Глава 22
Весь мир превратился теперь в бесконечную череду деревьев, по которым надо было взбираться. Каждое следующее дерево представлялось легкой вариацией предыдущего; разные как снежинки, они были так же утомительно схожи. По необходимости краткие реплики Габи и Сирокко могли дополняться жестами и кряканьем. Две женщины превратились в одну превосходную машину для лазанья по деревьям — в единый организм, неуклонно стремящийся вверх. Двенадцать часов они на пределе сил лезли. Потом вставали лагерем и спали как убитые.
Дно спицы вскоре открылось — и целое море воды выплеснулось на Рею. Несколько недель дно оставалось открытым, а затем закрылось. Одновременно открылась крыша, и опять задули лютые ветра, вынуждая Сирокко и Габи искать убежище. Еще пять суток темноты — и они снова снаружи, снова ползут вверх.
На седьмой день после третьей зимы женщины заметили первого ангела. Немедленно остановившись, они стали смотреть, как он их разглядывает.
Ангел сидел неподалеку от самой верхушки дерева, плохо различимый сквозь ветви. Вой этих существ они во время подъема уже слышали, а иногда доносилось и хлопанье громадных крыл. И тем не менее всеми знаниями, которыми Сирокко о них располагала, она была обязана тому застывшему мгновению, когда на нее летел ангел, пораженный титанидским копьем.
Ростом ангел был еще меньше Габи, с мощной грудью и тщедушными руками и ногами. Вместо ступней у него были когтистые лапы. Крылья росли как раз над бедрами, так что в полете вес равномерно распределялся по всем сторонам каждого крыла. Сложенные, они возвышались над его головой, а противоположные кончики уходили ниже ветви, на которой он сидел. Все несущие поверхности на руках, ногах и хвосте также были аккуратно сложены.
Отметив всю эту экзотику, Сирокко вынуждена была признать, что самое поразительное в ангеле — это его человекоподобие. Он напоминал загибающегося от недоедания подростка — но подростка несомненно человеческого.
Габи взглянула на Сирокко, и та пожала плечами, словно предлагая подруге приготовиться ко всему. Потом шагнула вперед.
С диким верещанием ангел подался назад. Крылья его развернулись до всего своего девятиметрового размаха. Потом ангел замер, едва-едва покачивая крыльями — только чтобы удержаться на крайних ветках, которым даже его вес был уже слишком велик.
— Мы только хотим с тобой поговорить, — сказала Сирокко и протянула к ангелу раскрытые ладони. Тот снова заверещал и улетел. Пока он набирал высоту, до них доносился шум его крыльев.
Габи взглянула на Сирокко. Потом вопросительно подняла брови и ткнула указательным пальцем вверх.
— Ага. Полезли.
— Капитан!
Сирокко мгновенно замерла. Веревка тут же натянулась, и шедшей впереди Габи пришлось резко остановиться.
— Что такое? — спросила Габи.
— Тсс. Слушай.
Через несколько секунд ожидания прозвучал тот же призыв. На сей раз его услышала и Габи.
— Это точно не Джин, — прошептала она.
— Кельвин? — Стоило Сирокко это сказать, как она узнала голос. Он сильно изменился, но все же был узнаваем.
— Апрель?
— Да, это я, — тут же пришел ответ, хотя Сирокко позвала совсем негромко.
— Поговорим?
— Ну конечно, поговорим. Где ты, черт возьми?
— Ниже. Я тебя вижу. Нет, не возвращайся.
— Но почему? Черт побери, Апрель, мы уже много месяцев ждем, когда же ты объявишься. Август просто с ума сходит. — Сирокко хмурилась. Что-то шло не так, и она не могла понять, в чем дело.
— Либо я к вам, либо вообще никак. Если вы ко мне, я сразу же улетаю.
Апрель уселась на небольших ветвях метрах в двадцати от двух женщин. Даже на таком расстоянии хорошо было видно ее лицо — точная копия лица Август. Во всем же остальном Апрель стала ангелом. Сирокко слегка мутило.
Похоже, ей нелегко было говорить. Между фразами следовали долгие паузы.
— Пожалуйста, не приближайтесь. Вообще не двигайтесь в мою сторону. Но даже так говорить мы сможем очень недолго.
