Глава 11

У Мириам действительно остался иссиня-черный синяк на руке, такой большой и яркий, что Кевин почувствовал себя страшно виноватым. Он вернулся в гостиную налить себе виски. Он так задумался, что не заметил, как Мириам начала готовить ужин. Она по-прежнему была в халате. Но когда она потянулась за тарелкой в шкаф, рукав сполз, и он увидел синяк.

– Боже! Я не думал, что схватил тебя так сильно, Мириам.

– А следовало бы, – ответила она, не глядя на него. Мириам начала накрывать на стол.

– Может быть, тебе не хватает витамина С или чего-то такого… У тебя такие хрупкие капилляры…

Мириам молчала.

– Прости, Мириам… Мне страшно жаль…

– Все в порядке. – Мириам помолчала и взглянула на него. – Я забыла спросить, как прошел твой день?

Он ответил не сразу. С того момента, как он начал работать у Джона Милтона, Мириам каждый день задавала ему этот вопрос, но как только он начинал отвечать, она тут же перебивала его и говорила, что не нужно вдаваться в скучные детали. А ведь в Блисдейле она любила расспрашивать его о работе. Судя по всему, она переняла привычки Нормы и Джин и в этом отношении тоже, и Кевину это не нравилось. Они перестали делиться друг с другом важным. И теперь ему казалось, что каждый из них живет собственной жизнью, встречаясь только ради каких-то развлечений.

– Тебе действительно интересно? И я могу рассказать тебе что-то, не боясь, что ты сбежишь?

– Кевин, я лишь пытаюсь…

– Знаю, ты помогаешь мне расслабиться. Но ты же не гейша, Мириам! Ты – моя жена! Я хочу делить с тобой не только успехи, но и трудности. Я хочу, чтобы ты была частью моего дела, моей жизни. И я сам хочу быть частью твоей жизни!

– Я не желаю слышать ничего неприятного, Кевин, – твердо произнесла Мириам. – Просто не хочу. Мистер Милтон прав. Ты должен снимать свою обувь перед порогом и оставлять всю грязь снаружи. Наш дом должен быть нашим личным раем.

– О боже…

– У Нормы и Джин это отлично получается. Посмотри, как они счастливы, какие у них замечательные семьи. Неужели ты не хочешь, чтобы мы жили так же? Разве ты не для этого согласился тут работать: чтобы мы жили лучше и счастливее?

– Конечно да. Но иногда мне хочется поделиться с тобой… Мне нужна твоя поддержка, мне важно знать твое мнение…

– Как в деле Лоис Уилсон? – резко произнесла она.

Он молча смотрел на нее.

– Тогда я был неправ, признаю. Я должен был учитывать и твою точку зрения тоже. Мне следовало объяснить тебе все, а не бросаться в работу очертя голову. Но…

– Забудь об этом, Кевин. Пожалуйста. У тебя все хорошо. Тебя все любят. У тебя есть важное дело. Мы зарабатываем кучу денег и ведем комфортную жизнь. У нас появились замечательные новые друзья. Я не хочу расстраиваться из-за того, что кому-то плохо и где-то происходят ужасные преступления.

Мириам поморщилась, но тут же улыбнулась так быстро и механически, словно была роботом.

– А теперь ужинать! Я купила те чудесные киевские котлеты, которые мы заказывали в «Русской чайной». На Шестой авеню есть магазин, где их можно купить в отделе замороженных продуктов. Их нашла Норма. Я разогрею их в микроволновке, и через пару минут мы сможем поужинать. Мой руки и садись!

Кевин рассеянно кивнул.

– Хорошо, – прошептал он. – Хорошо.

Он вымыл руки и пришел к столу, но никак не мог избавиться от ощущения подавленности. И еда была замечательная, и вино… И Мириам без умолку болтала о том, как она провела день: магазины, спортивный зал, что рассказали Норма и Джин, слухи о Хелен Сколфилд, какой чудесный пентхаус у мистера Милтона… Она говорила, и говорила, и говорила… И ни разу не спросила о том, над каким делом он работает…

Возможно, сказались подавленность и непонимание, а может быть, он устал сильнее, чем ему казалось… Как бы то ни было, виски и вино сморили его, и он заснул на диване в гостиной прямо перед телевизором. Кевин проснулся от того, что Мириам выключила телевизор.

