Я нашла Ники на траве, его лицо было так изуродовано, что я едва его узнала. Наклонившись, я проверила пульс. Слава богу, он дышал. Глаза, все в багровых ссадинах, заплыли и не открывались, как у котенка; нос был разбит и сочился темной кровью. Должно быть, он выполз из озера, потому что одежда была мокрая и перемазана илом.

Я коснулась его плеча и прошептала его имя. Он шевельнулся, с распухших губ сорвался стон.

– Это я, Джен, – сказала я. – Вызвать скорую?

Он протестующе застонал, поднял руку и попытался схватить меня.

– Хорошо-хорошо, я попробую перенести тебя в дом.

Он был слишком тяжелым, чтобы нести, поэтому я схватила его под мышками и потащила по усеянному кочками склону. Просила прощения каждый раз, как он вскрикивал от боли. Наконец мы достигли гравия у дома, и до наших ушей донеслись истеричные вопли Эмили. Ники попытался что-то сказать, но изо рта вышло лишь бульканье.

– Она в машине, – сказала я ему. – В своем кресле. Давай затащим тебя внутрь, а потом я ею займусь.

Подстегнутый криками Эмили, он кое-как встал на ноги. Я закинула его руку себе на плечи, и мы, пошатываясь, добрались до двери.

Войдя, увидели лестницу. Подъем нам было не осилить, поэтому я отвела его в гостиную и положила на диван.

– Что случилось? – спросила я, подкладывая ему под голову подушку. – Где Наташа?

Он пошевелил головой и выдавил что-то похожее на «Эмили». Я помчалась обратно к машине и вытащила ее. Но прежде чем заводить внутрь, застыла в нерешительности. Я не могла позволить ей увидеть Ники в таком состоянии, она испугается. Так что же с ней делать? Запереть ее в комнате я тоже не могла, там она не будет в безопасности. Я чувствовала, что разрываюсь. Я должна была помочь Ники.

– Давай найдем твою кроватку, – предложила я, неся ее наверх. – Ты там чуть-чуть поиграешь, пока мамочка помогает папочке.

– Папа? – спросила она, оглядываясь.

– Да, папа неважно себя чувствует. Он упал и ударился лицом. Какой глупый папа!

Я отнесла ее в комнату и посадила в деревянную кроватку. Та была ей маловата. Я надеялась, что бортики достаточно высоки, чтобы помешать ей выбраться наружу. Она посмотрела на меня с отвращением и сморщила лицо. Я оглянулась в поисках какой-нибудь игрушки, но все уже было упаковано.

– Я быстро, обещаю. Будь хорошей девочкой, ладно?

Я постаралась не обращать внимания на ее крики, когда побежала в ванную в поисках аптечки. По закону в коттеджах для отдыха должен был быть хотя бы базовый набор для оказания первой помощи. В ванной аптечки не оказалось, поэтому я схватила туалетную бумагу и бросилась вниз. Пластиковую коробку я нашла на кухне, она выглядела так, будто ей не пользовались годами. Вытащив оттуда пахнущие плесенью бинты, упаковку пластырей и антисептический крем, я набрала холодной воды в миску и вернулась обратно к пациенту.

– Ну что, давай тебя залатаем? – спросила я, а про себя подумала, что, по-хорошему, ему нужно обезболивающее и сканирование мозга. Ники взвизгнул, когда я стала чистить раны, туалетная бумага рвалась и прилипала к засохшей крови. – Это она тебя так?

Он попытался кивнуть. Нос, похоже, был сломан, лицо все в синяках, рот изранен там, где он кусал себя за щеки.

– Я думаю, нужно вызвать скорую, – сказала я. – Возможно, тебя необходимо зашить. И нормальное обезболивающее – у меня только парацетамол.

– Нет, – пробормотал он. – Так… лучше…

– Что ты имеешь в виду?

Но его губы так распухли, что он не смог произнести ни слова.

Я поднялась наверх и освободила Эмили из ее тюрьмы. Она выбросила из кроватки всю постель и пыталась вылезти сама. Ее белокурые кудряшки растрепались, лицо покраснело, взгляд, которым она меня наградила, был полон такой ненависти, что мне захотелось разрыдаться. Я спустила ее на пол и села на мягкий подоконник, переводя дыхание, пока она носилась вокруг, как безумная фея.

Все должно было быть не так. Мы уже должны были возвращаться в Лондон. На дне моей сумочки лежали новые ключи от дома. До этого я не осмеливалась ими воспользоваться, и мне не терпелось скорее переступить через порог. Мне хотелось вернуть себе мою территорию, стереть следы Наташи и восстановить нашу прежнюю жизнь. С одним важным дополнением – ребенком, о котором мы так долго мечтали.

