– То есть с ним? – уточнил Уильям.

– А с кем же еще? – кивнула леди Си.

Прибыло семейство Корнеля Вандербильта. Он – в белом парике и камзоле из сверкающей золотом парчи, она – в платье из золотой ткани, отороченный жемчугом воротник и вышивка серебряным бисером искрились на свету. Трое из пяти детей Элис, тоже наряженные в костюмчики, не отходили от нее ни на шаг.

Заметив семейство Корнеля, Уорд обернулся и воскликнул:

– Добрый вечер! Вы, наверное, прибыли сюда прямиком из Ренессанса?

– Не совсем. Луи XVI к вашим услугам, – ответил Корнель с поклоном.

– Ах! Еще один француз, который, подобно моему графу де Ла Молю, потерял голову. Но вы, дорогая миссис Вандербильт, поставили меня в тупик – я понятия не имею, кто вы!

– Она – Электрический свет, – пояснил Корнель. – Элис даже обсуждала детали костюма с мистером Эдисоном. Покажите им, – обратился он к жене.

Она повиновалась и подняла вверх сферу из позолоченного стекла.

– Представляете, если бы мистер Эдисон и в самом деле придумал, как ее зажечь! – сказал Уорд.

– Да, я поинтересовался, возможно ли такое, однако мистер Эдисон начал говорить о нестабильности нити накаливания в лампе и о том, как сложно обеспечить безопасность проводки, кроме того, для батарей потребовались бы специальные контейнеры, а риск того, что Элис ударит током или все загорится…

– Довольно, довольно! Должен вам признаться, я ужасно боюсь электричества. Много лет назад один мой знакомый из Саванны объезжал на лошади свои хлопковые поля, и его ударила молния! При этом на небе не было ни облачка! Поэтому любые попытки подчинить эту силу кажутся мне неразумными… Но вы, миссис Вандербильт, выглядите просто великолепно, воплощая технологический прогресс этим прекрасным нарядом в старосветском стиле!

– Вот только это может не понравиться моей матери, которая целиком разделяет ваше отношение к электричеству, – заметил Корнель.

– Все дело в том неприятном случае с проводкой? Я слышал о нем. Это только укрепило мое мнение.

Мистер Эдисон убедил старшую чету Вандербильтов снабдить новый дом электропроводкой, специальными лампами и паровым электрогенератором, который разместили в подвале. Предполагалось, что в доме будет и газовое, и электрическое освещение. Коль уж до Юнион-сквер протянулись гирлянды электрических огней, самые важные горожане хотели обладать не меньшим. Хотя над головой теперь громоздились целые клубки проводов, люди говорили: «Вот он, прогресс – прямо перед нашими глазами!» Некоторые называли мистера Эдисона повелителем молний. Но когда он хотел продемонстрировать Вандербильтам систему, установленную в их доме, в художественной галерее заискрили провода и загорелась занавеска. После чего миссис Вандербильт об электричестве и слышать не желала – у них в доме не будет никаких проводов, генераторов и «молний», она не хочет рисковать своей жизнью или жизнью Джорджа. Мистер Вандербильт попробовал ей возразить: «Но тогда Морган нас обойдет со своим новым домом на Мэдисон-авеню». – «Ну и пусть!» – ответила ему жена. Альва никогда прежде не видела ее столь неколебимой. Когда на Пятой авеню начали постройку домов для младших дочерей, миссис Вандербильт запретила проводить электричество и там.

Уорд наклонился к детям:

– А кто это у нас тут такой нарядный?

Билл, старший, был в костюме моряка из какой-то далекой страны – судя по туфлям, из Турции. Его брата Нейли нарядили придворным, а Гертруду, которая ростом уже почти сравнялась с Биллом, облачили в розовое тюлевое платье с накидкой из зеленого сатина и белый чепчик.

– А вы, мисс Вандербильт? – спросил ее Уорд.

Девочка молча смотрела на него.

– Моя дочь – роза, – ответила за нее Элис.

– И правда – роза, – ахнул Уорд, и Гертруда чуть заметно улыбнулась.

– Я бы хотела быть Синдбадом, как Билл.

– Ни в коем случае! Вы слишком хорошенькая. – И вполголоса добавил: – Хотелось бы мне иметь возможность нарядиться розой.

Он ожидал увидеть на лице девочки улыбку, но та лишь нахмурилась в ответ.

– У роз не бывает приключений.

– Что ж, в этом вы правы. Может, ваш брат потом одолжит вам свой костюм.

Девочка обрадовалась, но Элис заявила:

– Мистер Макаллистер пошутил. Юным леди нельзя наряжаться Синдбадами. – И обратилась к Альве: – А где же маленькая Консуэло? Полагаю, она наряжена воробушком или, может быть, пастушкой?