– Я устала, Кев.

– Что? А, да, конечно…

Он поднялся и пошел за ней в спальню. Стоило ему добраться до постели, он мгновенно заснул, и ему снова снился эротический сон. В нем он проснулся и повернул голову, потому что почувствовал рядом с собой какое-то движение.

Мириам оседлала мужчину. Ноги его были согнуты в коленях. Мужчина обхватил Мириам за бедра чуть выше коленей. Груди ее ритмично подпрыгивали – она скакала на мужчине с такой энергией, которая со стороны могла бы показаться комичной. Она стонала и откидывала голову назад. А потом она наклонилась вперед, чтобы мужчина мог дотянуться до ее грудей. Он обхватил ее груди и начал нежно играть с сосками.

Кевин не мог пошевелиться. От этого зрелища у него возникла эрекция, но он не мог ни повернуться, ни вскочить с постели. Все его усилия были тщетны. Он словно приклеился к простыням, а его руки обхватили невидимые путы.

Все продолжалось. Мириам достигала оргазм за оргазмом, стонала, кричала от удовольствия. Наконец она рухнула на обнаженного мужчину, с трудом переводя дыхание. Мужчина погладил ее по плечу, и Кевин увидел его пальцы. На мизинце блеснуло золотое кольцо с монограммой «К». Он с трудом повернул голову, еще немного, еще… И вот он смог взглянуть в глаза любовника Мириам.

Он снова смотрел в свои глаза, только на сей раз его лицо высокомерно ухмылялось. Кевин закрыл глаза, всем сердцем желая, чтобы этот сон наконец-то закончился. Он снова провалился в беспокойный сон. Проснувшись утром, он увидел, что Мириам лежит ничком, сбросив одеяло – точно так же, как это было в его сне.

Кевин смотрел на нее, пока она не проснулась.

– Доброе утро, – улыбнулась Мириам. Кевин не ответил. Она перевернулась на спину и потерла глаза. – После всего я так хорошо спала…

Мириам потянулась к мужу и поцеловала в щеку.

Он чуть было не спросил: «После чего?» – но сдержался. Мириам села и застонала.

– Что с тобой?

– Ты – животное, – засмеялась она.

– Что?

– Посмотри…

Он сел рядом с ней и взглянул на ее ноги. Чуть выше коленей красовались два небольших синяка от слишком сильных пальцев.

– И не говори, что мне не хватает витамина С, Кевин Тейлор. Ты просто дьявол!

Кевин ничего не ответил. Он неверящим взглядом смотрел на ее ноги. Мириам поднялась и направилась в ванную, а Кевин рухнул на подушки, чувствуя себя измотанным, словно всю ночь занимался диким сексом. Но почему все это казалось ему кошмаром? Почему он смотрел на себя словно со стороны? Может быть, он сходит с ума? Если это будет продолжаться, придется с кем-то поговорить – возможно, с психиатром…

Кевин поднялся, принял душ, оделся, позавтракал, выслушал рассказ Мириам о ее планах на день. Он не помнил, чтобы раньше она была настолько поглощена собой. Тщеславие было ей свойственно, как и всем, но она всегда была скромной и смущалась, когда разговор заходил исключительно о ней. Выходя из дома, Кевин неожиданно понял, что Мириам не упомянула ни о чем, что не было связано с ней, – она говорила только о том, как собирается расширить свои познания в искусстве, улучшить форму бедер в спортивном зале и поискать какие-то новые наряды. Он почувствовал себя зеркалом, стоящим напротив жены.

Днем Кевин встречался с Трейси Кейсвелл. Ротберг отправил ее в город, чтобы она сама пришла в офис. Трейси не отличалась красотой, но у нее была отличная фигурка, и ей было всего 24 года. В отеле она работала чуть больше трех лет. Она подтвердила историю Ротберга, рассказала, что он пришел к ней сразу после ссоры с женой и очень живо описал все в деталях. Она настолько точно повторила его слова, что было ясно – все заучено наизусть. Прокурору будет несложно представить ее присяжным соучастницей убийства.

