Глава 15
Вторник
– И что, из-за такой ерунды?
В голосе Петра звучало недоумение пополам с ужасом.
– Весь сыр-бор только из-за того, что Щетинин отказал Катиному мужу? Да быть не может! Анастасия Павловна, это же несерьезно, ну ей-богу!
Настя вздохнула.
– Петя, поверьте мне, ущемленное самолюбие мужчины – это не ерунда. Задетая самооценка – не ерунда. Это очень серьезно. Из-за этого даже войны начинались, не то что возня с давним уголовным делом. Но старый вор Мытарь правильно заметил, мозги у Климанова кривые. Впрочем, так и должно быть. Кривые мозги дают возможность изобретать, творить, придумывать новое.
Оба наконец выспались от души, потом до вечера изучали записки Климанова. Тетрадь исписана плотно, мелким почерком на каждой строчке, но множество страниц они пропускали: читать о том, как Владимир Юрьевич, добиваясь желаемого результата, а порой и просто из чистого интереса, из любви к искусству, манипулировал коллегами-чиновниками, просителями-бизнесменами, бывшей женой, своей любовницей Аллой, еще какими-то дамами сердца, знакомыми, соседями, редакторами и издателями, было скучно. Да и не нужно. Они выбирали только то, что касалось Щетинина.
– Про своих помощников он совсем мало написал, – с сожалением заметил Петр.
– Про них неинтересно размышлять, Климм ими не манипулировал. Нанимал, давал задания, платил. Использовал. Напрямую, без всяких хитростей. К его внутренней жизни эти люди отношения не имели, его душу никак не задевали. Тетрадь – не дневник, куда записываются события, это способ выговориться, навести порядок внутри себя самого. Вы наверняка заметили, что хронология не соблюдена. Что болит – о том и пишет.
– Ну да, – согласился Петр. – Мы сегодня еще будем заниматься?
– Нет, на сегодня достаточно. Можете ехать. Устали?
Настя посмотрела на него с сочувствием. Пора мальчику вернуться в свою квартиру и как следует отдохнуть. Последние дни получились что-то уж очень напряженными.
– Не устал, нормально. Подумал, что надо к Алле съездить, поддержать как-то. Может, помочь.
О том, что Владимир Климанов находится в реанимации, Алла узнала уже днем и сразу же позвонила Петру. Тот старательно делал вид, что огорошен печальной новостью, спрашивал, чем может быть полезен в такой ситуации, предлагал поехать вместе с Аллой в больницу. Алла ответила, что в этом нет смысла, она уже пыталась, но в реанимацию все равно никого не пускают, и врачи на ее вопросы ничего конкретного не сказали, поскольку она не является родственницей. Конечно, вопрос решаемый, за деньги можно добиться чего угодно, и она этим непременно займется. Нет-нет, пусть Петенька не беспокоится и не обращает внимания на то, что она плачет, у нее множество близких подруг, без помощи она не останется.
– Как вы думаете, я должен рассказать Алле о том, что мы узнали про Климма?
Хороший вопрос. Только ответа у Насти нет.
– Не знаю. Решайте сами.
– А Кате?
– Тоже сами решайте.
Рассказать или промолчать? Настя на собственной жизни, на своей шкуре давно прочувствовала, насколько сложен бывает ответ на этот вопрос. Казалось бы, что тут трудного? Никто не имеет права решать за других людей, о чем им надо знать, а о чем не надо. Звучит красиво, конечно. А на деле? Расскажешь – получится, что ты решил: им надо знать. Промолчишь – тоже получится, что решил: им знать не надо. Хоть так, хоть эдак – а все одно выходит: ты решаешь за других. Это неправильно. И никто пока еще не придумал, как сделать так, чтобы было правильно. Выход просматривается только один: положиться на судьбу. Она мудрая, сама распорядится. Сочтет нужным – узнают, а нет – так и нет. Не зря же существует присловье-совет: положись на судьбу. Наверное, человек обращается к высшим силам, будь то Бог, судьба или еще что, когда реальная жизнь ставит неразрешимые вопросы.
– Тогда я поеду? – нерешительно спросил Петр. – Ничего, что я вас одну оставлю? У вас же нога, вы плохо ходите.
– Нога уже намного лучше, – успокоила его Настя, и это было правдой. – Не беспокойтесь за меня. Продуктов еще хватит на завтра, так что можно будет из дома не выходить. А к четвергу я буду вполне в кондиции. Завтра отдыхайте, а в четверг продолжим. Если вы не передумали.
– Почему я должен передумать?
– Потому что писать статью о деле Сокольникова бессмысленно. Соучастие Щетинина вы не докажете, и никто не докажет, если он сам не признается. Напишете о нем – поимеете судебный иск за клевету. Умолчите – статья не получится правдивой. Вот такая у вас веселая альтернатива. Знаете, а ведь Климм, похоже, был прав: надо было вам писать о Кате и о проблемах хосписов, пользы было бы больше, честное слово.
– Вы так легко признаете правоту Климма…
Петр, казалось, был даже удивлен. Ну да, когда-то давно, лет сорок назад, ей, Насте Каменской, тоже казалось, что если человек единожды не прав, то он не прав во всем. Нет, Петя, не так все просто.
– Владимир Климанов – умный человек, с этим невозможно и не нужно спорить. Я попалась в его ловушку со Щетининым и вас за собой утянула. Ловушка была хитрая, продуманная, многоходовая. И мне ни на одну секунду не стыдно, что я попалась. Более того, я благодарна Климму, он преподнес мне урок, я кое-чему научилась. И потом, я же вычислила его и выскочила из ловушки. Как они с нами, так и мы с ними, – повторила она слова, которые уже говорила совсем недавно молодому коллеге Семену.
Петр молча кивнул и начал собирать вещи. Уже у самого порога он сказал:
– С Катей я все-таки поговорю. А насчет Аллы подумаю.
– Решайте сами, – снова отозвалась Настя.
Закрыв за Петром дверь, она вернулась в комнату, полистала договоры, которые следовало перевести. Осталось совсем немного, она успела почти все сделать, как ни странно. Работы еще часа на два, максимум – на три. Взять себя в руки, доделать, лечь спать, завести будильник на 5.45. В 6 утра поговорить с мужем. Она так соскучилась!
Завтра можно будет целый день валять дурака, читать, смотреть кино и всячески расслабляться и получать удовольствие. А в четверг… До четверга еще дожить надо. Пусть Петя подумает как следует, а там решим. Четверг – это еще только послезавтра. А Лешка, ее любимый, ее единственный самый близкий друг, – уже завтра, в 6 утра.
Скорей бы ночь прошла!