– Она в детской, играет с Вилли и детьми леди Мандевиль. Их никто не наряжал. У нас и мысли не было выставлять детей напоказ.

К половине одиннадцатого экипажи на Пятой авеню выстроились в бесконечную очередь. Где в этой очереди находилась Кэролайн Астор, для Альвы оставалось загадкой.

Она знала, что миссис Астор спешить на бал не станет. Но и пропустить первую кадриль, в которой танцует ее дочь (та прибыла пораньше, вместе с остальными танцорами), тоже не могла. О том, что миссис Астор может вовсе не приехать, Альва предпочитала не думать.

Зато, если бы не приехал кое-кто другой из гостей, она бы ничуть не расстроилась: в гостиную вошел Оливер Белмонт, одетый в костюм, отдаленно напоминавший Елизаветинскую эпоху. За ним следовала целая свита из его жены, родителей и братьев со своими женами.

– Миссис Белмонт, – поприветствовала Альва бывшую Салли Уайтинг. – Как я рада видеть вас и вашего любимого супруга. И как чудесно вы выглядите! (Две неправды подряд.) Уверена, вы привезли из путешествий массу впечатлений. Мне не терпится услышать о них после кадрилей.

– Вы тоже сегодня необычайно хороши! – ответила Салли Белмонт, широко улыбаясь.

Альва сразу догадалась, что улыбка ее чем-то подкреплена, возможно, даже вином «Мариани», судя по характерному блеску в глазах.

Салли Белмонт подошла к леди Си со словами:

– Ах, сколько же я слышала о вас! Мои английские друзья так завидовали, что я с вами познакомлюсь! – Она пошатнулась, пытаясь присесть в реверансе и, найдя равновесие, сделала еще один.

Следующим был Оливер. Уильям пожал ему руку:

– Я рад, что вы вернулись, мой друг. Сбежали, чтобы поскорее охомутать маленького жеребенка? – Он подмигнул. – Но теперь-то мы сможем все отметить как следует.

Оливер натянуто улыбнулся.

– Это делать вовсе не обязательно.

– Вы, наверное, помните леди Мандевиль? – обратилась к нему Альва.

– Да, моя память, судя по всему, острее, чем мой интеллект. Леди Мандевиль. – Оливер поклонился. – По-моему, вы и миссис Вандербильт решили заставить остальных дам на балу кипеть от зависти.

– Мне кажется, мы можем добавить в этот список и вашу супругу, – усмехнулась леди Си. – Не в список тех, кто кипит, разумеется. А тех, кому завидуют.

– Что-что, а кипеть она умеет, – обронил Оливер, и брат толкнул его локтем. – Но это все ерунда. Передавайте привет Перри!

Приветствуя остальных Белмонтов, Альва украдкой наблюдала за Оливером. Он явно был не в духе. От того веселого и счастливого молодого человека, с которым она была знакома в прошлом, не осталось и следа.

Хотя, конечно, его счастье вовсе не должно ее заботить.

В то же время Альва отнюдь не жаждала, чтобы Оливер был несчастен. Она хотела лишь, чтобы он был сейчас где-нибудь в другом месте.

Уорд снова показался среди новоприбывших гостей, на сей раз под руку с Кэролайн Астор. Альва отбросила мысли об Оливере. Вот он, самый важный миг, кульминация всех ее усилий. Если в руках одной-единственной женщины сосредоточено все влияние на общество, то это общество просто необходимо изменить.

Когда Уорд и миссис Астор подошли к хозяевам бала, лицо Уильяма осветила самая обворожительная из его улыбок.

– Приветствую вас, Макаллистер, – сказал он, словно видел Уорда впервые за этот вечер. – Миссис Астор, вы сегодня – само воплощение красоты.

– То же самое и я говорю, – поддержал его Уорд. – Разве наряд миссис Астор не самый великолепный, а драгоценности не сияют ярче всех прочих?

– Разумеется, но даже их сияние не в силах затмить внутренний свет!

Альва молча возразила этим словам: Кэролайн Астор была увешана бриллиантами, как рождественская елка – мишурой. Ни разу в жизни она не видела столько алмазов сразу. Совершенно безвкусно не только по стандартам старого Нью-Йорка, но и по любым стандартам вообще. Оставалось лишь уповать, что подобное излишество было частью костюма Кэролайн, кем или чем бы она ни нарядилась. Возможно, мифической богиней избытка? Легендарной королевой чрезмерности? Ах, нет, погодите – наверное, бриллианты символизировали звезды! Кэролайн Астор была Светом вселенной. По крайней мере, в своем воображении.

Миссис Астор сказала:

– Джентльмены, прошу вас, продолжайте.

Уильям рассмеялся и подвел ее к женщинам.

– Вы знакомы с моей женой?

– Да, миссис Вандербильт недавно нанесла нам визит.