Кевин задавал ей вопросы быстро и резко, приняв на себя роль прокурора. Он всячески пытался доказать, что она лжет, выгораживая любовника. Ему удалось поймать ее на двух мелких противоречиях, причем одно было связано со временем, когда Ротберг предположительно рассказал ей о ссоре. Когда он указал ей на это, она тут же поправилась.

Казалось, что Трейси искренне сожалеет о произошедшем. Она сказала, что чувствовала себя неловко, заводя роман с человеком, имевшим жену-инвалида. Она знала Максину Ротберг еще до романа со Стэнли, и Максина ей всегда нравилась. Если присяжных удастся подкупить этой частью рассказа, то Трейси может быть полезной. Впрочем, твердой уверенности в этом у Кевина не было.

Дата суда приближалась, и настроение у Кевина портилось все сильнее и сильнее. Он сохранял хорошую мину, твердил репортерам, что несомненно сможет доказать невиновность мистера Ротберга. Но в глубине души он понимал, что рассчитывать можно только на то, что присяжные запутаются и поддадутся сомнениям. Тогда Ротберга признают невиновным. И хотя окружающие по-прежнему будут убеждены, что он мог убить свою жену, дело можно будет и выиграть.

Отсутствие у Мириам интереса к его работе удивляло Кевина, но со временем он стал думать, что стоит последовать совету мистера Милтона. Партнеры и без того постоянно обсуждали дела – и на работе, и в лимузине по пути на работу и домой. Было так приятно возвращаться домой, зная, что все волнения и проблемы можно оставить за порогом.

Не реже двух раз в неделю они отправлялись куда-нибудь ужинать с Дейвом, Тедом и их женами. Пол присоединялся к ним по выходным. Он говорил, что Хелен впала в настоящую кататонию. Пол никак не решался отправить ее в психиатрическую больницу, но, несмотря на присутствие сиделки, чувствовал, что долго не выдержит.

– Она больше даже не рисует, – говорил он.

Мириам спросила, не следует ли ей с девушками навестить ее, но Пол считал это бесполезным.

– Вы лишь расстроитесь…

Кевин обратил внимание, что одного лишь довода «вы расстроитесь» оказалось достаточно, чтобы женщины тут же позабыли о своем плане. После переезда в город Мириам перестала терпеть что-то обычное и житейское. И она избегала всего, что требовало хоть малейших усилий над собой или компромиссов. Ей разонравилось даже ездить к собственным родителям.

– Зачем нам толкаться в пробках по дороге туда и обратно? – говорила она. – Пусть они сами приедут в город. Это гораздо проще.

– Для нас, возможно. Но не для них, – возразил Кевин, но она его не слушала.

Кевин заметил, что дома они практически полностью перешли на замороженные продукты. Мириам стала покупать готовые блюда, а дома лишь разогревала и сервировала их. Когда-то она очень гордилась своими кулинарными способностями. Теперь об этом и речи не было – она была слишком занята для подобного. Если Кевин спрашивал, чем же она так занята, Мириам тут же начинала перечислять: спортзал, покупки, выставки и музеи, обеды в разных ресторанах, а еще уроки вокала. Так жили все девушки, кроме, разумеется, Хелен.

Если Кевин звонил из офиса, Мириам почти всегда не было дома. Ему постоянно отвечал автоответчик. Зачем ей вообще автоответчик, удивлялся он. Она никогда не перезванивала старым подругам по Блисдейлу. Мириам перестала звонить даже родителям – и своим, и его. Они звонили сами поздно вечером и жаловались. Когда же он спрашивал у жены, почему она себя так ведет, она смеялась и отделывалась отговорками: «Я была так занята… Но скоро я стану более организованной».

На все его жалобы у нее был один ответ: «Но разве ты сам не стремился, чтобы мы жили именно так? А когда я наслаждаюсь жизнью, ты начинаешь жаловаться. Определись, чего же ты хочешь!»

Кевин начал сомневаться в себе. Иногда он приходил домой, когда Мириам еще не вернулась. Он наливал себе виски с содовой, смотрел на Гудзон и думал. Не был ли он счастливее в прежней жизни? Какой была бы их жизнь, если бы у них появились дети? Мириам уже заговаривала о том, что им стоит переехать в более просторную квартиру и нанять няню для их первого ребенка.

