– Выглядишь потрясающе, детка, – говорит Маргарет, когда я в понедельник утром захожу в офис. – Вся светишься от счастья.

– Ой, брось, – смеюсь я, ставлю сумку на стол и вынимаю пластиковый контейнер с сэндвичами. В них остатки куриной грудки с майонезом и ломтиками огурцов для сочности. Крис сделал утром. У него в портфеле точно такая же порция в таком же контейнере.

Маргарет одергивает ажурную кофточку на выпуклом животе.

– Ну правда, ты выглядишь совсем другим человеком. Я так рада за тебя, Анна.

– Погоди радоваться. Все только начинается.

Я включаю компьютер и, пока он загружается, несу контейнер с ланчем на кухню, кладу в холодильник. Маргарет хвостом ходит за мной туда-сюда, пока я наливаю воду в чайник, возвращаюсь к рабочему столу и ввожу пароль.

– Вы уже живете вместе, значит, все серьезно, – говорит она. На обратном пути на кухню она берет с крыла мойки наши кружки и кладет в них пакетики с чаем. – Я полагаю, когда Крис наконец получит развод…

Я почти вижу, что представляет себе Маргарет. Я в белом платье, Крис во фраке и цилиндре…

– Нет уж, больше ни за какие коврижки, – говорю я, на мгновение забывшись. Наливаю кипяток, пакетики поднимаются на поверхность, а потом снова опускаются.

– Значит, ты уже была замужем? – Маргарет выглядит довольной тем, что умеет выуживать информацию. – Я так и думала. Когда ты только появилась у нас в Мортоне, ты казалась очень… не знаю, как сказать… одинокой.

– Хорошо, что у меня появились друзья, – отвечаю я, наливая молока.

Она смотрит на меня с любопытством, пока я вытаскиваю ложечкой чайный пакетик и возвращаюсь с кружкой за стол. «Нет, Маргарет, – думаю я, – больше ничего не скажу, ты и так уже слишком много знаешь».

Я сажусь в кресло, разворачиваюсь в нем к монитору и кликаю по папке входящих. Пришедшие сообщения не настолько интересны, чтобы отвлечь меня от мыслей. «Живете вместе». Когда Маргарет это сказала, мне захотелось ей возразить, но факты были против меня. Мы действительно живем вместе. Делим постель (обычно его), готовим друг другу и едим перед телевизором. Долго гуляем по набережной и ужинаем в местном пабе. Мы стали парочкой. Дуэтом. Парнем и девушкой. Партнерами.

Мы на это не рассчитывали, первые несколько дней – особенно после того, как он обнаружил фотографию Эмили, – были слегка напряженными, но понемногу мы притираемся друг к другу. Я сказала, что не готова говорить о своем прошлом, возможно, никогда не буду готова. Если он собирается задавать вопросы, то лучше все прекратить, прежде чем мы привяжемся друг к другу. Он ответил, что его волнует только настоящее, но невозможно определить, что происходит в голове у другого человека на самом деле. Все мы живем в своих собственных, тайных мирах. Если произошедшее чему и научило меня, так именно этому.

Сегодня после работы я зайду в свою старую квартиру, пока Крис волонтерит в Святом Спасителе. Я не собираюсь отказываться от аренды: не хочу остаться без крыши над головой, если что-то пойдет не так. Я не была там уже несколько недель, все наверняка заросло пылью. К тому же мне хочется забрать кое-что из одежды, постельного белья, кухонной утвари, включая вок, который я купила, как только переехала в Мортон, и так ни разу им и не воспользовалась.

В обеденный перерыв я ем свои сэндвичи рядом с Маргарет – Крис обычно присоединяется к нам, но сегодня ему пришлось уехать на совещание в Стаффорд. На улице прохладно, но нам не хочется обедать за рабочим столом, поэтому мы надеваем пальто и находим скамейку в пешеходной торговой зоне. Отрывая зубами кусок курицы, я вдруг понимаю, что чувствую себя – как бы это сказать? – довольной. Однако новая жизнь – не мой формат. Она не похожа ни на ту жизнь, которой я жила, ни на то будущее, о котором мечтала. Заурядный городок с бесперспективной административной работой. Отношения с милым разведенным мужчиной без каких-либо амбиций, который любит Бога. Как прикрытие – идеально. Как жизнь – абсурд.

– Что смешного? – Маргарет трясет свой платок над мостовой, и у ее ног собирается стая воробьев, рассчитывающих попировать крошками.

Я была так погружена в свои мысли, что даже не заметила, что засмеялась вслух.

– Да так, ничего, – отвечаю я. – Забавно, как оборачивается жизнь.

