Сони знала, что кое-кто из них приезжает в деревню уже не в первый раз, даже знала некоторых в лицо. Она была уверена, что женщина в синем сари минимум дважды уже была у них вместе с медицинским фургоном. Прямо за школой был установлен резервуар для воды. Вокруг собралась толпа: люди стояли перед школой, на зеленой церковной лужайке и на возвышении рядом с рекой, в тени восьми гигантских деревьев, где должно было проводиться грэм сабха. Она называла их самадж севи – работники соцслужбы. Сони часто слышала, как они выступали с трибун, произнося длинные, эмоциональные агитационные речи. Ведь каждый, кто хочет выиграть выборы, всегда должен выступать. Люди, приезжавшие во время предвыборной кампании из больших городов, сыпали обещаниями, улыбались, кланялись, а затем уезжали. И ничего не менялось, все продолжалось по-прежнему. Но социальные работники были совсем другими. Наблюдая за ними, она могла сказать, что они будто бы были частью их деревни, людьми такими, как она или ее соседи. Поговаривали, что они сейчас собираются ставить спектакль.

Но что такое этот спектакль? У нее были весьма смутные представления об этом. Сони присоединилась к толпе, стоящей у колодца. Она специально встала рядом с сестрой, чтобы понаблюдать за ее лицом. Может быть, хоть спектакль заставит ее улыбнуться? Будут ли они петь? Да, начали петь. Слова были Сони незнакомы, и она не понимала смысл песни. На каком языке они пели? Сам спектакль будет таким же непонятным?

Песня закончилась. Группа людей разделилась надвое и разошлась в стороны. Две женщины вернулись в центр. Они притворялись, что собирают листья кенду. Или это был хворост? Они говорили о том, что лес – это их дом и их защитник, который может обеспечить всем необходимым. Но правительство хочет, чтобы жители деревни уехали и отдали эти леса богачам из крупных компаний, которые срубят все деревья, продадут древесину и начнут копать почву в поисках богатств недр земли… Вода в реках и ручьях из зеленой превратится в красную и больше не будет пригодна для какого-либо использования. Они потеряют все: дома, лес, воздух, воду, свободу, – их заставят работать на земле, которая будет принадлежать кому-то другому, но не им. Сони смотрела не моргая.

Они говорили об адхикаре, хаке, иззате.

– Правительство не дает нам необходимых вещей, не уважает ни наши права, ни нас самих. У нас нет ничего, кроме джал, джамин и джангал. Они хотят забрать нашу воду, нашу землю, наш лес.

Затем они начали обсуждать, сколько им платят за каждый килограмм собранного тамаринда или за каждые сто листьев кенду и какую цену потом они запрашивают за тамаринд и кенду, когда сами их продают. Они сказали, что на разницу в цене можно оплатить лечение в клинике или купить месячный запас риса и чечевицы.

– Почему мы бедствовали и голодали все эти десятилетия? Почему мы только и слышим про викас, о крорах, отдаваемых центральным властям на развитие, но никогда не видели и пайса от них? Куда они девают все деньги? Почему в нашей жизни ничего не меняется?

Там было много разговоров подобного рода. Иногда Сони не понимала, что они обсуждают.

Действие оживилось. Двое мужчин присоединились к женщинам. Женщины объявили громким, испуганным шепотом, что один из них это чиновник, а другой – подрядчик. Почему они появились здесь? Мужчины стали донимать женщин своими расспросами. Было ли у них разрешение на сбор листьев? Где у них этот документ? Сколько листьев они собрали? Знают ли они, что на них налагается штраф за незаконный сбор листьев? Все, что находилось в лесу, было собственностью государства. Женщины должны были пойти с ними и заплатить большой штраф, а если они не пойдут… мужчины начали смеяться. Они схватили женщин за руки и стали куда-то их тащить. Женщины звали на помощь. Один из мужчин стал рвать одежду на женщине, которую держал на запястье. Сони почувствовала дрожь в том месте, где ее рука прикасалась к руке сестры. Она осмотрелась по сторонам. Как люди вокруг могут быть такими спокойными? Слышался только какой-то легкий гул толпы. Диди стояла неподвижно: она не моргала и, казалось, не дышала. Сони обернулась, чтобы посмотреть на актеров. Они исчезли, но зрителям все еще были слышны крики и плач женщин и смех мужчин. Все стихло. Сони усмотрела некий ультиматум в увиденной пьесе.

