Глава 22

Я меряю шагами вестибюль. Где же Риз? Она так и не ответила ни на одно из моих сообщений. Хорошо бы ей все-таки объявиться.

На часах начало девятого. Мы планировали выйти раньше, но тут уж ничего не поделаешь.

В скором времени ко мне присоединяется Эйми. В руках у нее бумажный пакет.

– Ну что, Риз наконец-то смилостивилась?

Я лишь качаю головой.

– Что там у тебя? – пытаюсь я заглянуть в пакет.

– Паоло приготовил нам обед.

– Паоло – это кто?

– Местный повар. Ну что, отправляемся на поиски лошадей?

Мы усаживаемся в арендованную машину, и только тут приходит сообщение от Риз. Она с нами не едет – у нее на сегодня другие планы.

Стараясь не думать о том, что же получится в итоге со статьей, я поворачиваюсь к Эйми.

– Сегодняшний день мы проведем вдвоем – только ты и я.

– Лучше не придумаешь, – улыбается она.

Доехав до места, мы отправляемся вверх по той же тропе, по которой шли вчера с Риз. Погода выдалась замечательная. Над головой у нас голубое небо с редкими пятнами облачков. По пути мы обсуждаем мою предыдущую поездку в Испанию, которая заняла у меня несколько недель. Часа через полтора мы поднимаемся на гребень холма, и Эйми, охнув, хватает меня за руку.

– Смотри!

Прямо под нами, у подножия холма, тянутся деревенские домики с красными черепичными крышами. А на склоне пасется табун лошадей. Жеребец, кобылы и множество жеребят.

– Какие же они красивые! – восклицает Эйми.

Включив камеру, я проверяю заряд батареи, после чего – на всякий случай – кладу в карман запасную. Если повезет и вечером мы все-таки встретимся с Риз, я покажу ей свои фотографии.

– Я насчитала около тридцати голов, – говорит Эйми. – Это все?

– Это только один табун. Лет сорок назад здесь было больше двух тысяч лошадей. Сейчас осталось около пятисот.

– Правда? Что произошло?

– Хищники, браконьеры, плохие экономические условия. – Я настраиваю камеру. – Здесь не так уж много хороших пастбищ.

Эйми внимательно разглядывает лошадей.

– А мы не слишком близко от них? Это не опасно?

Я прикидываю расстояние до табуна. Метров пятьдесят.

– Все в порядке. Только не подходи ближе.

Достав из рюкзака одеяло, Эйми расстилает его на земле.

– Ну что, мне пора за работу, – говорю я.

Эйми кивает.

– Когда закончишь, покормлю тебя обедом.

Все утро я хожу вокруг табуна, делая снимок за снимком. Я пробую всевозможные ракурсы, играю со светом. Лошади подпускают меня на тридцать пять метров, после чего начинают нервно трясти гривами. Я снова отхожу подальше, чтобы они могли успокоиться. Под конец я устанавливаю камеру на штатив и делаю несколько панорамных снимков.

Потом я возвращаюсь к Эйми и присаживаюсь рядом с ней на одеяло. Она протягивает мне сэндвич с мясом и маринованными овощами. Такое чувство, что вкуснее я ничего в жизни не ел!

– Потрясающий день, – говорю я. – Лошади великолепны. А ты просто выше всяких похвал.

– Что, так оголодал? – смеется Эйми.

– Не то слово. Пожалуй, я буду брать тебя с собой в каждую поездку.

Эйми откладывает свой сэндвич.

– А тебе не приходило в голову, что я еще ни разу не видела, как ты работаешь?

– Да ты сотни раз видела меня за работой.

Эйми и правда не раз наблюдала, как я редактирую фотографии или общаюсь на выставке с потенциальными покупателями.

– Я никогда не видела, как ты снимаешь, – поясняет она. – Ты настолько поглощен работой, что не замечаешь ничего вокруг.

– Ты тоже, когда готовишь.

Солнце согревает землю, наполняя воздух ароматом сосен и сырой травы.

– Помнишь, что ты сказал мне в Мексике? – спрашивает Эйми.

– Я много чего тогда наговорил.

Щеки у Эйми розовеют. Вспомнила, должно быть, как я признался ей тогда в любви.

– Ты еще сравнил мою готовку с подлинным искусством. Сказал, что я – настоящий художник от кулинарии, поскольку лишь настоящий художник способен пробудить в людях эмоциональный отклик.

– Верно, – киваю я. – Да я и сейчас так думаю.