— Надеюсь, ты не думаешь, что мы тебе зла желаем?
— А почему нет? Я… — Апрель осеклась и отодвинулась еще дальше. — Хотя, пожалуй, нет. Но я лучше дам отсечь себе руку, чем позволю вам приблизиться. От вас ужасно воняет.
— Это из-за титанид?
— Кого-кого?
— Кентавров. Того народа, с которым вы воюете.
Апрель зашипела и подалась назад.
— Не говори о них.
— Вряд ли я смогу этого избежать.
— Тогда придется улететь. Я постараюсь вернуться. — С громким воплем она нырнула в листву. Еще какое-то время они слышали шум ее крыльев, а потом Апрель пропала — будто ее и не было.
Сирокко взглянула на Габи. Та мрачно болтала ногами.
— Кошмар, — прошептала Сирокко. — Что же со всеми нами стряслось? Я надеялась хоть на какие-то ответы. Как бы то ни было, ей досталось хуже всех. Хуже, чем Джину.
Несколько часов спустя Апрель вернулась, но на самые важные вопросы ответить не смогла. Казалось, она об этом даже никогда не задумывалась.
— Откуда мне знать? — отвечала она. — Я была во тьме, я проснулась, и была такой, какой вы сейчас меня видите. Мне было все равно. Да и теперь все равно.
— Можно пояснее?
— Я счастлива. Раньше я никому не была нужна. Ни я, ни мои сестры. Никто нас не любил. Что ж, теперь я в этом и не нуждаюсь. Я из клана Орла, гордая и одинокая.
После осторожных расспросов выяснилось, что такое клан Орла. Это не было ни племя, ни сообщество, как вроде бы намекала Апрель, — скорее отдельный вид в роду ангелов.
От рождения и до смерти Орлы были одиночками. Они даже не собирались вместе для спаривания и переносили общество друг друга лишь несколько минут подряд — да и то на достаточном расстоянии. В такой мимолетной беседе Апрель и прослышала о появлении в спице людей.
— Две вещи я никак не пойму, — осторожно проговорила Сирокко. — Можно спросить?
— Не обещаю, что отвечу.
— Хорошо. Скажи, как получаются еще ангелы, если вы даже не сходитесь?
— Есть неразумное существо, рожденное на дне мира. Всю свою жизнь оно проводит, взбираясь к вершине. Раз в год я нахожу его и внедряю ему в спину яйцо. Ангелы мужского пола могут внедрить туда сперму, а могут и не внедрить — как будет угодно судьбе. Оплодотворенное яйцо вместе с существом отправляется к вершине. Когда хозяин умирает, младенец рождается. Рождаемся мы прямо в воздух и должны научиться летать, пока падаем вниз. У некоторых не получается. На все воля Геи. Такова наша…
— Минутку-минутку. Ты сказала — воля Геи. Почему ты назвала это имя?
Молчание.
— Не понимаю вопроса.
— Сейчас поясню. Геей это место назвал Кельвин. Так ему показалось удачнее. Ты что, тоже увлекаешься античной мифологией?
— Раньше я никогда не слышала этого названия. Геей наш народ называет это существо. Она вроде богини, хотя и не совсем. Слушайте, у меня от вас голова болит. Мне лучше одной. Пора улетать.
— Погоди еще минутку.
Апрель уже подбиралась к верхушке дерева.
— Ты сказала «существо». Ты что, говорила о той твари в спице?
Апрель удивилась.
— Нет, конечно. Там только ее часть. Весь этот мир — Гея. Я думала, вы знаете.
— Да нет… подожди, не улетай, пожалуйста. — Было уже слишком поздно. Донеслось хлопанье крыльев. — Ты потом вернешься? — крикнула Сирокко.
— Еще один раз, — пришел далекий ответ.
— Значит, все едино. Все — одно существо. Верно? А как ты это узнала?
На сей раз Апрель вернулась всего через час. Сирокко надеялась, что она понемногу привыкает к компании, но дистанция между ними по-прежнему меньше двадцати метров не составляла.
— Просто поверила. Кое-кто из моего народа с ней разговаривал.
— Значит, она разумна?