– Мы очень рады видеть вас на нашем балу, – произнесла Альва.

Визит, о котором упомянула миссис Астор, не продлился и десяти минут и состоялся в присутствии трех других дам. Они с миссис Астор всего лишь обменялись любезностями.

– Разрешите представить вам виконтессу леди Мандевиль.

– Леди Мандевиль, – склонила голову Кэролайн Астор.

– Спасибо, что приехали. Мы с миссис Вандербильт очень рады, что вы приняли приглашение.

– Да, мы рады невероятно, – произнесла Альва, глядя Кэролайн прямо в глаза. – Без вас этот бал не состоялся бы.

– Очень мило с вашей стороны, – ответила миссис Астор. – У вас прелестный наряд. Итальянцы всегда тонко чувствовали стиль. – Она осмотрелась и добавила: – И дом у вас тоже прелестный. Единственный в своем роде.

Уорд Макаллистер наблюдал за беседой, которую вели две его подруги, с открытым от изумления ртом.

– Да, верно. Единственный в своем роде. Как и вы обе, – только и смог сказать он. – Все вы, – поправился он. – Вы втроем. Sui generis.

Наконец гости закончили прибывать. Все переместились в бальный зал, а на верхней галерее заиграл оркестр. Разговоры смолкли, когда в широкой арке появилась первая группа из восьми танцоров, представляющих лордов и леди, скачущих на лошадках. На каждом всаднике была красная охотничья накидка. На то, чтобы смастерить лошадок, ушло два месяца – их сшили из настоящих лошадиных шкур, сделали каждой большие глаза, украсили лошадиной гривой и хвостом. Вышитая попона скрывала ноги танцоров, а ноги лошадок двигались в такт движениям, завершая иллюзию.

Прозвучал свисток, и под восторженные возгласы зрителей всадники устремились в бальный зал.

Наблюдая за всем из противоположного конца зала, Альва думала: «Какое чудесное зрелище! Поистине упоительное!» После сегодняшнего вечера все будет хорошо. По-другому и быть не может.

– Ах, мистер Макаллистер! – Альва нашла Уорда в коридоре, который опоясывал зал.

Он снял шляпу и поклонился.

– Моя дорогая! Довольны ли вы сегодняшним вечером так, как доволен им я? За ужином мои соседи без устали пели дифирамбы вашему безупречному вкусу и приложенным усилиям.

Улыбаясь, Альва смахнула со лба выбившийся локон и попыталась спрятать его под капор.

– Должна признаться, это весьма приятно. Хотя, конечно, мой «безупречный вкус» во многом результат вашего чуткого руководства.

– Но вы необычайно талантливо воспользовались этим руководством, так что это целиком и полностью ваша заслуга. У меня есть вопрос: я видел, что вы оживленно и, как мне показалось, не без взаимной симпатии беседовали с миссис Астор. О чем вы говорили?

Разговор между дамами состоялся на диванчике в холле возле бального зала, откуда они могли наблюдать за танцующими.

– Мы говорили обо всем. Об этом доме, о материалах и мебели, которые я выбрала, о мастерах, которые работали над отделкой окон. О детях. Мы говорили о ее дочери, которая танцевала кадриль, и о ее возможной свадьбе с мистером Уилсоном следующей весной. Обычная беседа двух леди.

– Отлично, просто прекрасно! Все именно так, как и должно быть. Именно то, на что мы и надеялись. Уверен, это заметили все гости, и завтра все только и будут говорить, что миссис Астор наконец признала Вандербильтов. Пожалуй, я упомяну об этом прямо здесь, когда увижу кого-то из прессы.

Хотя Кэролайн Астор (как и сама Альва) делала все с расчетом на зрителей, Альва не могла обвинить ее в неискренности или неприязни – приехав на бал, Кэролайн стала его полноценной участницей и держалась подобающим образом. Впрочем, во время их разговора она внезапно разоткровенничалась.

– Вести за собой общество – тяжкий труд, – призналась миссис Астор. – Иногда это настоящее бремя. Временами хочется разделить его с кем-нибудь.

Альва поцеловала Уорда в щеку.

– Вы незаменимый человек. А в этом костюме выглядите настоящим франтом. Спасибо вам за все, что вы делаете. Наверное, еще счастливее я стану лишь сняв наконец эти туфли.

– Завтра вы сможете позволить себе целый день ходить sans souliers.

– Вот только сегодня я обещала потанцевать с мужем и до сих пор не нашла времени выполнить свое обещание. Идите же, выпейте еще отменного вина. Давайте в четверг пообедаем вместе, и вы расскажете мне все сплетни, которые сегодня услышите.

Альва покинула Уорда и направилась к лестнице. Прямо навстречу ей поднимался Оливер Белмонт. Сделать вид, что она его не заметила, Альва бы никак не смогла.

