Глава 24

Моника показала рукой на небольшой пруд.

– Елена рассказала, что она часто выходила во двор, сидела у воды, глядела на лебедей и внезапно поняла, как ей дальше жить. Ну, расскажет она все монахам. Дальше что? Ее отвезут в милицию, туда вызовут Сергея. Стеклов не моргнув глазом соврет, что супруга умом тронулась, несет чушь невозможную, она удрала с любовником. Может, письмо от жены покажет? Лена никогда ничего не писала, образцов ее почерка нет, но супруг сам бумагу может настрочить. Если Елене велят для сравнения что-то написать, а почерк не совпадет, Сергей объявит: после нервного стресса жена иначе буквы выводит. И что сделают с Леной? Отправят в психушку. Но она уже и так в интернате.

– Вполне здравые размышления, – заметил я, – с пассажем про почерк можно поспорить, но не стоит сейчас этим заниматься.

Моника улыбнулась.

– Правильно. Лена обдумывала все и молчала. Почему она не разговаривала?

Моника похлопала по подлокотнику скамейки.

– Мы с тобой сидим у приходского дома, за нами окно, в комнате сейчас библиотека, книги можно домой взять почитать, многие ракитинцы с удовольствием абонементом пользуются. Но в прежние времена там находился кабинет моего отца. Скамейка здесь не первое столетие стоит, в монастырях, если что в тысяча пятьсот каком-то году установили, потом не тронут, чтут традиции. Лена один раз села на лавочку и разговор услышала. Отец мой беседовал с монахом, который в обители за порядком следит. Окно они не захлопнули, обсуждали вопрос, как им лучше найденку оформить, объяснить, откуда она взялась. Дело не в том, что ее надо кормить, одевать, лечить, с такими проблемами монастырь справится, но приедет проверка, заметит больную. Как быть, чтобы и правду не сообщать, монастырю не навредить и узаконить пребывание Елены в его стенах?

– В другое место ее перевести нельзя, – вздохнул благочинный, – сам знаешь, какие порядки в таких интернатах.

– Наслышан, – ответил мой отец, – и бьют бедняг, и голодом морят. Нельзя Лену от нас увозить, она погибнет, пусть живет, пока в разум не придет.

– Если придет, – уточнил монах.

– Тогда точно ей у нас остаться надо, – воскликнул врач.

И Елена поняла, эта обитель – единственное место в мире, где ее любят, о ней заботятся. Если доктор поймет, что она выздоравливает, разговаривать начала, сообщила свой адрес, ее могут отправить домой. Значит…

Моника посмотрела на меня.

– Надо изображать немую, остаться там, где ей обеспечена сытая, безопасная жизнь и куда Сергей не доберется, – договорил я.

Собеседница кивнула.

– Верно. Лена жила как у Христа за пазухой на всем готовом. От скуки начала в храм ходить, втянулась, работала в швейной мастерской, особенно не утомлялась, много гуляла. Уж не знаю как, но благочинный ей паспорт раздобыл, она стала Николаевой Еленой Ивановной без определенного места жительства, получила законное право жить в интернате, полюбила смотреть телевизор. Все было хорошо. И вдруг, спустя много лет, это шоу! Елена выяснила, что ее дочь жива, здорова, богата. И захотела с ней встретиться.

– Навряд ли Стеклова любила свою дочь, – пробормотал я.

– Да, она так мне и сказала, – согласилась Моника, – но, понимаешь, во времена, когда Валя была маленькой, у Лены с Сергеем жизнь не складывалась. Женщине хотелось красиво одеваться, веселиться, а надо было коляску качать. Муж не помогал ей совершенно, почти не разговаривал с ней, только на хозяйственные темы, типа: «Купи картошки». Почему он жену за овощами посылал? Кто физически сильнее? И по какой причине Елена всем бытом занималась, а Сергей над формулами сидел? Обида у нее росла, девочку она обузой считала. Со слезами на глазах меня уверяла:

– Не хотел Вадик Сережу с Ниной убивать, только усыпить и в постель вместе уложить.

Если это правда, то убийцы в этой ситуации Сергей Стеклов и Нина Егорова.

– Может, поэтому Нина с собой покончила? – предположил я. – Оставила записку: «Больше не могу. Простите». Странное послание. Чего она больше не могла? Жить без Вадима, воспитывать чужую девочку? Раньше я так думал. А теперь другая мысль в голову пришла, возможно, Нину совесть замучила, ведь она соучастница убийства Елены и своего мужа. А зачем ты поехала в Фунтово?

– Лена очень изменилась, живя в монастыре, – продолжала Моника, – другим человеком стала, не раз думала: надо как-то найти Валечку, попросить у нее прощения, правду рассказать. Но как это сделать? Она же немая! И вдруг шоу! Лена обрыдалась у экрана, я вошла в самый пиковый момент, и Стеклова не выдержала. Найти Валентину оказалось очень просто. На сайте города инопланетян есть несколько номеров телефонов. Около одного написано – для тех, кто хочет сотрудничать. Я воспользовалась им, мне ответил женский голос. Я представилась, объяснила, что хочу совместный рекламный проект сделать, приехала.

Моника поморщилась.

– После того как я рассказала историю Елены, Валентина заметно растерялась. Она прямо в лице изменилась, руки затряслись. А Наталья впала в агрессию, поехала на меня танком, заорала: «Еще чего! Мамаша объявилась?! Ха! Где она была, когда Валя в больнице лежала после того, как из тонущего корабля спаслась, лица лишилась? В монастыре свечки ставила? Вот пусть там и остается».

– Мой отец не мог так поступить, – сказала Стеклова, – не верю. Папа никого не мог убить.

Варякина же еще сильнее разозлилась:

– Как горе-мамаша узнала Валентину? У нее внешность после множества операций другая! Нос переделали, в щеках импланты, скулы собрать еле-еле смогли, подбородок из ее же ребра сделали. Кукушка девочку бросила, когда та в школу ходила. Ребята растут, меняются. А эта… глянула на экран и мигом сообразила – там Валя? А ничего, что лицо у дочери другое?

Я попыталась к их разуму воззвать:

– В шоу показали фото молодой Лены, она держала на руках девочку. Больная себя узнала, а не Валентину.

– Да, – окончательно потеряла голову Наталья, – отлично придумали. Программа посвящалась победе Вали в конкурсе, а ведущий превратил передачу в желтую дрянь. Низкое, подлое поведение. А вашей больной надоело в психушке жить, она решила в хороший дом пристроиться, вот и набрехала, что является матерью Валентины. И чем она свои слова доказать может? Искренними слезами?

– Анализом ДНК, – ответила я.

После этой фразы все воспитание растеряла уже Валентина, она мне заявила:

– Убирайся! Приперлась обманом, наврала про совместный проект. Одного поля ягода с Еленой. Никаких исследований я делать не стану. Детство, юность, когда мать девочке очень нужна, я ее не видела. А теперь она меня вдруг полюбила, хочет жить с кровиночкой? Передайте бабе: если она и впрямь меня родила, то воспитывала тетя Нина. Я ей благодарна, а Елену видеть не желаю. А если баба в вашей психушке мошенница, то ее номер не удался. Общаться с Еленой, кем бы она ни являлась, я не хочу и не буду. Убирайтесь, я вас видеть не желаю.

И я уехала.