За последние дни его столько раз бросало из пекла в лёд и обратно, что запас эмоций был исчерпан до донышка. Когда ужас становится бесконечным, немного привыкаешь. Ужас повторялся. Почти в деталях. Опять Левицкий строил из себя грозную справедливость. Опять Турчанович топтался с папкой под мышкой. Опять они стояли в левом кармане около подъемников. Снова на тросе что-то висело. И снова Ванзаров был непроницаем. Александров подумал: может, мне это снится? И весь ужас – дурной сон. Но тут на сцене появился энергичный господин с желтым саквояжем. Александров понял: не сон. Нельзя проснуться от жизни. Надо смириться и терпеть. Он так был оглушен новым событием, еще неизвестным, что забыл поблагодарить Ванзарова за чудесное возвращение Кавальери.

Ванзарову было не до благодарностей. Он попросил Варламова закрепить трос так, чтобы низ мешка был на уровне пола. И запретил себе прикасаться к веревочному узлу до Лебедева. Только спросил у мастера сцены: что за мешок? Мешок был из запасов театра, новый. Стопка мешков хранилась в хозяйственной части. Мог взять кто угодно. Да только кому надо? Не картошку же складывать…

Аполлон Григорьевич находился в приподнятом настроении. Его ничуть не смутил ранний вызов, к чему-то подобному он всегда был готов. Мрачный вид пристава и его помощника вызвал у него улыбку. А вот серьезность Ванзарова ему совсем не нравилась. Его друг пребывал в спокойствии бомбы, готовой взорваться. Уж эти привычки сыщика криминалист выучил. Хотя тот искренне считал, что закрыт броней.

Насладившись видом мешка, Лебедев тихонько ткнул Ванзарова в бок.

– Что, друг мой, плохие предсказания всегда сбываются?

– Будьте добры разрезать узел, – ответил он.

Горловина мешка прикрывала петлю на тросе. Веревка стягивала мешок неплотно, Лебедев только поддел ножом, как узел поддался. Мешковина соскользнула и легла комком.

– Твою ж… – выразился пристав, забыв про храм искусства. – Опять молодуха…

В голове Александрова звенело: «Опять-опять-опять», и не умолкало.

– Свеженькая, – сказал Лебедев, разглядывая лицо, руки, одежду. – Новый выверт: в мешок упаковали…

– Это для меня урок, – тихо ответил Ванзаров, за что получил взгляд удивления. – Я поставил ловушку: подвесил на петлю мешок с песком…

– Зачем?!

– Предположил, что убийца подведет к тросу барышню и обнаружит, что петля занята. И не сможет ее убить… Или барышня что-то заподозрит, испугается, убежит… Главное, останется жива…

– Убийца прихватил запасной мешок?

– Нашел ловушку и отрезал под сценой…

– Ну-ну, – только и сказал Лебедев. Некоторые поступки друга он не мог понять. Они приводили его в глубокое изумление. – Вернемся к барышне из мешка…

…Подбородок сильно вывернут. Рот раззявлен, челюсть отвалилась, а глаза ее, широко раскрытые, смотрели в немом удивлении: «Что вы со мной сделали?» Она висела на петле, которую мастер Варламов вязал на запасном тросе для удобства подъема. На той же самой, в которую полезла Карпова. И эта барышня сунула свою голову в петлю без особых сомнений. Резкий рывок, и она не поняла, что умерла. То есть умерла без мучений, как сообщил Аполлон Григорьевич, опыт позволял ему делать быстрые заключения. Призвав Варламова, он сам снял тело и положил у подъемника. Барышня лежала так же, как висела: вытянувшись в струну.

– Время повешенья можно на глаз определить? – спросил Ванзаров, подойдя к криминалисту.

– Не менее пятнадцати и не более восемнадцати часов…

– Значит, примерно тогда, когда мы ловили Диаманта, она уже висела.

– К тому моменту она давно умерла, – поправил Лебедев, не признававший «примерностей».

Ванзаров подошел к Александрову, который предпочел бы, чтобы его оставили в покое.

– Георгий Александрович, у вас в театре произошло второе убийство…

– Что вы от меня хотите, господин Ванзаров? – Вид его был мученическим.

– Эта барышня вчера прибыла в «Аквариум», чтобы получить ангажемент. Ей обещали контракт. И грубо обманули. Первый раз, когда не сообщили, что зимой у вас будет оперетта, а труппа набирается в Москве. А второй – когда заставили сунуть голову в петлю. Под невинным предлогом…

– Желаете закрыть театр? – сухо спросил Александров.