– Норма и Джин собираются это сделать, – сказала она. – Дети не должны мешать родителям жить полной жизнью.

– Но тебе же это никогда не нравилось, – напомнил Кевин. – Помнишь, как ты всегда осуждала Розенблаттов и их отношение к воспитанию детей? Их детям приходилось чуть ли не записываться, чтобы встретиться с собственными родителями.

– Это другое дело! Филлис Розенблатт… скучная… Она не отличила бы картину Джексона Поллока от рисунка на обоях.

Кевин ее доводов не понял, но стоило ему заговорить на эту тему, как Мириам тут же ускользала. Ее поведение тревожило его все больше. Однако за день до начала процесса Ротберга что-то изменилось.

Вернувшись домой с работы, он обнаружил, что Мириам приготовила ужин. Она сменила прическу, распустила прямые волосы – так, как он любил. Встретила она его почти ненакрашенной, в одном из старых платьев. Стол был накрыт, горели свечи.

– Я подумала, что ты немного напряжен и тебе нужно расслабиться в домашней обстановке, – сказала она.

– Отлично! Что так вкусно пахнет?

– Цыпленок в винном соусе – ты же любишь…

– По твоему рецепту?

– Именно! Я сама приготовила цыпленка и еще яблочный пирог. Собственными руками, – добавила она. – Я никуда не ходила сегодня. Просто сидела дома и рабски трудилась на тебя, как преданная маленькая жена.

Он рассмеялся, хотя почувствовал в ее словах легкую нотку сарказма. Такой сарказм был более свойственен Норме или Джин, чем Мириам.

– И я люблю тебя за это, дорогая, – сказал он и поцеловал ее.

– После ужина, – мягко оттолкнула его она. – Сначала главное. Устраивайся поудобнее.

Кевин принял душ и переоделся. Выйдя в гостиную, он обнаружил, что Мириам разожгла камин, поставила на стол коктейли и закуски. Яркий огонь, хорошая еда, виски и вино помогли ему расслабиться. Он признался Мириам, что чувствует себя, словно снова вернулся в материнское лоно.

После ужина они выпили коньяка, а Мириам сыграла на спинете их свадебную песню. Песня была старой – ее любили его родители. И Мириам она тоже понравилась сразу, стоило ей ее услышать.

– Хочу показать тебе, чему я научилась на уроках вокала, – сказала Мириам и запела: – Я так люблю тебя… Неужели ты не ответишь на мою любовь?.. Ты мне так нужен… Так нужен…

На глаза Кевина навернулись слезы.

– Мириам, я так много работаю. Я почти забыл, для чего все это. Это для тебя. Мне ничего не нужно без тебя!

Он поцеловал ее, поднял на руки и отнес в спальню. Все было так прекрасно. Все сомнения, все вопросы мгновенно исчезли. У них все будет хорошо. Жизнь будет замечательной, как он всегда хотел и на что всегда надеялся. Мириам осталась прежней, и они все еще любят друг друга. Он начал раздеваться.

– Нет, подожди, – сказала она, садясь и наклоняясь к нему. – Давай сделаем так, как в среду вечером.

– В среду вечером?

– Ну, когда мы вернулись домой после ужина с Тедом и Джин. Только не говори мне, что ты опять все забыл!

Кевин улыбнулся. Мириам начала расстегивать его рубашку.

– Я раздела тебя, а потом ты раздел меня, – шептала она, продолжая разыгрывать сцену, которую он, хоть убей, не мог вспомнить.

Во время слушаний все сотрудники фирмы побывали в зале суда. Даже секретаршам позволили отлучиться на несколько часов, чтобы понаблюдать за юридической битвой. Удивительным было лишь то, что сам мистер Милтон в суд так и не пришел. Ему вполне достаточно было тех отчетов, которые к нему поступали. А больше всего Кевина беспокоило то, что прийти отказалась и Мириам. Она удивила его в самый первый день. После завтрака она заявила, что не придет в суд. Кевин надеялся, что до завершения процесса она изменит свое решение.