День проходит как обычно – в нескончаемом потоке электронных писем, с редкими перерывами на чай и болтовню. Я монотонно перебираю письма, отвечаю на запросы или пересылаю их в другие отделы, к пяти часам во входящих практически пусто.

– Чем сегодня займетесь? – спрашивает Маргарет, когда мы ждем лифт.

– Да ничем. Заскочу на старую квартиру забрать кое-какие вещи и протереть пыль. Потом, наверное, посмотрю тот сериал, пока Крис меня не заберет.

– Да, мы сами на него подсели. Сегодня, вроде бы, последняя серия, – Маргарет пожимает плечами и улыбается до ушей. – Жду не дождусь!

Я иду знакомой дорогой через сады, перехожу реку по красивому железному мосту и огибаю поле регбийного клуба. Осень на подходе, деревья на той стороне Зоны уже начинают желтеть. Небо серое и безграничное, стриженую траву приминает ветерок. Вокруг ни души, если не считать редких прохожих, выгуливающих собак.

Двадцать минут спустя я стою перед обшарпанным таунхаусом, который называла домом. Я давно не была, крошечный палисадник засыпан мусором. Калитка скрипит, когда я захожу; сквозь трещины на бетонной дорожке пробиваются сорняки. Повернув ключ в замке, я, как обычно, подталкиваю заедающую дверь коленом.

К моему удивлению, на коврике нет горы писем к предыдущим жильцам и рекламной рассылки. Может быть, заходил хозяин дома, думаю я. Или кто-то поселился на верхнем этаже. Я вставляю ключ в свою дверь и пытаюсь повернуть, но этот замок уже открыт. Проклиная хозяина за то, что не запирает за собой как следует, я поворачиваю ключ во втором замке и распахиваю дверь. Включаю свет и иду по узкому коридору на кухню, думая о правах жильцов и о том, что нужно проверить электрический счетчик, когда вдруг за спиной раздается:

– Как дела, Джен?

Этот голос.

Этот голос, произнесший мое имя.

Я застываю на месте. Не могу повернуться. В животе возникает нехорошее, тянущее ощущение. Я бросаю взгляд на кухню. Осмелюсь ли я пуститься в бегство? Если дверь на задний двор не заперта, если я перелезу через ограду… Но я не могу сдвинуться с места. Даже на сантиметр. Мои ноги будто вросли в пол.

– Прости, если напугал, – он подходит и кладет руку мне на плечо. По мне пробегает ледяная дрожь. – Нужно поговорить.

Он медленно разворачивает меня лицом к себе, и наши взгляды встречаются.

– Как, черт возьми, ты сюда попал? – спрашиваю я.

Сэм машет рукой в сторону гостиной.

– Может, сядем?

Он берет меня за руку и ведет через порог. На стеклянном кофейном столике валяются коробки из-под пиццы и пустые бутылки из-под пива, а на диване расстелен видавший виды спальник.

– Не самое плохое место, чтобы перекантоваться, – говорит он. – Гостиная, спальня, кухня, ванная – все, что указано на упаковке. Просто шик по сравнению с улицей. Но не тот шик, к которому привыкла ты.

– Ты вломился в мой дом?

– «Вломился» – неприятное слово. Мне больше нравится «одолжил диван».

– Как ты узнал, что я сегодня буду здесь? Крис дал наводку?

– Крис? – с притворным изумлением спрашивает он.

– Ты прекрасно знаешь, кто такой Крис.

– Ты имеешь в виду того парня из приюта?

– Не пытайся его выгораживать. Это он тебе сказал, что здесь пусто? Ты попросил его украсть у меня ключи, сделал дубликат?

– Понятия не имею, о чем ты. Я видел, как ты уезжала несколько недель назад, и пробрался через дверь на кухне. Ждал тебя все это время. Давай сядем, а? Неудобно говорить стоя.

Я падаю на диван. Колени дрожат, я обхватываю их руками.

– Что тебе нужно?

Он садится в кресло напротив, и струящиеся в окно лучи вечернего солнца обрисовывают его силуэт.

– Там, в индустриальном районе, я даже не поверил, что это ты. Подумал, глюки. Решил, что обкурился. Но потом ты объявилась в Святом Спасителе, и тогда я понял, что это действительно ты. Проследил за тобой до дома тем вечером. Стал наблюдать. Спрашивал о тебе в приюте, и один парень – наверное, тот самый Крис – сказал, что тебя зовут Анна.

– Меня действительно теперь зовут Анна. Я официально сменила имя.

– Да… Наверное, случилось что-то серьезное, раз ты на это пошла.