– У вас есть другие предложения?

– Вам не позволят. У наших звезд такие покровители, что лучше не пытаться. Сломаете себе шею. Они ждут двойной бенефис… Тоже своего рода спорт: чья кобылка придет первой… – В безнадежном положении Александров стал откровенен, как никогда.

К ним подошел Левицкий.

– Не помешал вашей беседе? – спросил он, строго поглядывая на Александрова, который вовсе не замечал этих «сабельных» взглядов. – Еще одна неизвестная…

– Не в этот раз, – сказал Ванзаров, обдумав слова Александрова. – Погибшая Лариса Савкина проживает с тетушкой в доходном доме во Второй Роте. Училась пению вместе с убитой Карповой у профессора Греннинг-Вильде.

Пристав присвистнул.

– Ну вы и ловкач…

Больше терпеть Александров не мог. Превратили театр в полицейскую казарму. Его прорвало.

– Поверье, господин Ванзаров, если бы знал, кто это творит, задушил бы своими руками! – Он сжал трудовые кулаки. – В порошок стер бы негодяев. Не глядя на имена. Вы же мудрый человек, ну посудите сами: зачем кому-то из наших убивать барышень? Они ведь из себя ничего не представляют. На этуалей не тянут: так, серая посредственность… Им бы замуж за приказчика, детей рожать, а не на сцену бежать… Вы же всех допросили. Никого не скрываем, все нараспашку… Что хотите делайте…

Порыв был слишком искренним. Хозяин «Аквариума» переживал глубоко. Но не новую смерть, а неприятности, что сыпались на его голову.

– У вас в театре есть призрак, который по ночам поет, – сказал Ванзаров. – Голос волшебный, изумительный, гипнотический…

Александров только хотел разоблачить театральных сплетников, но тут вмешался пристав.

– И тут призрак? – спросил он. И, не считаясь ни с кем, выложил историю, как три месяца назад около сада была сбита женщина, а городовой слышал волшебный голос. И так его голос пронял, что сам не свой ходил три дня, пока не покаялся. Александров всегда относился к Левицкому как к человеку недалекого ума. Но тут Евгений Илларионович превзошел сам себя: при Ванзарове сморозить такую чушь несусветную! Надо будет отказать ему в бесплатных билетах и в ресторане.

Против ожиданий, Ванзаров отнесся к истории с большим интересом. Настолько большим, что потребовал немедленно призвать городового. Удивленный не меньше Александрова, пристав отправил Турчановича на пост…

Халтурин явился на сцену и на всякий случай встал по стойке «смирно». Левицкий начал объяснять, что от него требуется, но Ванзаров попросил не вмешиваться.

– Когда вы слышали голос на уличном происшествии?

Городовой покраснел от натуги, поглядывая на пристава, чтобы не ляпнуть лишнего. Ему кивнули, чтоб говорил без утайки.

– Девятого мая, ваше благородие, – отрапортовал он.

– Опишите, как это было…

Немного стесняясь, но все более входя во вкус, Халтурин рассказал, как лошадь сбила женщину, как собралась толпа и как зазвучал голос, которого городовой долго забыть не мог.

– Что голос пел, можете вспомнить?

Мелодиям городовой был не обучен.

– Если голос услышите, вспомните?

Как такое забудешь?! Разбуди Халтурина во сне – узнает.

– Не помните, бабочка там не летала?

Халтурин решил было, что над ним подшучивают, но господин из сыска был серьезен. Городовой доложил, что не может знать: на мошкару внимания не обращал.

– Георгий Александрович, у вас в театре кто лучшее сопрано?

Вопрос был столь неожиданный, что Александров ответил не задумываясь: Марианна ля Белль, Лиана де Врие и мадемуазель Горже. Стоило словам вылететь, как он пожалел об этом. С Ванзаровым надо держать ухо востро. Того и гляди руку откусит. От хозяина театра потребовали, ни много ни мало, срочно вызвать сюда трех граций. Или этуалей, не важно.

Сопротивляться Александров не мог. Он только взял с Ванзарова честное слово, что эксперимент с опознанием на дамах проводиться не будет. У них от нервов голоса пропадут, а им на летней сцене выступать. Ему было обещано, что тело будет лежать себе в сторонке. Под опекой господина Лебедева.

Выбора Александрову не оставили. Он пошел искать певиц по гримерным, искренне надеясь, что в такой ранний час они спят по своим постелям. Или по тем, в которые занесло после вчерашнего представления.