Боб Маккензи начал процесс медленно и методично. Он изложил свою теорию, привел все аргументы и факты, которые считал убедительным доказательством вины. Кевин подумал, что это очень разумный прием – четко структурировать свое выступление и приберечь клинические доказательства и результаты судебной экспертизы напоследок. Маккензи говорил размеренно и уверенно. Он производил впечатление зрелого, опытного юриста, и это заставило Кевина еще более остро почувствовать свою молодость и относительную неопытность.

Он не мог понять, почему Джон Милтон был настолько уверен в его способностях – еще до начала совместной работы. Почему дело Ротберга поручили именно ему. У него началась настоящая паранойя по поводу мотивов Милтона в связи с делом Ротберга. Может быть, он знал, что дело провальное, и хотел возложить всю вину на Кевина, молодого и неопытного?

– Дамы и господа! Уважаемые присяжные! – начал Маккензи. – Вы увидите, как задолго до преступления были посеяны семена этого хитроумного убийства; как у обвиняемого сформировались мотивы, появилась возможность; как он холодно и расчетливо совершил этот немыслимый поступок в твердой уверенности, что его вину невозможно будет доказать в силу сомнений и возможной небрежности.

Прокурор повернулся к Ротбергу и указал на него.

– Этот человек полагается на единственное слово – «сомнение». Он надеется, что адвокат поселит в ваши души сомнение, которое помешает вам сознательно и убежденно признать его виновным в чудовищном преступлении.

Размеренная речь Маккензи и его медленные движения придали словам торжественность. Атмосфера была наэлектризована до крайности. Журналисты и телерепортеры быстро царапали что-то в своих блокнотах. Художники начали рисовать присяжных и невыразительное лицо Ротберга. Тот хранил полное спокойствие, даже зевнул при первых словах прокурора.

В первые два дня Маккензи вызывал свидетелей, которые описывали порочную натуру Ротберга. Они заявили, что он был игроком, проиграл значительную часть состояния семьи Шапиро и даже перезаложил отель, несмотря на высочайшую репутацию этого курорта и успех бизнеса по производству булочек с изюмом. Все это произошло, когда Максина оказалась слишком больна, чтобы активно участвовать в управлении отелем и бизнесом.

Маккензи вспомнил даже работу Ротберга официантом – уже тогда по вечерам он играл в карты и проигрывал все полученные чаевые. Прокурор излагал историю обвиняемого очень тщательно, не упуская ни одного омерзительного момента. Он показал присяжным портрет соблазнителя, которому удалось украсть сердце Максины Шапиро. Конечно, это был брак по расчету. Стэнли Ротберг женился на Максине ради ее денег. Когда Кевин возразил, что подобная характеристика безосновательна, Маккензи вызвал свидетеля, поддержавшего его слова. Это был ушедший на покой шеф-повар отеля. Он поклялся, что Ротберг говорил ему, что когда-нибудь заполучит отель Шапиро, соблазнив Максину. После нескольких заявлений, подтверждавших внебрачные связи Ротберга, Маккензи вызвал Трейси Кейсвелл. Он привел ее к присяге и быстро заставил признать, что у нее был роман со Стэнли Ротбергом в то время, когда его жена тяжело болела.

На следующий день Маккензи перешел к болезни Максины Ротберг. Он вызвал врача, который подробно описал ее проблемы и опасности. Маккензи не стал задавать вопросы о несостоятельности Беверли Морган. Он явно не хотел внушать присяжным, что Максину Ротберг могла случайно убить ее сиделка, у которой были проблемы с алкоголем. Кевин же во время перекрестного допроса пытался заставить врача признать, что Максина вполне могла сама сделать себе смертельную инъекцию инсулина.

Тут Маккензи перешел к полицейским отчетам, где говорилось о спрятанном в шкафу Стэнли инсулине. Патологоанатом рассказал о вскрытии и о причине смерти. В конце концов, в суд вызвали Беверли Морган. Маккензи заставил ее рассказать об отношениях Ротберга с женой, о том, как редко он ее посещал и интересовался ее здоровьем. Беверли рассказала о том дне, когда умерла Максина Ротберг, – практически так же, как в свое время рассказывала Кевину. Наступила очередь Кевина.

