Эмили все не успокаивалась. Она вопила так громко, что перебудила бы всех соседей, если бы ближайший дом не был в километрах от нас. Я остановилась перед поворотом так, чтобы «Рэндж Ровер» не видно было с главной дороги, и пошла за «Маздой». Подъехав на ней к «Рэндж Роверу», я освободила Эмили и, оставив ее биться в истерике на заднем сиденье, понесла детское кресло в другую машину. Я никогда в жизни не устанавливала детское сиденье и прокляла себя за то, что не обратила внимания, как правильно его пристегивать. Наконец, после нескольких лихорадочных минут, в течение которых я думала, что Эмили сейчас пробьет головой окно, у меня все получилось. Когда я подняла ее, она запротестовала, стала пинаться и щипать мне руки.

– Прекрати! – крикнула я. – Пожалуйста, прекрати!

Я протянула ей бутылочку с водой, но она швырнула ее в меня. Успокоить ее было невозможно, пришлось просто не обращать внимания на крики. Я села на водительское место и сдала назад, в панике забыв проверить, не приближается ли машина. К счастью, дорога была пустынна.

Я медленно поехала прочь, пытаясь успокоиться. Эмили по-прежнему вопила как резаная. Я подумала было спеть ей колыбельную, но не смогла вспомнить ни одной, поэтому спела песенку про овечку. Похоже, это подействовало. Или же помогло плавное движение автомобиля.

Плач стих, она заснула. До мотеля было пятьдесят километров, то есть примерно час езды по извилистым дорогам. Я надеялась, что Эмили не примется снова плакать, когда проснется. Ники нескоро еще к нам присоединится, поэтому забота о ней временно лежала на мне. Я не возражала, наоборот, ждала этого с предвкушением, но в качестве матери я была абсолютным новичком.

Пока я ехала по непривычно тихой дороге, включив фары почти на полную мощность, я старалась не думать, что происходит сейчас в доме, и сосредоточиться вместо этого на мыслях о том, как все вернулось на круги своя. Хейли всегда предсказывала, что Ники устанет от Наташи.

– Их брак обречен. Он приползет обратно, что угодно на это поставлю, – сказала она. Тогда я ей не поверила, подумала, что она просто пытается смягчить удар.

Это был день их свадьбы, мы с Хейли запивали мое горе на кухне моей новой фешенебельной квартиры. Ники платил за нее чудовищно высокую ренту и каждый месяц клал на мой банковский счет семь тысяч фунтов, но его щедрость ничего для меня не значила. Безоговорочная преданность и моральная поддержка – вот что мне было нужно; плечо, на котором можно поплакать, друг, который не отшатнется, потрясенный, когда я разражусь гневной тирадой о том, как мне хочется убить эту сучку, которая украла моего мужа и разрушила мою жизнь.

Хейли была такой подругой. Она отказалась идти на свадьбу – скромную церемонию в маленьком, обшарпанном бюро регистраций, с небольшим, как мне потом сказали, числом гостей. Родители Ники в последний момент смягчились ради нового внука, но Хейли стояла на своем, она порвала приглашение и отправила его обратно по почте.

– За жениха и невесту! Желаю им болезней, бедности и несчастливости! – провозгласила она, подливая мне вина в бокал. Было позднее утро, мы уже изрядно наклюкались. – Есть такое слово – «несчастливость»?

– Наверное, ты хотела сказать «несчастье», – ответила я, чувствуя как поет в голове алкоголь.

– Да. Болезней, бедности и несчастья!

Мы выпили за наше злобное пожелание, и Хейли расхохоталась, как ведьма, насылающая порчу.

Я хотела, чтобы гнев заглушил боль разбитого сердца, но у меня не получалось по-настоящему рассердиться. Мой взгляд то и дело притягивали часы на духовке. Церемония должна была начаться в одиннадцать, на часах было уже 10:53. Казалось, идет обратный отсчет до конца света. Как я буду жить дальше? Ребенок должен был появиться на свет через несколько недель. Говорили, это девочка. Если она будет выглядеть как ребенок, о котором я мечтала, с темными волосами, как у Ники, и карими глазами олененка, я захочу убить себя.

– Одного не пойму: как он умудрился заделать ей ребенка? Конечно, на ее стороне молодость, яйца выскакивают из нее, как из курицы, но все же… – трещала Хейли, не замечая, что ее слова ранят меня, как лезвия. – Когда я вспоминаю, через что ты прошла, пытаясь зачать, все эти ложные надежды… И как он тебе отплатил. Боже, я знаю, он мой брат, но я ненавижу его за то, как он с тобой обошелся. И восхищаюсь тобой за то, что ты так легко пошла ему навстречу, дала развод. Я бы на твоем месте не была такой великодушной, я бы превратила его жизнь в ад. Ты святая, Джен, ты знаешь об этом? Просто святая.

– Это не его вина, – тихо ответила я. – Она дает ему то, чего он всегда хотел. Я не могу с ней соперничать.

– О, она знала, что делает, это уж точно. Но Ники тоже виноват. Он тебе изменял.