Я вспомнила ту дивную ночь полгода назад, когда все изменилось. Как-то поздним вечером Ники позвонил в дверь моей квартиры, разбудив меня. Я открыла дверь, одетая в кимоно, и он, пошатываясь, не говоря ни слова, прошел мимо меня на кухню.

– В чем дело? – спросила я с раздражением, но в то же время заинтригованная. – Что тебе нужно?

Я предположила, что он развлекал клиентов. Его нарядный черный костюм выглядел помято, от него несло выпивкой.

– Сегодня было полное фиаско, – сказал он, открывая кран с холодной водой. – Этот русский инвестор, которого я убалтывал, привел с собой на ужин жену – я этого не ожидал, она просто взяла и пришла. В меню ее ничего не устроило, шампанское показалось слишком сухим, сидела весь разговор с кислой рожей и сразу же после горячего потребовала, чтобы муж отвез ее домой.

Я подала ему стакан, он налил туда воды, залпом выпил и умылся.

– Можно попрощаться с этой сделкой.

– Нужно было взять с собой Наташу, – сказала я с легкой ехидцей в голосе.

Ники плюхнулся на мой диван и снял галстук.

– Шутишь? Мне бы только краснеть за нее пришлось. Как ляпнет что-нибудь. Одевается как хиппи, вечно несет эту социалистическую чушь. Так неловко… Кто захочет говорить за коктейлями об изменении климата? Все равно что таскаться с тинейджером. В любом случае, она не хочет оставлять Эмили. – Он отбросил волосы со лба и испустил долгий вздох. – Я скучаю по тебе, Джен, – сказал он. – Боже, как я по тебе скучаю… Ты умела обращаться с моими клиентами. Все в тебя влюблялись. Ты принесла мне столько сделок!

Пока он распространялся, каким сокровищем я была, по моему телу пробежала дрожь. Я тоже скучала по тем дням: по вечеринкам на яхтах в Каннах, обедам в фешенебельных ресторанах Нью-Йорка и Лос-Анджелеса. Мне нравилось играть роль шикарной супруги, непринужденно болтать с мужчинами и развлекать их жен. А если кто-то из мужчин пытался за мной ухаживать – такое иногда случалось, – я тактично им отказывала.

– Ты так и не объяснил, зачем пришел, – сказала я, садясь на диван рядом с ним. Кимоно распахнулось, открывая мои ноги, загорелые и со свежей эпиляцией. Я как будто ждала его, сама не зная об этом. – Час ночи. Твоя женушка не беспокоится?

Он обхватил меня рукой за плечи и притянул к груди.

– Я так разозлился после ужина, что пошел в клуб и напился, – сказал он. – Не хотел идти домой. Все вспоминал о старых днях, когда мы были вместе. Мы были отличной командой, Джен. Мы знаем друг друга вдоль и поперек, понимаем, как друг у друга внутри все устроено, знаем друг о друге хорошее и не очень хорошее. Мы подходим друг другу, понимаешь? Мы думаем одинаково.

– Знаю, – прошептала я, прижимаясь к нему.

Мое сердце забилось быстрее. Было ли это влияние алкоголя или его чувства переменились, чего я так ждала? Хейли уверяла меня, что Ники в конце концов вернется, но Эмили уже минул год, и до этого дня не было никаких признаков его скорого возвращения.

– У нас с Наташей нет этой химии, – говорил он, гладя меня по волосам, отчего по позвоночнику бежали восхитительные мурашки. – Разные поколения. Ничего общего, никогда не сходимся во мнениях. Она не понимает мой мир, не ценит, как тяжело я работаю.

– Честно говоря, я всегда думала, что она тебе не пара, – осмелилась сказать я.

– Ты права. Не знаю, что на меня нашло. Наверное, кризис среднего возраста или что-нибудь в таком духе, – он убито покачал головой. – Я был таким дерьмом, Джен. Так с тобой обошелся, заставил бросить дом, вытолкнул из семьи. Неудивительно, что они встали на твою сторону. Я причинил боль стольким людям: маме, папе, Хейли, нашим друзьям – но сильнее всего я ранил тебя. Заставил тебя страдать.

Это была правда. Последние пятнадцать месяцев прошли в агонии. Я чувствовала такую горечь, гнев и откровенную ревность, что хотела просто сбежать куда подальше. Но Хейли убедила меня, что это неверная тактика:

– Ты должна постоянно торчать у этой сучки под носом, чтобы она чувствовала, что ей от тебя не избавиться. Но не будь жестокой. Будь ласковой с Эмили и терпеливой с Ники. Покажи ему, что ты страдаешь, но прощаешь его. И когда он устанет от своей мадам, ты будешь его ждать.