Не успел он приступить к перекрестному допросу Беверли Морган, как кто-то дотронулся до его плеча. Он обернулся. За ним стоял Тед.

– Это от мистера Милтона, – прошептал он, кивая в ту сторону, где обычно сидели Дейв, Тед и Пол, когда приходили в суд. Дейв и Пол сидели на своем месте, но сегодня между ними сидел мистер Милтон. Он улыбнулся и кивнул.

Кевин развернул записку, прочел ее и повернулся к мистеру Милтону. Тот снова кивнул, на этот раз более твердо. Тед хлопнул Кевина по плечу и вернулся на свое место. Кевин поднялся и посмотрел на Беверли Морган. Он снова взглянул на записку, чтобы убедиться, что все понял правильно. Кевин приступил к допросу. И ответы Беверли Морган теперь удивляли его не меньше, чем прокурора.

– Миссис Морган, вы только что заявили, что иногда миссис Ротберг чувствовала себя очень несчастной и подавленной после визитов ее мужа. Помните ли вы такие случаи? Например, в последнее время?

– Да, это было, – произнесла Беверли Морган.

И она пересказала всю ту историю, которую рассказывал Кевину Стэнли Ротберг. Между ними произошла ссора. Не моргнув глазом и не изменив выражения лица, Беверли рассказала, что видела, как Максина Ротберг на инвалидном кресле въезжала в комнату Стэнли.

– У нее на коленях лежала коробка с инсулином. – Беверли помолчала, потом взглянула на слушателей и добавила: – И на ней были мои резиновые перчатки.

В зале повисла мертвая тишина, затишье перед бурей. А потом началось что-то невообразимое. Репортеры бросились к телефонам, чтобы сообщить новости в свои редакции. Люди не скрывали изумления. Судья застучал молоточком, призывая к тишине и грозя вывести из зала всех, кроме участников процесса.

Кевин оглянулся. Партнеры сидели на своих местах, но Джон Милтон ушел. Когда все успокоились, Кевин заявил, что у него больше нет вопросов.

К допросу приступил Маккензи. Он спросил, почему Беверли не рассказывала об этом прежде. Она спокойно ответила, что ее никто об этом не спрашивал. Кевин подумал, что сейчас Маккензи использует показания врача и информацию о пьянстве сиделки, чтобы дискредитировать ее слова. Если он это сделает, то Кевин сможет доказать преступную небрежность, которая привела к смерти Максины Ротберг. В любом случае он сможет поселить в сердцах присяжных сомнения в виновности Стэнли Ротберга.

Однако Маккензи решил этого не делать. Судья объявил перерыв. Кевин спросил у Пола, где мистер Милтон. Он хотел узнать, откуда босс знал, что Беверли Морган изменит показания.

– Он уехал на встречу с новым клиентом, – ответил Пол. – Он сказал, что поговорит с тобой позже, но велел передать: ты проделал большую работу!

– До этого момента я думал, что дело проиграно.

Пол улыбнулся и переглянулся с Тедом и Дейвом. На лицах всех троих играла одинаковая высокомерная усмешка.

– Мы не проигрываем, – произнес Пол.

Кевин кивнул.

– Начинаю в это верить, – сказал он, переводя взгляд с одного на другого.

После перерыва Кевин сразу почувствовал, что все чего-то ждут. Оглядев слушателей, репортеров и журналистов, он неожиданно ощутил то же приподнятое чувство всемогущества, которое охватило его, когда он защищал Лоис Уилсон. Все было в его руках. Как бы ему хотелось, чтобы Мириам пришла в суд – хотя бы сегодня…

Кевин вызвал Стэнли Ротберга. Когда тот принес присягу, Кевин сел на край стола и скрестил руки на груди.

– Мистер Ротберг, вы слышали, как характеризовали вас свидетели. Сначала вас называли игроком. Вы проигрывали большие суммы и часто оказывались в долгах. Это правда?

– Да, это так, – подтвердил Ротберг. – Всю свою сознательную жизнь я был игроком. Это болезнь, и я не намерен ее отрицать.

При слове «болезнь» он посмотрел на слушателей, как советовал Кевин.

