Глава 25
– Неприятная ситуация, – отметил я, – но Валентину понять можно. Елена исчезает, когда она еще ходит в школу, и появляется в жизни дочери в тот момент, когда та стала успешным богатым человеком. Твое отношение к такой родственнице?
Моника нахмурилась.
– Сначала я бы сделала анализ ДНК. Если он будет положителен, попыталась бы откровенно поговорить и, учитывая возраст, состояние здоровья пожилой женщины, наверное, поселила бы ее в каком-нибудь частном доме престарелых. Совместно жить в одной квартире, ежевечерне с ней чай пить, мило беседовать определенно не смогу. Возможно, я злая, но для меня мать – это та, которая воспитала, за руку в школу водила, на ночь целовала, лечила, всегда оказывалась рядом и так далее. А та, что родила, а потом с любовником черт-те что устроила, о ребенке не подумала… Ну, она не мать. Но у этой истории есть продолжение, о котором ты еще не знаешь. Вскоре после моего посещения Фунтова сюда приехал неприятный парень по имени Жорж.
– Сожитель Светланы, – кивнул я.
– Он, – подтвердила Моника, – явился с предложением: дочь Валентины сдаст ДНК, тест можно сравнить с анализом Елены.
Я удивилась.
– Кто вам рассказал о моем визите? Ответ: «Одна птичка настучала». Кто-то подслушал нашу беседу с Натальей и Валентиной. Ума не приложу, кто и как ухитрился уши погреть, беседу мы вели втроем, окна они сразу закрыли.
Я усмехнулся и рассказал Монике о камерах, которые Маркус понатыкал везде, где только мог, и о наглом старшекласснике Теодоре, который очень хотел выиграть денежный приз, получить айфон и вообще заиметь как можно больше волшебных бумажек, чтобы обменять их на исполнение своих желаний.
– Вот стервец, – возмутилась Моника, – но и Жорж не лучше. Он предложил: делаем анализ ДНК. Если Валя дочь нашей больной, то можно поднять шум в прессе под лозунгом: Стеклова отвергла мать-инвалида. Он берется пристроить меня во все телешоу, которые кормятся грязными историями. Главным героям за одну съемку платят большие деньги, из них десять процентов мои, остальное получит Светлана. Читай – Жорж. Я поразилась его наглости и осведомилась:
– Как вы образец ДНК Валентины получите?
Гость снисходительно ответил:
– В ее расческе можно волосы найти, стакан подойдет, из которого она пила, кофта, белье грязное – ДНК из всего извлечь можно.
Моника кашлянула.
– Ну, волосы подходят только с луковицей, да я ему ничего объяснять не стала. Выгнала. Он сначала уходить не желал, пообещал мне не десять, а двадцать процентов прибыли. Пришлось пригрозить, вызвать охрану, чтобы красавчика восвояси отправили. Жорика к двери повели, а он остановился: «У Светки можно анализ взять, проверить, бабка ей Елена или нет». Но я ему конкретно заявила: «Вон!» И через день…
Моника заправила за ухо прядь волос.
– Угадай развитие событий?
– Явилась Светлана? – предположил я.
Одноклассница хлопнула ладонью по колену.
– Точно. Изъявила готовность прямо сейчас сдать защечную пробу, кровь – все, что я захочу. Исследование подтвердит: она родная внучка Елены или нет. Цена вопроса – пять тысяч евро.
– Ты должна заплатить ей за поход в лабораторию? – уточнил я.
– Ну не она же мне, – хмыкнула Моника, – похоже, парочка готова на все ради денег. Я ей спокойно объяснила: мне совершенно не интересно, есть ли у Елены родня и кто она. Мой визит в город инопланетян был предпринят лишь из желания помочь Лене выяснить: Валентина на самом деле ее дочь, или не совсем здоровая женщина неверно оценила ситуацию. Пять тысяч я никому платить не собираюсь, идите лесом, крошка. Елене я о беседе с Валей ничего не рассказала, соврала ей, что Стеклова уехала жить в США, я не могу с ней встретиться. Больная ничего про фейстайм, скайп и прочие блага цивилизации не слышала.
– Она безвылазно находится в интернате? – осведомился я.
Моника засмеялась.
– Хочешь удостовериться: не скаталась ли «немая» тайком в Москву, чтобы отравить пирожки с мясом? Елена не имеет денег, не знает, где живет предполагаемая дочь. Ей не доехать до Москвы на общественном транспорте. Бедолага пугается даже автобуса, который неподалеку от главных ворот монастыря останавливается. Она же много лет территорию обители не покидала.