На сцену вышли двое самадж севи – мужчина и женщина – и спросили, как долго люди еще собираются мириться с такого рода унижениями? Разве они не были людьми? Или их жизнь не имеет значения для богачей?

Сони заметила, что дрожь сестры теперь перекинулась на нее. Она вдруг осознала нечто роковое. То, что ее сестра сказала после того, как вернулась. То, что Сони думала, что уже забыла, но вдруг у нее в голове отчетливо прозвучала всего одна фраза: Я не сопротивлялась, потому что иначе они бы меня просто убили.

Встреча произошла случайно. Сони с сестрой стирали одежду в реке, когда увидели на другом берегу группу людей, вышедших из леса и направлявшихся к деревне, переходя воду вброд. Была зима, и река превратилась в узкий зеленый поток воды, проходящий сквозь песок и белые, черные, серые камни, которые теперь полностью обнажились. Когда они подошли ближе, Сони смогла почти всех их узнать. Она уже была более осведомлена и думала о них, как о «Людях из партии», а не самадж севи. Это были те люди, которые организовывали собрания и спектакли и периодически посещали деревню на грузовиках, забирая с собой врачей, которые осматривали больных, делали прививки детям, давали лекарства от гриппа и боли в желудке, обрабатывали раны от ожогов и укусов.

Судя по всему, они знали ее сестру и что с ней случилось. Женщина, которая всегда приезжала с медицинской группой, приблизилась к ним. Она сказала, что ее зовут Бела. Затем она присела на корточки у края воды, чтобы быть на одном уровне с девочками, и положила обе руки на плечи Диди. Бела посмотрела на Сони и попросила оставить их с сестрой наедине. Спустя три дня Диди ушла из дома, чтобы примкнуть к партии.

Сони подождала несколько лет – до тех пор, пока не закончила восьмой класс. Их школа использовалась как база для армии, призванной зачистить леса от партизан. Она могла бы ждать еще месяцы, даже годы, прежде чем школа снова станет использоваться по своему прямому назначению, но уже было слишком поздно. Она знала, с кем поговорить о своем решении, мысли о котором появились у нее еще много лет назад. Сони чувствовала себя так, будто снова поняла то, что и так знала все эти годы, то, что было предначертано ей судьбой.

Маоистские активисты орудовали в лесах и часто проводили собрания в приграничных деревнях. Они на шли отклик в сердцах их жителей, чья жизнь проходила в постоянной нищете, страданиях и отчаянии. Людям нужна была надежда на светлое будущее и кардинальные перемены; все это им обещали повстанцы. Коммунистическая партия Индии (маоисты), сокращенно КПИ(м), имела два ответвления; Сони примкнула к тому, что называлось Народно-освободительная партизанская армия, или «Освобождение».

Она не могла вступить в тот отряд, где была ее сестра, потому что существовали жесткие правила, запрещавшие какие-либо отношения внутри отрядов, и родственников специально распределяли в разные. В этих местах слово «освобождение» было у всех на слуху: все лесные районы штата, которые контролировались маоистскими партизанами, назывались «освобожденными территориями». Собрания в деревнях всегда посещало много людей, и главная цель этих собраний – привлечение молодых парней и девушек в свои ряды – успешно достигалась. Одним нравилась перспектива перемен, улучшение качества жизни, избавление от голода и нищеты. Другим – то, что появился шанс улучшить свою жизнь, ведь они понимали, что без перемен у них нет никаких перспектив в жизни из-за низкого уровня образования и отсутствия рабочих мест. Третьим – что партизаны платили деньги новобранцам: сначала выплачивался аванс в пятнадцать рупий, а затем обещали платить ежемесячное жалованье. Кроме того, всех кормили, одевали и даже предоставляли возможность получить бесплатное образование. Ну а кто не хотел забыть грязь и нищету деревень с их открытыми водоотливами и канализациями, отсутствием гигиены, реками, загрязненными отходами фабрик, находящихся вверх по течению, и водой цвета ржавчины? Сони безусловно прельщала эта новая удивительная жизнь, в которой она будет просыпаться в лесу, дышать свежим утренним воздухом, наполненным ароматами росы, зелени и прелой листвы.