– Ну вот. Я могу сказать то же самое про тебя и твою работу.

– Спасибо. – Я целую Эйми в щеку, а потом ложусь на спину и подставляю лицо солнечным лучам. Хорошо бы лежать так долго-долго, ни о чем не думая и не беспокоясь. Но от назойливых мыслей никуда не деться. Неплохо бы пересечься где-нибудь с Риз, чтобы договориться насчет статьи. И Лэйси… при мысли о Лэйси меня охватывают недобрые предчувствия. Скоро домой, а я почти ничего не успел.

Я быстро сажусь и проверяю заряд фотокамеры.

– Отдохнули, пора и за дело.

– Думаешь, твои фотографии помогут Риз по-новому взглянуть на этот праздник?

– Хотелось бы верить. – Я меняю карту памяти. – Риз вчера спросила, что такого особенного в этих лошадях. Ведь их даже не назовешь по-настоящему дикими. Я ответил, что меня завораживает та связь, которая существует между жителями деревни и их лошадьми. Настоящий симбиоз двух видов. Но это лишь часть правды.

Эйми убирает остатки своего сэндвича в пакет.

– А в чем состоит вторая часть?

– Моей любимой книгой в детстве был «Черный скакун». Только не смейся, – добавляю я, когда на ее губах проступает улыбка.

– Я и не собиралась. Просто неожиданный, на мой взгляд, выбор.

– Ну да, было время, когда я запоем читал романы Кристофера Пайка и комиксы про Супермена, но суть не в этом. Мама тоже любила в детстве «Черного скакуна». Она читала мне на ночь по главе, потом мы закончили книгу, и я упросил ее начать сначала. Я прослушал эту историю раз сто, не меньше. Мама могла бы читать мне ее до бесконечности.

– А почему вы остановились?

– Я перестал просить. – Я кручу в руках травинку. – После того, как Сара попала в тюрьму, я стал больше времени проводить у Маршалла. Я ухаживал за его лошадьми, и это помогало мне забыть о домашних неприятностях… и помогало почувствовать себя ближе к матери.

Эйми смотрит на меня с загадочной улыбкой.

– Что такое? – смущенно улыбаюсь я в ответ.

– Ты ее испанский рыцарь, и ты же ее укротитель. В каком-то смысле твою маму можно было назвать неприрученной, и ты пытался справиться с этим. Пытался сделать все, что было в твоих силах. Если же она становилась совсем неукротимой, ты просто присматривал за ней. Когда ее не стало, в твоей жизни возникла пустота. Ты утратил смысл существования. Думаю, именно так будут чувствовать себя жители деревни, если лишить их этих лошадей.

– Интересная мысль. Если честно, мне такое и в голову не приходило… Ну, что у нас там на очереди – политика, новая энергия, дети?

Эйми бросает на меня испытующий взгляд. Я вздыхаю.

– Знаю, знаю. Я сам хотел отложить этот разговор, но… Ты действительно хочешь второго ребенка?

– Да.

– Это не побочный эффект от посещения больницы? От зрелища тех умилительных свертков?

– Эти свертки напомнили мне о том чувстве, которое преследует меня вот уже несколько месяцев. Я собиралась поговорить с тобой еще летом, когда ты вернулся из Испании, вот только… – Отвернувшись, она начинает счищать колючки, налипшие на шнурки ботинок.

– Что только? – спрашиваю я, так и не дождавшись продолжения.

– Ситуация изменилась.

Я снова чувствую тяжесть в груди.

– Хочешь сказать, Джеймс объявился.

Эйми кивает.

Я вздыхаю.

– Знаешь, как насчет того, чтобы снова сосредоточиться на нас, а не на том, что творится вокруг нас?

Несколько секунд мы молча смотрим друг на друга. Потом Эйми кивает.

– Я не против.

Остаток дня проходит в приятном безделье. Мы лежим, обнявшись, подставив лицо теплым лучам солнца. Ближе к вечеру табун начинает перебираться на другой склон, и я решаю сделать еще несколько фотографий.

– Подожди меня десять минут, – говорю я Эйми. Та кивает и начинает сворачивать одеяло.

В скором времени я возвращаюсь к ней. Не в силах сдержать восторга, я показываю ей некоторые снимки.

– Хороший был денек, – говорит Эйми, когда мы пускаемся в обратный путь. – Похоже, тебе удалось найти все, что ты искал.

Не все, думаю я. Возможно, во вторник мне повезет больше.