– Вас обвиняли также во внебрачных связях, и эти обвинения подтвердила женщина, Трейси Кейсвелл. Она заявила, что была вашей любовницей. Вы можете это опровергнуть?

– Нет. Я был влюблен в Трейси, и мы встречались почти три года.

– Почему вы не подали на развод?

– Я хотел, но не мог сделать этого. Максина была больна, и Трейси не позволяла мне. Я изо всех сил старался вести себя осторожно.

– Судя по всему, это вам не удалось, – резко бросил Кевин.

Отличный ход! Он допрашивал клиента как прокурор, а не адвокат. И прозвучавшая информация приобретала особую значимость для присяжных и слушателей. Кевин показывал, что Стэнли Ротберг ему не нравится, что он не собирается помогать ему лгать.

– Да, полагаю, нет.

– И, как говорили свидетели, слухи о вашей связи дошли до вашей жены?

– Да.

– Вы слышали показания Беверли Морган. Она рассказывала о вашей ссоре с женой. Были ли эти показания точными?

– Да.

– Но в тот момент вы не восприняли угрозы жены всерьез?

– Нет.

– Почему?

– Она была больна. Я не думал, что она на это способна.

– Мистер Ротберг, вы ввели жене смертельную дозу инсулина?

– Нет, сэр. Я даже смотреть не мог на уколы – ни когда Максина делала их сама, ни когда их делала сиделка. Я всегда выходил из комнаты.

– Больше вопросов нет, ваша честь.

Маккензи медленно поднялся, но остался за своим столом.

– Мистер Ротберг, вы видели инсулин в своем шкафу?

– Да, утром. Но я забыл об этом. В отеле возникли проблемы, и я был очень занят. Я забыл спросить у сиделки про эти ампулы.

– И это несмотря на то, что жена угрожала обвинить вас в своей смерти?

– Я об этом просто не подумал. Это было… – Он повернулся к присяжным. – Это было просто невозможно.

Маккензи какое-то время смотрел на него, потом покачал головой. Слушатели подумали, что он не верит услышанному, но Кевин почувствовал в прокуроре безнадежность.

– Больше вопросов нет, ваша честь, – произнес Маккензи, садясь.

Кевин продолжил действовать по плану. Он вызвал Трейси Кейсвелл и допросил ее – она повторила все то, что говорила в офисе. Стэнли Ротберг пришел к ней после ссоры с женой, все рассказал… Добавила она лишь одну деталь: Стэнли был очень встревожен и подавлен. Трейси очень искренне сожалела о том, как все сложилось. Кевин и сам поверил, когда она говорила, как ей нравилась Максина Ротберг.

Маккензи даже не стал ее допрашивать. В заключение Кевин развил ту самую мысль, которую подсказал ему Джон Милтон. Да, Стэнли Ротберг виновен в супружеской измене. У Стэнли Ротберга не самый лучший характер. Но судят его не за это. Его судят за убийство, а убийства он не совершал.

Всем было ясно, что откровения Беверли Морган подрубили обвинение под корень. Кевин был поражен тем, как плохо и невнятно выступает прокурор. Он повторялся, делал большие паузы, сбивался. Когда он сел, ни у кого не осталось сомнений в исходе процесса.

Не осталось сомнений и у присяжных. Через три часа они вынесли вердикт: Невиновен.

Когда Кевин вернулся в офис, празднование уже было в разгаре. Его победа стала главной новостью на местном телевидении, но Кевину почему-то было не по себе. Он не чувствовал той радости, какой должен был бы. Даже после оправдания Лоис Уилсон он чувствовал себя лучше. Покопавшись в себе, он понял, что в том деле победил сам. Он сам искал доказательства, анализировал их, думал, как дискредитировать свидетелей обвинения. И добился успеха.

Сейчас все было по-другому. Он не обманывался: выиграть дело удалось только благодаря показаниям Беверли Морган, которая подтвердила рассказ Стэнли. Поздравления и комплименты его не радовали. Он не мог гордиться собой. Эта победа была равносильна победе в бейсбольном матче благодаря дождю после пятого иннинга. Он не вложил в нее всю душу.

– Мне просто повезло, – сказал он Теду.

– Дело не в удаче, – возразил тот. – Ты блестяще построил защиту.