Для начала все новобранцы проходили годичные курсы тренировок. Сони со своими новыми товарищами вставала в четыре утра, бегала то вверх, то вниз по холмам, приседала, отжималась и качала пресс. Командир отряда подначивал каждого из новобранцев улучшать свои результаты на протяжении всего срока подготовки, ожидая от парней и девушек (их было примерно поровну) новых рекордов при прохождении препятствий. Сони научилась ползать по-пластунски в джунглях, и командир, помимо всего прочего, особо отметил ее способности бесшумного исполнения всех заданий. Их обучали сложным техникам камуфляжа и рассказывали, что самым главным талантом было незаметно появляться и стремительно исчезать, как это делают змеи, припадая к земле перед броском. Ее научили целиться и пользоваться взрывчатыми веществами. Теперь она знала как изготавливать самодельные взрывные устройства – СВУ, которые можно было изготовить из простых и легкодоступных вещей. Делались катапульты из веток и резинок, встраивались взрывчатки в фотокамеры, в шприцы для инъекций, в водяные пистолеты, даже в работающие на батарейках детские игрушки.

Также в этот же год она пошла в школу, которую организовали маоисты. На занимаемой ими территории всего было несколько школ – и мобильных, и стационарных. Там преподавали английский, математику, естествознание, географию и коммунизм. Сони узнала о капитализме, эксплуатации труда, буржуазии и мещанстве, ложном сознании и диктатуре пролетариата.

Новобранцы прошли обучение, как правильно строить шалаш и, что самое главное, как его быстро демонтировать и замести за собой следы. Шалашом они называли кусок полиэтиленовой пленки или охапку соломы, которые закрепляли на бамбуковых столбиках. В отряде Сони было пять женщин и шесть мужчин. Женщинам полагалась дополнительная порция пищи, особенно яиц, а если их нельзя было достать, то арахиса. Жизнь под открытым небом и постоянная смена локации выматывали. Иногда казалось, что они почти что стая диких животных, но которая еще и переносит на себе тяжелые грузы, мешки риса и зерна, неподъемные рюкзаки, перекочевывая из одной деревни в другую сквозь джунгли. Главным источником питания партизан (а иногда и единственным) был продуктовый налог, взимаемый со всех окрестных деревень: они брали себе каждые пять килограммов риса и чечевицы из тридцати килограммов, имевшихся у каждого жителя, которые он получал по своей продовольственной карточке из государственной системы распределения. Нередко им приходилось собирать еду с деревень, жители которых пропустили день выдачи продуктов по продовольственным карточкам, так как штаб выдачи находился слишком далеко. Это была самая плачевная из ситуаций. По сути, партизанам брать было нечего или та еда, что они собирали, оказывалась крайне низкого качества: в рисе было больше камней, чем риса, а в чечевице ползали черви. Случалось, что несколько дней кряду они выживали только благодаря этому рису с камнями и соусу из тамаринда или острого чатни, приготовленного с муравьями, солью, тамариндом и сухим красным чили. В такой обстановке любое попадающееся на пути животное в джунглях – птица, копошащийся грызун в подлеске, суетливый кабан, змея… – все могло послужить обедом. Люди, движимые голодом, только и думали, как быстрее их поймать, поджарить и съесть. В такое время партизаны были крайне изнеможены и слабы, усталость и отсутствие еды сбивали с ног.

Партизаны спали под открытым небом и в зимние месяцы. Чтобы укрыться и обогреться, у них с собой были только тонкие одеяла. Но они научились использовать природу для своих целей: знали, за каким деревом лучше прятаться, чтобы стволы защитили их от пуль; как правильно читать лес, чтобы лучше ориентироваться в нем – знать, куда идти, где спрятаться, даже как обнаружить невидимые тропы; каким образом смастерить ловушки с помощью деревьев или подлеска, чтобы их было невозможно заметить; каким строем идти по джунглям, чтобы окружить государственные вооруженные силы, призванные отслеживать их и нападать так, чтобы солдаты не могли предугадать, с какой стороны их ждать.

Практически каждый вечер кто-нибудь из командиров напоминал всем о том, за что они борются, подстегивал их дух, отполировывал ярость до блеска. В моменты произнесения таких речей кровь Сони бешено текла по жилам, а ее саму бросало в жар. У них был совершенно другой подход – не было никакой лжи и лицемерия типа: «Если вы проголосуете за меня, то я обещаю вам это, обещаю вам то…» Они подчеркивали, что вся власть напрямую сосредоточена в руках каждого из партизан.

– Если они убивают, то и мы убиваем. Если у них есть оружие, то и у нас есть оружие, – выкрикнул кто-то из партизан, ведь, в конце концов, в их рядах царило равенство.