– Мужчины часто изменяют, особенно в таком возрасте. – В последнее время я прочитала огромное количество литературы на эту тему. – Это заложено на генетическом уровне.

– Ну, Райану не поздоровится, если и у него это на генетическом уровне, вот что я могу сказать, – парировала она.

– Он сказал, что ему жаль, и я поверила. Простила.

– Да, я вижу твой нимб, дорогуша, – Хейли обвела рукой вокруг моей головы. – Но ведь он не обязан был на ней жениться, правда?

Я снова взглянула на часы – 10:58. Осталось две минуты до того, как мой мир рухнет. Я залпом допила вино и протянула Хейли бокал за добавкой.

В итоге Хейли оказалась права. Прошел год, и Ники одумался. Если бы я не давала ему развода, если бы пыталась отсудить половину дома, была жестокой и мстительной, он бы ко мне не вернулся.

Я перенеслась мыслями в настоящее. На дорогах практически не было машин, я добралась до мотеля довольно быстро, около двух ночи. Это был один из тех мотелей на заправках, куда можно заселиться анонимно в любое время суток. Девушка на ресепшене едва взглянула на меня, но я все равно старалась не смотреть в камеры.

– Мой муж подъедет через несколько часов, – сказала я.

Снова называть его так было непривычно, но волнующе. На мне висела Эмили – ее удалось вынуть из сиденья, не разбудив, – и вдобавок я тащила дорожные сумки. Мне не сразу удалось провести магнитным ключом, чтобы попасть в наш семейный номер с видом на парковку.

Спустив сумки с плеча, я дала им упасть на пол и бережно положила Эмили в кроватку. Потом сама упала на кровать, и меня затопило облегчение. Достала свой неотслеживаемый телефон, надеясь, что там не будет сообщений от Ника; мы договорились, что он свяжется со мной только в случае чрезвычайной ситуации. Мы позаботились, чтобы нас нельзя было отследить по мобильным, последние несколько недель общались друг с другом с помощью обычной почты и сжигали письма сразу по прочтении. Казалось, будто мы разыгрываем какую-то темную сексуальную фантазию. Только это была не фантазия, это была реальность. И прямо сейчас все становилось гораздо более реальным для Ники.

«Ты обещала, что не будешь об этом думать», – напомнила я себе.

Эмили забормотала во сне, и я мгновенно оказалась у ее кроватки, разглядывая чумазое заплаканное личико. Она дергала головой из стороны в сторону: похоже, ей что-то снилось.

– Тише, тише, – прошептала я, робко кладя руку ей на живот. – Я о тебе позабочусь, сладкая.

Она понятия не имела, как сильно я ее любила и сколько вынесла ради этого момента. Я долго стояла над кроваткой, любуясь ею. Она была чудесная, я едва могла поверить, что она наконец моя.

Наташу никогда не найдут. Озеро было глубоким, дом стоял в глуши, а самое главное – ни у кого не было никаких оснований искать ее здесь. На поиски подходящего места ушло много часов, но то, которое мы в итоге обнаружили, было идеальным. Мы сняли его под чужим именем и заплатили вперед наличными. Наташа безоговорочно купилась на историю о том, что это был наш любимый домик для семейного отдыха, что Ники сделал мне предложение на озере и что мы мечтали привозить сюда собственного ребенка.

Я думала, что подружиться с ней будет самой сложной частью плана, что она сразу же меня раскусит, но то ли я оказалась прирожденной лгуньей, то ли она была чудовищно наивна. Наверное, и то и другое. Чем лучше я ее узнавала, тем больше она мне нравилась, хотя я ни за что бы этого не признала. Она была открытым, честным человеком, никакой не интриганкой, как думали мы с Хейли. Меня восхищала ее смелость, проявлявшаяся, когда дело касалось Эмили. У Ники на руках были все карты, но она не уступила ему, как я. Она бы не сдалась без боя, в этом я нисколько не сомневалась.

Я попыталась заснуть, но это было невозможно. Моя голова горела, ничто не могло потушить пламя. Если бы в номере находился мини-бар, я бы выпила все подчистую. Вместо этого я принялась расхаживать из угла в угол, заламывая руки, глядя сквозь вертикальные жалюзи, не покажутся ли огни «Рэндж Ровера», прислушиваясь, не донесутся ли из коридора шаги Ники.

Прошло еще два часа, уже почти светало. Я ужасно устала и чувствовала приближение головной боли. Налив в чайник воды из-под крана в ванной, я поставила его кипятиться, надеясь, что шум не потревожит Эмили. Она может испугаться, проснувшись без отца в незнакомом месте, а мне больше не выдержать плача. Она немножко меня знала, но не доверяла мне. Я понимала, что на это потребуется время. Я не ждала чудес.

Усилием воли оторвавшись от окна, я заставила себя сесть. Выпила мерзкий чай, несколько раз перечитала правила поведения в мотеле, полистала туристический журнал. Пели птицы, приветствуя новый день, сквозь жалюзи сочился мягкий розоватый солнечный свет. Мы были почти у цели. Когда появится Ники, начнется наша новая семейная жизнь.