Жилище, в котором Витантонио прятался в Матере, представляло собой не столько пещеру, сколько вертикально выдолбленный в камне колодец – в прежние времена это наверняка был резервуар для воды. Снаружи через едва заметный вход можно было попасть в небольшое помещение, служившее кухней, откуда крутые ступени вели в нижнюю пещеру, где всегда царил мрак. Лишь под потолком имелось крохотное, вечно закрытое окошко, пробитое в отвесной скале. Это был запасный выход на самый крайний случай, если бы речь зашла о жизни и смерти. Выпрыгнув оттуда, можно было скатиться по камням в овраг и дальше спуститься на самое его дно по крутой тропке, пригодной лишь для коз да отчаявшихся беглецов.

Когда темнело, Витантонио выходил размять ноги и садился покурить на крыше соседнего дома. С этого ночного наблюдательного пункта год назад он заметил петляющую между скалами тень – в ту самую душную и лунную ночь, когда Англичанин плутал по лабиринтам Сассо-Кавеозо, скрываясь от итальянских патрулей. С высоты Витантонио видел, как тот бесцельно кружит, не догадываясь, что отряд карабинеров поднимается по оврагу и вот-вот натолкнется на него.

В ту ночь появление патрулей удивило Витантонио: расквартированных в Матере карабинеров овраг пугал, и они обыкновенно оставляли наблюдение за ним на совести местных полицейских, в обязанности которых изначально входило следить только за двумя лестницами, ведущими из оврага в город. Заметив, какой опасности подвергается неизвестный, Витантонио, перемахивая с крыши на крышу, в несколько скачков преодолел разделявшее их расстояние и прыгнул ему на спину. Беглец не успел ничего сообразить – одной рукой Витантонио зажал ему рот, а другой приставил пистолет к виску. Следующим движением он резко дернул незнакомца назад – в темноту между скалистыми выступами. Он заметил, как вспотел пленник, и догадался, что тот рассчитывает силы для борьбы. Витантонио сильнее прижал дуло к его виску, чтобы убедить не сопротивляться и вести себя тихо. В этот момент послышались шаги приближающегося патруля. Солдаты прошли в полуметре от них, и обоим казалось, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Они постояли неподвижно еще несколько секунд, пока патруль не скрылся за поворотом. Тогда Витантонио убрал пистолет, и оба выдохнули. Беглец обернулся и впервые взглянул в лицо Витантонио, который, в свою очередь, круглыми от удивления глазами рассматривал его военную форму.

– Вот это да! Американец?

– Англичанин.

Они подождали еще немного, затем Витантонио вывел Англичанина из оврага по той же лестнице, по которой удалился патруль. Они вошли в пещеру, тонувшую в кромешном мраке. Англичанин остановился. Через несколько месяцев он уже не глядя находил лестницу, но в тот первый день не знал, за что ухватиться. Когда они наконец спустились, Витантонио предложил ему сесть.

– Скоро ты привыкнешь к темноте.

«Хрррр, хрррр». Англичанин услышал странный хрип прямо перед собой и вскочил, опрокинув Витантонио на пол.

– Спокойно, это свинья, – сообщил тот, вставая.

– Свинья? В пещере?

– В мирное время здесь живут еще ослы и козы, но сейчас осталась только эта свинья.

Снова послышался хрип, еще ближе, и Англичанин закричал:

– Она меня обнюхивает! Убери ее, ради бога! Она меня укусит!

– Спокойно, это не свинья. Это та́тонн, он пришел поздороваться.

– Татонн?

– Ну да, дедушка ‘Ндзиньялет. Это его пещера.

Через пару часов Витантонио помог Англичанину выбраться наружу, чтобы подышать свежим воздухом, и рассказал об обстановке в этом районе Лукании. Минувший день выдался жарким, и каменная крыша расположенного ниже жилища, на которую они уселись, еще не успела остыть.

– Хорошо, что ветерок. Иначе мы поджарили бы яйца на этих камнях.

Англичанин впервые за все время рассмеялся.

– Ты можешь спрятать меня, пока они не отстанут? – спросил он.

– В пещере мы в безопасности. Через пару дней я отведу тебя в свое укрытие в Мурдже, с той стороны оврага. Там мы будем свободнее днем. Я тоже скрываюсь.

– Старику можно доверять? Как ты его назвал?..

– Татонн, «дедушка», так здесь говорят. ‘Ндзиньялет – это прозвище. Можешь быть спокоен: в Большую войну немцы убили трех его сыновей и я еще не встречал человека, который ненавидел бы их больше, чем он. У дедушки осталась только одна дочь, Доната, – моя мать.

Ему самому еще странно было называть Донату матерью.

– Где мы в точности находимся? – спросил Англичанин, немного успокоившись.

– Сасси-ди-Матера. Кварталы скальных домов, в которых одни и те же семьи живут уже тысячи лет. Сейчас мы сидим на крыше дома, но в то же время это и улица, и площадь. А иногда еще и кладбище, потому что раньше покойников хоронили в могилах, выдолбленных в крыше. Эти кварталы – довольно опасный лабиринт, сюда карабинеры предпочитают не соваться. Странно, что забрались сегодня. Должно быть, ты важная птица.

– Я лейтенант британских Королевских военно-воздушных сил, специалист по картографии. Неделю назад мы вылетели на рекогносцировку района Таранто. Я знаю местный порт, потому что в начале войны участвовал в его бомбардировке. Тогда, два года назад, мы задали им жару, но на прошлой неделе нам повезло меньше и пришлось катапультироваться. Другие упали в море, а мне оставалось только уйти в горы.

– Если вы держите под наблюдением порт Таранто, это значит, что готовится высадка на континент. Это хорошо. Нам нужно только выиграть время и ждать.

Больше года прошло с того первого разговора с товарищем по несчастью, но прогнозы не оправдались: англичане сражались на севере Африки и наконец высадились в то лето на Сицилии, но никаких известий об их высадке на континент все еще не было.

Витантонио не желал углубляться в мрачные размышления, он думал только о том мгновении, когда присоединится к воюющим. Три года войны унесли жизни половины его товарищей детства и некоторых лучших друзей по закрытой школе в Бари. Погибли и большинство мужчин Конвертини; сейчас Витантонио знал, что это не его родная кровь, но он вырос с ними и по-прежнему считал их семьей. Со смерти бабушки список утрат постоянно рос, и Витантонио задавался вопросом, не заразил ли он Конвертини своим проклятием. Дядя Лука канул в водах Атлантики вместе со значительной частью полутора тысяч итальянских пленных, находившихся на борту «Лаконии», британского корабля, торпедированного немецкой подводной лодкой. Когда субмарина всплыла, чтобы подобрать потерпевших крушение, союзники по необъяснимым причинам атаковали ее и заодно потопили баржу, на которой были женщины, дети, находящиеся в увольнении британские солдаты и итальянские пленные. Среди последних был и дядя Лука Конвертини.

Немногим позже погибли три кузена – на далматинском побережье, в Греции и в Северной Африке, – и двое были признаны без вести пропавшими в России. Тем временем Джованна, рисковавшая жизнью во Франции, находившейся под властью коллаборационистов и гестапо, собиралась возвращаться на родину и сражаться с фашистами в Италии. С каждой минутой в Витантонио крепла решимость не сидеть больше сложа руки, словно сторонний наблюдатель, жажда свободы, о которой говорили Рузвельт и его новые друзья из Матеры, требовала от него действий, призывала вступить в борьбу.