Титаниды обладали явно избыточной силой. Из всех обитателей Геи лишь они казались недостаточно приспособленными к своей родине. Дирижабли, или пузыри, были в точности такими, какими они и должны быть, чтобы существовать в подобных условиях. Все в них было функционально настолько, насколько, к примеру, функционален был их страх огня. Ангелы были так близки к невозможности, что их сотворение просто не оставило Гее места проявить обычную игривость своей фантазии. Ей пришлось рассчитать их вес с точностью до грамма и подчинить всю конструкцию восьмиметровому размаху крыльев, а также мышцам, необходимым для управления ими.

Титаниды безусловно представлялись обитателями равнин. Тогда зачем было прививать им навыки лазания по деревьям? Их нижние половины были конскими — хотя и парнокопытными, — и при пониженной гравитации Геи им вполне можно было сделать ноги еще стройнее, чем у любого чистокровного арабского жеребца. А Гея вместо этого одарила их задами першерона и щетками над копытами, как у клайсдейла. Их спины, холки и бока буквально раздувались от мышц.

Выяснилось, однако, что из всех обитателей Геи лишь титаниды способны переносить земную гравитацию. Они стали послами Геи к человечеству. Возраст расы титанид составлял менее двух столетий, поэтому становилось очевидно, что их сила не случайна. Гея все рассчитывала загодя.

И для поселившихся в Гее людей здесь оказалась неожиданная выгода. Прогулочный аллюр титаниды полностью исключал тряску, которая неизменно ассоциировалась с верховой прогулкой на Земле. При низкой гравитации титаниды могли двигаться подобно облакам и езда выходила такая гладкая, что Габи даже могла спать. Так она часто и делала — так она сделала и сейчас, склонившись на спину Псалтериона и свесив ноги по сторонам.

А пока она спала, Псалтерион взбирался по извилистой тропе в горы Астерия.

Приятель Габи был прелестным существом голокожего типа цвета молочного шоколада. Длинная грива оранжевых волос, что росли не только на голове, но и на шее, и на части спины, заплетена была в длинные косички. Как и у других представителей своего вида, человеческий торс и лицо у Псалтериона были откровенно женскими. На безбородом лице лучились крупные, широко расставленные глаза с необычно длинными ресницами. Конические груди были крупными даже для титанид. Но между передними ногами висел пенис, который землянам всегда казался слишком уж человеческим. Другой пенис, куда крупнее, располагался между задними, а под роскошным оранжевым хвостом таилось влагалище. Но, как уже говорилось, пол титаниды определялся передним органом. Псалтерион был самцом.

Тропа, по которой он следовал через лес, изрядно заросла лозой и свежими побегами, но временами можно было убедиться, что некогда дорога была никак не уже нормальной автострады. На прогалинах видны были участки растрескавшегося асфальта. То была часть Окружного шоссе Геи, построенного шестьдесят лет назад. Но для Псалтериона оно было здесь всегда — бесполезное, редко используемое, медленно рассыпающееся в прах.

Наконец он добрался до плато Аглаи, Нижних Туманов. Вскоре он уже миновал Туманы и поскакал вдоль Аглаиного озера с виднеющейся на отдалении Талией, забрался в Срединные Туманы, затем — к Евфросине и в Верхние Туманы. Здесь Офион ненадолго вновь становился рекой, прежде чем войти в систему двухкамерного насоса, который поднимал его к Полночному морю.

Не дойдя до моря, Псалтерион повернул на север и вихрем помчался вдоль небольшой горной речушки. Затем переправился по стремнине и начал подъем. Довольно продолжительное время он уже находился в Рее, так как сектора Геи четких границ не имели. Поездка началась в центре сумеречной зоны между Гиперионом и Реей — этой туманной области между дневным светом первого и вечной ночью второй. Теперь Псалтерион все углублялся и углублялся в ночь. Где-то на средних склонах гор Астерия он окончательно окунулся во мрак. Впрочем, рейская ночь особых проблем не доставляла: во-первых, титаниды прекрасно видели в темноте, а во-вторых, здесь, пока еще невдалеке от границы, по-прежнему хватало света, отраженного равнинами Гипериона.

Псалтерион одолевал горный склон по узкой, но вполне различимой тропе. Он преодолел два перевала и оказался в глубоких долинах по другую сторону гор. Отвесные и скалистые Рейские горы имели склоны в среднем градусов по семьдесят. Высокие деревья здесь уже не росли, но землю покрывали лишайники настолько плотные и гладкие, что она напоминала старый бильярдный стол. Тут и там попадались широколистные кустарники. Корни этих растений уходили в скалу и могли достигать полукилометра, прежде чем доставали до тела Геи — основы этих гор.

Вскоре Псалтерион увидел вздымающийся между двух пиков маяк Фонотеки. Повернув, он оказался перед пейзажем, уникальным даже для Геи, которая сделала своим хобби создание всевозможных странностей и причуд.