— Почему нет? Слушай… капитан.
Апрель ненадолго прижала ладони к вискам. Сирокко могла представить себе ее внутренний конфликт. Раньше Апрель была одним из самых блестящих физиков в Солнечной системе. Теперь же она жила подобно дикому и неистовому зверю, придерживаясь жизненных принципов, о которых у Сирокко имелось лишь смутное представление. Вот она и подумала, что прежняя Апрель вполне может пытаться прорваться сквозь то существо, в которое она превратилась.
— Сирокко, так ты сказала, что можешь говорить с… с теми, что на ободе. — Так она ближе всего могла подойти к представлению о титанидах — и не улететь куда глаза глядят. — Они тебя понимают. А Кельвин может разговаривать с плывунами. Перемены, которым Гея подвергла меня, куда значительней. Я действительно стала одной из моего народа. Я проснулась, уже зная, как вести себя среди них. У меня те же чувства и побуждения, что и у любого другого ангела. И я знаю точно: Гея едина. Гея жива. Мы живем внутри нее.
Габи слегка позеленела.
— Посмотри вокруг, — продолжала Апрель. — Что тебе тут кажется похожим на машину? Разве хоть что-нибудь кажется? Нас схватило живое существо; ты предполагаешь существование под ободом некого зверя. Спица наполнена громадной живой тварью; ты решаешь, что это некое покрытие с жесткой рамой под ним.
— Ты говоришь занятные вещи.
— Не просто занятные. Это правда.
— Но если я с этим соглашусь, кабины управления мне уже в ступице не сыскать.
— Зато ты окажешься там, где живет Гея. Она сидит там подобно пауку и тянет все за ниточки, будто кукловод. Ей тут подвластны все твари, и она распоряжается вами двумя точно так же, как и мной. Она поиграла с нами ради каких-то своих целей.
— Каких же?
Апрель пожала плечами. Сирокко больно было видеть у ангела столь человеческий жест.
— Мне она не сказала. Я летала к ступице, но она отказалась меня видеть. Мои сородичи говорят, что только с истинно великой миссией можно добиться внимания Геи. Очевидно, моя миссия была недостаточно великой.
— А о чем бы ты ее спросила?
Апрель долго-долго молчала. Наконец, Сирокко поняла, что она плачет. Потом Апрель снова подняла глаза.
— Мне из-за вас больно. Пожалуй, я больше не стану с вами разговаривать.
— Пожалуйста, Апрель. Пожалуйста. Ради нашей былой дружбы.
— Дружбы? А она была? Что-то не припомню. Я помню только, что дружила с Август и еще очень давно — с другими моими сестрами. А теперь я одна, совсем одна.
— Ты по ним тоскуешь?
— Да, — опустошенно призналась Апрель. — Но это было давно. Я лечу, лечу, чтобы остаться одна. Одиночество — суть жизни для клана Орла. Я знаю, что это правда, но раньше… раньше, когда я еще тосковала по моим сестрам…
Боясь ее спугнуть, Сирокко застыла как статуя.
— Мы собираемся вместе только в одну пору, — с тихим вздохом продолжила Апрель. — После зимы, когда Гея делает вдох, а потом выдувает нас из спицы…
В тот день я летела с ветром. Славный был день. Мы убили очень много, потому что мои сородичи послушались меня и спрятались на большом плывуне. Четвероногие очень удивились — ведь дыхание давно кончилось. А мы, немногие, остались на плывуне, усталые и голодные, но жажда крови все еще кипела в нас и держала вместе.
То был день петь великие песни. Мои сородичи последовали за мной — за мной! Сделали, как я сказала! И я сердцем почуяла, что очень скоро четвероногие будут стерты с лица Геи. То был лишь первый триумф в новой войне!
Но потом я увидела Август, и разум меня оставил. Я хотела ее убить, хотела улететь, хотела обнять ее и рыдать вместе с ней.
Я улетела.
С тех пор я страшусь дыхания Геи, ибо однажды оно понесет меня убивать мою родную сестру. А тогда я тоже умру. Я теперь Ариэль Стремительная, но и от Апрель Поло во мне осталось достаточно, чтобы я уже не смогла после такого жить.
