«Донеслась бравая песня, и из-за поворота вышел старый русский солдат в обтрепанном мундире. Рядом с ним гордо гарцевал маленький лохматый пес…» (Фрагмент сценария.)
Нужна собака на роль пса. Вызвали дрессировщика. Приехал серьезный мужчина в очках, похожий на научного работника. Достал бумагу, ручку и начал задавать вопросы.
– Собака породистая или дворняга?
– Наверно, дворняга, – сказал я.
– Стопроцентная дворняга или метис?
– Стопроцентная.
– Грузинская или турецкая?
– А бог ее знает. Русская, наверное.
– Давно в Грузии живет?
– Не думаю… Солдат – кочевник, то в Крыму, то в Болгарии…
– Команды даем на русском или на болгарском?
– На русском.
– Сангвиник или флегматик?
– Кто?
– Пес.
– Флегматик.
– Городская или деревенская?
– Деревенская.
Все тщательно записав, дрессировщик попросил, чтобы ему на два дня выделили машину:
– Поезжу по деревням, поищу собаку.
– Зачем по деревням? А в Тбилиси что, собак нет?
– Вы горожанина от крестьянина отличите? – строго спросил дрессировщик.
– Да.
– Вот и собаки деревенские отличаются от городских. А халтурить я не привык.
Выделили ему машину, и он исчез на два дня. На третий появился:
– Мне надо, чтобы вы поехали со мной. Я вам покажу кандидатов.
Времени у меня не было, и я сказал, что доверяю его профессиональному чутью. Главное, чтобы собака бежала за актером.
Но дрессировщик стоял на своем:
– Давайте работать как положено. А если вам нужна халтура, обратитесь к другому дрессировщику.
Пришлось поехать. Я попытался утвердить первого же кандидата, но дрессировщик сказал, что торопиться не надо, лучше посмотреть остальных. Пусть сейчас потратим несколько часов, зато потом все будет качественно. В конце концов утвердили мы на роль небольшую рыжую собачку.
– Как сцены снимать будем? – спросил дрессировщик. – По порядку?
– По порядку.
Дрессировщик попросил снять ему комнату в той деревне, где жила собака. Комнату нашли, и он приступил к работе.
Тут пришла телеграмма от Бондарчука, потом приехал Леонов, – в общем, все планы поменялись и начали мы снимать со сцены в духане. Привезли на машине дрессировщика с собакой. Тянут деревенскую собачку из машины, а она со страху не идет – ползет. Когда дотащили ее до декорации духана и посадили за стол, она описалась, положила голову на стол и с тоской смотрела на окружающих. Дрессировщик возмущается:
– Вы снимаете не по графику. Сейчас собака подготовлена только к сцене на мосту. Духан мы еще не отрабатывали.
– Ну так отработайте! – закричал Дато Кобахидзе. – Здесь написано: во главе стола, положив голову на тарелку, спал Шарик. Прикажите ему, чтобы спал!
– На это нужно время. А халтурой я не занимаюсь.
– Снимай так, – говорю Вадиму.
Сняли крупно голову собаки на столе.
– Теперь она должна по команде «смирно!», покачиваясь, подняться и замереть! – Дато показал дрессировщику сценарий. – Вы это читали?
– Читал.
– Ну тогда что вы стоите? Делайте что-нибудь!
– Еще раз повторяю: собака к этой сцене не готова.
– Ну, пусть хотя бы голову поднимет, – сказал я.
– Это невозможно! Я в халтуре участия принимать не буду! Не дождетесь! – разозлился дрессировщик и отошел.
– Аферист! – крикнул Дато. И сказал Юсову: – Вадим Иванович, по моей команде включайте камеру.
Он залез на осветительные леса, попросил осветителей, чтобы они его держали за ноги, свесился, крикнул «Камера!» и начал громко мяукать.
Собака посмотрела на Дато и жалобно завыла.
– Снято, – сказал Юсов. – Съемка окончена.
Чтобы успеть снять сцены с солдатом в те три дня, на которые смог приехать Леонов, мы работали на износ. В один день сняли проход по улице, подход к дому Бенжамена и духан. И вечером выехали в Гори, чтобы на следующий день с утра снять сцену на мосту. А пока снимали эту сцену, декорации духана должны были срочно переделать в столовую Бенжамена.
В пять утра у моста стали гримировать актеров, ставить камеру, осветительные приборы.
Ко мне подошел дрессировщик:
– Георгий Николаевич, давайте решим, что будет делать собака.
– Там написано. Должна бежать рядом с актером, – я насторожился: что еще придумает этот жулик. – Вы же утверждали, что к этой сцене собака готова.
– Да, готова, – сказал дрессировщик. – А вот у меня такое предложение: когда солдат говорит «Эрзерум – это он», Шарик встанет на задние лапы и отдаст Кикабидзе честь.
– И она это сможет сделать? – недоверчиво спросил я.
– Да.
– Сегодня?
– Я же сказал – к этой сцене мы готовы, – пожал плечами дрессировщик.
И приказал: – Шарик, честь!
Собака встала на задние лапы и подняла к уху переднюю.
– Здорово, – удивился я.
– Утверждаем?
– К сожалению, это слишком. Не будет простой солдат так дрессировать собаку.
– Почему? Этот пес побывал с ним и в Болгарии, и в Турции. Он же мог там чему-то научиться! Может быть, Шарик с самого начала идет за Леоновым на двух лапах?
– Нет, не надо.
– Ну, тогда пусть когда Леонов скажет «Эрзерум – это он», Шарик хотя бы сделает сальто.
– Не надо. Будет перебор.
– Георгий Николаевич, это оправдано. Солдат же в отставке, денег у него нет, вот они с Шариком и подрабатывают выступлениями. Шарик, алле-оп!
Собака сделала сальто.
– Хорошо, большое вам спасибо, но не надо. Пусть собака просто бежит за солдатом.
– Тогда зачем меня пригласили? В духане собака ничего не сыграла и здесь ничего не делает, – расстроился дрессировщик. – Дайте Леонову кусок колбасы в руку, она за ним и побежит. А я вам не нужен!
Он отошел и до конца съемок сидел на другом берегу.
А мы сняли сцену, как он сказал: дали Леонову кусок колбасы, и собака за ним побежала.
Как только собаку сняли, дрессировщик забрал ее и уехал на маршрутном автобусе. И – вы не поверите! – даже за деньгами на студию не пришел, так обиделся.