– Я надеялся вас найти, – произнес он, остановившись возле нее на лестнице.

– Хорошо ли вы проводите вечер?

– Отвратительно, – заявил Оливер, слегка пошатываясь. – Один из худших вечеров в моей жизни.

– Вы не шутите? Не знаю, что и сказать.

– Не поймите меня неправильно. Бал прекрасен – во всей стране никогда не проводили мероприятий подобного масштаба. Да и не только в этой стране, полагаю. Угощения, цветы, музыканты… – Он сделал неловкий взмах рукой. – И ваша блестящая победа над миссис Астор – все только об этом и говорят. Все просто безукоризненно.

– Почему же вам плохо?

Оливер положил руку на плечо Альвы, наклонился и сказал:

– Да, мне плохо. Я раскаиваюсь.

Альва отступила, чтобы избавиться от его руки, и проговорила:

– Мне очень жаль.

– Моя жена меня ненавидит. – Оливер сложил руки за спиной. – Она утверждает, что я изверг.

– А вы и вправду изверг?

– Возможно. Меня, конечно, спровоцировали, но этим нельзя оправдать то, как я обошелся с ней и ее матерью.

Альве не хотелось давать советы, в особенности этому человеку, в отношении его брака. Ей хотелось поскорее от него избавиться, а потому она сказала настолько спокойно, насколько смогла:

– Не отчаивайтесь. Вы только начали совместную жизнь. К браку нужно привыкнуть. Все ваши тревоги со временем пройдут.

– Вы так думаете? Салли – корыстная мегера, которой от меня нужны только деньги. А я – холодный, безразличный, вероломный самец, потому что женился на ней, зная, что никогда не буду испытывать к ней настоящих чувств.

Внизу лестницы показался Уильям со словами:

– Я требую свой танец.

Поравнявшись с ними, он заявил:

– Белмонт, только посмотрите на себя – можно подумать, вас приговорили к виселице.

– Оливер и его жена не ладят, – пояснила Альва.

– Да? Значит, слухи верны?

– Все мои родные были против этого брака, – пожаловался им Оливер. – Теперь мой отец, кажется, получает удовольствие, напоминая мне о моей опрометчивости, импульсивности и ненадежности. Он слышал – и, полагаю, не он один… – Оливер кивнул в сторону Уильяма. – …Что во время медового месяца я развлекался с любовницей. На самом же деле я только совершил поездку по Испании без жены и ее свиты. Зато в компании большого количества абсента.

– Сегодня вы, кажется, тоже неплохо утолили жажду, – заметил Уильям и хлопнул Оливера по спине: – Идемте же танцевать! От недуга это не избавит, но вы сможете отвлечься хотя бы на время.

– Танцы – наименьшее, в чем мне хотелось бы сейчас поучаствовать.

Взглянув на Альву, Уильям произнес:

– Как пожелаете. Только прошу вас, не задерживайте мою жену надолго. Нельзя оставлять двор без королевы. – И он покинул их, прыгая через ступеньку, словно озорной мальчишка, которым он, в общем-то, всегда и оставался.

Глядя ему вслед, Оливер сказал:

– Ему везет во всем, не правда ли? – Он повернулся к Альве: – На самом деле любовника завела моя жена. И теперь я узнал, что стану отцом. Вернее, что моя жена ждет ребенка – не следует путать одно с другим.

– Ах, Оливер, мне очень жаль.

– Но ведь я сам и заварил эту кашу – вот, что вы хотели бы сказать, но не скажете, хотя это правда. Я полностью с этим согласен.

Он прижал к губам палец, словно задумавшись – а потом прижал этот же палец к губам Альвы, ужасно ее напугав.

– Не смейте…

– Прошу прощения. Но не за свой жест, а лишь за то, что он вас оскорбил. Будь я хоть чуточку старше, я мог бы оказаться в Гринбрайере тем летом, когда Вандербильт сделал вам предложение. И у меня тоже мог быть шанс это сделать, разве не так? Скажите мне правду?

Альва не могла заставить себя взглянуть на Оливера.

– Я желаю вам только добра, вы знаете это.

– Я знаю.

– Вы справитесь, все изменится, вот увидите. Вы вдвоем можете начать все с чистого листа. – Альва начала спускаться. – Скоро вы с Уильямом куда-нибудь снова поедете. Он возьмет вас в «Часы досуга». У вас впереди вся жизнь. И постарайтесь получить удовольствие от сегодняшнего вечера.

Она оставила его на лестнице. Что еще она могла сделать? Оливер – хороший человек, но он совсем запутался. Он и вправду сам заварил свою кашу. А она свою – здесь, среди буйства музыки и веселья, где наконец произошло невозможное. Нет, Альва просто не могла позволить себе разочароваться даже на минуту.