Неужели все мои жертвы наконец-то окупились?

– Мы все тебя любим, – сказала я, играя пуговицами у него на груди. – Мы простили тебя из-за Эмили. Она маленькое чудо.

– Она должна была быть твоим ребенком, а не Наташи, – сказал он, и в его голосе прозвучала странная горечь. – Мы так старались, мы так сильно ее хотели. Мы заслуживали ее.

– Знаю, но не суждено.

Он подался вперед, сцепив руки.

– Она не в той семье. Я не в той семье. Мы должны были быть втроем, Джен. Ты, я и Эмили. Вот чего я хочу.

– Я тоже этого хочу, – сказала я, обвивая его руками за шею. – Это все, чего я когда-либо хотела.

Ники встал и повернулся ко мне. Его дыхание участилось, глаза зажглись.

– Так что нас останавливает? – спросил он.

Я тоже встала, и мы поцеловались долгим, медленным поцелуем. Страсть к нему разгорелась во мне с новой силой. Он стянул с меня кимоно, приник лицом к обнаженной груди, а потом мы неуклюже упали на пол и…

– Мама? Мама? – Эмили дергала за ручку двери. Я вернулась в настоящее и вздохнула. Наверное, она проголодалась, ее нужно было накормить.

– Хорошо, хорошо, – я поднялась и выпустила ее. Она побежала к лестнице.

– Осторожно, ступеньки! – крикнула я, срываясь за ней, но она уже сползла вниз на попе.

Я завела ее на кухню и закрыла за нами дверь.

– Давай найдем тебе что-нибудь перекусить?

Она замотала головой.

– Мама! Где мама?

– Она занята, – глупо ответила я. Не знала, что еще сказать.

– Папа?

– Он спит, – я сложила ладони вместе и положила их под голову. Она повторила жест. – Правильно. Тс-с-с… Нельзя шуметь, а то мы его разбудим.

Похоже, на время это ее удовлетворило. Я подошла к холодильнику и отыскала там клубничный йогурт.

– Садись. Я дам тебе ложку.

Пока она залезала на стульчик, я сорвала с йогурта бумажную крышку. Дала ей чайную ложку, она попробовала есть сама, но в рот почти ничего не попадало. Я оторвала бумажное полотенце и попыталась вытереть ей подбородок, но она отпихнула меня. Все ее платьице было в йогурте.

До меня начала доходить вся тяжесть нашего положения. Мы не могли вернуться домой, по крайней мере, не сегодня. Ники ни за что не перенесет путешествие. Я боялась, что у него сотрясение. А вдруг кровоизлияние в мозг? Я прокляла себя за то, что не вызвала скорую, хоть он бы на меня и разозлился.

Где Наташа? Явно была борьба. Возможно, она тоже ранена. Внезапно я догадалась, что это она забрала «Рэндж Ровер» – поэтому-то его и не было возле дома. Вдруг она смогла доехать до ближайшего полицейского участка? Мое сердце в панике затрепетало. Если так, то нас было слишком легко найти. В любою минуту мог раздаться стук в дверь. Я должна была поговорить с Ники, выяснить, что произошло и что он собирается делать дальше. Мне казалось очевидным, что нужно перебираться в другое место.

Я выскользнула из кухни, чтобы проверить, как он. Он крепко спал, его изуродованный рот приоткрылся. Лицо казалось раздутым и бесформенным – даже когда раны затянутся и отеки сойдут, он уже не будет таким красивым, как прежде. Мне не хотелось его беспокоить, поэтому я на цыпочках вышла из комнаты и вернулась к Эмили.

Она съела, сколько хотела, и теперь играла со стаканчиком из-под йогурта: ставила себе на нос, стараясь удержать равновесие, а потом кивала головой, и стаканчик летел через стол. Ее лицо, руки, столешница – все было покрыто липкой розовой слизью.

– Твою мать! – заорала я, снова хватаясь за бумажное полотенце. Но прежде чем я успела подойти к ней, она вытерла руки о подушку на стульчике.

– Нет, не надо так делать!

Она подняла на меня взгляд, ее нижняя губа задрожала.

– Прости, солнышко, – сказала я, пытаясь ее вытереть. – Мамочка не должна ругаться.

Голубые глазищи наполнились слезами.

– Нет. Нет. Мама! Где мама?

Я крепко ее обняла.

– Я научусь, – прошептала я. – Обещаю.