У Моники в кармане зазвонил телефон.
– Да, Рита, – сказала Гранкина, – я на скамейке. Конечно, подходи, мы просто болтаем.
Через короткое время появилась коренастая темноволосая девушка, на ее щеках играл слишком яркий румянец.
Моника встала.
– Знакомься, Рита. В это трудно поверить, но мы с Иваном Павловичем учились в одном классе.
– Ой! Правда? – восхитилась девушка. – Матрона Васильевна, вы выглядите лет на двадцать моложе своего гостя.
Моника сложила руки на груди.
– Если хочешь кому-то соврать приятное, сначала подумай, не оскорбишь ли при этом остальных присутствующих.
– Полагаю, Маргарита совершенно искренне выразилась, – пришел я на помощь сконфуженной шатенке, – ты на самом деле смотришься моей младшей сестрой.
– Комплиментщик, – остановила меня Моника. – Ваня, Рита мой помощник, секретарь, часто шофер. Люблю на нее много дел повесить, потом за баранку усадить, а сама на заднем сиденье на компьютере в птичек играю. Красота. Рита от пробок и водителей в соседних рядах чумеет, на телефонные звонки отвечает, а я пребываю в кайфе.
– Матрона Васильевна в десять раз больше меня пашет, – заметила помощница, – и здорово, что она хоть короткое время о делах не думает. На ее телефон, тот, что у меня, океан спама вываливается.
– Оцени мою хитрость, – весело сказала бывшая одноклассница, – на свою фамилию я зарегистрировала лишь один номер, отдала его Рите. А сама пользуюсь теми, что на других лиц оформлены. Захочет кто-то ко мне подобраться, выяснит номер Гранкиной и ну звонить, эсэмэски слать: «Помогите, я инвалид Куликовской битвы, купите мне квартиру, машину, особняк на Рублевке и денег дайте». А там Рита.
– Таких много, – вздохнула девушка, – мошенников куча. Вчера мужик фото прислал: он и пятеро детей пошли гулять вечером. Текст такой, что можно обрыдаться, жена умерла, один сироток воспитывает, дайте сто тысяч на кроватку детям. Прямо слезы у меня из глаз полились. Вот, полюбуйтесь!
Рита вынула из кармана айфон, постучала пальцем по экрану и дала мне. Я взглянул на снимок и рассмеялся.
– Тоже заметили? – обрадовалась Рита.
– Конечно, – ответил я, – позади несчастного многодетного российского папаши с толпой деток висит плакат, который даже человек, практически не знающий английского, легко прочитает: «Диснейленд». На «папаше» майка, на ней надпись тоже на английском. Вот ее я не переведу.
– «Я займусь вашими деньгами, если хотите отдохнуть», – сказала Рита. – Перед нами сотрудник парка развлечений, он присматривает за ребятами, чьи родители вконец от поездки обалдели и хотят спокойно кофейку глотнуть.
– Если хочешь прикинуться несчастным вдовцом, не бери в интернете фото из США, – рассмеялась Моника.
Снимок исчез, вместо него появилось сообщение: «Лучшие обои у нас. Любой цвет и рисунок. Скидки». Перед моими глазами возникла картинка с узором из графических линий. Они вдруг стали изгибаться, переплетаться, завязываться диковинными узлами. Я уставился на рекламу и внезапно ощутил приступ тошноты.
Рита выдернула из моей руки свой телефон. Я сел на скамейку, зажмурился, но навязчивая «живопись» словно отпечаталась в мозгу.
– Ужасная гадость, – как сквозь вату донесся голос Риты, – прямо в мозг реклама втыкается. Из принципа никогда у них ничего не куплю. Вот же придумали какую мерзость. Прямо гипноз. После первого просмотра у меня так голова разболелась. И, главное, удаляю их, блокирую, а они опять появляются.
– Разве может тот, кого забанили, вернуться? – удивилась Моника.
– Легко, – воскликнула Рита, – например, он тебе шлет в ватсап сообщение с одного номера, ты его «убила». А нахал другой контакт использует. И с почтой та же ботва. Адрес oboi-77 в глюк утром отправила. А в обед прилетает фигня, но от oboj-77. Одну букву поменяли, и уже другой ящик. Представляете, сколько вариантов есть? Иван Павлович, вам плохо?
– Нет, нет, – соврал я, меня не покидала тошнота, – просто голова закружилась, сейчас пройдет.
– Лучше откройте глаза, – посоветовала Рита, – быстрее в норму придете. Сейчас чаю вам принесу, крепкого!