На следующее утро я сдаю ключи от номера, а Эйми болтает по телефону с Кэтрин, посвящая ее в наши планы. Прямо сейчас мы едем на побережье, чтобы сегодня днем вылететь в Америку. Ночь мы проведем в гостинице, а с утра пораньше поедем к моему отцу. Это будет первый мой визит домой с момента окончания университета.

Эйми берет свою сумку.

– Ну что, готов?

– Да.

Мы направляемся к выходу, и тут я замечаю Риз, которая в полном одиночестве завтракает в столовой. Она машет нам рукой, предлагая подождать.

– Задержись на секундочку, – говорю я Эйми.

Вчера вечером я отправил Риз три сообщения и два письма. Я просил прощения за то, что пригрозил саботировать статью. Еще я сообщил, что мы нашли табун и мне удалось сделать замечательные снимки. Жаль, что ее там не было. Ей бы наверняка понравилось.

Ответа я так и не получил. Похоже, Риз не особо заинтересована в этой статье. Боюсь даже подумать, что она там напишет.

– Привет, – кивает нам Риз. – Я надеялась перехватить вас тут.

– Что такое? – Я даже не предлагаю ей сесть.

– Как я понимаю, вы нашли лошадей.

– Верно.

– Когда ваш рейс?

– Ближе к вечеру, а что?

– Не мог бы ты проводить меня к тому месту, где пасется табун?

– Увы, у нас другие планы, – отвечаю я.

– Их можно отменить, – неожиданно заявляет Эйми.

Я удивленно смотрю на жену.

– Он проводит тебя к табуну, – говорит она Риз и поворачивается ко мне. – Иди, тебе нужно довести начатое до конца, – многозначительно заявляет она.

Эйми права. У меня три часа на то, чтобы переубедить Риз. Донести до нее свою точку зрения.

– Спасибо, – кивает Риз.

В скором времени мы поднимаемся по склону холма. Камеру и штатив я держу наготове. Табун вчера перешел на другое место. Не исключено, что снимать придется на расстоянии.

Мы быстро добираемся до гребня того холма, на склонах которого пасся вчера табун лошадей. Но сегодня здесь пусто. Утреннее солнце пробивается сквозь белую пелену тумана. Здесь можно было бы сделать неплохие фотографии. Вот только лошадей тут нет.

– Прости, Риз, – говорю я. – Понятия не имею, куда нам теперь идти.

– Это я должна извиниться перед тобой. Похоже, мое знакомство с твоей женой прошло не очень удачно.

Я невольно поджимаю губы.

– Да, это был не лучший момент в моей жизни.

– Прости ради бога. Могу я как-нибудь загладить свою вину?

Единственное, что приходит мне на ум, – статья. Мне бы не хотелось, чтобы Риз отнеслась к ней с предубеждением. Я уже собираюсь сказать ей об этом, как вдруг глаза у нее округляются.

По гребню соседнего холма скачет табун лошадей, взбивая копытами клубы пыли, отчего кажется, что мчатся они не по земле, а по воздуху. Из этого может выйти превосходный снимок для обложки!

Я быстро навожу камеру на табун – так, чтобы в фокус попали только лошади, а фон остался чуточку размытым. Затем я нажимаю на пуск, и камера выдает серию снимков.

– Только взгляни на них. – Голос Риз дрожит от неподдельного восхищения. Она неотрывно смотрит на лошадей, пока те не исчезают за гребнем холма.

– Надо же, а мне казалось, ты от них не в восторге. – Я быстро просматриваю снимки.

– Почему ты так решил? – с удивлением смотрит на меня Риз.

– Ты же сказала, что тебе не нравится «Рапа».

– Это не совсем так. Просто мне трудно понять, зачем набивать в загон так много лошадей. Но я здесь не для того, чтобы высказывать свое мнение. Я хочу отразить в статье то, что думают жители деревни.

Я убираю камеру в рюкзак.

– Что ты имеешь в виду?

– Эта деревня и эти лошади нуждаются друг в друге.

Я с любопытством смотрю на Риз.

– Что заставило тебя поменять свою точку зрения?

– Я побеседовала с жителями деревни. Провела с ними вчера весь день. Послушай-ка, – бросает она взгляд на часы, – ты еще пишешь статьи?

– Не так уж часто. А что такое?

– Времени у нас в обрез, но мне хотелось бы знать и твою точку зрения. Мне важно понять, почему ты в таком восторге от этих лошадей. Что именно зацепило тебя? О чем ты думал, когда летел за этими фотографиями?

