Закончив все вышеприведенные речи Своим ученикам, Господь предрек скорое наступление часа Своих крестных страданий в словах, приводимых только одним евангелистом Матфеем: Вы знаете, что через два дня будет Пасха, и Сын Человеческий предан будет на распятие (Мф. 26, 2). Праздник Пасхи начинался 14 нисана вечером и в тот год приходился на пятницу (см. Ин. 19, 14). Отсюда можно заключить, что слова эти были произнесены во вторник вечером или в среду.

Пасха была самым главным и торжественным праздником у евреев. Праздновалась она в память чудесного избавления из египетского рабства. Само слово «пасха» произошло от еврейского «пейсах», что значит «прохождение», «пощада» в память того момента, когда Ангел, губивший египетских первенцев, видя кровь закланного агнца на дверных косяках и перекладинах еврейских домов, проходил мимо и таким образом щадил первенцев еврейских (см. Исх. 12). В соединении с праздником опресноков, который начинался на второй день Пасхи, Пасха праздновалась восемь дней — с вечера 14-го по 21-е число месяца нисана, соответствующего концу нашего марта месяца и началу апреля.

В десятый день нисана отцы семейств должны были избрать по агнцу однолетнему, без порока, который и закалался в четырнадцатый день во дворе святилища, по надлежащем приготовлении, а затем испекался. В память первоначального окропления его кровью косяков и порогов впоследствии при праздновании Пасхи кровью закланного агнца кропили жертвенник, почему агнец и закалался при скинии, а потом при храме.

Приготовленного агнца ели всего, целиком, не оставляя ни костей, ни жил и тому подобного с пресным хлебом и горькими травами. Это вкушение начиналось тотчас по захождении солнца вечером 14 нисана.

Прежде всего приступали к чаше, наполненной вином, разбавленным водой. Воздав хвалу Богу, глава семейства пил из нее, а за ним по очереди все присутствующие. Это называлось «первая чаша». После этого умывали руки, благодаря Бога. Затем начинали понемногу вкушать пасхального агнца с пресным хлебом, горькими травами и родом густого соуса из фиников, смокв, винограда и уксуса, произнося славословие, после чего блюда уносились и снова поставлялась чаша с вином и водой.

Блюда уносились, чтобы возбудить любопытство детей и на расспросы их рассказать историю праздника (см. Исх. 12, 26–27). Глава семейства рассказывал историю еврейского рабства в Египте, избавления от него и установления в память этого праздника Пасхи. Когда снова вносились блюда, он произносил: «Это — Пасха, которую мы вкушаем в память того, что Господь пощадил дома наши в Египте». Возвышая пресные хлебы и горькие травы, он объяснял, что первые напоминают поспешность бегства евреев из Египта, а последние — горечь египетского рабства.

Засим пели первую часть так называемой аллилуйи, именно псалмы 110–114, произносили краткую молитву и снова пили вино из чаши, что называлось «вторая чаша». Затем опять умывали руки и снова вкушали агнца, травы и хлеб — от агнца ничего не должно было оставаться до следующего дня. Опять умывали руки и пили третью чашу, называвшуюся «чашей благословения», так как, испивая ее, глава семейства в особенной молитве благословлял Бога за Его особенную благодать.

В заключение испивали четвертую чашу, называемую «галлел», так как вслед за ней воспевали вторую часть аллилуйи, то есть псалмы 115–118. Эта пасхальная вечеря, по общему убеждению литургистов, легла в основу чина нашей христианской Евхаристии — таинства Причащения.

Слова предан будет на распятии указывают на Божественную прозорливость Господа. Он знал день Своей смерти, хотя сами враги Его говорили: Только не в праздник, чтобы не сделалось возмущения в народе (Мф. 26, 5).

Все три синоптика рассказывают потом о совещании, какое было у первосвященников и старейшин иудейских о погублении Иисуса. Боясь возмущения народа, который мог вступиться за Господа, они решили взять Его хитростью, тихонько от народа и по миновании праздника. Однако, найдя предателя, они, одержимые неистовой злобой, не стали ждать окончания праздника.

Святой Матфей говорит, что это совещание было в доме первосвященника по имени Каиафы (Мф. 26, 3), именно во дворе. Дворы на Востоке, находившиеся внутри здания, нередко служили местами собраний. Собственное имя Каиафы было Иосиф, а Каиафа было прозвищем или фамилией. Он был зятем прежнего, смененного римским проконсулом первосвященника Анны, или Анана.