– Хватит уже этих игр. Уверена, ты все знаешь.

Он качает головой.

– Но я не знаю, Джен, честное слово, ничего не знаю. Ты скрываешься, это я понял. Никто бы не приехал добровольно в это болото. Уж точно не такая женщина, как ты. Но от кого ты скрываешься? От бывшего мужа?

Я смотрю ему в глаза, чтобы понять реакцию. Если он притворяется, я сразу пойму.

– Ник в коме, – говорю я.

– В коме? – Он резко выдыхает, как будто его пнули в живот. – В коме?! Твою мать!

Либо он выдающийся актер, либо искренне огорошен этой новостью. Я почти уверена во втором, но все равно нужно следить за словами. Не стоит многое ему выбалтывать.

– Как ужасно, – говорит он, помолчав. – Просто жесть. Как это случилось?

– В автокатастрофе.

Даже от того, что я просто произношу это слово, меня охватывает паника.

– Где?

– На М25, недалеко от развязки с М4.

Он свистит.

– Боже. Так значит, Ник теперь овощ?

– Врачи сомневаются, что он проснется, но его семья отказывается отключать его от аппарата. – Я могла бы сказать больше, но умолкаю.

Сэм подается вперед, стискивая руки.

– Клянусь жизнью, Джен, я не знал. Я был далеко, понимаешь? У себя в голове, в темных, дерьмовых местах, с тех пор как… с тех пор как потерял работу и все покатилось к чертям. Последнее, что я знаю, это то, что их брак развалился и Наташа живет с мамой. Я пытался с ней поговорить, извиниться, но она ничего не хотела знать. Думала, это я настучал боссу, что она от него уходит, не хотела слушать мою версию. Ник решил, что у нас с Наташей интрижка, – совсем с катушек слетел от злости, сказал, что позаботится, чтобы я никогда больше не получил работу. Наверное, он поэтому ее и бросил. Никогда себе не прощу.

– К тебе это не имеет никакого отношения, – говорю я. – Он бросил ее, чтобы вернуться ко мне.

Но он не слушает.

– Я слишком увлекся, думал, между нами что-то есть, чего на самом деле не было, – он с отвращением сплевывает. – Как будто она могла заинтересоваться мной, когда у нее уже был крутой муж с миллионами в кармане.

– Ну, деньги ему сейчас не помогут.

– Да, наверное. Ирония судьбы? – он глубоко вздыхает. – А как малышка Эмили? Такой милый ребенок. Помнится, мы с ней играли в Пожарного Сэма, – он с нежностью смеется. – Надеюсь, Наташа вернула ее?

Я резко втягиваю воздух. Он не знает. Если бы знал, не смог бы говорить так беспечно, не смог бы притворяться.

– Нет, Сэм… Эмили погибла в аварии.

– О господи! – стонет он, обхватив голову руками. – Ужасно, бедный ребенок… мне так жаль. Бедная Наташа, – он плачет. – Это все я виноват.

Я встаю, подхожу к нему и трясу за плечи.

– Послушай! Это я виновата, а не ты. Мы с Ники. Я послала тебя туда как наживку. Ники обещал мне бросить Наташу, но тянул кота за хвост. Я хотела, чтобы у вас с Наташей была интрижка, понимаешь? – мой голос пронзительно звенит. – Ты был частью плана, но не основной, а так, мелкой деталью. Все упиралось в Эмили. Мы с Ники хотели Эмили, и нам нужно было избавиться от Наташи. Если кто и не может себя простить, то это я, слышишь? Не ты. Я.

В памяти вспыхивает ссора, которая произошла у нас с Ники, когда я без спроса залезла в дом и напилась там.

«Она трахается с шофером, – сказала я после того, как он пригрозил забрать у меня ключи. – А он учит ее водить машину. Позволишь ей наставлять тебе рога?»

Сэм медленно отнимает руки от лица.

– Ты чудовище, – говорит он. – Гребаное чудовище.

– Да, если хочешь… Последние несколько месяцев я звала себя и похуже.

Его глаза сужаются.

– Теперь я понимаю, Анна. Ты прячешься не от Ника, ты прячешься от Наташи.

– Я прячусь от всего, Сэм, – отвечаю я, и в моем голосе нет жалости к себе. – От всех и вся. Но главное, от себя.

Слегка покачиваясь, он встает на ноги, опьяненный своей новой воображаемой властью.

– Я разыщу Наташу и расскажу ей, где ты, – говорит он, хватая спальник. – И если она захочет, чтобы я убил тебя, я это сделаю. И мне плевать, если я сяду в тюрьму на всю оставшуюся жизнь.