– Спасибо. – Кевин направился к кабинету мистера Милтона и постучал.

– Войдите, – раздался голос.

Кевин вошел, но не увидел Милтона сразу.

– Я здесь, – послышался голос. Милтон стоял перед большим окном. – Поздравляю!

– Спасибо, но я надеялся побеседовать с вами в перерыве. Я хотел спросить про Беверли Морган.

– Разумеется.

Кевин подошел к окну. Мистер Милтон положил руку ему на плечо и повернул. Теперь они вместе смотрели на город, раскинувшийся у их ног. Было довольно поздно, и темнота опустилась на город. Перед ними сияло море огней.

– Поразительно. Правда?

– Да.

– Вся эта сила, вся энергия сосредоточена на таком пятачке. Миллионы людей у наших ног, невероятное богатство, немыслимая энергия… Здесь принимаются решения, которые влияют на жизнь бесчисленного множества людей. – Милтон протянул свободную руку вперед. – Здесь разыгрываются все человеческие драмы, конфликты, эмоции. Здесь рождаются и умирают, любят и ненавидят. У меня дух захватывает, когда я об этом думаю.

– Действительно, – кивнул Кевин.

Он неожиданно почувствовал себя уставшим. Мистер Милтон говорил тихо и как-то завораживающе. Его голос и все эти огоньки, мерцавшие у их ног, гипнотизировали.

– Но вы не просто стоите надо всем этим, Кевин, – продолжал мистер Милтон тем же необычайным голосом. Кевину казалось, что голос этот звучит в его голове. Казалось, что Джон Милтон проник в саму его душу, занял какое-то свободное место в его сердце и полностью овладел им. – Вы надо всем этим и точно знаете, что все будет вашим.

Повисло долгое молчание. Кевин смотрел на город, рука Джона Милтона по-прежнему лежала у него на плече, прижимая и удерживая.

– Вам пора домой, Кевин, – прошептал Милтон. – Отправляйтесь к жене и устройте собственный праздник.

Кевин кивнул. Джон Милтон отпустил его и, словно тень, скользнул к своему креслу. Кевин еще какое-то время стоял неподвижно, потом, вспомнив, зачем он пришел, повернулся к боссу.

– Мистер Милтон, я хотел спросить про ту записку… Откуда вы знали, что Беверли Морган изменит показания?

Джон Милтон улыбнулся. В приглушенном свете настольной лампы его лицо выглядело как маска.

– Ну, Кевин, вы же не хотите, чтобы я выдал все свои секреты? Ведь тогда вы, молодые, решите, что и сами можете занять мое место.

– Да, но…

– Я с ней поговорил, – быстро ответил Милтон, – привел кое-какие аргументы, и она прислушалась.

– Что же такого вы сказали, что она полностью изменила показания?

– Кевин, люди всегда выбирают то, что хорошо для них. Идеалы, принципы и все такое… В конечном счете все это не имеет значения. Нужно усвоить единственный урок: у всего – и у всех – есть своя цена. Идеалисты назвали бы меня циником. Люди практического склада, вроде вас, меня и наших партнеров, знают, что это ключ к власти и успеху. Наслаждайтесь же своей победой. – Милтон отвернулся и взглянул на свои бумаги. – Через пару дней для вас будет новое дело.

Кевин какое-то время смотрел на него, думая, будет ли у этого разговора продолжение. Джон Милтон явно хотел закончить разговор.

– Я понял, – произнес Кевин. – Доброй ночи.

– Доброй ночи. Еще раз поздравляю. Теперь вы настоящий партнер Джона Милтона.

За дверью Кевин остановился. Почему эти слова не улучшили ему настроения? Идя по коридору, он думал об огнях города и о том, как стоял над ними рядом с Джонм Милтоном. Ему вспомнились слова босса. Удивительно, но они звучали так знакомо. Где он…

И тут он вспомнил! Об этом рассказывал ему Тед! Он слово в слово излагал все то, что сегодня произошло с Кевином – вечер, кабинет, огромное окно, городские огни под ногами… И это не показалось Кевину простым совпадением.

Кто же такой Джон Милтон? Кто такие его партнеры? И во что превращается он сам?