Далее первые два евангелиста, святой Матфей и святой Марк, повествуют о помазании Господа миром некоей женой в доме Симона прокаженного. Это помазание церковное предание отличает от того помазания, которое было совершено Марией, сестрой воскрешенного Лазаря, за шесть дней до Пасхи и еще до входа Господа в Иерусалим. Этот Симон прокаженный называется так потому, что, по-видимому, был исцелен Господом от проказы.

По церковному преданию, запечатленному очень умилительно в богослужебном последовании Великой Среды, жена, приступившая к Господу с тем, чтобы помазать его драгоценным миром, была кающейся грешницей. Она принесла миро в алавастровом сосуде. Миро представляло собой благовонную жидкость из масл и пахучих веществ, обыкновенно — из лучшего оливкового масла в соединении с благовонными смолистыми веществами вроде нарда или смирны и разных цветов. Алавастр — это род мрамора, замечательного своей легкостью, прозрачностью и красотой. Из него приготовлялись разные вазы, урны, курильницы и сосуды для хранения ароматических веществ.

Помазание миром на Востоке употреблялось не только в смысле высшего значения, как при помазании царей и первосвященников, а и в обыденной жизни людьми богатыми и знатными — ради удовольствия. Помазывали обыкновенно волосы на голове, лоб, лицо, бороду, одежду (см. Пс. 22, 5; 132, 2; Еккл. 9, 8 и др.), а в знак выражения особого почтения кому-либо — и ноги.

Ученики Его вознегодовали и говорили: к чему такая трата? (Мф. 26, 8). Не зная мыслей и чувств глубочайшего благоговения жены-грешницы, ученики осудили ее поступок, зная, что Учитель их не терпел роскоши и выше всего ставил дела милосердия и благотворения. Но они в этом случае ошиблись. Господь оправдал ее поступок, происходивший от теплой веры и сердечного сокрушения.

Нищих всегда имеете с собою и, следовательно, всегда можете творить им добро, а Меня не всегда имеете (Мф. 26, 11). Это прикровенное указание на близость Своей смерти. Кроме того, этому действию Господь дает и еще особое символическое значение: Возлив миро сие на тело Мое, она приготовила Меня к погребению (Мф. 26, 12), ибо в древности был обычай умащать тела мертвых благовониями.

В награду за ее поступок Господь предрек ей всегдашнюю память о ее поступке между христианами, что мы и видим, ибо повествование об этом не только записано в Евангелии, но включено и в наше богослужение. В последовании Великой Среды Церковь прославляет поступок этой женщины, проводя как бы параллель по контрасту между ним и предательством Иуды, совершенным в тот же день, сразу после этого.

Тогда один из двенадцати, называемый Иуда Искариот, пошел к первосвященникам и сказал: что вы дадите мне, и я вам предам Его? (Мф. 26. 14–15). Тогда — этим словом выражается не столько последовательность событий, сколько их внутренняя логическая связь. Иуда ожидал от Господа Иисуса Христа земных благ, мирского богатства и владычества. Его корыстолюбие теряло терпение, видя полную нестяжательность Учителя. Он начал сам вознаграждать себя из ковчежца, тайно присваивая себе вметаемые в него пожертвования, по свидетельству евангелиста Иоанна (см. Ин. 12, 6). Случай в доме Симона прокаженного окончательно дал ему понять, что он напрасно ждет обогащения от Учителя добровольной нищеты и самоуничижения.

Досада на Господа, обманувшего, как ему казалось, его надежды, и желание использовать хоть какой-нибудь случай к наживе сделали его предателем. Уже зная о решении синедриона схватить Господа, он сам пошел к первосвященникам, чтобы предложить им за деньги свои услуги — предать им Господа без народа, в уединенном месте. Что вы дадите мне — эти слова указывают на его досаду и злобу против своего Учителя, которого он решил предать во всяком случае, не споря о цене.

Поэтому ему и назначают в общем совсем ничтожную сумму — цену беглого раба — тридцать сребреников (Мф. 26, 15), то есть тридцать серебряных так называемых священных сиклей. Такую цену положили, по-видимому, чтобы показать все свое презрение к Господу Иисусу Христу и в расчете на скупость и сребролюбие предателя, который не станет торговаться. И Иуда действительно оказался сговорчивым, не требовал большего и с того времени… искал удобного случая предать Его (Мф. 26, 16). Удобного случая — то есть такого, когда можно будет схватить Иисуса наедине, без обычно окружавшего Его народа.

Назначением такой цены исполнилось пророчество Захарии о тридцати сребрениках, которыми неблагодарный народ оценил отеческое попечение о нем Иеговы.