Сирокко была тронута, но удержаться кое от каких мыслей тоже не смогла. Из сказанного Апрель выходило, что она важная персона в ангельском сообществе. Наверняка там к ней прислушиваются.
— Вышло так, что я здесь как раз чтобы установить мир, — сказала она. — Не улетай! Пожалуйста, не улетай!
Апрель дрожала, но стояла на своем.
— Мир невозможен.
— Охотно верю. У множества титанид в сердце тот же недуг, что и у тебя.
Апрель покачала головой.
— Разве ягненок ведет переговоры со львом? Летучая мышь с букашкой, птица с червяком?
— Ты говоришь о хищниках и их добыче.
— Я говорю о естественных врагах. Пойми, у нас в генах заложено убивать четвероногих. Я могу… как Апрель я могу понять, о чем ты думаешь. Да, мир вроде бы должен быть возможен. Чтобы вступить в бой, нам приходится одолевать чудовищные расстояния. Многим из нас уже не под силу вернуться. Подъем слишком тяжел, и мы падаем в море.
Сирокко покачала головой.
— Пока что я лишь подумала, не удастся ли мне свести каких-то представителей…
— Говорю тебе, это невозможно. Мы Орлы. Тебе даже не удастся сколотить из нас единую группу — не то что убедить пообщаться с четвероногими. Есть, правда, другие кланы, более общительные, но в этой спице они не живут. Быть может, там тебе сопутствовала бы удача. Хотя я в это не верю.
Все трое некоторое время молчали. Сирокко мучила горечь поражения, и Габи положила ей руку на плечо.
— Как думаешь? Она правду говорит?
— По-моему, да. Примерно то же самое говорил мне и Менестрель. Они над этим не властны. — Сирокко снова подняла голову и обратилась к Апрель. — Ты говорила, что хотела увидеться с Геей. Зачем?
— Насчет мира. Я хотела спросить, почему должна быть война. Если не считать войны, я вполне счастлива. Но она не услышала моего зова.
«Или ее просто нет», — подумала Сирокко.
— Вы все-таки станете ее искать? — спросила Апрель.
— Не знаю. А какой смысл? Чего ради это сверхъестественное существо станет останавливать войну? Только из-за того, что я ее об этом попрошу?
— В жизни есть дела и похуже, чем завершение раз начатых поисков. Если ты сейчас повернешь назад, чем ты тогда займешься?
— Опять-таки не знаю.
— Ты прошла длинный путь. И, должно быть, преодолела великие трудности. Мои сородичи говорят, что Гея любит занятные истории и великих героев. Ты герой?
Сирокко подумала о Джине, стремительно улетающем во мрак, о Рожке, несущемся навстречу своей погибели, о кидающейся на нее ильной рыбине. Настоящий герой наверняка так бы не напортачил.
— Рокки герой, — вдруг заявила Габи. — Из всех нас только она упорно держалась своего назначения. Если бы она нас не шпыняла, мы бы до сих пор гнили в глиняных хижинах. Она заставляла нас двигаться к цели. Может, мы ни черта и не добьемся, но, когда прилетит спасательный корабль, земляне обязательно увидят, как мы тут по-прежнему расшибаем себе лбы об стенку.
Заявление Габи ошарашило Сирокко — но и по-своему тронуло. С самого крушения корабля она давила в себе ощущение собственной ущербности; и не вредно было узнать, что хоть кто-то считает ее жалкие потуги удачными. Но героиня? Нет, куда там! Она только делала то, что считала должным.
— Думаю, Гею это впечатлит, — сказала Апрель. — Идите к ней. Станьте в ее ступице и кричите. Не лебезите и не клянчите. Скажите ей, что у вас есть право на ответы — ради всех нас. Она прислушается.
— Давай с нами, Апрель.
Женщина-ангел попятилась.
— Меня зовут Ариэль Стремительная. Я не летаю ни с кем, и никто не летает со мной. Мы больше никогда не увидимся. — Апрель опять упорхнула, и Сирокко поняла, что она сдержит слово.
Тогда она оглянулась на Габи. Та театрально закатила глаза и скривилась.
— Ну что, полезли?
— А почему, черт побери, нет? Ведь я и правда хочу там кое о чем спросить.