Между двух пиков — очерченных не менее резко, чем Маттергорн, — протянулась узенькая полоса земли. Поверхность ее была плоская, а по обе стороны располагались бездонные пропасти. Плато называлось Мачу-Пикчу — в честь схожего места в Андах, где инки построили каменный город прямо в облаках. Единственный лучик солнечного света необъяснимо блуждал здесь, вырвавшись из потока, падавшего на отдаленную крышу Гипериона. Под острым углом он пронзал ночь, окрашивая плато маслянистым золотом. Выходило так, будто в иссиня-черных облаках солнце искало и находило себе отверстие размером с игольное ушко.

На Мачу-Пикчу располагалось всего одно-единственное строение. Фонотека представляла собой двухэтажный деревянный дом, побеленный известью и крытый зеленой дранкой. С места, где остановился Псалтерион, домик казался игрушечным.

— Шеф, мы прибыли, — пропела титанида. Габи села, протирая глаза, затем повернулась и воззрилась на долину Сирокко.

— «Взгляни на труды мои, о Всемогущий, и воспечалься», — пробормотала она. — Соль в том, что у этой девки неладно с головой. Надо бы ей проветриться. И кто-то должен ей это сказать.

— Ты уже говорила, — заметил Псалтерион. — Когда мы в прошлый раз здесь были.

— Да. Говорила. Что я говорила? — Габи вздрогнула. Воспоминания по-прежнему угнетали. — Ты давай двигай. Нечего зря болтать.

Псалтерион взобрался по тропе к узкому перешейку, что вел к Мачу-Пикчу. Там, над бездонной пропастью, простирался подвесной мост, сооруженный из дерева и веревок. Мост этот можно было срубить несколькими взмахами топора, лишая кого бы то ни было возможности добираться в твердыню Сирокко кроме как по воздуху.

По ту сторону моста сидел молодой человек в альпинистских ботинках и униформе цвета хаки. Исходя из мрачного выражения его лица, Габи заключила, что перед ней — очередной из бесконечной процессии кавалеров, что из года в год пускались во все тяжкие с единственной надеждой — покорить загадочную и одинокую Фею Титана. Впрочем, когда они прибывали, то неожиданно для себя обнаруживали, что не особенно загадочная Фея не так уж и одинока — у нее всегда было три-четыре любовника. А самое досадное — что ее совсем нетрудно покорить. Если молодого человека мало волновало присутствие публики, то лечь с Феей в постель было раз плюнуть. А вот просто так взять и уйти было куда сложнее. Сирокко имела обыкновение опустошать души мужчин, а если души эти оказывались слишком мелкими, она в них вообще больше не нуждалась. Такое продолжалось уже семьдесят лет. Одно это придавало ей очарование. Однако семьдесят лет сексуальной практики сделали Фею сверхъестественно искушенной — намного более опытной, чем все молодые люди вместе взятые. Они мгновенно в нее влюблялись, а когда из-за этого неизбежно становились несносны, она просто давала им коленом под зад. Габи называла таких Потерянными Парнишками.

Преодолевая мост, Габи подозрительно присматривалась к очередному Потерянному Парнишке. Известно было, что эта публика склонна с горя бросаться в пропасть. Она решила, что и этот попытается, когда в ответ на ее выразительный жест в сторону тропы, ведущей к Титанополю и осколкам прежней жизни, парнишка лишь горько усмехнулся.

Габи спрыгнула со спины Псалтериона, когда тот оказался рядом с широкой верандой. В высокие двери дома, рассчитанные также и на титанид, никто не должен был входить, не будучи приглашен самой Феей. Габи одним прыжком легко одолела четыре ступеньки и уже взялась было за латунную дверную ручку — но тут заметила, что с закрепленного на веранде гамака свешивается человеческая кисть. Разглядела девушка и босую ногу. Все остальное было накрыто грязной титанидской попоной, по виду очень напоминавшей серапе.

Стоило Габи стянуть попону, как перед глазами у нее оказался открытый рот Сирокко Джонс, бывшего капитана Межпланетного космического корабля «Мастер Кольца», а ныне Феи Титана, Задоматери всех титанид, командира Стальной Эскадрильи Ангелов, адмирала Великого Флота Дирижаблей, легендарной Сирены Титана. Мало чем отличаясь от трупа, Сирокко уже трое суток спала беспробудным сном.

Габи не смогла скрыть отразившегося на ее лице отвращения. Она была близка к тому, чтобы вообще уйти отсюда куда глаза глядят, но постепенно смягчилось. Призрак былой любви порой возвращался к ней, когда она видела Сирокко в таком безобразном состоянии. Она отвела со лба спящей женщины копну спутанных темных волос и была вознаграждена взрывом храпа. Руки слепо зашарили, ища попону, и Фея повернулась набок.

Габи обошла гамак и взялась за самый низ. Потом резко дернула. Пронзительно скрипнули цепи. А ее бывшая начальница скатилась со своей лежанки и с деревянным стуком грохнулась на пол.