– А тебе не откажешь в проницательности, – усмехаюсь я.

– Я журналист. Я умею разбираться в людях. Сможешь набросать что-нибудь для меня к вечеру вторника?

– Вторника?

Во вторник я встречаюсь с Лэйси, которая что-то знает о судьбе моей мамы.

– Я получила письмо от своего редактора. Статью решено опубликовать раньше запланированного. К среде она уже ждет мой текст.

К среде. Только этого мне не хватало.

– Эл тебе ничего не говорил?

Я качаю головой. У меня на руках десять тысяч снимков. Мне нужно сократить это количество до трех тысяч и отредактировать те, которые я рассчитываю увидеть в журнале. И сделать это необходимо до четверга, хотя я думал, что в моем распоряжении неделя. А во вторник еще встреча с Лэйси.

Вторник – день перемен.

– Слишком рано? В принципе, я могу попытаться сдвинуть сроки, но гарантий никаких.

Я быстро надеваю рюкзак.

– Ничего, я справлюсь.

И это правда, поскольку мне нужно все сразу. Я хочу найти маму и хочу, чтобы мой снимок попал на обложку National Geographic. И если для этого нужно уложиться в кратчайшие сроки, то я это сделаю.

– И еще один момент, – добавляет Риз, когда я пускаюсь в обратный путь. – Я должна тебе кое в чем признаться.

Я замираю и выжидательно смотрю на нее. Она нервно переступает с ноги на ногу, словно пытаясь собраться с мыслями.

– Ты вовсе не должна ни в чем признаваться.

– Должна. Ты хороший человек, Ян, и заслуживаешь того, чтобы знать правду. – Она набирает в грудь воздуха, будто пловец перед прыжком. – Когда мы расстались… я все еще любила тебя.

– Почему же ты ушла?

– Я… я была напугана. Ты пытался устроить за меня мою жизнь…

– Устроить твою жизнь? О чем это ты?

– …А я этого не хотела, – в тот же миг говорит она.

– Что ты имеешь в виду? – настаиваю я.

– Мои проблемы с животными. Тот кот, которого ты принес мне… Это был не первый случай, когда ты пытался навязать мне домашнего питомца. Помнишь бродячего пса, которого мы подобрали на обочине дороги? Ты все хотел, чтобы мы забрали его домой. Тебе казалось, если я начну ухаживать за ним, мне будет проще справиться со своей давней фобией. Мне пришлось потратить немало сил, чтобы убедить тебя отдать его в приют.

Да уж, мы тогда здорово поругались. Впервые с начала наших отношений Риз настояла на том, чтобы спать одной. Всю ночь я проворочался на стареньком диване.

– И вместо того, чтобы поговорить со мной, ты просто сбежала?

– Я пыталась объясниться, и не раз, но ты не желал меня слушать. Ты слишком зациклился на решении моих проблем.

– Ничего подобного!

Я ненавижу оправдываться, но Риз, признаться, задела меня за живое.

– Брейден увидел как-то фотографию твоей мамы – ту, что стояла на каминной полке. Он-то и указал на сходство между ней и мной. Даже странно, что сама я этого раньше не замечала. С тех пор мысль о том, что я так похожа на твою мать, не давала мне покоя. А вдруг ты будешь донимать меня с тем же упорством, с каким когда-то фотографировал Сару… даже после того, как она сама попросила тебя не делать этого. Мои проблемы с животными – только мои, и я превосходно научилась справляться с ними.

– Ты что, напросилась в эту поездку, только чтобы сообщить мне об этом? – Я смотрю на Риз, не в силах поверить услышанному.

– Не знаю, – вздыхает Риз. – Может, и так.

– Иными словами, это копилось в тебе десять лет, и вот теперь ты решила выплеснуть все на меня?

Эйми права – Риз та еще стерва. Покачав головой, я вновь пускаюсь в путь.

– Ян, постой. – Риз спешит поравняться со мной. – Ты замечательный парень. Я и правда любила тебя… даже когда решила уйти.

Я резко разворачиваюсь и смотрю на нее.

– Любить – не значит убегать. Любить – значит вместе решать проблемы.

– Это не всегда срабатывает. Иногда человеку просто нельзя помочь, но он учится справляться со своими проблемами самостоятельно, самым лучшим из доступных ему способов… даже если приходится ради этого покинуть того, кого любишь больше всего на свете.

Риз многозначительно смотрит на меня, и я понимаю, что речь идет не только о наших с ней отношениях.